ься не мог
- отец вечно стоял перед глазами,  и было дико,  что его  место  занял
другой. Словом, ушел. Скитался по стране, несколько лет провел в Руре,
кормился временной работой на шахтах - там,  как я думал, всегда можно
подыскать  какое-нибудь  занятие.  Но  потом работы не стало.  И снова
скитания.  Дважды побывал в трудовых лагерях.  Отделался  дешево  -  в
общей  сложности  продержали  там  не больше года.  И вот - вернулся в
родные края.
     С работой   было   плохо,   но   мне   повезло   -   гамбургскому
муниципалитету требовался рабочий  по  очистке  канализационных  труб.
Взялся   и   тянул  лямку  до  тридцать  седьмого  года.  В  том  году
распространился слух,  что в Остбурге (это тоже на Эльбе,  но  немного
выше  по  течению)  нужны рабочие на военный завод.  Подался туда.  На
заводе делал мины,  артиллерийские снаряды.  К тому времени я уже  лет
двенадцать  был  членом компартии.  Как уцелел от провала и остался на
свободе?  По правде говоря,  не знаю.  Быть может,  потому, что не лез
вперед,  никогда не выступал.  Вероятно,  в этом вся суть. Словом, так
или иначе, но уцелел. Имел работу, которая прилично оплачивалась, имел
комнату,  почти  не пил.  Короче,  мог обзавестись семьей.  Но остался
холостяком. И сейчас даже рад этому... Так вот, началась война. Вскоре
на  мое место поставили какого-то поляка из восточных рабочих,  а меня
мобилизовали.  Года  полтора  провел  во  Франции,  затем  проделал  с
Роммелем  почти  весь  его  африканский поход,  едва унес оттуда ноги.
Последние  полгода  был  на  Восточном  фронте.  Дней  двадцать  назад
командир  роты  похвалил  меня перед строем за то,  что я предотвратил
пожар в продовольственном складе,  возле  которого  нес  службу.  Было
объявлено, что мне предоставляется отпуск для поездки в тыл.
     Возможно, отпуском  я  бы  и  не   воспользовался   -   ехать-то,
собственно  говоря,  было  не  к  кому.  Но дня за три до этих событий
пришло письмо от приятеля.  Зовут его Макс Висбах.  Мы вместе работали
на  военном  заводе  в Остбурге,  Макс и по сей день там...  Он ко мне
неплохо относился - раз даже выручил,  когда мастер, которому я чем-то
не угодил, настрочил кляузу. О, Макс - сварщик высшей категории, с ним
считается даже директор завода!
     В письме  Макса  было  только  самое обычное:  тот здоров,  а тот
заболел;  погода такая-то;  на заводе все по-старому.  Но,  читая, как
говорится,  между  строк,  я  почувствовал,  что Макс чем-то озабочен,
встревожен.  В конце он писал:  "Вот бы удалось тебе вырваться сюда на
недельку".  И  я  подумал:  быть  может,  с  ним  стряслась  беда и он
нуждается в помощи, совете? Почему бы и не съездить в Остбург?
     И вот  я в Остбурге.  В первую ночь мы с Максом проговорили почти
до рассвета - благо назавтра ему предстояло работать во второй  смене.
На  следующий  вечер,  когда мы поужинали и задымили сигаретами,  Макс
пододвинулся ко мне и, понизив голос, сказал, что хочет посвятить меня
в одно необыкновенное дело.
     Вот коротко, что он мне рассказал. Однажды ночью, это было недели
за три до того,  как я получил отпуск,  к нему постучали. Он уже спал.
Стук поднял его с постели.
     "Кто там?" - спросил он, подойдя к двери.
     "Откройте, гестапо".
     Макс, как и я,  ненавидит нацистов.  Правда,  он не коммунист, но
честен,  прям и  правдив  -  словом,  настоящий  рабочий...  Так  вот,
услышав,  что  ночные  гости-молодчики  из  гестапо,  он  притаился за
дверью. Что делать? Бежать он не мог: квартира на четвертом этаже, и у
нее лишь один выход - тот,  у которого стоят гестаповцы.  Дома у Макса
ничего предосудительного не было.  Поэтому он решил,  что лучше всего,
не мешкая,  отпереть, показав тем самым, что хозяин квартиры не боится
ни ареста, ни обыска, ибо совесть у него чиста. Макс так и поступил.
     Вошли трое в черных мундирах.
     "Вы Макс Висбах?  -  спросил  гауптштурмфюрер.  -  Газосварщик  с
завода "Ганс Бемер"?"
     "Я самый".
     "Под водой приходилось работать?"
