свет  прожектора  осветил  его.
Короткая стрижка, черные волосы с совершенно седой прядью, взбегающей  вверх
ото лба. Что-то в этом человеке показалось Витторио знакомым: форма  головы,
эта седая прядь... Но Витторио так и не вспомнил.
   Дверь отворилась. В  дверном  проеме  показалась  горничная  и  испуганно
уставилась на высокого мужчину с пистолетом. Витторио в  ярости  смотрел  на
то, что происходит внизу. Рим заплатит за это оскорбление! Высокий оттолкнул
горничную и ворвался в дом, за  ним  последовали  восемь  других  с  оружием
наперевес. Горничная исчезла.
   Рим дорого заплатит!
   В доме послышались крики. Витторио услышал грозный голос отца, а затем  и
гневные возражения братьев.
   Раздался страшный грохот, звон стекла. Витторио схватился за  пистолет  в
кармане. Но почувствовал сильную руку на запястье.
   Старик Барцини. Старый конюх крепко сжал руку Витторио, но взгляд его был
устремлен в сторону дома.
   - Там слишком много оружия. Вы ничего не сумеете  сделать,  -  сказал  он
тихо.
   Со стороны дома снова раздался страшный  грохот  -  теперь  ближе.  Левая
створка огромной дубовой двери распахнулась, и  на  крыльцо  выбежали  люди.
Сначала дети - перепуганные, плачущие. Потом женщины - его сестры и жены его
братьев. Потом мать, с гордо поднятой головой. На  руках  у  нее  был  самый
маленький ребенок. Отец и братья вышли последними  -  их  подгоняли  тычками
стволов одетые в черное люди.
   Всех собрали на освещенной круглой  площадке  перед  домом.  Голос  отца,
требующего  объяснить,  кто  несет  ответственность  за  это   бесцеремонное
вторжение, перекрывал шум.
   Но настоящий кошмар был впереди.
   Когда это началось, Витторио Фонтини-Кристи подумал, что  сойдет  с  ума.
Его оглушил треск автоматов, его ослепили  вспышки  выстрелов.  Он  рванулся
вперед, изо всех сил стараясь вырваться из объятий Барцини,  извивался  всем
телом, пытаясь высвободить шею и рот от мертвой хватки старика.
   Одетые в черное люди открыли огонь из всех стволов. Женщины бросались  на
детей, прикрывая их своими телами, а его братья грудью ложились на выстрелы,
сотрясающие ночь. Вопль ужаса, боли и  ярости  нарастал  в  слепящем  свете,
заливавшем место казни. Курился дым; тела замирали в окровавленных  одеждах.
Детей перерезало пополам, пули разрывали  рты  и  глазницы.  Лохмотья  мяса,
внутренностей, осколки черепов  пронзали  клубящееся  марево.  Тело  ребенка
лопнуло на руках матери. А Фонтини-Кристи так и  не  смог  высвободиться  из
крепких рук Барцини, не смог соединиться со своими родными.
   Он чувствовал,  как  огромная  тяжесть  прижимает  его  к  земле,  давит,
стискивает нижнюю челюсть, не давая ни единому звуку сорваться с его губ.
   И вдруг сквозь какофонию стрельбы и криков прорезались слова.  Голос  был
громовым, он заглушил автоматные очереди, но не остановил их.
   Это кричал отец. Он взывал к нему из бездны смерти:
   -  Шамполюк...  Цюрих   -   это   Шамполюк!..   Цюрих   -   это   река...
Шамполю-ю-ю-ю-юк!
   Витторио впился зубами в пальцы, зажимавшие ему рот, ломавшие челюсти. На
какое-то мгновение ему удалось высвободить руку - руку с  пистолетом,  -  он
попытался поднять ее и выстрелить.
   Но не смог. На него  вновь  навалилась  страшная  тяжесть,  ему  до  боли
вывернули запястье, пистолет выпал из пальцев.  Исполинская  рука  пригибала
его голову к холодной земле. Он ощутил на губах привкус крови, она  мешалась
с грязью.
   Из смертельной бездны вновь полетел громовой крик:
   - Шамполюк! И все затихло.

Глава 3

30 декабря 1939 года

   "Шамполюк... Цюрих - это Шамполюк... Цюрих - это река..."
   Слова утонули в криках и стрельбе. Перед его мысленным взором сиял  белый
свет прожекторов, клубился пороховой дым, текли красные реки крови,  в  ушах
стояли вопли ужаса и невыносимой боли.
