твительно, что они могли предложить Марковцеву в этих стенах в обмен
на его признания? Ничего. Даже кирки, как  удачно  пошутил  следователь.
Теперь есть за что поторговаться и к концу десятой минуты дать  согласие
на сотрудничество.
   Выразить недовольство?  Выдавить  горькую  усмешку?  Или  остаться  с
неподвижным лицом? Сергей обозначил тревогу беспокойным взглядом и  чуть
подрагивающими пальцами взял из пачки сигарету.
   Гиббон самодовольно ухмыльнулся.
   Марк продолжил размышления.
   Вряд ли они тронут Ольгу. Следственным органам не на руку, если вдруг
близкий родственник обвиняемого попадет в неприятную историю. Это тут же
свяжут с давлением на подследственного. Другое дело, если имя Марковцева
попадет в  прессу  в  траурной  рамке.  Посредством  Ольги  Марку  могли
отомстить его подельники, но никак не спецслужбы. В  этом  случае  такая
версия пройдет бесспорно.
   Марковцеву не хватало  информации.  В  больничной  палате  он,  кроме
следователя и молчаливых медицинских работников, ни с  кем  не  общался,
радио не было. Как отсутствовало оно и в камере. Точнее, не работало.
   Радио в камере не работало...
   Только сейчас Сергей понял, почему оно молчало.  Потому  что  он  мог
услышать о происшествии в Новоградском аэропорту, услышать  свое  имя  в
сочетании  со  следственным  изолятором  Лефортово.  Дело  громкое,   до
некоторой степени загадочное, и отдельные репортажи и комментарии к нему
наверняка попадали в эфир.
   Правило информации: событий нет, пока о них  не  сообщат  в  СМИ.  Но
якобы сломанный приемник рассказал Марку все, как  если  бы  оказался  в
рабочем состоянии. И утешительный  приз  за  наблюдательность  и  умение
делать выводы: Ольгу они не тронут.
   Впору выразить радость,  облегченно  выдохнуть,  растянуть  в  улыбке
губы...
   - Время, - Пинковский надел часы и бросил взгляд на Суворова.
   - Хорошо, я скажу, - глядя в  пол,  тихо  произнес  Марк.  -  Точнее,
покажу. Вам придется вывезти меня на место. Без меня не найдете.
   - Далеко? - оживился Гиббон.
   - Раменский район.
   - Надеюсь, место хранения не в производственном цехе или складе?
   - Нет, обычный частный дом.
   Позади арестанта щелкнули замки кейса. Полковник ФСБ встал и  так  же
молча, как появился, исчез из камеры.
   - Молодец, Марковцев,  -  похвалил  Пинковский.  -  Я  знал,  что  мы
сработаемся. Сегодня отдыхай, а завтра с Утра поедем на... обозначим его
местом подготовки преступления.
 
42 
 
Дагестан 
 
   Дело пошло не так, как планировал Науров.  Каждую  минуту  дагестанец
ждал  появления  в  этих  местах  казенных  людей.  Он  не  покажет   им
захоронение своего кровника Султана Амирова, действительно  захоронения,
ибо подвал походил на склеп, а спокойно ответит, что убил чеченца, сжег,
сбросил пепел в выгребную яму.
   На раненого  Марковцева  могли,  должны  навалиться,  надавить  сразу
несколько спецслужб. Ему проще сказать правду - ту, что он знал: назвать
имя заказчика, причину, которая двигала дагестанцем.  Но  вряд  ли  Марк
облегчит свою участь и вряд ли усложнит жизнь Шамилю. Дагестанец не  для
протокола расскажет все, а следствие прикинет, обнародовать  правду  или
похоронить ее в этих красивых местах.
   Наверное, все же огласят, Шамиль предстанет перед судом, из зала же и
шагнет к своей машине, чтобы два-три года жить в ладу с законом.
   Мешала всему этому непредсказуемость,  которую  представлял  из  себя
главный  исполнитель.  Если  деяния  Шамиля  Наурова  суд   расценит   в
пару-тройку лет, то Марковцеву дадут не меньше  пожизненного.  Исправить
ситуацию мог несчастный случай в тюрьме, где  содержится  преступник.  И
это дело правоохранительных органов. Не допустят они  суда  над  Марком,
потому как придется ужесточить наказание и самого Наурова. А это  сулило
волнение не только в Дагестане, а  на  всем  Северном  Кавказе.  Как  ни
крути, а Шамиль судил кровника по закону гор и кровной мести. И неважно,
кого он использовал для достижения своих целей. Прежде чем  судить  его,
прокуроры и судьи хорошенько задумаются и прислушаются к мнению свыше. В
очередной раз прозвучит призыв изучать историю Кавказа.
   А Марка жаль...
   Шамиль качал головой,  не  ведая,  чем  может  помоч1  арестованному.
Действительно,  получилось  буквально  он  использовал  Сергея.  А   еще
Константин Горохов поимел Марка. Ах, если бы не его идиотская выходка...
Горохов, попади он в лапы правоохранительных органов, молчать не станет.
   Каждую минуту ожидая  приезда  казенных  личностей,  Шамиль,  однако,
недоумевал: что-то они тянут с визитом. Дагестанец ненавидел их, имея на
то вескую причину. Сын... Они хотели использовать его  имя.  Ради  чего?
Зачем они смешали его с русскими именами, с заложниками?  Ведь  Саид  во
время штурма спецназа не мог находиться  вместе  с  ними,  подтверждение
тому видеокассета, о  которой,  кроме  Шамиля,  Султана  Амирова  и  еще
нескольких подонков из окружения полевого командира, не знал никто.
   Шамиль не видел, как погиб Саид, но четко представлял  его  действия.
Не из трусости, конечно, и чтобы остаться в живых, а чтобы не  запятнать
честного имени отца, он, сторожа заложников...
 
