ко затаил дыхание,  широко
раскрытыми глазами впился в лицо Азизову.
     - Этого я не знаю,  арестованный Щуко, - сказал полковник. - Вашу
судьбу  будет  решать суд.  Видите ли,  шпион,  пойманный с поличным в
военное время...
     - Делаются же исключения!
     - Исключения бывают.  Но вы должны знать,  что  для  этого  нужны
очень веские основания.  Конечно, если человек чистосердечно признался
и, кроме того, сообщил важный материал...
     - Я расскажу все, что знаю!
     - Словом,  - продолжал Азизов,  - если материалы следствия  могут
помочь советскому командованию,  тогда, конечно, следствие имеет право
возбудить ходатайство. Вы понимаете меня?
     - Да,  да,  гражданин  следователь...  -  Щуко говорил торопливо,
нервно. - Спрашивайте, и я буду отвечать. Я верю вам, вы...
     - Бросьте кривляться,  - оборвал его Азизов.  - Говорите,  если у
вас действительно есть что сказать.
     - Спрашивайте, гражданин следователь. Я на все отвечу.
     - Прежде всего фамилия, - сказал Семин. - Ваша настоящая фамилия?
     - Отто Лисс.
     - Других фамилий нет?
     - Только эта и... Щуко.
     - Немец?
     - Да.
     - Где проходили подготовку?
     - Гамбург.  Точнее,  не  Гамбург,  а  городок  несколько  выше по
течению Эльбы.
     - Какой?
     - Остбург.  Собственно,  не сам Остбург,  а  усадьба  близ  него.
Километров десять к юго-западу.
     Отто Лисс  подробно  рассказал  о  школе,  в   которой   проходил
подготовку,  о ее руководителях,  о полученном задании.  Он должен был
организовывать диверсии  на  промышленных  предприятиях,  в  частности
вывести  из  строя крупнейший нефтеперерабатывающий завод.  Лиссу были
сообщены адреса двух явок.  Однако обе  явки  оказались  проваленными.
Агенту едва удалось установить это и благополучно уйти.
     Азизов усмехнулся.
     - За  вами  же наблюдали,  Лисс.  И о школе в Остбурге мы кое-что
знаем. Словом, пока вы не сообщили ничего нового.
     Лисс молчал.
     - Почему вас не снабдили взрывчаткой?
     - Должны  прислать.  Было  условлено,  что,  как только устроюсь,
свяжусь...
     - Чепуха. - Азизов встал. - У вас же не было передатчика.
     - Он имелся на явке.
     - Быть может, у Седобородого?
     - Нет,  об этом человеке я никогда ничего  не  слыхал.  Я  говорю
правду, гражданин следователь.
     - А он. Седобородый, знал вас, и притом великолепно. Почему?
     - Думаете, предал меня по заданию... оттуда?
     - Вы и сами так думаете.
     - Меня  забрасывали  дважды  - во Францию и в Польшу,  и оба раза
удачно.  - Лисс потер лоб.  - И вот теперь...  Нет, ничего не понимаю!
Неужели то, что вы говорите, правда? Не могу поверить...
     - Да. Вас предали свои же.
     - Тогда,  тогда...  - Лисе вдруг напрягся, вцепился руками в край
одеяла.  - Я раскрою вам одну тайну.  Это очень важно.  Я узнал о  ней
совершенно случайно!..

