и  себя
в порядок после перенасыщенного событиями дня: сидели в  сауне  отеля  и
потягивали немецкое пиво.  Прядь  волос,  которой  Овчинников  прикрывал
поредевшую макушку, сейчас мокрой мочалкой падала на  ухо.  Сбоку  такая
молодежная прическа выглядела модной, зато когда он поворачивал  голову,
менялось все - прическа, его лицо,  одна  половина  которого,  казалось,
улыбалась, тогда как другая  пугала  какой-то  безжизненностью.  Ему  бы
искусственный глаз на плешивую сторону, рассеянно подумал Сергей.
   - Недавно я в буквальном смысле слова отдохнул в квартире  путаны,  -
продолжил Марк, обращаясь к "нормальной" стороне Андрея. - И понял:  мне
не нужна жена, подруга, мне нужна гейша. Приветливый взгляд,  заботливые
руки. Чтобы представала она пред  моими  очами  только  тогда,  когда  я
захочу. Я не хочу любить, потому что начну ревновать.
   - Ревность развлекает, - заметил Андрей.
   - Меня развлекает автомат Калашникова. И давай закроем эту тему.
   Но тут же вернулся к ней снова:
   - Она сама сказала: мол, не хочет помогать, потому  что  у  нее  есть
дела поважнее. А ведь в тот раз я ее не  просил  о  помощи.  Вот  сейчас
спроси ее, на чьей  она  стороне,  -  Катя  ответит:  "Еще  не  решила".
Почувствуй разницу в вопросах и ответах, Андрей, и ты все поймешь.
   Так или  иначе  они  старались  избегать  основной  темы,  касающейся
Султана Амирова. Ведь важно уметь расслабиться не только телесно.
   И в Марке, и в Андрее сидело  сейчас  по  два  человека.  Приметив  в
приятеле такое раздвоение  визуально,  Сергей  точно  знал  о  таком  же
разделении его чувств, эмоций. Может, Андрей остыл, но  и  без  прежнего
воодушевления он все же продолжит работу. Удовлетворение  придет  позже,
причем не диким восторгом, а скорее проявится усталым  взглядом,  легкой
улыбкой; придет опустошенность - этого не избежать. Ведь шоколад сам  по
себе горький.
   Бывший капитан "Гранита" возлагал какие-то свои надежды на поездку  в
Дагестан,  как  баталист,  рисовал  перед  собой  пусть  не  скорые,  но
решительные картины боевых действий. А может, ничего такого и  не  было;
повседневная рутина перемолола  все  -  воспоминания,  действительность,
мечты. Винегрет. Его едят  ложкой,  не  выбирая.  Вот  и  хапнул  порцию
Андрюха, закусил, напевая - уже монотонно: "Мне все снятся военной  поры
пустыри". И не ему ли знать, что настоящие победы выстраданные.
   - Я тоже устал, Андрей,  -  поделился  своими  мыслями  Марковцев.  -
Действительно все обрыдло,  нет  азарта.  Какие-то  холодные  мы  стали.
Таких, как мы, не разогреешь; обжечь можно. Вскрикнул, вскочил, подул  и
забыл.
   Овчинников покивал головой: "Разогреть нельзя, обжечь можно".
   - Да, ты верно подметил. Сам я долго не  мог  подобрать  определения.
Надолго нас не хватает, это правда.
   - Ладно,  хватит  париться,  -  закруглился  Марк.  -  Все  равно  не
согреемся.
   - Интересно, дипломат, с которым ты говорил, - чья креатура?
   - Не знаю. Но кого-то одного не представляет. Кавказский  ставленник,
одним словом. Знаешь, кого он мне напомнил?
   - Кого?
   Сергей   проследил   за   поворотом   головы   партнера,   насладился
трансформацией его лица и намекнул:
   - Нашего общего друга. Он капитан первого ранга,  возглавляет  в  ГРУ
"экспертно-проблемный" отдел. Гру-узный такой мужик.
   - Не говори при мне его фамилию.
 
