лло!  -  проговорил  спокойный  и,  как  мне  показалось,  странно
холодный женский голос.
   Противные мурашки пробежали по моему телу от затылка до самых пяток.
   -  Игонину  Валерию  просят  срочно  подъехать  на  работу,  -  жалко
пролепетала я. - Там ЧП случилось.
   - В каком смысле, "на работу"? - подозрительно  осведомились  на  том
конце провода. - Кто это? Что вам надо? Будьте добры, объяснитесь!
   И я поняла, что на этот раз попала правильно...  Видимо,  психическое
истощение моего организма достигло критической точки,  потому  что  часа
через два сон все-таки свалил меня. Имей  я  хоть  малейшую  возможность
контролировать фокусы нервной системы, не уснула бы ни за что: вообще-то
сегодня ночью с большой вероятностью следовало  ожидать  ответного  хода
Человека в сером. Но, как ни странно, ничего не  произошло,  и  утром  я
проснулась в полном смятении чувств: в ужасе  оттого,  что  задремала  и
могла никогда уже больше не проснуться, и в великой радости оттого,  что
все,  слава  Богу,  обошлось!  Поправила  смятое  покрывало  на   тахте,
содрогнувшись  при  воспоминании  о  мертвой  синюшной  руке,  осторожно
потянулась,  хрустнув  суставами,  и  отправилась  в  ванную  заниматься
привычным, но изрядно подзабытым  за  последние  дни  делом  -  я  пошла
гримироваться!
   А через каких-нибудь  полтора  часа  из  подъезда  моего  дома  вышла
женщина, похожая на меня, обычную, меньше, чем  гиппопотам  на  кролика.
Бесформенная фигура указывала на невоздержанность в  еде  и  нелюбовь  к
утренней гимнастике, отекшее лицо  -  на  вероятное  нездоровье.  Устало
поджатые тонкие  губы  говорили  о  хронической  замотанности  и  тайном
желании послать все к чертовой матери. Лет ей можно было  дать  тридцать
пять, а можно и сорок. Во всяком случае,  шагала  женщина  размашисто  и
тяжело. (А что делать? Я заблаговременно вживалась в образ!)  Коричневый
болоньевый плащ на  синтепоновой  подстежке,  отрытый  на  антресолях  в
прихожей, наводил на мысли об уборке картофеля и погрузке мусора.
   Из-под плаща выглядывал подол серой юбки и  синее  спортивное  трико.
Женщина шла на работу, надоевшую ей до смерти, и выглядела как  типичная
дворничиха или, например, малярша. По  крайней  мере,  я  очень  на  это
надеялась...
   Согласно схеме Москвы и адресу, записанному в Ольгином блокноте рядом
с телефоном, ехать мне нужно было до "Петровско-Разумовской", а потом от
метро еще некоторое время идти вверх по Дмитровскому шоссе. К сожалению,
искомый Линейный проезд изображался на карте в виде хилой  и  совершенно
неопределенной  закорючки,  поэтому  оставалось   только   гадать,   что
представляет собой дом номер 8: многоэтажный небоскреб или жалкую хибару
барачного типа, предназначенную под снос? Я шла  мимо  шумного  вещевого
рынка и коммерческих магазинчиков со сверкающими  витринами  и  усиленно
молилась о том, чтобы это оказалась все-таки хибара. Но, честно  говоря,
не особенно огорчилась, увидев перед собой типовую пятиэтажку,  Главное,
в ней было не тридцать, не шестнадцать и даже не девять этажей! А еще на
дверях подъезда отсутствовал кодовый замок! Определенно, сегодня госпожа
Удача на моей стороне!
   Впрочем, говорить об удаче пока не имело смысла. Операция под кодовым
сельскохозяйственным названием "Посев паники" могла закончиться весьма и
весьма  прискорбно.  Естественно,  я  не  собиралась  дерзко  и  отважно
вламываться в квартиру женщины, являвшейся в образе Человека в сером,  и
сталкиваться с ней лоб в лоб. Глупо было надеяться  также,  что  она  не
узнает меня в этом гриме и маскарадном костюме. В  идеале  я  вообще  не
планировала попадаться ей на глаза.
   Но тут уж, как говорится, оставалось уповать на Небеса.
   Медленно обойдя дом, я с какой-то нервной радостью убедилась  в  том,
что за углом имеется отличный пункт наблюдения. Достала из кармана пачку
сигарет и закурила. Желудок немедленно ответил пакостной  унылой  болью.