                          Рассказ Отто Лисса

     Как я  уже  говорил,  подготовку  к выполнению задания проходил в
Остбурге.  Подробности вам  известны.  Когда  все  было  закончено,  я
получил  несколько  свободных  дней.  Затем  меня  должен  был забрать
специальный самолет.
     Днем я  не  показывался в городе,  вечером же это разрешалось.  С
наступлением темноты я  отправлялся  куда-нибудь  в  порт.  Там  много
кабачков, где можно приятно провести время.
     В последний перед вылетом вечер я приехал в порт в обычное время.
И нос к носу столкнулся с человеком, которого знал еще в молодости, но
давно потерял из виду. То был Карл Брейер, довольно видный член НСДАП,
в прошлом крейслейтер1 одного из районов Тюрингии,  затем руководитель
какого-то отдела в крипо2,  а сейчас, как я узнал, штандартенфюрер3 СС
и сотрудник СД.
     1 Крейслейтер  -  руководитель  окружной  организации  фашистской
партии.
     2 Крипо - уголовная полиция в гитлеровской Германии.
     3 Штандартенфюрер - чин в СС, соответствует полковнику.
     Мы никогда не питали друг к другу особых симпатий.  Но так бывает
- два земляка,  встретившись в чужом городе, всегда испытывают чувство
близости. А я да и он не имели в Остбурге знакомых.
     Спустя полчаса  мы  сидели  в  ночном  кабаке.  Бренчал  пианист.
Несколько пар танцевали.  Мы выпили.  Я посоветовал спутнику  отыскать
себе  девицу и тоже стать в круг.  Он молча указал на свою левую руку.
Тут я заметил, что она странно неподвижна.
     "Ушиб, - пояснил он, - сильный ушиб. Словом, не до танцев".
     Я вопросительно на него поглядел, но он ничего больше не сказал.
     Впрочем, скоро он стал более разговорчив;  мы порядочно выпили, и
Брейер стал хвастать своими делами.  Он ткнул себя пальцем в грудь, на
которой болтался новенький Железный крест,  и заявил, что третьего дня
получил его из собственных рук рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
     "За что?" - спросил я.
     Брейер хитро ухмыльнулся.
     "Видишь ли, причин много. Но главная - это операция с архивами".
     Я недоуменно пожал плечами,  не понимая,  о  чем  идет  речь.  Он
пояснил:  в  западных  районах Советского Союза,  так же как в Польше,
Чехословакии и другие странах,  оккупированных вермахтом, были созданы
многочисленные  отделы  и  отделения  гестапо,  абвера и СД.  За время
оккупации в них накопилось большое количество архивов.  Ценность  этих
архивов   огромна.   Когда  началась  эвакуация  на  запад,  поступило
строжайшее  предписание  -  бумаги  вывезти  на  территорию  рейха   и
сохранить в специально оборудованных тайниках.
     "И эту операцию проводил ты?"
     "Не всю...  - Брейер замялся. - Словом, я вывез большой транспорт
архивов из группы городов России".
     "Ну, а рука? - не унимался я. - При чем здесь рука?"
     Брейер не ответил.
     Время бежало.  Было  уже  далеко  за  полночь,  а мы все пили.  О
поврежденной руке Брейера я больше не спрашивал - мне, собственно, это
было ни к чему. Пил и чувствовал себя великолепно. Я полагал, что и он
не думает ни о чем,  кроме вина.  Однако ошибся.  Брейер, окончательно
опьяневший, вдруг наклонился ко мне, обнял за плечи, зашептал:
     "Веришь, я  чуть  было  не  погиб...  Представь,   кругом   вода,
чувствую,  что захлебываюсь,  тону,  и ничего не могу поделать,  чтобы
спастись..."
     "Но ты же цел и невредим", - сказал я.
     Брейер кивнул, налил себе полную рюмку, выпил.
     "Цел, конечно,  -  сказал он,  - но это происшествие обошлось мне
недешево.  Вообрази:  ты в подземном хранилище, куда сложили эти самые
архивы;  идут  последние работы по укладке в штабеля больших,  наглухо
запаянных металлических ящиков; привозят новую партию груз а в обычной
упаковке  -  дерево  и  бумага,  его  надо  переложить в металлическую
тару...  И вдруг - грохот,  крики! Старая Эльба сыграла с нами шутку -
воды ее протаранили стальную стену,  ограждавшую хранилище с запада, и
устремились к ящикам.  Тогда-то я и заорал.  Я был вне себя от страха.
Вспоминаю  об  этом  -  и  по спине ползет холодок.  Ведь если бы вода
уничтожила архивы, кто-нибудь из помощников Гиммлера, присутствовавших
в хранилище,  разрядил бы в меня свой пистолет.  Почти не соображая, я
кинулся в воду и,  напрягая все силы,  стал вытаскивать ящики, которые
только что принесли.  А их уже заливали темные пенные струи... Там я и
повредил руку".
     Брейер еще    долго    рассказывал   о   происшествии,   приводил
многочисленные подробности. Сболтнул он и о месте, где устроен тайник.
Вы   помните,   Брейер  говорил:  "Воды  протаранили  стальную  стену,
ограждавшую  хранилище  с  запада".  Так  вот,  это  почти  на  десять
километров западнее Остбурга. Там лес, берег Эльбы.


