Марка стреляли холостыми, что  Султана
в аэропорту Первомайский поджидал  Лече  Дугушев,  завербованный  ФСБ...
Море вариантов, лишь бы голова варила исправно.  И  публичные  признания
Марка, коих было не избежать,  начались  бы  по-другому:  "Я,  Марковцев
Сергей  Максимович,  получил  от  своего  непосредственного   начальника
задание. Суть его в следующем: провести  инсценировку  террористического
акта,  потребовать  освобождения   из...   Для   полной   убедительности
потребовать выкуп в размере пяти..." А закончились бы признанием  агента
в "недержании": сдали нервы. Оттого и сидит  террорист,  весь  опутанный
проводами. То бишь основную, финальную часть Марк обязан  был  брать  на
себя.
   Рассказывая, Сергей поглядывал на экран телевизора. Сделав  репортеру
знак не останавливать запись, он  набрал  номер  оператора  пейджинговой
связи.
   - Девушка, примите сообщение абоненту  "Сапер"...  Да,  вы  правильно
поняли...
   И снова взгляд на экран телевизора.
   Без  преувеличения,  обнаружение  заминированного  террориста   стало
новостью номер  один,  репортажи  с  места  события  велись  крупнейшими
телекомпаниями не только России. Наиболее полно освещались они no HTB  и
шли без перерыва, как хороший детектив.
   Сергей  видел  тяжелую  поступь  сапера  и  прикидывал,  сколько  тот
затратит  времени,  пока  доберется  до  главного   действующего   лица.
Рассчитал он довольно точно, и когда оператор пейджинговой связи приняла
сообщение и передала его абоненту, сапер поспешно возвратился назад.
   Марк предчувствовал реакцию взрывотехника  и  ожидал  его  повторного
возвращения.
   "Давай, давай назад, - уговаривал сапера Марковцев, - у меня есть что
сообщить тебе".
   - Первая  попытка  обезвредить  мину  оказалась  неудачной,  -  часто
сбиваясь, напряженно вел репортаж диктор HTB Петр Марченко. - Пока мы не
знаем причину, но попытаемся узнать от  другого  нашего  корреспондента,
который находится в непосредственной близости от места  происшествия,  у
строения номер три. Напомню нашим телезрителям...
   Панорама сменилась. На  первом  плане  -  бесформенный  бронированный
горб, за ним оперативная группа. Там, где укрылся оператор, явно  рискуя
навлечь на себя гнев правоохранительных органов, недавно  проходил  путь
Сергея Марковцева.
   -  ...видите  на  своих  экранах  подъехавшего  министра   иностра...
простите, внутренних дел... По  всей  видимости,  сейчас...  да,  хорошо
видно, как министр беседует со взрывотехником...
   "Давай, давай", - торопил его Марк, держа наготове телефон.
   Все, пошел.
   Сергей снова прижал трубку к уху.
   - Здравствуйте еще раз. Примите  сообщение  для  абонента  "Сапер"...
Диктую...  -  Марк,  шумно  выдохнув  и  подмигнув   репортеру,   слегка
подрагивающими пальцами взял из пачки очередную сигарету. -  Еще  десять
минут, и продолжим.
   Репортер облизнул пересохшие губы. Он во все глаза смотрел  на  этого
странного человека и не верил в происходящее. Однако только он  один  на
данный момент являлся свидетелем этой поистине драматической сцены.  То,
что  происходило  в  парке,  тесно  переплеталось  с  тем,  что  снимала
видеокамера...
   Он понял одно: без фона, которым  являлся  прямой  репортаж  с  места
событий, откровения Сергея Марковцева выглядели бы менее убедительными.
 