Курить, конечно, не следовало, но слишком уж явственно дрожали мои  руки
и непозволительно сильно колотилось под ребрами  сердце.  В  этом  доме,
возможно, жила убийца - сумасшедшая, уже не раз являвшаяся по мою  душу,
несчастная, в вину которой так отчаянно не хотела поверить Ольга. И  мне
сейчас предстояло встретиться с ней лицом к лицу. Лицом к ее  настоящему
лицу, пусть чудовищно уродливому, но не спрятанному под  жутким  коконом
бинтов...
   Докурив сигарету до самого фильтра, я выбросила окурок на  асфальт  и
раздавила его носком сапога. Тянуть время и  дальше  было  бессмысленно.
Лишние десять минут не давали ничего, кроме дополнительной нервотрепки и
риска рухнуть в обморок все на той же нервной почве - прецедент уже имел
место. В последнее время я вовсе перестала доверять своему  организму  и
постоянно ждала от него всяческих пакостей, поэтому рисковать не  стала,
мысленно досчитала до десяти, затем еще до пятнадцати, а  потом  еще  до
ста и решительным шагом направилась к  первому  подъезду.  В  спортивной
сумке, висящей у  меня  на  плече,  шуршали  старые  газеты  и  тихонько
постукивал о дно пластмассового ковшика запасной коробок спичек.
   "Ключи от подвала в шестой квартире", - гласила  меловая  надпись  на
деревянной двери с амбарным  замком.  Я  на  секунду  прикрыла  глаза  и
мысленно сказала себе: "Отлично!"  Пока  события  развивались  в  точном
соответствии с моим планом, и как-то даже не  верилось,  что  его  будет
исполнить так просто.
   Что-нибудь  непременно  должно  было  случиться:  жильцов  из  шестой
квартиры вполне  могло  не  оказаться  дома,  как,  впрочем,  и  Валерии
Игониной, которая, несмотря на  репутацию  исключительной  домоседки,  в
последнее время что-то пристрастилась к  прогулкам  по  Москве  в  сером
мужском плаще. Однако серьезно обдумывать свои действия в случае провала
не хотелось. Оптимистический принцип "Нечего напрягаться, не  корову  же
проигрываешь!" к данной  ситуации  явно  не  подходил.  Я  вполне  могла
проиграть  не  какую-то  там  несчастную  корову,  а  свою  собственную,
единственную и драгоценную жизнь. По дороге  на  третий  этаж  мои  ноги
ежесекундно подгибались, палец, которым я  надавила  на  кнопку  звонка,
вдруг принялся извиваться и гнуться дождевым  червяком,  а  о  том,  что
случилось с голосом, вообще лучше  умолчать.  Когда  после  второго  или
третьего звонка дверь открыла немолодая женщина в  шелковом  халате,  из
моего горла вырвалось то ли карканье, то ли сипение, слившееся в длинное
и непонятное слово: "яизрэу".
   - Чего? - не поняла женщина.
   - Я из РЭУ, - проговорила я уже более членораздельно,  но  все  равно
как-то подозрительно жалобно. - Ключи от подвала у вас?
   - Да, - кивнула она и уже  повернулась,  чтобы  снять  со  стены  или
достать с какой-нибудь полочки  ключ,  но  вдруг  передумала.  Скрестила
полные руки на груди и внимательно всмотрелась в мое лицо.
   Мне сделалось сразу и жарко и холодно, а сердце  запрыгало  где-то  у
самого горла. Видимо, мои актерские навыки и способности имели  свойство
цвести буйным цветом исключительно в тепличных условиях, а в критической
ситуации отказывали, как ноги у паралитика.
   - А вы, собственно, кто? - Женщина  беззастенчиво  рассматривала  мое
лицо и скептически пожевывала нижнюю губу. - Что-то я  вас  не  помню...
Может быть, мне сначала узнать в РЭУ, посылали они кого или нет, а потом
уже давать вам ключи? А то вы  извините,  конечно,  но  народу-то  много
разного ходит! И всем надо в теплый подвал...
   Так  вот,  оказывается,  в  чем  было  дело!  По  всей  видимости,  я
переборщила со следами усталости и издерганности на лице и в  результате
получила  картинку,  большинством  людей  трактуемую   как   "несчастная
алкоголичка". А еще этот ужасный болоньевый плащ! И трико, выглядывающее
из-под  серой  юбки!  Ни  дать  ни  взять  пьянчужка,  решившая  распить
бутылочку, а заодно и вздремнуть возле теплых стояков. Хороша  гримерша,
нечего сказать! Однако времени на самобичевание не было.