Глава пятая


     На рассвете   с   одного   из  подмосковных  аэродромов  поднялся
транспортный  самолет,  имея  на  борту  двух  пассажиров.  Один   был
полковник Рыбин, другой - его помощник майор Керимов.
     В тот год,  когда Аскер Керимов закончил среднюю  школу,  ему  не
было  еще  семнадцати  лет.  Свой дальнейший путь он определил твердо:
учеба в индустриальном институте,  диплом химика. Кроме того, он будет
продолжать  совершенствоваться  в  немецком  языке,  который  изучал с
детства.
     И вдруг  -  крутой  поворот  в  жизни.  Он  получил  повестку  из
военкомата. Прибыл по вызову. Его принял подполковник - Аскер и сейчас
помнит  его  волнистые  черные волосы,  контрастирующие с ними голубые
глаза,  высокий, с залысинами лоб. Подполковник оказался не военкомом,
а  представителем органов госбезопасности.  Аскеру сделали предложение
поступить в  одно  из  специальных  училищ.  Он  был  озадачен.  Стать
чекистом?  Он ведь ничего не умеет! Подполковник усмехнулся и пояснил,
что чекистами не родятся - их воспитывают, долго и тщательно готовят.
     К своему удивлению,  Аскер обнаружил, что собеседник многое знает
о нем - о его страсти к языкам,  об увлечении футболом,  даже о прыжке
на парашюте с самолета, который Аскер совершил год назад. "Но главное,
- сказал подполковник,  - что серьезен,  честен,  хорошо учился.  - Он
помолчал.  -  Ведь  твой отец один из тех,  кто устанавливал Советскую
власть на Кавказе. Так кому же защищать эту власть, как не его сыну!"
     Войну Аскер    встретил    лейтенантом,    сотрудником    органов
госбезопасности  в  Баку.  Затем  -  Москва,  работа  по  переводам  и
дешифровке   трофейных  документов.  Рапорты  с  настойчивой  просьбой
отправить на фронт. И, наконец, служба в армейской разведке.
     Новая работа  позволила  Аскеру хорошо изучить повадки врага.  Во
время  одной  операции  в  ближнем  тылу  гитлеровцев  Аскер  попал  к
партизанам.   Там   оказался  пленный  офицер  СС.  Возникла  мысль  -
воспользоваться документами  гитлеровца.  И  Керимов  был  заброшен  в
глубокий  тыл  противника.  Трудная  операция прошла успешно.  Добытые
сведения помогли обезвредить группу вражеской агентуры,  орудовавшей в
Советском Союзе...
     Сейчас Аскер вновь служил в Москве. Полковник Рыбин и он летели в
Баку,  чтобы  на  месте разобраться в некоторых вопросах,  связанных с
показаниями  агента  Отто  Лисса  о  тайнике  с  архивами   германской
секретной службы.
     Рыбин и Керимов расположились на  узенькой  алюминиевой  лавочке,
привинченной к полу кабины.
     - Вздремнем,  майор,  - сказал полковник Рыбин.  Он привалился  к
борту кабины, поднял воротник пальто, глубоко засунул руки в карманы -
было холодно.
     Рыбин был  намного  старше  Керимова по возрасту и стажу работы в
специальной службе.  В памятные январские дни 1924 года,  когда страна
хоронила Ленина,  вагоновожатый московского трамвая Орест Рыбин явился
в партийную ячейку депо и положил на стол  секретаря  исписанный  лист
бумаги.
     Секретарь прочитал его и молча спрятал в папку,  лежавшую на краю
стола. Рыбин успел заметить, что в папке уже скопилось немало бумаг, и
каждая, как и принесенная им, начихалась со слова "заявление".
     "Ну как? - сказал он, наклоняясь к секретарю. - Примут меня?"
     "Обсудим".
     "Нет, ты  сейчас  говори.  - Рыбин зашел за стол,  оперся на него
руками. - Я теперь же знать должен".
     "Обсудим", - повторил секретарь.
     Секретарь и Рыбин работали в одной бригаде.  Здесь  же,  в  депо,
трудились  отец  и  старший  брат  Ореста.  Секретарь хорошо знал всех
троих,  а со старым слесарем Иваном Рыбиным был в давних  приятельских
отношениях.  Он был уверен:  семья Рыбиных - надежные люди,  настоящая
рабочая косточка.  На  них  можно  положиться.  Но  сейчас  он  как-то
по-новому смотрел на стоявшего перед ним юношу. Большие светлые глаза,
в которых всегда жила лукавая  смешинка  (Рыбин  слыл  в  депо  первым
весельчаком  и острословом),  теперь суровы,  в них застыли и скорбь и
немой  вопрос;  губы  сжаты  так,  что  побелели;  шея,  плечи,   руки
напряжены.
     "Волнуешься?" - сказал секретарь.
     "Да ответь же, - не выдержал Рыбин. - Не томи!"
     "Ладно. - Секретарь помедлил. - Думаю, примем".
     "Тогда - вот.  - Рыбин полез за пазуху,  вынул вторую бумагу. - Я
ведь не только в  партию  хочу.  В  партию  -  главное.  Но  и  это...
главное!"
     В новом  заявлении  Орест  Рыбин  просил  партийную   организацию
направить его на работу в ОГПУ,  чтобы,  как он выражался,  "не давать
спуску контре,  давить гадов,  из-за которых  погиб  товарищ  Ленин  и
которые замахиваются на всю Советскую власть".
     Так было в тот  памятный  год.  Двадцать  лет  службы  в  органах
государственной  безопасности  -  и  сейчас  полковник  Рыбин по праву
считался одним из лучших офицеров управления.
     - Ну,  вздремнем малость, - повторил он, пытаясь лучше устроиться
на жестком сиденье.
     - Попробуем, - отозвался Аскер.
     - Впрочем, я бы прежде чего-нибудь пожевал, - проговорил Рыбин. -
Есть хочется отчаянно. Ты как на этот счет?
     - Говоря по чести, тоже не прочь.
     Чекисты закончили свой рабочий день во втором часу ночи,  и тогда
выяснилось,  что надо срочно лететь  в  Баку.  Руководство  управления
заинтересовалось показаниями Лисса. Некоторые данные свидетельствовали
о том,  что он мог сказать правду.  Надо было срочно допросить агента,
изучить его показания, сопоставить их с имеющимися сведениями...
     - Поезжайте, - сказали Рыбину и Керимову, - поезжайте и подумайте
на месте. О многом вы осведомлены лучше, чем местные товарищи, сможете
помочь полковнику Азизову.  Машина  уже  заказана  и  ждет.  Выезд  на
аэродром немедленно.
     Так случилось,  что  Рыбин  и  Керимов  отправились  в  путь,  не
поужинав.
     Аскер распаковал  небольшой  сверток.  В  нем  оказался  хлеб   и
несколько  кружочков  копченой  колбасы - все,  что удалось захватить.
Офицеры поели.
     Истекал третий час полета.  Машина уже вышла к Волге и взяла курс
на Астрахань,  когда в пассажирской кабине  появился  радист.  Он  был
озадачен, молча протянул Рыбину радиограмму.
     Полковник прочитал:
                       КОМАНДИРОВКА ОТМЕНЯЕТСЯ.
                      НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ.
                                               ЛЫКОВ.