*** 
 
   ..."Обложили..."  Саидом  овладела   отрешенность,   руки,   держащие
автомат, дрожали. И дай он сейчас очередь по пленным  русским  солдатам,
вряд ли попал хотя бы в одного.
   Низкое  окно  в  сарае  походило  на  экран  телевизора,  в  нем   не
художественный бой, а документальная бойня. Как и откуда русские  узнали
о временном базировании  отряда  Султана  Амирова,  просто  непостижимо.
Обложили отряд не мотострелки, а, похоже,  бригада  особого  назначения.
Методично вспарывают плотную оборону, шаг за шагом сужая кольцо. Русские
десантники крушат все живое  и  неживое  из-за  громкого  имени  Султана
Амирова. Как точно и красиво прошивают трассеры наемников, как невидимо,
но так же метко бьют обычные пули.
   Вот ухнул неподалеку русский гранатомет, тут  же  рядом  с  сараем  с
заложниками вздыбилась земля, полетели в небо обломки.
   Горло вздулось от напряжения, готовое выкрикнуть что есть  силы:  "Не
стреляйте! Здесь заложники!"
   Заложники...
   Зародившаяся в  мозгу  Саида  мысль  подтолкнула  его  к  решительным
действиям. Он свалил на грязный пол  солдата,  на  мгновение  задержался
взглядом на его связанных за спиной руках и  изо  всех  сил  ударил  его
прикладом в шею. Еще раз по извивающемуся телу, еще,  пока  заложник  не
перестал дергаться. Саид убивал, спасая имя своего отца.
   Второй солдат умер быстро, удар пришелся точно в  позвонок,  на  этот
раз приклад не скользнул по коже, сдирая ее с шеи.
   А за стеной  сарая  уже  отчетливо  слышны  хриплые  выкрики  русских
десантников.
   "Успею", - подумал Саид, убивая последнего заложника.
   Выглянув  в  окно,  секунду-другую  он  постоял   неподвижно,   затем
окровавленным  прикладом  разбил  стекло  и  выбросил  автомат.   Быстро
разделся, оставаясь в спортивных брюках и майке. Этого  мало.  Тут  Саид
сделал невозможную во всех  смыслах  вещь:  кровью  убитого  им  солдата
вымазал руки, лицо... И снова  мало,  на  теле  нет  ни  одной  ссадины.
Пригодилось разбитое стекло.
   Саид торопился, но сразу не смог нанести себе рану - оказывается, это
очень  трудно.  Надавливая  на  осколок  стекла,  провел  им  по  плечу.
Почувствовав  острую,  нестерпимую   боль,   закричал.   И   -   уже   с
остервенением, проклиная всех  -  живых  спецназовцев,  мертвых  солдат,
полуживого Амирова, которого, видимо, решили взять живым, -  нанес  себе
еще несколько порезов.  Кровь  убитого  им  заложника  смешалась  с  его
кровью, он побратался с мертвецом.
   Наверное, прогневил всевышнего, ибо тот не  дал  ему  лишней  минуты.
Когда Саид связал свои руки и достаточно ловко продел между ними ноги  -
так, чтобы руки оказались  за  спиной,  -  в  окно  влетел  кумулятивный
снаряд,  выпущенный  российским  десантником:  кто-то  из   спецназовцев
заметил выбитое окно - как для ведения огня, -  и  сразу  же  в  сторону
сарая грохнули из гранатомета. И все, кто находился в нем - и жертвы,  и
палач, - мгновенно стали единым целым - погибшими заложниками.
   Амиров, полуживой, со смертельной тоской в глазах смотрел  из  оконца
на ставшие красноватыми листья винограда, опутавшего беседку.  А  в  ней
сидел сгорбленный старик.
   Вот уже месяц Султан, променяв "камерное" благочестие  на  близкое  к
ожесточению  разнообразие  сырого  погреба,   с   ненавистью   любовался
неповторимыми красотами Дагестана. Месяц мысленно  топтал  траву,  пинал
цветы, проклинал все то, за что боролся.
   С натягом понимал, что затишье это временное. Не хотел  верить,  хотя
ему четко указали на срок его заключения.
   "Сколько можно?!" - задыхался от страха и боли узник и кричал в окно,
привставая на цыпочки:
   - Убей меня!! Скажи об этом моим детям, жене! Друзьям!
   Кто-то думал, что Султан  мертв,  кто-то  еще  надеялся  увидеть  его
живым.
   Как же хорошо было в камере Лефортова! Там все  находилось  на  своих
местах,  даже  состояние  узника  -  хотя   и   незавидное,   оставалось
стабильным. Что может быть незыблемей старых кирпичных стен?
   Те, кто считал Султана живым, оголили себе нервы, - таких  наберется,
наверное, не один десяток  тысяч.  Мирных  жителей.  Во  всяком  случае,
москвичей. Или торговцев на рынке Пятигорска. Сравнение  не  вызывающее,
не оскорбительное. Здесь ПРАВДА, а она одинакова  страшна  и  на  пышных
улицах Первопрестольной, и  на  загаженных  торговых  площадях  того  же
Пятигорска.
 