*** 
 
   ...На руке террориста снова запищал  пейджер,  и  снова  взрывотехник
вздрогнул, машинально отдергивая руки. В  этот  раз  он  успел  подробно
осмотреть "пострадавшего"; нигде не  видно  замедлителей,  нет  их  и  в
пейджере - в пользу этого говорило его рабочее состояние. Однако  прошло
полминуты, прежде чем, поежившись и передернув плечами, сапер  нажал  на
кнопку пейджера. На экране  высветилась  надпись:  "Парень,  он  взрывал
дома, убивал мирных жителей, казнил пленных.  Прав  я  или  нет,  узнаю,
когда ты сделаешь свой выбор".
   Руки сапера дрогнули. Его не приглашали  поучаствовать  в  казни,  не
собирались  поделиться  ответственностью.  Незнакомец,  сбросивший   это
сообщение, сомневался, советовался и сам советовал поступить по совести.
И он где-то рядом, видит все действия сапера, перечитывающего строки:
   "Парень, он взрывал дома..."
   Взрывотехник оглянулся, словно  надеялся  увидеть  незнакомца  совсем
рядом...
   Как поступить в этой ситуации? Он - профи и мину, какими  бы  хитрыми
взрывателями ее ни окружай, обезвредит.  А  дальше?  Подняться,  махнуть
рукой - мол, все в порядке - и облегченно вздохнуть?  Да,  облегченно...
"Парень, он убивал мирных жителей..." Все в порядке,  мина  обезврежена,
забирайте его. И живодера увезут в тюрьму. И он  будет  жить.  А  сапер,
читая газеты и глядя на экран телевизора,  будет  видеть  перед  глазами
бегущую строку:
   "Парень, он казнил пленных..." А если бы он не получил это сообщение,
что тогда? И в этом случае совесть не оставила бы его в покое.
   Может, это неизвестный облегчал ему  жизнь?  Да,  наверное,  так.  Он
давал возможность разделить не внутреннюю неустроенность, а, наоборот  -
чувство удовлетворения, победы. В одиночку  такую  задачу  решить  очень
трудно. Он выручал сапера, давал  возможность  дышать  спокойно,  легко,
полной грудью, с чувством выполненного долга.
   Как  много  дало  ему  это   электронное   сообщение...   Не   будучи
исчерпывающим, оно тем не менее точно указывало на будущее: "Прав я  или
нет, узнаю, когда ты сделаешь свой выбор". Оба они  должны  помочь  друг
другу.
   В этом сообщении был глубокий подтекст, о котором  знали  только  два
человека: Сергей Марковцев и покойный Андрей  Овчинников.  Последнему  и
отдавал дань уважения человек с агентурным псевдонимом Марк.
   - Ну вот что, - сообщил сапер  по  рации,  -  я  не  робот.  Слышали,
пейджер пищал? Мне тут сообщение пришло: рвануть может в любую  секунду.
Отбой.
   Он был профессионалом. Незнакомец - тоже. Один ставил мину, зная, что
другой обезвредит ее. Им ни к чему лишние инструкции. Уверенный  в  том,
что часы в данный момент исполняют функции  секундомера,  который  нужно
запустить,  нажав  на  одну  из  трех  кнопок  "Ситизен",   взрывотехник
безбоязненно нажал на крайнюю справа, ибо в силу  своей  профессии  знал
все типы часов.
   - Ну вот и все, приятель, - сапер  заглянул  в  полные  страха  глаза
Амирова. - У меня приказ министра: люди ждут суда над тобой.
   Опустив край одеяла, он  тяжело  поднялся  и  зашагал  к  спецмашине,
широко расставляя ноги и отведя руки в стороны.
   Кто-то заметил улыбку на его лице, но тут же забыл об этом, поскольку
все внимание было сосредоточено на подобии могилы - бронированном холме,
под  которым,  умирая  от  страха,  покоился  серийный  убийца.  Вот-вот
вздыбится броня и вслед за кровавыми ошметками разлетится глухой  отзвук
взрыва.
 
*** 
 
   Время на часах  ворочало  цифры.  Сколько  торопливых  ударов  сердца
осталось до конца? Каждый из  них  для  Султана  был  последним,  каждый
кричал: "Сейчас!" Сознание меркло на миг и снова вспыхивало.
   Никаких мыслей о вере в то, что он делал последние годы,  о  любви  к
родине. И если бы не был накрыт  броней,  увидел  бы  среди  белого  дня
черное небо, куда его настойчиво призывали.
   Смертельный маятник опускался все ниже  и  наконец  коснулся  сердца,
которое не выдержало с тем же истошным криком: "Сейчас!"
 
*** 
 
   - Ну, продолжим? - Марк снова подмигнул репортеру и больше не  бросал
взглядов на телевизор.
   Журналист указал на экран:
   - Не все еще кончилось. - Опасаясь,  что  собеседник  не  так  понял,
пояснил более доходчиво:
   - Не взорвался еще.
   - Взорвался, - уверенно произнес Сергей.
   - А... - Палец репортера продолжал указывать на  телевизор.  -  Вроде
все цело.
   - Поверь мне, все кончилось. На чем  я  остановился?..  Так  вот,  21
сентября, в пятницу, я  снова  связался  с  Андреем  Овчинниковым  и  по
телефону предложил ему встретиться...
 