2

     Отправив радиограмму,   генерал  Лыков  поднял  трубку  телефона,
стоявшего поодаль от других аппаратов.
     - Слушаю, - раздалось в трубке.
     - Докладываю: полковника Рыбина и майора Керимова отозвал.
     - Хорошо. - Трубка помолчала. - Если свободны, зайдите.
     Лыков собрал со стола бумаги, запер их в сейф и вышел в приемную.
Сидевший там офицер встал. Лыков сказал:
     - Пошлите на аэродром машину - полковник Рыбин  и  майор  Керимов
возвращаются... А я к начальнику.
     Офицер кивнул.
     Лыкова принял  мужчина  лет  шестидесяти  -  высокий,  худощавый,
большеглазый,  с густыми темными волосами,  едва тронутыми сединой. Он
указал Лыкову на кресло и, когда тот сел, пододвинул коробку папирос.
     - Спасибо.  - Лыков взял папиросу. - У вас сложилось какое-нибудь
мнение, Алексей Ильич?
     - Нет... Распорядились, чтобы Отто Лисса доставили сюда?
     - Да, как вы и приказали.
     - Хорошо.  Завтра,  видимо,  будет и тот, перебежчик. - Начальник
взглянул на лежащую перед ним бумагу. - Георг Хоманн.
     - Сложная история, - задумчиво сказал Лыков.
     - Сложная.  Полагаю,  не  будете  возражать,  если  обоих поручим
Рыбину и Керимову?
     - Нет,   разумеется.   -  Лыков  пододвинул  к  себе  пепельницу,
осторожно стряхнул в нее пепел с папиросы. - Вот только хотелось бы...
     - Говорите.
     - Видите ли,  Алексей Ильич,  надо бы как следует прояснить  Отто
Лисса. Все предпринять, буквально все.
     - Вы же знаете, это невозможно.
     - Понимаю, но...
     - И потом,  при всех обстоятельствах верить ему  трудно.  Давайте
думать о другом, о Хоманне.
     - Здесь выход один.
     - Какой?
     - Я навел справку.  На том участке фронта  сейчас  затишье.  Наши
войска будут молчать,  вероятно,  еще недели две.  Нет данных, чтобы и
немцы затевали какие-либо операции в ближайшие дни.
     Начальник усмехнулся.
     - Поразительно, - пробормотал он.
     - Не понимаю.
     - Я говорю:  поразительно,  как иной раз могут одинаково  мыслить
люди.  Все  еще  не  понимаете?  Но  вы  ведь предлагаете организовать
специальную группу и забросить ее в тыл той самой  дивизии  "Тейфель",
откуда перебежал Хоманн, не так ли?
     Лыков кивнул.
     - Группа должна добыть пленных из батальона, а еще лучше из роты,
где служил перебежчик,  - продолжал развивать свою мысль начальник.  -
Так ведь?
     Лыков вновь кивнул.
     - И это нужно, чтобы допросить пленных и установить, что за птица
Хоманн. Я правильно вас понял?
     - Именно так.
     - Значит,  хорошо. - Начальник хитро прищурился. - Могу сообщить:
полчаса назад такое задание отправлено на фронт.
     - Алексей Ильич, надо его задержать! - Лыков встал.
     - Почему?
     - Дело слишком деликатное, чтобы без нашего наблюдения... Словом,
хочу направить туда майора Керимова.
     Начальник тоже поднялся с кресла.
     - Что ж, - сказал он, - вы правы.
     - Так я - на  аэродром,  встречу  его,  все  объясню  и  отправлю
немедля?
     - Езжайте. В штаб армии будет передано, чтобы без Керимова ничего
не предпринимали.