*** 
 
   Султан поджидал товарища на месте, которое ровно  один  час  и  сорок
минут назад покинул Марковцев. Чеченец словно пытался  познать  сущность
своего врага, ощущая его невидимое  присутствие,  его  зловещий  фантом,
витающий в этой комнате, злой дух, что всегда действует ради собственной
выгоды, ради себя. И что за выгоду преследует Марковцев?  На  ум  пришло
определение, созвучное с сущностью злого духа, сатаны: сатисфакция. Марк
ищет удовлетворения.
   Не таясь, во двор въехали "Жигули" четвертой  модели  с  Гумистой  за
рулем. Громко хлопнув  дверцей,  к  комнате  тем  не  менее  он  подошел
неслышно.   Откинулся   край   ковра,   пропуская   чеченца.    Встретив
вопросительный взгляд командира, Аслан ответил коротко, по существу:
   - Они остановились в "Богосской вершине".
   - Сколько их? - После  продолжительного  молчания  собственный  голос
показался Амирову неродным.
   - Основных двое.  Сняли  номер  на  втором  этаже.  Окна  в  середине
восточного здания,  точнее  не  скажу,  выходят  на  центральную  аллею.
Остальные - трое или четверо, не сумел посчитать, - вроде как охранники.
Их джипы с  местными  номерами  стоят  на  площадке,  напротив  входа  в
гостиницу.
   -  Отлично!  -  взбодрился  Султан.  -  Напомним  русским  "афганскую
зачистку".
   Это выражение расшифровывалось просто:  вначале  автоматная  очередь,
потом вопрос: "Кто идет?"
   Небольшая команда Амирова  разместилась  на  двух  легковых  машинах.
Боевиков вместе с командиром насчитывалось десять человек.  Их  как  раз
хватало на подобную операцию, поскольку Султан  не  раз  доказывал,  что
проще   действовать   силами   организованного    меньшинства,    нежели
задействовать сотню, которая  по  своей  многочисленности  уже  являлась
неорганизованным большинством.
   Подобная тактика во  все  времена  обречена  на  успех.  Султан  брал
дагестанские селения,  наводил  ужас  на  соседние  республики,  которые
корежило от одного только известия: "Банда Султана Амирова  проникла  на
территорию  Дагестана  и  движется  к  границе  Ставропольского   края".
Вставали на уши  регулярные  войсковые  части  Российского  государства,
зеленели, маскируясь, под болотными фуражками лица  пограничников:  идет
меньшинство.  Которое  контролирует  рынки  в  крупных  городах  России,
игорный и прочие бизнесы, коммерческие и государственные банки,  "ставит
на счетчик"  всех  русских  свиней,  рабов  по  своей  сути.  Начиная  с
примитивных счетных палочек Чингисхана, заканчивая не менее  примитивным
загибом  пальцев,  сопровождаемых  акцентом.  Любым   -   картавым   ли,
гортанным, не имеет значения.
   Как-то  раз  Султан  задумался  над   парадоксальными   историческими
взаимоотношениями между народами Кавказа и России. Когда отступать  было
некуда, горцы сдавались на милость победителю  и  служили  ему  верой  и
правдой. Тогда  как  русские  всегда  дрались  до  победного  конца,  до
последней  капли  крови.   Выходило,   русские   сильнее.   Они   всегда
побеждали... в борьбе за поражение.  Вот  где  парадокс.  Как  ни  искал
Султан ответа на это противоречие, не смог  найти  его  даже  за  многие
месяцы, проведенные в следственном изоляторе Лефортова.
 
*** 
 
   Машины на большой скорости двигались в южном направлении.  Расстояние
до Южного - тридцать километров, от поселка до отеля,  рядом  с  которым
лежало в низине небольшое селение, - порядка десяти.
   Султан спокоен: обычный рейд на  его  веку,  который  мог  затеряться
среди десятков ему подобных.
 
Глава 20 
"Афганская зачистка" 
 