     "Резать?" - в свою очередь спросил Макс, несколько растерянный.
     "Резать и варить".
     Макс сказал,  что проходил службу на  флоте  и  потому  знаком  с
работой под водой.
     "Хорошо. - Гестаповец распорядился: - Одевайтесь, и едем".
     Через несколько  минут  Макс  и  его  провожатые  уже  садились в
машину, поджидавшую у подъезда.
     Сначала заехали на завод. Гестаповцы прошли к дежурному инженеру,
и тот разрешил взять из кладовой два сварочных аппарата  и  баллоны  с
газом. Все это погрузили в багажник автомобиля.
     "Вперед", - скомандовал гауптштурмфюрер, садясь рядом с шофером.
     Двое других  офицеров уселись сзади,  по бокам Макса.  Автомобиль
тронулся. Гестаповцы подняли толстое матовое стекло, отделявшее кабину
пассажиров от водителя,  задернули занавески на окнах. Макс оказался в
передвижной  тюрьме.  Он  понял,  что  его  везут  на  важный  объект,
местонахождение которого хотят сохранить в тайне. Макс рассудил также,
что  убивать  его  по  окончании  работы,  видимо,  не  собираются.  В
противном   случае   гестаповцы  не  стали  бы  предпринимать  столько
предосторожностей.
     Поездка длилась  часа  два.  Вначале  машина  кружила  по  улицам
Остбурга,  потом выехала за его пределы - увеличилась скорость, меньше
стало,  поворотов.  Последние километры автомобиль шел медленно,  то и
дело переваливаясь с боку на бок и подскакивая,  будто поперек  дороги
были положены бревна.  Макса осенила догадка:  они двигаются по лесной
тропе и автомобиль швыряет на  вылезших  из-под  земли  корнях  старых
деревьев.  Об этом говорил и приглушенный шум, который стал доноситься
откуда-то сверху, - так в ветреную погоду шумит лес...
     Наконец машина остановилась. Максу завязали глаза. Поддерживаемый
гестаповцами,  он вылез.  Теперь,  когда мотор автомобиля заглох,  шум
леса слышался отчетливее. Ко всему Макс ощущал еще и аромат хвои.
     Его взяли под руки и повели,  а какие-то  люди  (он  ясно  слышал
топот ног) подбежали к автомобилю и открыли багажник.
     Несколько десятков шагов Макс сделал по ровной земле.
     "Осторожнее, - сказал один из спутников, - здесь лестница".
     Спуск продолжался долго.  Когда он  закончился,  Максу  разрешили
снять  с  глаз  повязку.  Макс  стащил  ее  и невольно зажмурился.  Он
находился в круглой,  ярко освещенной комнате со  сводчатым  потолком.
Пол  слегка  подрагивал  под ногами.  Откуда-то доносился приглушенный
рокот.
     Через люк  Макс  и гестаповцы спустились еще ниже,  теперь уже по
узкой винтовой лестнице,  и оказались на длинном балконе,  огороженном
металлическими перилами.  Под балконом был большой квадратный провал -
шагов сорок в длину и столько же в ширину. В нем бурлила вода. У Макса
было ощущение, что вода медленно прибывает.
     К Максу и его спутникам подошел человек в форме генерала СС.
     Гауптштурмфюрер доложил,  что  сварщик  с  аппаратурой для работы
доставлен.
     "Этот?" - спросил генерал, кивнув на Макса.
     Он взял Макса за плечо, указал вниз.
     "Там, под водой,  металлическая стена, - сказал генерал. - Сталь,
и  очень  крепкая.  Стена  ограждает  помещение  от  воды.  Но  где-то
образовалась   трещина   или  пробоина...  или  еще  черт  знает  что!
Спуститься под воду и ликвидировать повреждение сможете?"
     Макс, ошеломленный  тем,  что открылось его глазам,  пробормотал:
"Выходит, воды здесь не должно быть?"
     "Не разговаривать!  - закричал генерал,  находившийся,  видимо, в
большом нервном напряжении. - Да или нет?"
     Макс подумал,  что будет уничтожен,  если откажется от работы. Он
ответил, что должен спуститься и осмотреть повреждение. Генерал что-то
сказал   стоявшему  рядом  офицеру.  Тот  ушел  и  вскоре  вернулся  с
несколькими военными,  которые  несли  водолазный  костюм,  каучуковые
шланги,  моток  веревки,  небольшую помпу для подачи воздуха,  а также
сварочные аппараты, которые привезли в машине спутники Макса.
     Через четверть  часа  Макс,  облаченный в скафандр,  погрузился в
воду.