   - Если хотите, звоните, - проговорила я, от всей души надеясь, что  в
голосе моем звучит сталь. - Вообще-то я - новый мастер и, между  прочим,
пришла проверить сигнал о возгорании в подвале... Мне-то  что?  Я  уйду!
Только вы потом не ходите и  не  жалуйтесь,  когда  все  ваши  шкафы  да
телевизоры погорят и вынести ничего не успеете!
   Женщина  как-то  сразу  стушевалась,  снова  занырнула  за  дверь   и
высунулась уже с ключом на проволочном кольце.
   - Вот, возьмите!.. И уж извините,  что  так  глупо  получилось.  Сами
понимаете, ходят всякие, мальчишки вон  в  подвале  балуются,  да  и  от
взрослых  спасу  нет...  А  что  там  загореться-то  могло,  если  дверь
заперта?
   - Гудрон, - ответила я многозначительно и,  не  дожидаясь,  пока  она
спросит о чем-нибудь еще, резво потрусила вниз.
   Теперь надо было действовать оперативно и четко.  К  счастью,  замок,
казавшийся  неприступным,  как  крепость  Измаил,  открылся  без  особых
усилий. Из подвала пахнуло затхлостью, сыростью и  почему-то  подгнившей
картошкой. Я чиркнула спичкой и начала осторожно  спускаться  по  крутым
ступенькам. Дверь за моей спиной, естественно, захлопнулась. На какие-то
несколько секунд мне стало так жутко, как никогда в жизни: представилось
вдруг, что фигура в сером плаще сейчас возникнет из  темноты  и  сомкнет
ледяные пальцы на моем горле. Но я заставила себя сделать еще  несколько
шагов вперед и, к великому облегчению, нащупала впереди влажное "колено"
водопроводной трубы. Внизу обнаружилось небольшое укромное пространство,
что мне, собственно, и было нужно.
   Я села на корточки,  расстегнула  сумку  и  достала  оттуда  железную
кастрюлю. В кастрюлю сложила мятые сухие газеты,  а  под  них  подсунула
изломанный пластмассовый ковшик. Еще раз  чиркнула  спичкой  и  поднесла
язычок пламени к краешку бумаги. Она тут же  весело  занялась.  В  сыром
воздухе едко запахло дымом.
   "То ли еще  будет,  когда  пластмасса  завоняет!""  -  удовлетворенно
подумала я и ринулась к выходу из подвала.
   Дальнейшее было делом актерской техники и  случая.  Причем  случай  в
который уже раз за сегодняшний день оказался на моей стороне.  В  первой
же квартире, в  которую  я  начала  суматошно  долбиться,  дверь  открыл
энергичный мужчина среднего  возраста  в  драповых  брюках  и  клетчатой
рубахе.
   - В подвале  возгорание!  -  завопила  я,  багровея  от  волнения.  -
Возможно испарение ядовитых веществ. Звоните в "пожарку" и помогайте мне
выводить людей из  подъезда.  В  квартирах  никому  не  оставаться!  Все
поотравитесь к чертовой матери!
   - Ага! - коротко и понятливо отреагировал мужчина и, накинув какую-то
куртку, рванул вслед за мной по лестнице. Вдвоем мы лихо подняли на ноги
с шестерых жильцов. А дальше уже  пошла  цепная  реакция,  не  требующая
моего непосредственного  участия.  Люди  стучались  и  звонили  в  двери
соседей, крича:
   "Тамара Семеновна! Выходи!  Горим!..  Валечка,  документы  возьми  на
всякий случай!.. Антон, открывай, это не из военкомата, правда,  пожар!"
Я же в числе первых паникеров коварной тенью выскользнула из подъезда  и
притаилась на своем наблюдательном пункте. Теперь надо было смотреть  во
все глаза!
   Честно говоря, мне и в голову никогда не приходило,  что  такая  уйма
людей днем сидит дома. Среди мирных жильцов, варварски  выкуренных  мною
из помещения, было, конечно, довольно  много  пенсионеров,  но  примерно
половину составляли относительно молодые мужчины и женщины. Несмотря  на
то, что мой первый добровольный  помощник  надсадно  кричал:  "Спокойно!
Куда ж вы вещи-то тащите!
   Сказано, пожара не будет -  просто  отравление!"  -  народ  почему-то
никак не желал успокаиваться. На улицу с собой волокли  какие-то  сумки,
баулы, шубы, обернутые в полиэтилен, даже кухонные комбайны. Из-за двери
подвала вился сизый дымок, пахло на редкость отвратительно.