60 
 
Дагестан 
 
   Гостиничный  номер,  снятый  приятелями,  ничем   не   отличался   от
забронированного в  свое  время  управлением  оперативной  разведки  для
Ганелина и Марковцева. Из окон открывался знакомый  уже  пейзаж:  ровные
полукольца сосен, голубоватые горы, озеро, небольшой водопад.  Как  и  в
прошлый раз, отдыхающих мало, свободных номеров много.
   Четверо  махачкалинских  парней   из   службы   охраны   "Мегаполиса"
разместились в номере на первом этаже, окнами выходящем  на  парковочную
площадку. Они распределили посты так. Один постоянно находился в машине,
другой прохаживался по коридору второго этажа маршрутом: место  дежурной
-   лестница.   Третий   занял   место   напротив   конторки   дежурного
администратора. Четвертый отдыхал  в  номере,  чтобы  через  пару  часов
сменить кого-либо из товарищей.
   Постояльцы, в чью программу отдыха входили  и  услуги  яхт-клуба,  не
особо любопытствовали относительно двух соседей.  Лица  не  кремлевские,
однако опекают их прилично.  Местная  охрана  немногочисленна.  Эти  три
слова несли в себе глубокий смысл и  вселяли  чувство  неуверенности.  А
молчаливые парни одним только своим присутствием заставляли забывать про
этот устоявшийся дисбаланс. Особенно в ночное  время.  Вот  как  сейчас,
когда  сосны  засеребрились  под  светом  встающей  луны,  когда  ухнула
какая-то птица, а эхо размножило ее тревожный сигнал.
   Сцепив на затылке  пальцы,  Марковцев  лежал  на  удобной  деревянной
кровати-полуторке. Его редко подводило чутье,  он  чувствовал  невидимую
связь между неспокойными выкриками птицы в доме Шамиля Наурова,  где  он
буквально требовал от себя принять  предложение  дагестанца,  и  сейчас,
когда тревожные отголоски словно повторялись;  прошлое  перекликалось  с
настоящим и подгоняло к невидимому порогу, за которым - будущее.
   Но как перешагнуть через него? Никак. Сколько  ни  шагай,  все  равно
ступаешь в настоящее. Это как загадочные свойства поверхности:  снимаешь
слой, а за ним снова поверхность. И так до тех пор,  пока  за  очередным
слоем не обнаружится  последний  -  самый  тонкий  и  невесомый,  оттого
бесценный. Как последний миг самой жизни.
   - Спишь, Андрей?
   "А в ответ - тишина..." Боится продолжения  разговора",  -  подытожил
Марк молчание товарища.
   Тема беседы в гостиничном номере буквально обрушилась на  Сергея.  Он
не предполагал этакой правозащитной критики, которая прозвучала  из  уст
напарника. Марк поддержал бы разговор, если  бы  ему  не  предшествовали
откровения бывшего капитана диверсионного отряда в его загородном  доме:
"Я с тобой... Обрыдла работа, кабинет, морда шефа, его жена..."  А  если
короче, то тоскливый взгляд Андрея: "Хочу на остров".
   Куда деть его недавние слова, высказанные едва ли не робко. Хотя нет,
просто осторожно: "Ты был прав, Сергей, когда  говорил:  "Амирова  нужно
вернуть в Лефортово".
   Дальше  Овчинников  мог  и  не  продолжать.  Однако   он   продолжал,
употребляя какие-то сопливые термины о рамках  закона,  за  которые  они
могут выйти - ну, там, пустить пулю в  лоб  Султану.  Мол,  этим  все  и
закончится. Сергей же, едва сдерживаясь, переводил "сопли" на нормальный
язык и...
   Он гнал от себя мысль, что в чем-то соглашался с  Андреем,  признавал
его правоту,  опять  же  интерпретировал  его  красноречивые  недомолвки
по-своему. А по Овчинникову выходило буквально следующее: те люди, в чьи
дома Султан принес несчастье, не поймут, не удовлетворятся,  еще  больше
озлобятся, узнав, что террорист пал то ли от случайной пули,  то  ли  от
законной. Бегал-бегал где-то,  а  потом  вдруг  обнаружили  его  труп  в
какой-нибудь пусть даже самой грязной из всех канав,  как  если  бы  его
случайно сшибла машина. Это был бы шок от несправедливости, непонимание.
По большому счету всех бы устроил законный суд над  преступником,  чтобы
никому не было мало; пусть немного, но поровну на всех.
   Немного нескладно говорил Овчинников, но Сергей понял капитана. А кто
поймет его, Марковцева? Какое право имел Андрей ставить его в один ряд с
теми...