43 
 
С пятью миллионами в кармане Костя влачил жалкое существование. Он боялся обменять на рубли даже одну сотенную купюру. Не все, но часть денег переписана. Какая? Он брал в руки пачки так, словно надеялся увидеть на них следы черного порошка от ксерокса, иные следы, о которых не имел ни малейшего представления и которых не было в помине. 
   На рынках Москвы и области полно скупщиков валюты, но  где  гарантия,
что они не под контролем? Все?! Дикая мысль, оттого, наверное, и пугала.
   Время. Нужно выждать. Его знают по имени, поджидают у родственников и
знакомых. Только почему-то не показывают по ТВ его фото, не дают в  эфир
описания. Неужели Марковцев, чудом выживший после  четырех  выстрелов  в
упор, не назвал имени своего сообщника?
   Странно. Глупо. Костя, в надежде облегчить свою участь, выдал  бы  на
следствии всех своих подельников.
   Времени подумать у Кости было достаточно, он пробовал набросать,  как
говорят  специалисты,  психологический  портрет  Марковцева.  Он  потому
напрягал свои мозги, что не видел логики в поведении Сергея за решеткой.
Тот стал словно другим человеком, поскольку  до  той  роковой  для  него
минуты внезапного нападения все  его  действия  базировались  на  четкой
организованности.
   Может, он впал в амнезию? Потерял память?
   Дай-то бог...
   Подобные мысли грели Горохова.
   Себе он  мог  признаться,  что  двигала  им  только  алчность.  Стать
обладателем всех денег, а не части. Сейчас он не знал, что  делать  хотя
бы с одной купюрой. Не хватало  связей.  Вот  у  Марка  все  было  четко
налажено: канал на черном  рынке  оружия,  в  банке  "Мегаполис".  Глава
службы безопасности банка возьмет не меньше десяти процентов, во  всяком
случае, потери могут вырасти до одной пятнадцатой от общей суммы.
   Пятнадцать процентов.
   Во время подготовки операции разговор о процентах покоробил Костю, он
хотел было внести предложение: разделить деньги до  "отмывания",  а  там
пусть каждый ищет свою стиральную машину.
   Тогда  все  казалось  легко,  осуществимо,   сейчас   же   обернулось
неразрешимой проблемой, и создала ее  личная  Костина  глупость:  аванс,
выданный Марком - сто тысяч, он оставил у матери. Но домой не  сунешься,
даже о телефонном звонке нечего и думать, опасно.
   Связи. Где бы найти надежного человека в банке? Такой есть в СИБМире,
но он, во-первых, обычный служащий.  Он  без  особого  труда  подготовил
видеоматериал, но ему не под силу  получить  список  меченой  валюты  Он
трус, его можно припугнуть, помахав перед носом видеокассетой, в  случае
чего расшибется в доску, но все сделает.
   Вот Марковцев все подготовил,  но  стоит  ли  рисковать  одному,  без
чьей-либо поддержки со стороны? Вот именно - со стороны.  Никого  нельзя
брать в долю, никому нельзя ничего говорить.
   Горохов не нервничал по поводу скрытости своих компаньонов. Марковцев
и Мезенцев знали больше, он меньше.  У  них  основная  роль,  у  него  -
второго  плана.  Так  и   должно   быть.   Например,   Костя   не   знал
местонахождения базы, на которой скрывались два приятеля, но знал,  кого
подставляет Марковцев в качестве  поисковиков  в  предполагаемом  районе
выброски. Знал достаточно, но не все, информационные бреши не  позволяли
набросать полную картину как действий, так и хода мыслей компаньонов.
   Андрей Овчинников - бывший спецназовец.  Директор  банка  и  человек,
отвечающий за безопасность, как правило, имеют  много  общего,  повязаны
всевозможными тайными махинациями и так далее. Главный охранник -  ключ,
он же посредник в обмене меченой валюты. Теперь Косте жаль было  бросать
на ветер даже "засвеченные" деньги, которые надлежало уничтожить.
 