3

     Аскер уже  трое  суток  находился  на  этом  участке  фронта.  Он
действовал энергично и многое успел.  Хотя с перебежчиком свидеться не
пришлось  (Георга  Хоманна  незадолго  до  прибытия Аскера направили в
Москву),  удалось разобраться в обстановке и наметить план действий  -
на месте осталась копия показаний Хоманна.
     В тыл противника были  посланы  специальные  группы  с  заданием:
точно  установить дислокацию мотострелкового полка дивизии "Тейфель" и
его третьего батальона, где служил перебежчик Хоманн. Группы вернулись
и  доставили  ценные  данные.  Аскер  дважды  поднимался  в  воздух на
самолете-разведчике и тщательно исследовал интересовавший его  участок
переднего  края  немцев.  Все это позволило разработать подробный план
операции, спешно провести подготовку.
     И все  же  операция  не состоялась.  Неожиданно в штабе армии был
получен приказ о наступлении,  ибо новые  данные  свидетельствовали  о
том,  что  противник  подтягивает  большие  резервы.  Перед советскими
войсками была поставлена задача -  разгромить  дислоцированного  перед
ними  противника  и  с  подкреплениями,  которые  уже  спешат из тыла,
атаковать  и  уничтожить  резервы  нацистов,  пока   они   не   успели
развернуться и подготовиться к обороне.
     Начальник штаба армии,  сообщивший об этом Керимову, сочувственно
развел руками.
     - Такие дела, майор.
     - Простите, наступление начинается?..
     - Планировалось  на  послезавтра,  но  теперь  время  еще  больше
сокращено.  - Полковник понизил голос.  - Завтра начинаем,  в двадцать
четыре ноль-ноль.
     - В  двадцать  четыре ноль-ноль,  - пробормотал Аскер.  - У меня,
стало быть, в запасе сутки?
     - Что  вы  задумали?  -  Начальник  штаба  с любопытством оглядел
разведчика.  - Хочу подчеркнуть:  задача,  которая стоит перед  нашими
войсками, трудная и сложная. Сил у немцев много, оборону они построили
крепкую. Так что повозиться придется порядочно. Словом, раньше времени
тревожить противника не дадим: у нас весь расчет на внезапность.
     - И не будем тревожить.  -  Аскер  встал.  -  Разрешите,  товарищ
полковник, зайти часа через два? Я бы хотел продолжить разговор.
     - Пожалуйста, майор. Но, вы понимаете, ежели наступление...
     - Оно,  может,  и лучше, что наступление, - сказал Аскер. - Так я
зайду?
     - Приходите.
     Аскер отправился   в    отведенную    ему    землянку.    Солдат,
прикомандированный к нему в качестве ординарца, растапливал печку.
     - Через пять минут жарко  будет,  товарищ  майор,  -  сказал  он,
выпрямившись и беря под козырек.
     - Жарко - это хорошо,  - рассеянно кивнул Аскер,  занятый  своими
мыслями.
     Солдат надел шинель и вышел.  Когда он вернулся,  майор сидел  за
столом, склонившись над картой.

     Поздно ночью Аскер вошел в блиндаж начальника штаба.
     - Зна