   Вот здесь загвоздка, здесь огромная  заноза.  И  не  помогли  никакие
доводы в свою пользу: Марк сделал много, очень много, он  поймал  добычу
и, как лев в своем прайде, имеет право на львиную долю.
   Однако жертва на свободе, никто ее пока не поймал,  шел  дележ  шкуры
неубитого зверя.
   И на то имелся  довод:  Овчинников  как  бы  предостерегал  Марка  от
неразумного решения, точнее, заранее наставлял  его  на  путь  истинный.
"Хочу на остров..."
   Что это - выходит, прихоть или просто порыв? Ему действительно просто
обрыдло?
   "Я бы не взял на  себя  такую  ответственность,  -  сказал  Андрей  и
продолжил, вопрошая:
   - Разделил бы? С кем? Хотя бы один из тех сотен согласится оставить в
стороне остальных? Если бы нашелся такой, я бы сказал  во  множественном
числе: "Делайте свое дело, вы правы. Только вы двое правы. Делайте  свое
дело, разделите его поровну и расскажите остальным, дипкурьеры  хреновы,
вооруженные парламентарии от народа!"
   Вот  как  нахватался  Андрюха  терминов,  вот  как  загнил  в   своей
банковской ячейке российского капитализма!
   А ведь он прав, сукин сын! Но как быть со своей совестью, ее-то  куда
приткнуть? Что, мучиться потом кровавым поносом? Или "радоваться" вместе
со всеми? Принести собственное  самолюбие  и  ущемленное  достоинство  в
жертву? Кому? Да не людям, нет! Не прав Андрей, не так смотрит со  своей
колокольни. А она у него стоит на крепком фундаменте, в  ней  есть  все,
даже то, чего не должно быть в храме, взять хотя бы  любовницу,  ходячие
рога этого управляющего. В первую  очередь  об  этом  надо  подумать,  о
своей, так сказать, чистоте, потом уже заводить  разговор  о  педикулезе
соседа.
   "А если я найду  такого  человека?"  -  Марк  скорее  не  спросил,  а
продолжил развивать тему до бесконечности, чего не любил; однако  не  по
своей воле. "Не найдешь, - ответил Овчинников. - Потому  что  не  будешь
искать". - "Не думай, что ты владеешь приемами убеждения".
   На этом  и  закончился  их  разговор.  Последнее  слово  осталось  за
Марковцевым, но легче ему от этого не стало.
   - Спишь?.. Ну-ну, спи. Спокойной ночи.
   Злость не оставила Сергея, наоборот, она взяла его  неспокойную  душу
новым приступом. Теперь он злился на себя за то, что не внял совету Кати
Скворцовой: "Уезжай. Ты заработал денег, чего тебе  еще  надо?"  В  этом
случае  его  голова  была  бы  свободна  от  миротворческих  соображений
партнера. И вообще, никакого партнера у него не было бы.
   Сейчас вдруг пришла мысль собственно о миссии Овчинникова. Он виделся
этаким ангелом-хранителем, уберегающим не тело, но душу: "Хрен с  тобой,
умирай". Этаким дежурным ангелом, заступившим на пост, не зная о клиенте
почти ничего, кроме сухих анкетных данных.
   Марк злился оттого, что все  поисковые  мероприятия  зашли  в  тупик.
Султан мог объявиться хотя бы в двух местах - в Москве и Казани, но даже
пополам не разорвешься. И чем больше думал об этом, тем больше признавал
правоту партнера. Однако с какой трактовкой признать ее? Извини, ты  был
прав? Умыть руки, значит позабыть о страшных предсмертных словах старого
дагестанца: "Будь ты проклят, иуда!"
   "Уезжай..."
   Ах, если бы в тот  момент  Катя  добавила:  "Но  прежде  спустись  на
землю!"
   Марк насторожился. Ему почудился шум в коридоре. Прежде чем шагнуть к
двери, Сергей осторожно выглянул в окно, не тревожа занавеску.  Все  как
прежде: неподалеку от высокого крыльца с  вазонами  стоит  джип.  Но  не
видно охранника.
   Рядом стал Овчинников. Не спал. Конечно, не спал. От  незначительного
шума в коридоре не проснешься.
   - Кажется, у нас гости, - прошептал Марк.
   Андрей соображал быстро:
   - Лучше бы мы сходили к мулле. - Возможно, он прятал за этими словами
чувства, заставившие обостриться его черты. Только что, несколько  минут
назад, погиб его подчиненный.
   Но не  успел  он  договорить,  как  за  дверью  раздалась  автоматная
очередь, и  где-то  в  середине  в  нее  вклинился  хлопок  пистолетного
выстрела.
   Вот  и  еще  один  сложил  голову.  А  это  была   уже   уверенность,
подкрепленная открытыми действиями противника.
 