Москва, 17 сентября, понедельник 
 
   Мимо   пункта   обмена   валюты,   работающего   от   банка   СИБМир,
расположенного  на  пересечении  Волоколамского  шоссе  и  Дубосековской
улицы, Костя проходил в  третий  раз.  С  обостренными,  поэтому  новыми
чувствами, будто позаимствованными от другого человека, Горохов  замечал
те мелочи, на которые еще месяц назад не обратил бы внимание.
   Вот парень кавказской национальности стоит рядом с табло, на  котором
высветился курс валюты на сегодняшний день.  Ничего  особенного,  однако
Костя отметил невидимую связь между ним и еще парой кавказцев, стоящих в
отдалении. Кто они по  национальности  -  чеченцы,  дагестанцы,  ингуши?
Визуально он научился определять приблизительные этнические особенности.
В армянах, к примеру, не было чего-то "обрусевшего", что  ли,  жесткости
во взгляде. Иного чеченца порой -  молодого,  во  всяком  случае,  -  не
отличишь от русского.
   Он мог  подойти  к  "валютному"  кавказцу,  над  чьей  головой  висел
"ценник", с законным вопросом: "Валюта  нужна?"  А  вдруг  тот  проверит
банкноты в кассе, которую, судя по всему, "крыл"  вместе  с  товарищами?
Оптимальный вариант для такого вопроса - поздний вечер, когда все пункты
обмена валюты закрыты.
   У страха глаза велики - в этом Костя убедился на собственной шкуре.
   Здесь, неподалеку от площади Расковой, куда его тянуло как  магнитом,
он разрывался на три  части:  поджидал  возле  банка  своего  знакомого,
боялся этой встречи и опасался своей инициативы.
   И вдруг ему в голову пришла отнюдь не рядовая мысль, от  которой  его
бросило   в   жар.   Грядущая   затея   вобрала   в    себя    жадность,
изобретательность, которую впору назвать изощрением, и многое другое. Он
не колебался лишь по одной причине: уйдет время на раздумье и  прихватит
с собой решительность.
   -  Привет,  брат.  Ты  чеченец?   -   Костя   сморщился   от   своего
вступительного слова. Глупее вопроса, конечно, не придумаешь. И  другого
варианта не было. Как узнать национальность, не спросив об этом?
   - А ты русский, да? - Валютчик в карман за словом не полез. Но если в
вопросе Кости прозвучал  интерес,  то  интонация  кавказца  вопрошала  с
нескрываемой издевкой.
   - Есть обоюдный интерес, - продолжил Костя. - Не знаешь, кому продать
информацию о Султане Амирове?
   - Не знаю такого  человека.  С  обменом  валюты  могу  помочь  -  без
документов и справки, а так... - Чеченец развел руками.
   - Как хочешь. - Костя напустил на лицо равнодушие и пожал плечами.
   - Эй, погоди! - окликнули его, едва Горохов сделал несколько шагов. -
У меня есть земляк. Может, он знает Султана? Я спрошу у него.  Где  тебя
найти?
 