     Опустившись метра на три,  он нащупал дно, сделал несколько шагов
против течения - и внезапно провалился еще  глубже.  Теперь  встречный
поток  воды  казался  мощнее.  Макс  продвигался,  напрягая  все силы.
Наконец он очутился возле стальной стены,  о которой  говорил  генерал
СС.  Вода  отбрасывала  его  назад,  но  он все же добрался до стены и
ощупью двинулся вдоль нее.  Ага,  вот она,  трещина! Ухватившись за ее
край  и  почти  лежа  в  потоке  бившей  навстречу  воды,  Макс изучал
повреждение.  Оно было серьезно.  Разошлись края двух заваренных встык
стальных листов.  Длиной трещина была около метра.  Напор воды выгибал
листы,  и они расходились все больше.  Нечего  было  и  думать,  чтобы
наложить  заплату  на  поврежденное  место  и  приварить ее:  вода так
давила,  что не удалось бы даже приблизить заплату к трещине. Подумав,
Макс  пришел к выводу,  что единственный выход - это приварить к обеим
сторонам трещины прочные скобы,  а уж по ним надвинуть на поврежденное
место  стальную  задвижку.  Ее можно будет прихватить по краям и затем
намертво соединить со стеной.
     План ремонта был составлен.  Пятясь, Макс стал отступать от стены
и вскоре уперся спиной в  выступ.  Позади  оказался  большой  ящик  из
светлого металла. На ящике что-то белело. Макс приблизился и разглядел
этикетку.  На полоске плотной белой бумаги были заметны  буквы  -  уже
расплывавшиеся.  Он с трудом разобрал:  "Винница, э 12". На этом ящике
оказался второй,  этикетка которого гласила: "Львов, э 5". Макс сделал
несколько  шагов  в  сторону  и убедился,  что ящиков много.  Они были
уложены в несколько ярусов.
     Вот, оказывается,  в чем дело!  Макс понял, что находится в одном
из тайников,  о которых до сих пор ему приходилось лишь  слышать.  Как
утверждали,  в таких тайниках руководство НСДАП1,  гестапо,  абвера2 и
других учреждений нацистов хранит ценности  или  важные  документы.  В
этом тайнике были ящики с грузом, вывезенным из Советского Союза.
     1 НСДАП - название фашистской партии в гитлеровской Германии.
     2 Абвер - военная разведка и контрразведка.
     Макс дал сигнал,  чтобы его поднимали, и вскоре оказался наверху.
С него сняли шлем.  Он попросил,  чтобы позвали генерала. Тот явился и
одобрил  предложенный  Максом  план.  Оказалось,  что  гестаповцы  уже
подготовили  к  работе  сварочные  аппараты,  доставили листы и полосы
стали.
     Макс принялся  за  дело.  Часов через пять все было закончено.  И
тут,  наваривая последний шов,  Макс подумал,  что у него  очень  мало
шансов  остаться  в  живых:  он  слишком много знает.  Надо было найти
средство обезопасить себя.
     Поднявшись наверх, он сказал: "Господин генерал, получилось очень
удачно,  что вызвали именно меня.  Смею уверить,  в нашем городе такой
работы  не  сделал бы никто другой.  Откачайте воду,  а через недельку
привезите меня сюда еще разок.  Надо будет взглянуть,  как ведет  себя
пластырь, не следует ли его укрепить".
     Так Макс дал понять  фашистам,  что  он,  высококвалифицированный
сварщик, может пригодиться. По этой ли причине или по какой другой, но
его не тронули, доставили в город и отпустили, наказав держать язык за
зубами.
     Макс подчеркивает:  ранним утром,  когда он  возвращался,  солнце
было  впереди  - матовое стекло,  разделявшее автомобиль на две части,
казалось  розовым  от  пронизывавших  его  солнечных   лучей.   Вывод:
автомобиль  шел  с  запада на восток.  А к западу от Остбурга - Эльба.
Значит,  тайное хранилище на ее берегу.  Теперь прибавьте ко  всему  и
лес: помните, Макс слышал шум деревьев, а затем ощутил и запах хвои?..
Так вот, в районе Остбурга хвойный лес лишь в одном месте.
     Вот что  рассказал  мне Макс Висбах.  Потом,  помолчав,  он вдруг
спросил:
     "Ты коммунист, Георг?"
     Этот вопрос не застал меня врасплох. С Висбахом мы близки, всегда
были откровенны, он знал о моих взглядах. Единственное, что я скрывал,
- это свою принадлежность к партии.  Но он, конечно, догадывался, хотя
из деликатности помалкивал.  И в тот день я открылся.  Я понимал, куда
он метит. И не ошибся. Висбах сказал:
     "О тайнике  должно  узнать командование советских войск.  Я долго
думал,  как это сделать.  Выход один.  Ты, Георг, перейдешь к русским.