   "Ничего! Сейчас "пожарка" приедет и мой вонючий  ковшик  затушит!"  -
успокаивала себя я и, боясь лишний раз моргнуть, всматривалась в силуэты
выбегающих из подъезда женщин. Бетонная пристройка в  торце  дома  почти
полностью скрывала меня от глаз жильцов, но что  толку?!  Казалось,  уже
все, абсолютно все  покинули  свои  квартиры,  однако  никого,  хотя  бы
отдаленно похожего по манере двигаться на Человека в сером,  я  пока  не
обнаружила. Как не обнаружила, кстати, и ни одной  несомненно  уродливой
женщины! И вот  когда  уже  поражение  казалось  явным  и  неотвратимым,
раздался голос какой-то старушки:
   - А Лерочку-то Игонину забыли?!  По  толпе  прокатился  встревоженный
ропот.
   Потом сразу трое мужчин кинулись в  подъезд.  Еще  ничего  толком  не
понимая, но уже томясь нехорошим предчувствием, я высунулась  из  своего
убежища и обмерла...
   Все затеянное и осуществленное мной в этот день  оказалось  абсолютно
бессмысленным. Зря мерзли бабушки-пенсионерки на улице.  Зря  догорал  в
подвале полезный в хозяйстве пластмассовый ковшик. Зря я сегодня  стояла
целый час перед зеркалом, а вчера, с  риском  быть  пойманной,  крала  у
Ольги записную книжку.
   Ольга была права: Лера Игонина никак не могла изображать  Человека  в
сером! Трое мужчин выносили из подъезда инвалидное кресло.  А  в  кресле
сидела она. Широкий темный капюшон почти полностью скрывал ее лицо. Да и
не в лице было дело! Я смотрела на  ее  ноги.  На  ее  кошмарно  тонкие,
недоразвитые ноги, недвижно стоящие на специальной  высокой  ступенечке!
Такие ножки едва смогли бы выдержать вес четырехлетнего ребенка. Болезнь
ли, врожденный ли порок  сделали  их  абсолютно  бесполезными,  но  Лера
Игонина не могла ходить!
   Неподалеку завыла пожарная сирена. Я подняла с земли сумку и закинула
ее на плечо, уже ничуть не боясь заляпать свой болоньевый  плащ  осенней
грязью, смешанной с мокрым  снегом.  Версий  больше  не  было,  не  было
надежды, и как-то очень слабо верилось в то, что Ольга что-нибудь узнает
о том Дне рождения с фотографии... Ауры какие-то, отрубленные руки и эта
нудная манера Человека в сером совершенно нереальным  образом  возникать
на моем пути. А если и не возникать, то оставлять  напоминанием  о  себе
трупы или пошлые открыточки  с  кошмарными  собачками.  Конечно,  вполне
возможно,  что  разгадка  крылась  где-то  рядом,  и  вся  эта   мистика
элементарно объяснялась моей  категорической  неспособностью  составлять
простейшие логические цепочки. Но мне уже почему-то почти верилось в то,
что он - не человек'. И только это маленькое и хрупкое "почти"  отделяло
меня от неприятного слова "шизофрения".
   Однако, пока я еще жила и  даже  худо-бедно  соображала.  Еще  видела
солнце в просвете серых облаков  и  слышала  шум  машин  на  Дмитровском
шоссе. Бросив последний взгляд на людей, все еще толпящихся у  подъезда,
я  вышла  из-за  угла  и...  увидела  его,  "Вот  это   уже   называется
навязчивостью даже у призраков! - промелькнула в голове веселенькая, как
похоронный марш, мысль. - Не привидение, а какая-то  кукушка  из  часов,
честное слово!" .А он стоял в каких-нибудь  пяти  метрах  от  меня  -  и
прикрывал поднятым воротником плаща нижнюю часть лица. Человек  в  сером
ждал меня и, похоже, знал мои планы на три хода  вперед!  На  руках  его
были темные кожаные перчатки.
   В первую секунду я подумала о том, что от него  как-то  подозрительно
дешево для посланца Сатаны пахнет туалетной водой  "Доллар",  во  вторую
-,о том, что я все-таки потеряю сознание. А в следующий миг мне  помогли
это сделать, плотно прижав к лицу тряпку, пропитанную эфиром...
   Второе за последние три дня воскрешение было еще менее приятным,  чем
первое.  Все-таки  естественный  обморок  подразумевает  нормальное   во
становление жизненных функций. А сейчас голова моя просто  раскалывалась
на тысячу мелких кусочков, во рту было  сухо  и  отчего-то  сладко,  все
мышцы и кости невыносимо ломило. Примерно  что-то  в  этом  духе  я  уже
ощущала однажды, когда отходила от наркоза после лечения зубов. Но тогда
неповоротливый язык  нащупывал  во  рту  новенькие,  гладкие  пломбы,  и
душеньку  мою,  вернувшуюся  с  заоблачных  высот,   переполняло   тихое
мещанское счастье. Теперь же особых причин для радости не наблюдалось.