*** 
 
   Через час Костя сидел в кафе в компании Лече  Дугушева,  чеченца  лет
тридцати пяти, одетого в деловой костюм и  темно-синюю  рубашку.  Его  с
проседью волосы наполовину закрывали уши, глаза шоколадного цвета, нос с
горбинкой.
   Лече не торопился  с  вопросами,  заказал  вина,  выпил,  приветствуя
нового знакомого поднятым бокалом.
   Час - короткий промежуток времени, он  прошел,  как  и  ожидалось,  в
состоянии нерешительности, заодно поставил Костю перед очередной  идеей.
Его интересовала только материальная сторона дела, и  если  поначалу  он
просто хотел получить деньги, пролив свет на судьбу Султана Амирова,  то
чуть позже подумал, что может оказать эту услугу как  бы  бесплатно.  Но
взамен попросит...
   Нет, он ничего не попросит.  Потому  что  перед  ним  сидел  реальный
собеседник, а  не  воображаемый,  не  похожий  на  тощих  валютчиков,  -
широкоплечий, самоуверенный, с глубоким бесцеремонным взглядом.
   Решение, принятое спонтанно, оказалось ошибочным. Не  ошибается  тот,
кто ничего не делает, успокоился Костя.  С  другой  стороны,  опасность,
исходящая от Дугушева и пары  курчавых  шкафов,  присевших  за  соседний
столик, заставила Костю настроиться по-боевому. Он чуть подстегнул себя,
вспоминая бои за Грозный. В 95-м его взвод сильно потрепало, но и он  со
своими бойцами положил немало "чехов". Собственно, кто сейчас перед ним?
Тот же "чех", только одетый в цивильное. И где находился  он  шесть  лет
назад?  Может,  в  Грозном?  Может,  его  не  достала  тогда   пуля   из
"Калашникова"?
   Уже хорошо, есть за что ненавидеть, есть причина по-настоящему сузить
глаза и подтянуть живот, чуть-чуть освобождая давление брючного ремня на
пистолет.
   - Ты что-то говорил про Султана. Он мой дальний родственник.
   - Обойдемся без гнилых заездов. Интересуешься разговором - продолжим,
будешь склонять своих родственников - разойдемся.
   - Поговорим, - согласился Лече, прикидывая, кто перед  ним  -  бывший
мент или действующий.
   - Султан скорее всего уже мертв. Из Новограда его вывезли в Дагестан.
   - Кто?
   И снова нерешительность, будь она  неладна,  завладела  Константином.
Просто так сдавать Наурова не было смысла, выставлять условия - эту тему
он уже прогонял в голове. А закончить разговор  на  недомолвках  ему  не
дадут. Во всяком случае, постараются.
   - Я скажу, кто вывез Султана. А  ты  поможешь  мне  обменять  меченые
деньги?
   - Спецсоставом?
   - Нет. Хотя не знаю. Скорее они просто переписаны по номерам. Взятка,
если хочешь.
   - Мне по барабану. Много?
   - Пока... сто тысяч, - назвал Костя.
   - Сделаю, - кивнул собеседник. - Завтра в любое удобное время приноси
деньги сюда и ни о чем не беспокойся. Возьму  пятнадцать  процентов.  Но
вначале назови имя человека. Сам понимаешь, мне  нужно  будет  проверить
информацию.
   Складно, твердо и убедительно, емко подвел про себя  итог  сказанного
Дугушевым  Костя.  Чеченец  сам  избавил  его  от  наболевшего  вопроса,
заставил смотреть на вещи если не просто, то трезво.
   - Шамиль  Науров,  -  сказал  Горохов,  вставая.  -  Проверяй.  Живет
недалеко от Дербента.
 
44 
 
Дагестан 
 
   Шамиль остановился у двери в подвал и долго не  решался  открыть  ее.
Видеть чудовище, обитающее  в  подземелье,  -  радостно  и  омерзительно
одновременно.
   Отомкнув навесной замок, дагестанец положил его  в  карман  куртки  и
толкнул дверь.
   Сыро. На земляном полу,  посыпанном  песком  и  древесными  опилками,
долго не протянешь. Уже сейчас на теле Амирова зарождаются язвы.  Но  он
не сгниет, пока не отсидит положенный срок и  не  ответит  на  несколько
вопросов. Их старик задавал изо дня в день.
   - Кто навел тебя на моего сына? -  пока  спокойно  спрашивал  Шамиль,
зная, что скоро сорвется на крик и начнет пинать сидящего на полу урода.
- Кто сдал Саида?
   Наверняка кто-то из местных, резонно предполагал Науров,  из  Южного.
Благосостояние Науровых ни для кого не было секретом, и не за