Будь я на твоем месте, поступил бы именно так. Клянусь тебе в этом".
     Мне нечего было возразить. Макс был прав. И вот - я здесь.


Глава четвертая

1

     Ночь старик  провел  плохо.  Он  лег  поздно,  был сильно утомлен
пережитым за день,  но никак не  мог  уснуть.  Видимо,  перенервничал.
Пробило  час  ночи,  два  часа,  три,  а  он  все ворочался в постели,
вздыхал,  кашлял,  что-то бормотал. Наконец, отчаявшись заснуть, сел в
постели,  спустил  на  холодный  глиняный  пол  тонкие ноги с уродливо
вспухшими подагрическими  коленями,  потянулся  к  выключателю,  зажег
свет.
     За окном мерно шумело море.  Но вот к ровному и привычному голосу
Каспия  стал примешиваться тихий скользящий шорох.  Он все усиливался,
нарастал.  И вскоре по кровле,  по окну, по широким листьям инжирового
дерева,  росшего  у входа в домик,  забарабанил крупный дождь.  С моря
донесся отдаленный удар - будто пушка  выстрелила.  Это  в  прибрежных
скалах разбился первый штормовой вал.
     Старик прошлепал босыми ногами к  окну,  проверил  запоры,  потом
забрался на кровать и, закутавшись в одеяло, просидел так до утра.
     Рассвет застал его совсем больным.  Он  сполз  с  кровати,  зажег
керосинку.  Сейчас  девочка,  дочь  соседки,  должна  принести бутылку
молока.
     Ага, вот и она: у дома послышались шаги. Старик отпер дверь, взял
молоко, перелил в кастрюлю и вернул бутылку.
     - А деньги? - сказала девочка.
     - Иди,  иди,  завтра получишь. - Старик запер дверь, нагнулся над
керосинкой.
     Вскоре молоко было  выпито,  завтрак,  состоявший  из  сваренного
накануне картофеля, съеден.
     На душе у старика было неспокойно - задание он выполнил  неточно.
Радиограмма требовала, чтобы тот, в ушанке, был передан в руки органов
государственной безопасности, а не милиции.
     Правда, старик  предпринял  для этого кое-какие меры,  но вдруг в
милиции, не разобравшись, выпустят арестованного на свободу?..
     Он знал:  хозяева  всегда  стремятся  проверить  сообщения  своих
агентов. Такую работу случалось выполнять и ему самому. Что, если и на
этот  раз будет предпринята подобная проверка,  да еще выяснится,  что
тот,  в ушанке, ускользнул!.. В этом случае агента могут заподозрить в
попытке обмануть шефов.  Тогда наступит возмездие.  А он знает теперь,
каким бывает это возмездие! Нет, нет, действовать в ближайшие же часы,
немедленно. Он должен убедиться в том, что все получилось как надо.
     Надев сорочку,  Седобородый раскрыл  гардероб.  Там  висел  синий
костюм, в котором он ездил вчера в город. Он подумал и закрыл дверцу -
опыт подсказывал, что сейчас следует одеться по-другому.
     Через час Седобородый был в городе.  Вскоре он оказался на улице,
где помещалось отделение милиции, в которое вчера повели задержанного,
и с равнодушным видом прошел мимо.  Неподалеку была какая-то лавчонка,
далее - парикмахерская. Быть может, зайти туда, потолкаться?.. Нет, не
стоит.  А  что  это  на  противоположной стороне?  Старик прищурился и
прочитал грубо намалеванную вывеску:

ЧАЙХАНА

     Он сделал еще несколько шагов. Ну конечно же, он был как-то раз в
этом заведении. Помнится, чайханщик любит поговорить. Пожалуй, то, что
нужно...
     Старик неторопливо  пересек  улицу,  толкнул  дверь под вывеской,
вошел.  Он оказался в комнате с чисто выметенным  полом,  белоснежными
стенами  и потолком,  с аккуратными занавесочками на окнах.  В дальнем
углу стояли на скамьях два больших медных  самовара.  Чуть  поодаль  -
прилавок со стеклянным коробом, в котором в прежние времена хранились,
вероятно,  печенье,  сахар и сласти, а теперь, в трудную военную пору,
сиротливо лежала жалкая кучка слипшегося зеленого монпансье.