*** 
 
   Прошло пять напряженных минут... Десять... Пятнадцать...
   Ни взрыва, ни его отголосков, ни шматков окровавленного  мяса  из-под
одеяла.
   - Ничего не понимаю, - министр внутренних дел походил  на  сыщика  из
мультфильма. Он перевел требовательный  и  в  то  же  время  недовольный
взгляд на сапера.
   ...На этот раз он сделал то, чего не  сделал  раньше.  Острым  ножом,
похожим на хирургический  скальпель,  крест-накрест  надрезал  ткань  на
спасательном  жилете,  потом  материю  кармашка,  топорщившуюся  острыми
углами. Под ней обнаружилась обертка из фольги, а не фирменная  упаковка
тротиловой шашки. Скальпель коснулся и ее. В глаза бросились  вдавленные
цифры на коричневатой поверхности: ОСТ 16-368-99. И  ниже:  60%.  А  еще
цена...
   На тротиловых шашках цену не  ставят.  Сапер  потянулся  к  пейджеру,
чтобы стереть сообщение. Только так он мог отмыться от подозрений,  чему
способствовали  куски  хозяйственного  мыла,   которыми   был   напичкан
спасательный жилет. Взорвалось лишь небольшое, судя по всему, количество
тротила в районе  грудной  клетки  мертвеца,  на  то  указывала  тлеющая
материя.  Взрыв  был  настолько  слабенький,  что  его  не  услышали   с
расстояния пятидесяти метров, но  его  как  раз  хватило  на  то,  чтобы
террорист распрощался с жизнью.
 