   Он стал свидетелем казни. Сильных мужчин, дрожащих от страха детей, жен и
матерей. Его родных.
   О Боже!
   Витторио обхватил руками голову и  уткнулся  лицом  в  грубое  домотканое
покрывало крестьянской кровати, слезы заструились у него по щекам. Это  была
ткань, не дорожная грязь; его куда-то перенесли. Последнее, что он помнил, -
как его лицо вжали в глинистую почву. Притиснули, не давая  пошевелиться,  и
он лежал ослепленный, чувствуя во рту теплую кровь и холодную землю...
   Лишь слух его был свидетелем катастрофы.
   - Шамполюк!
   Матерь Божья...
   Все   семейство   Фонтини-Кристи   уничтожили   в    свете    прожекторов
Кампо-ди-Фьори. Всех Фонтини-Кристи,  кроме  одного.  И  он  отомстит  Риму.
Последний из Фонтини-Кристи сдерет мясо, слой за слоем, с лица дуче, оставив
напоследок глаза, куда он медленно вонзит лезвие ножа.
   - Витторио, Витторио...
   Он слышал свое имя и все же не  слышал  его.  Это  был  шепот,  тревожный
шепот, грезы страдания.
   - Витторио! - Кто-то сжал ему руку. Шепот донесся  откуда-то  сверху,  из
темноты. В нескольких дюймах от своего лица он увидел  глаза  и  губы  Гвидо
Барцини. Печальные глаза конюха поблескивали в полумраке.
   - Барцини! - только и мог он вымолвить.
   - Простите меня. У меня не было выбора. Вас бы убили вместе с остальными.
   - Да, знаю. Казнили бы. Но за что? Во имя всего святого, за что?
   - Немцы.  Это  все,  что  нам  пока  известно.  Немцы  хотели  уничтожить
Фонтини-Кристи. Они хотят убить и вас.  Все  порты,  аэродромы  и  дороги  в
Северной Италии блокированы.
   - Рим позволил это сделать! - Витторио еще ощущал на  языке  вкус  крови,
еще чувствовал боль в челюсти.
   - Рим затаился, - тихо сказал Барцини. - Лишь немногие нарушают молчание.
   - Что они говорят?
   -  То,  что  им  приказали  говорить,  немцы.  Что  Фонтини-Кристи   были
предателями и что их убили итальянцы. Что семья помогала французам,  посылая
деньги и оружие через границу.
   - Бред!
   - А в Риме сплошной бред. И полно трусов. Поймали осведомителя. Он  висит
вниз головой на пьяцца дель-Дуомо. Его тело изрешечено пулями, а язык прибит
гвоздем к черепу. На шею  партизаны  повесили  табличку:  "Этот  гад  предал
Италию, его кровь течет из стигматов Фонтини-Кристи".
   Витторио отвернулся. Воспоминания  жгли:  пороховой  дым  в  белом  свете
прожекторов, трупы,  распростертые  на  земле,  густо-красные  пятна,  казнь
детей...
   - Шамполюк, - прошептал Витторио.
   - Прошу прощения?
   - Мой отец. Умирая  под  выстрелами,  он  прокричал  название:  Шамполюк.
Что-то произошло в Шамполюке.
   - Что это значит?
   - Не знаю. Шамполюк находится в Альпах, высоко  в  горах.  "Цюрих  -  это
Шамполюк. Цюрих - это река". Так отец кричал перед смертью. Но  в  Шамполюке
нет реки.
   - Ничем не могу вам помочь, - сказал Барцини. Он выпрямился, встревоженно
глядя на Витторио и взволнованно потирая руки. - Теперь у  нас  нет  времени
думать об этом. Не теперь.
   Витторио взглянул на смущенного работника, сидевшего на краю  кровати.  В
комнате были грубые дощатые стены. В десяти - пятнадцати шагах от кровати  -
приоткрытая дверь, но ни одного окна. Стояло еще несколько кроватей - он  не
мог их сосчитать. Это был барак.
   - Где мы?
   - К югу от Бавено. На козьей ферме.
   - Как мы сюда попали?
   - Лучше и не спрашивайте. Ребята с реки привезли нас сюда. Они  встречали
нас с машиной на дороге от  Кампо-ди-Фьори.  Партизан  из  Рима  кумекает  в
лекарствах. Он сделал вам усыпляющий укол.
   - Ты перенес меня с насыпи к западной дороге?
   - Да.
   - Но это же больше мили.