     Под стать чайхане был ее заведующий - аккуратный старичок в белом
фартуке.  Мельком взглянув на посетителя, он нацедил стакан чаю, кинул
на блюдечко  несколько  конфеток.  Все  было  сделано  быстро,  ловко.
Седобородый  еще  только  занимал  место  у  окна,  а чай уже стоял на
столике.
     - Салам алейкум, - сказал посетитель, кивком поблагодарив за чай.
     - Алейкум салам.  - Чайханщик с достоинством поклонился,  смахнул
полотенцем крошки со стола и ушел к себе в угол.
     Старик придвинул стакан  и  принялся  за  чай.  Сделав  несколько
глотков, достал из кармана газету и углубился в чтение.
     Скоро чай был выпит. Посетитель поднял голову и сделал чайханщику
знак принести еще. Когда тот поставил на стол новый стакан, клиент был
поглощен  чтением.  Он  взволнованно  цокал,   качал   головой,   явно
заинтересованный  какой-то  заметкой.  Чайханщик проследил за пальцем,
которым старик водил по газетным строкам, усмехнулся.
     - Ну,  что скажете?  - воскликнул он. - Обокрал квартиру, хозяйку
чуть не задушил. Хорошо, поймали негодяя. Война, а он, сын собаки, чем
занимается! Расстреливать надо таких.
     - Да-а, - протянул старик, - поймали. Сейчас много краж. Вот, шел
по улице, встретил знакомого. Рассказывает: вчера в трамвае бумажник у
пассажира вытащили.
     - Было такое дело, - сказал чайханщик. - Сам видел.
     - Сам видел? - недоверчиво переспросил Седобородый.
     Чайханщик приподнял на окне занавеску, кивнул на здание милиции.
     - Туда вора привели. Вчера там сидел.
     - Сидел? А сейчас?..
     - Бежал.  - Чайханщик вздохнул,  скорбно поджал  губы.  -  Бежал,
дорогой, как джейран мчался по улице. Ночью это было. Стреляли.
     - Попали?
     - Какие тут стрелки, дорогой! Всех порядочных на фронт отправили.
Здесь калеки остались. Третий сорт.
     Чайханщик хотел  сказать  еще  что-то,  но  из-за  прилавка вылез
мальчик.
     - Дядя, - сказал мальчик, - почему ты...
     - Убирайся!  - с неожиданной резкостью прервал его  чайханщик.  -
Убирайся отсюда, сын шакала и гиены!
     - Но,  дядя! - Мальчик (ему было лет десять) прижал руки к груди,
весь подался вперед. - Я хочу, чтобы...
     - Кому  я  сказал!  -  Чайханщик,  не  на   шутку   рассерженный,
замахнулся полотенцем.
     Мальчик смолк и растерянно отошел в сторону.  Заведующий чайханой
обернулся к посетителю, улыбнулся:
     - Так вот,  уважаемый гость,  и сбежал этот тип.  Сбежал  и  всех
оставил в дураках.
     Старика охватила тревога.  Она была очень смутной,  агент не знал
еще, откуда грозит опасность, но отчетливо ее ощущал.
     Надо было уходить. Он встал, будто отыскивая что-то в кармане.
     - Табак, - сказал он в ответ на вопросительный взгляд чайханщика.
- Забыл дома кисет.
     Заведующий чайханой вытащил и раскрыл большую жестяную коробку. В
ней желтел табак.
     - Пожалуйста,  джанум,  гвардейский табачок, достал сегодня целую
пачку.
     - Нет,  -  качнул  головой  Седобородый,  -  курю только махорку.
Легкий табак нутро не принимает.  Эй,  сынок, - кликнул он мальчика, -
за углом, я видел, махорку продавали, сбегай, а?
     И он протянул ребенку деньги. Тот взял их и выбежал на улицу.
     Чайханщик и   посетитель   поговорили   еще   минуты  две.  Потом
Седобородый взглянул на часы,  заторопился.  Объяснив, что опаздывает,
он расплатился и вышел.  Стараясь не спешить,  старик двинулся в ту же
сторону куда побежал мальчик.
     Вот и  угол.  Мальчишка  должен  быть  где-то здесь.  Так и есть.
Седобородый увидел его возвращающимся без покупки.
     - Дядя, - сказал мальчик, - я нигде...
     - Ничего, ничего, - ласково сказал Седобородый. - Нет махорки - и
ладно,  потерплю.  Деньги оставь себе - в кино сходишь...  Ты, кстати,
что-то хотел рассказать там, в чайхане?
     - Да.
     - Так,  говори, говори, милый. - Он погладил ребенка по голове. -
Говори, мой хороший.
     - П