Эпилог 
 
Самара, 27 октября, суббота, три недели спустя 
 
   Управляющий  делами  ОАО  "Международный   аэропорт   Новоград"   Лев
Давыдович Шейнин решил отдохнуть  и  взял  путевку  в  Рим.  Улетать  из
родного аэропорта поостерегся по нескольким причинам. Во-первых,  он  не
любил проводов в родном коллективе, которые так или иначе навевали мысли
о проводах на пенсию и, собственно, скрытый намек на  свой  возраст;  не
выносил он и повышенное внимание  к  собственной  персоне,  которого  не
миновать: стюардессы и пилоты - знакомые,  под  их  взглядами  он  будет
чувствовать себя не  в  своей  тарелке,  хотя  по  определению  выходило
наоборот, ежели, конечно, сравнивать  самолет  с  неопознанной  летающей
тарелкой.
   Во-вторых, Лев  Давыдович  хотел  избежать  фривольных  расспросов  с
недвусмысленными намеками  на  его  принадлежность  к  древнему  этносу.
Почему это он летит  отдыхать  в  Италию,  а  не  в  Израиль?  Зная  его
незлобивый  характер,  подчиненные  обязательно  отпустили  бы  подобную
шутку. А он  не  хотел  отвечать  непатриотично  по  отношению  к  своей
исторической родине, это, мол, там  сейчас  стреляют,  взрывают,  там  -
террористы.  Вот  не  так  давно  по  телевизору  показали  сюжет,   где
переодетый еврейским  священником  палестинец-смертник  взорвал  себя  и
полицейских, которым его  облик  показался  подозрительным.  Точнее,  не
облик, ибо одежда и внешность не вызывали сомнений, а  собственно  багаж
или ручная кладь при  нем,  -  даже  здесь  Шейнин  думал  аэрофлотскими
стереотипами, что еще раз  доказывало,  что  ему  срочно  нужно  сменить
обстановку и недельку-другую отдохнуть.
   Он приобрел путевку через самарское агентство "Москва-тур" и добрался
до Самары на поезде: хорошо, уши не закладывает,  под  ногами  буквально
твердь, а не  невесть  что,  стюардессы,  то  бишь  проводницы,  кажутся
беззубыми - ни одна не улыбнулась; так же, не раскрывая губ, одна из них
что-то прошамкала про ноги пассажира. Вначале Лев  Давыдович  не  понял,
словно поезд вдруг взлетел и у него по-настоящему заложило уши, потом до
него дошло, что ему рекомендуют поднять ноги. Он задрал их и  держал  на
весу, пока наземная стюардесса не протерла под ним грязной тряпкой пол.
   Весело, иллюминаторы  большие,  земля...  рядом,  о  господи!  От  ее
близости с непривычки сердце уходило в  пятки.  Под  металлический  лязг
"шасси" директор аэропорта задремал.
   Самара. Вот это вокзал отгрохали! Вот это воздвигли самарцы монумент!
С одной стороны, похож на мечеть, с другой -  на  огромную  синагогу,  в
которую могли уместиться все верующие земель Израилевых. Удивившись  еще
и заоблачным ценам на такси, Лев Давыдович вскоре очутился  в  аэропорту
Самара. Тут все  оказалось  нормально,  без  "вывихов":  здания,  как  и
положено в Аэрофлоте, приземистые.
   С немецкой точностью рассчитав время, уже через час после прибытия на
аэровокзал Шейнин встал в очередь на регистрацию, отметившись у  старшей
туристической   группы.   Пассажиры,   прошедшие   регистрацию,    имели
возможность  зайти  в  магазин  беспошлинной  торговли.  Лев  Давыдович,
проходя   мимо,   за   стеклянной   перегородкой    увидел    еврейского
священнослужителя  -  в  черном  костюме,  белой  сорочке,   застегнутой
наглухо, и шляпе. Все бы ничего, если бы раввин с короткой  бородкой  не
покупал...
   В его руках управляющий  аэропортом  увидел  продолговатую  коробочку
разрекламированного одеколона "Юнкерский" по цене восемнадцать долларов.
И сейчас реклама одеколона над прилавком бросалась в глаза: "Он  русский
- и это  многое  объясняет".  В  случае  с  евреем,  точнее,  с  выбором
парфюмерии,  -  наоборот,  малость  запутывало.  Если  бы   Шейнин   был
израильским  полицейским,  заподозрил  бы  неладное,  как  в  случае   с
террористом-смертником. Если у последнего не "бил" багаж, то у  этого  -
парфюм.
   "Где я мог его  видеть?"  -  задался  вопросом  Лев  Давыдович.  Лицо
священника за круглыми очками со слегка затемненными стеклами показалось
ему знакомым.
   На смену немецкой точности пришла  английская  педантичность:  самому
подойти и представиться Шейнин посчитал неуместным, может, подумал он, в
самолете их места окажутся рядом.  В  случае  чего,  игнорируя  лишенные
смысла правила приличия, можно будет напроситься к  соотечественнику  на
соседнее кресло.
   Пассажиры  дружно  погрузились  в  автобус,  доехали  до  самолета  и
выстроились в очередь перед трапом. Среди них было много женщин и  детей
и  даже  один  священник.  Этакий  еврейский  капеллан  на   гражданском
воздушном судне. Он стоял в числе первых и прошел на  борт,  на  секунду
обернувшись.
   "Бесспорно, где-то я его видел", - уже не сомневался  Шейнин.  Именно
сейчас  он  почувствовал  это,  когда  священник  задержался  на  трапе.
Почувствовал остро, словно уже переживал однажды схожий  момент.  Именно
на трапе, у входа в самолет?
   Директор пропустил вперед себя женщину с ребенком, и у него  внезапно
пересохло во рту. Дежа вю. Даже голова слегка закружилась.
   Священник. Не дает покоя мысль  о  культе.  Когда  он  последний  раз