*** 
 
   Из десяти человек семь прошли обучение в  диверсионных  лагерях.  Сам
Султан был не только теоретиком в этих школах, но и практиком.
   Машины остановились в  километре  от  "Богосской  вершины",  и  отряд
Амирова оставшийся путь проделал пешком и совершенно бесшумно, будто  на
тренировке перед главным соревнованием.
   Гумиста бережно держал в руках  "АКМ",  на  котором  вместо  дульного
тормоза-компенсатора    был    установлен    глушитель    с     десятком
звукопоглощающих прокладок, а магазин заполнен специальными патронами  с
тяжелой пулей и сравнительно малым пороховым зарядом. Оптический  прицел
на  автомате  казался  громоздким,  его  длину  провоцировал   резиновый
наглазник.
   Снайпер держался рядом с командиром. В  оптику  он  в  деталях  видел
центральную дверь, сероватые вазоны словно специально подсвеченные яркой
лампой, висящей за чугунной решеткой над входом. Там же,  не  скрываясь,
прохаживался парень из охраны. Видимо, вышел покурить. А может, тут  его
пост. Но он не из  числа  постояльцев.  Здесь,  в  "Богосской  вершине",
бывшем санатории, остались от советского прошлого и позаимствованные  от
нерушимого  английского  консерватизма   неписаные   правила:   ресторан
закрывался в одиннадцать вечера. Но до этой поры за столиками  никто  не
засиживался. Сюда действительно приезжали отдыхать, а  не  оттягиваться.
Все, что нужно отдыхающим, - это природа, горный воздух.
   Также Гумиста отчетливо разглядел второго охранника,  находящегося  в
джипе. Он сидел на месте  водителя,  его  профиль  на  несколько  секунд
перечеркнула  сетка  прицела,  затем  снова  переметнулась  на   первого
охранника. И еще раз. Аслану предстояло сделать два быстрых выстрела:  в
одного, потом в другого.
   Он  слыл  хорошим  снайпером,  жаль,  в  его  руках   не   "СВД",   а
"Калашников", однако  расстояние  от  середины  темной  аллеи  до  целей
позволяло выполнить работу даже из "АКМ".
   Гумиста ждал сигнала от командира. Остальные стянутся  к  входу,  как
только с разницей в мгновенья прозвучат два выстрела,  один  из  которых
поднимет на ноги оставшихся гостей: еще как минимум  пару  охранников  и
двух основных, ради которых сейчас приходилось терпеть  холодную  землю,
распластавшись на ней и найдя в зарослях аккуратно  постриженных  кустов
удобное окно. Поднимет их на ноги выстрел через стекло джипа,  а  ждать,
когда водитель покинет свое место, можно очень долго. Да и его  товарищ,
похоже, докуривает свою сигарету.
   Но оказалось, не так долго. Уже неважно, по  какой  причине  охранник
вышел из машины, но снайпер, не дожидаясь команды, боясь упустить  такой
подарок, поймал его голову в прицел.  Потянув  спусковой  крючок,  Аслан
мысленно приготовился произвести второй выстрел, теперь уже смещая ствол
не по ранее намеченной траектории, поскольку цель распрямилась  во  весь
почти  двухметровый  рост.  И  не  попадала  в  поле  зрения   дежурного
администратора, дремлющего за конторкой.
   Выстрел.
   Пуля попала точно в затылок.  А  две  последующие  вспороли  ткань  в
районе нагрудного кармашка охранника, стоящего на верхней ступеньке, так
и не сумевшего ничего понять.
   - Отлично, Аслан, - похвалил стрелка Султан, боковым зрением  отмечая
метнувшиеся к двери тени своих боевиков. Они получили  четкие  указания:
стрелять во все, что движется, добивать контрольным выстрелом  в  голову
даже то, что не подает признаков жизни.  Двигаться  могло  все,  включая
перепуганных постояльцев в окнах отеля, или их же, охваченных паническим
ужасом, покидающих эти старые стены через двери и даже слуховые окна  на
чердаке.
   А пока о панике говорить рано. Гумиста отлично справился  с  работой.
Звуки повалившихся тел поглотила, как глушитель,  насторожившаяся  ночь,
подкинув очередной  подарок:  ухнул  филин,  зашелестели  кроны  кленов,
сбрасывая на  землю  оранжево-кумачовое  осеннее  одеяние;  помог  будто
усилившийся поток воды над блестевшим невдалеке озером.  Султан,  словно
читая  недавние  мысли  Андрея  Овчинникова,  повторил   про   себя   не
по-восточному тяжеловесную мудрость: "Если гора не идет к  Магомету,  то
Магомет идет к горе".
 
61 
 
Дом Рашидова стоял не в самом удобном месте. По идее, на пересечении дорог, одна из которых вела на возвышенность и прямиком выводила к "Богосской вершине", должен был стоять дом участкового или кого-нибудь из патрульно-постовой службы. Своеобразный круглосуточный пост. Вышел справить малую нужду среди ночи, увидел нарушителя и тут же указал палкой на место рядом с собой. 
   Следователь отдела внутренних дел вышел не по  нужде,  а  выгнать  со
двора соседского кобеля, в очередной раз пробравшегося за забор. На пару
с сукой, верой и правдой сторожившей двор Раши