   - Может быть. Вы большой, но не тяжелый. - Барцини встал.
   - Ты спас мне жизнь. - Витторио уперся руками в грубое одеяло  и  сел  на
кровати, прислонившись спиной к стене.
   - Своей смертью не отомстишь.
   - Я понимаю.
   -  Нам  надо  уходить.  Вам  уезжать  из  Италии,  мне   возвращаться   в
Кампо-ди-Фьори.
   - Ты возвращаешься?
   - Там я могу сделать больше. Принести им больше вреда.
   Фонтини-Кристи  некоторое  время   смотрел   на   Барцини.   Как   быстро
невообразимое стало жизнью. Как быстро люди отвечают зверством на  зверство,
и как необходим такой ответ. Но времени теперь  нет.  Барцини  прав:  думать
придется потом.
   - Я могу каким-то  образом  выбраться  из  страны?  Ты  сказал,  что  вся
Северная Италия блокирована.
   - Да, обычные пути  перекрыты.  На  вас  охотится  Рим  под  руководством
Берлина. Но есть иные-пути. Говорят, англичане помогут.
   - Англичане?
   - Так говорят. Партизаны всю ночь ловили их по рации.
   - Англичане. Не понимаю.
   Они ехали в  старом  грузовике-развалюхе  без  тормозов,  с  разболтанным
переключателем скоростей,  но  вполне  еще  пригодном  для  разбитых  дорог.
Конечно, по быстроходности ему нельзя было тягаться ни с мотоциклами,  ни  с
государственными автомобилями, зато ничего лучше не придумаешь для  сельской
местности - обычный грузовичок, в непокрытом кузове которого уныло  трясутся
несколько коз.
   Витторио, как и шофер, был одет в замызганную,  перепачканную  навозом  и
пропотевшую  крестьянскую  одежду.  Ему  вручили  потрепанное  удостоверение
личности - теперь он был Альдо Равена,  бывший  рядовой  итальянской  армии.
Само собой разумеется, что  он  полуграмотный  крестьянин;  разговаривать  с
полицейскими, если придется, он  должен  был  просто,  грубовато  и,  может,
чуть-чуть враждебно.
   Они ехали с самого рассвета  к  юго-западу  по  Туринскому  шоссе  и,  не
доезжая Турина, свернули к юго-востоку, на Альбу. Если в  дороге  ничего  не
случится, они доберутся до Альбы к ночи.
   В баре на  главной  площади  Альбы  -  пьяцца  Сан-Джорно  -  они  должны
встретиться с англичанами  -  двумя  оперативниками  из  МИ-6.  Те  доставят
Фонтини-Кристи к побережью и помогут миновать военные посты,  стоящие  через
каждую милю вдоль всего побережья от Генуи  до  Сан-Ремо.  "Это  итальянские
солдаты, действующие с немецкой дотошностью", - так сказали Витторио.
   Этот участок побережья Генуэзского залива  считался  наиболее  подходящим
для перехода через границу. На протяжении  многих  лет  он  служил  основным
"окном"  для  корсиканских  контрабандистов.  Корсиканцы   утверждали,   что
безраздельно господствуют  на  пляжах  здешнего  скалистого  побережья.  Они
называли этот берег мягким подбрюшьем Европы и знали каждый его дюйм.
   Англичанам это  было  на  руку.  Они  нанимали  корсиканцев,  чьи  услуги
оплачивались  по  высшей  ставке.  Сейчас  они  помогут   Лондону   провести
Фонтини-Кристи через контрольно-пропускные пункты, посадят в лодку и  выйдут
в открытое море, где в заранее намеченный  час  к  северу  от  Рольяно  близ
корсиканского берега всплывет на  поверхность  подводная  лодка  Британского
королевского флота и заберет беглеца на борт.
   Вот что сообщили  Витторио  те  самые  "безмозглые  дураки",  которых  он
презрительно называл малыми детьми,  играющими  в  бирюльки.  Эти  "дикари",
заключившие странный союз с его отцом, спасли  ему  жизнь.  Вернее,  спасают
крестьяне, которые имеют прямую связь с далекими англичанами,  далекими,  но
не слишком. Не дальше Альбы.
   Но как? Почему? Что - Бога ради -  делают  англичане?  Почему  эти  люди,
которых он почти не знал, с которыми едва  ли  перемолвился  словом  -  лишь
приказывал и не замечал, - что делают они? И почему? Он не был им другом, не
был и врагом, но уж точно - не другом.