   Надо мной был обычный низкий потолок салона автомобиля, подо  мной  -
обитое зеленой кожей сиденье, а на мне - ничего, кроме трусов и  старого
черного бюстгальтера. И это при том, что печка в машине не  работала,  а
погода стояла далеко не летняя! Мои ноги, густо покрытые гусиной  кожей,
подергивались конвульсивно, как лапки умирающего  бройлерного  цыпленка.
Синюшные руки выглядели сейчас наверняка  не  многим  лучше  отрубленных
конечностей Вадима Петровича. К счастью, нигде ничего не болело,  и  это
оставляло надежду на то, что меня просто раздели.
   Осторожно-осторожно,  боясь  сделать  неловкое  движение  и  нечаянно
зашуметь, я приподнялась на локтях и огляделась. Кроме  меня,  в  машине
никого не было - ни на водительском месте, ни на  переднем  пассажирском
сиденье. За окнами шумел какой-то сумрачный парк, костлявые ветви черных
Деревьев покачивались на фоне  фиолетового  неба.  Жутковатым  недвижным
пятном на смерзшейся земле лежал свет включенных фар, в  пепельнице  еще
Дымилась  недокуренная  сигарета.  Казалось,  что  люди  покинули   этот
"Летучий голландец" на колесах  в  Омовение  ока,  не  успев  толком  ни
удивиться, ни пугаться...
   Я за последние дни тоже  разучилась  и  удивляться  и  пугаться,  как
цивилизованная женщина, и будь у меня с собой парочка  осиновых  кольев,
литра два святой воды или хотя бы связка чеснока, немедленно  начала  бы
готовиться к обороне. Но,  кроме  нижнего  белья,  в  моем  распоряжении
ничего  не  имелось,  поэтому  оставалось  одно  -   бежать!   С   диким
остервенением я принялась  дергать  все  ручки  по  очереди  и,  как  ни
странно, достигла успеха. Три дверцы оказались заперты, а одна -  та,  к
которой я лежала ногами, - открыта!
   Жалобное "ай" поневоле вырвалось из моего горла, когда  босые  ступни
коснулись заледеневший земли. Левую икру  тут  же  свело  такой  сильной
судорогой, что пальцы на ноге болезненно скрючились. Но времени на стоны
и  восстановительный  массаж  не  было:  нечто,  именуемое   "инстинктом
самосохранения", настойчиво пихало меня в спину и зудело:  "Беги!  Беги!
Беги!" Я еще как-то отстраненно успела подумать, что этот самый инстинкт
,даже лабораторную крысу заставляет до последней  секунды  цепляться  за
свое жалкое подобие жизни, и вдруг увидела буквально в пяти метрах перед
собой темную бетонную стену! А в стене - маленькую деревянную дверь!
   Вполне возможно, это были задворки какого-нибудь  Дома  культуры,  из
тех, что  в  изобилии  разбросаны  по  московским  паркам.  Стремительно
переполнившись неистовой любовью к Домам культуры и  страстной  надеждой
на то, что замок не заперт, я бросилась вперед. Пару раз ударила в дверь
плечом, еще пару раз - бедром, потом догадалась потянуть ее на себя и  -
о чудо! - она открылась. В черных трусах и лифчике,  похожая,  вероятно,
на сбежавшую пациентку психдиспансера, я ввалилась в  какую-то  каморку.
Здесь было темно и почти так же холодно, как на улице, вдоль стен стояли
унылые швабры и перевернутые ведра. А на полу лежала  тоненькая  полоска
света! Она выбивалась из-под  еще  одной  двери,  ведущей,  вероятно,  в
служебное помещение.
   Терять мне было нечего. А в душе теплилась шизофреническая надежда на
то, что Человек в сером, согласно  своему  привиденческому  статусу,  не
выползет на яркий свет. Поэтому я, не долго  думая,  налегла  и  на  эту
дверь и... Если вы полагаете, что меня  опять  угораздило  нарваться  на
этого урода, то  сильно  заблуждаетесь!  И  я  до  сих  пор  не  могу  с
уверенностью ответить, что было предпочтительнее: встреча с  "призраком"
или то, что произошло на самом деле...
   Когда .к моим глазам, ослепленным поначалу  ярким  светом,  вернулась
способность видеть, то... Впро