беседовал с раввином, имамом, православным батюшкой?..
   Православным...
   Православным?..
   Нет,  не  вспомнить.  Непроизвольно  качая  головой,  Шейнин  ворочал
страницами памяти. Хотя... Может, он не знает его, но  слышал  имя?  При
чем тут имя, если голова забита лишь расплывчатым образом  и  такими  же
неясными моментами, связанными с самолетом. А значит, с работой целиком?
С огромным международным аэропортом, куда  ежедневно  прибывают  десятки
рейсов? Как тут вспомнить  какой-то  отдельный  момент,  который,  может
быть, лишь краем коснулся его памяти?
   Но нет, не краем. Что-то значительное произошло, иначе  не  участился
бы пульс, не закружилась голова.
   Так, хватит всех пропускать, решил Шейнин,  женщины  и  дети  уже  на
борту, остались одни мужчины.
   Что?!
   Одни мужчины?!
   Вот-вот дастся в руки разгадка.
   Он решительно шагнул на первую ступеньку трапа, кивком головы ответил
на улыбку  стюардессы.  В  салоне  первым  делом  огляделся...  Вот  он,
странный  покупатель,  странный  пассажир,   заставивший   поволноваться
директора аэропорта.
   - Здравствуйте. Летите в Рим? Не против моего соседства?
   - Добрый день, -  отозвался  священник,  отвечая  на  вопросы  не  по
очереди, а "каскадом". - Не против, садитесь, пожалуйста.  Лечу  в  Рим,
как вы правильно заметили.
   Марковцеву проще было покинуть страну, к примеру,  из  международного
аэропорта Самара, нежели из Шереметьева. Впрочем, он держал в  голове  и
другой вариант -  аэропорт  Новоград,  учитывая  один  момент:  если  на
каком-то  контрольно-пропускном  пункте  и   будет   усилено   внимание,
ориентированное на поимку преступника, то не в Новограде.  О  Марковцеве
помнят в этом городе, многие видели его в лицо, тем  самым  внимание  их
притупится. Они жили не его образом, а собственно событиями.  Некоторые,
противореча логике, но не психологии человека, ждали  чего-то  похожего.
Но только не возвращения в эти края Марка.
   Все же Сергей отказался от этого варианта. Но кто  мог  предположить,
что на борту самолета, отправляющегося в Италию, где на его счету лежала
круглая сумма денег, он встретит  знакомое  лицо  именно  из  Новограда.
Роковая случайность, иначе не назовешь.
   Он покидал родину в тот день и час, когда с  журналиста  телекомпании
ТВ-6 снимался запрет на обнародование видеоматериала, записанного в день
публичной казни Султана Амирова. Именно в этот час  генерала  Прохоренко
корежило от злобы, а минуту назад выпустило из  клещей  кратковременного
шока.  Попутно  начальник  управления   сделал   резонный   вывод:   его
специальный агент сейчас далеко от родных рубежей и водоразделов.
   - Надолго? - упорствовал Шейнин, решив, пока не вспомнит, так и будет
задавать вопросы. Отчасти потому, что  чувствовал:  еще  немного,  и  он
получит окончательный ответ.
   Положив ручную кладь на полку, Шейнин собрался опуститься  в  кресло,
но его остановил голос соседа:
   - Не в службу, а в дружбу: положите и мой саквояж, пожалуйста.
   В службу...
   В памяти Льва Давидовича всплыло нечто библейское:  "Марка  возьми  и
приведи с собой, ибо он мне нужен для служения". И слова эти  прозвучали
будто бы голосом собеседника.
   Шаг за шагом он приближался к разгадке.
   - Спрашиваете, надолго ли я улетаю? - Сергей дождался, пока его сосед
займет место рядом. - Кто знает?.. Здесь я увидел все,  что  должен  был
увидеть. Но, возможно, скоро я  вернусь.  Возвращение  -  это  покаяние,
однако оно не подразумевает забывчивости о собственных грехах.  Маймонид
говорил о покаянии в три этапа: "Осознание греха,  отказ  от  греховного
поведения и неповторение  подобного  в  последующем".  Не  повторение  -
говорю это искренне, Лев Давыдович, потому как вы узнали меня.
   Шейнин проглотил тугой ком, подступивший к горлу. Да, он узнал  этого
человека, который, наверное, не  рассчитывал  на  подобную  встречу,  но
стойко, до некоторой степени мудро повел себя в сложившейся ситуации.
   - Давайте я расскажу вам конец истории, начало которой вы  знаете,  -
предложил Сергей.
   Лев Давыдович не стал отказываться. Он вдруг почувствовал способность
предугадывать события, и, что бы  ни  услышал  он  от  рассказчика,  его
решение, принятое спонтанно, на подсознательном  уровне,  останется  без
изменений. Он верил - и все - в искренность Марка, как если бы  сам  был
священником, а его собеседник - кающимся грешником. До некоторой степени
так и было.
   - Расскажите, - кивнул Шейнин. - Но  прежде  ответьте  на  вопрос:  в
вашем саквояже нет парашюта?
   - Как нет и запасного аэродрома в кармане,  -  откликнулся  на  шутку
Марковцев. - Мы вместе  приземлимся  в  аэропорту  назначения,  в  Риме.
Обещаю.
   "Ну и спасибо", - кивнул Лев Давыдович.
   Ему захотелось, чтобы рассказ Марка занял все время полета, чтобы, не
дай бог, не осталось и минуты на  вопрос,  на  который  он  отвечать  не
хотел. Вдруг Сергей спросит, почему Лев Давыдович летит отдыхать в  Рим,
а не в Израиль? Ответить правдиво, что, мол, он опасается встретить  там
террористов?..
   Шейнин рассмеялся  и  вспомнил  высказывание  Луи  де  Фюнеса:  "Если
человек смеется между двумя инфарктами, его надо лечить".