   Эти вопросы пугали Фонтини-Кристи. Белый свет, смерть и кошмар, и он  был
не в состоянии постичь - даже пожелать своего спасения.
   Они находились в восьми милях от Альбы, на повороте  проселочной  дороги,
идущей параллельно  с  Туринским  шоссе.  Шофер-партизан  устал,  его  глаза
покраснели от слепящего солнца. Теперь тени раннего вечера  обманывали  его,
спина болела от напряжения. Если не считать редких заправок, он  не  покидал
своего места. Нельзя было терять ни минуты.
   - Дай я немного поведу.
   - Да мы уже почти приехали, синьор. Вы же не.  знаете  эту  дорогу.  А  я
знаю. Мы въедем в Альбу с востока, по виа Канелли. У въезда  в  город  может
быть армейский пост. Не забудьте, что вам надо говорить.
   - Лучше помалкивать.
   Грузовичок влился в редкий  поток  транспорта  на  виа  Канелли  и  легко
поспевал за другими автомобилями. Как и предполагал  водитель,  у  въезда  в
город они увидели двух солдат.
   Остановили почему-то именно  их  машину.  Водитель  свернул  на  песчаную
обочину  и  затормозил.  Со  стороны  водителя  подошел  сержант,  а   возле
Фонтини-Кристи остановился рядовой.
   - Откуда вы? - спросил сержант.
   - С фермы южнее Бавено, - ответил партизан.
   - Столько проехали ради пяти коз?
   - А это для разведения. Лучшие производители. Они  только  на  вид  такие
хилые. Десять тысяч лир за козлов и восемь - за коз.
   Сержант поднял брови. Он даже не улыбнулся.
   - Ты-то, по виду судя, столько не стоишь. Покажи удостоверение.
   Партизан полез в задний карман  штанов  и  достал  потрепанный  бумажник.
Вытащил оттуда удостоверение и протянул сержанту.
   - Тут сказано, что ты из Варалло. - Живу в Варалло. Работаю в Бавено.
   - Южнее Бавено, - напомнил ему сержант сухо. - Теперь ты,  -  сказал  он,
обращаясь к Витторио. - Твое удостоверение.
   Фонтини-Кристи сунул руку в карман куртки, задев  рукоятку  пистолета,  и
вытащил удостоверение. Протянул шоферу, а тот отдал сержанту.
   - Ты был в Африке?
   - Да, сержант, - ответил Витторио.
   - В каком подразделении?
   Фонтини-Кристи молчал. Ответа у него  не  было.  Он  лихорадочно  пытался
вспомнить, что писали  тогда  газеты  -  какие-нибудь  названия  или  номера
воинских подразделений.
   - Седьмой корпус.
   - Ясно. - Сержант вернул удостоверение. Витторио вздохнул. Но  радоваться
было рано. Сержант схватился за ручку дверцы, дернул и распахнул.
   - Выходите оба!
   - Что такое? Почему? - заканючил партизан, - Нам надо добраться до  места
засветло. Времени в обрез.
   - Вылезайте!  -  Сержант  вытащил  из  черной  кобуры  большой  армейский
револьвер и направил его на них. Потом резко бросил рядовому:
   - Возьми его на мушку!
   Витторио взглянул на  шофера.  Тот  взглядом  приказал  ему  делать,  что
сказано. Но быть начеку и готовым действовать.
   Когда они вылезли из грузовика, сержант приказал пройти вместе  с  ним  к
патрульному домику у телеграфного столба. От  распределительной  коробки  на
столбе к домику тянулся телефонный кабель, он крепился к крыше; узкая  дверь
была распахнута.
   На виа Канелли стало больше машин - или  так  показалось  Фонтини-Кристи.
Мимо проносились легковые автомобили, но попадались и грузовики, похожие  на
тот, в котором они  ехали.  Многие  водители,  завидев  вооруженных  солдат,
которые вели к домику двух крестьян,  на  всякий  случай  притормаживали.  А
проехав опасное место, давали газу и спешили убраться подальше.
   - Какое право вы имеете нас  останавливать!  -  кричал  шофер.  -  Мы  не
совершили никакого преступления! Разве это преступление - зарабатывать  себе
на жизнь?
   - Преступление давать ложную информацию.
   - Какая ложная информация! Мы - рабочие из Бавено, и,  клянусь  Мадонной,
это сущая правда!
   - Эй, поосторожней! - саркастически заметил  сержант.  -  Ко  всем  твоим
грехам добавится еще и богохульство. Заходите!
   Патрульный домик внутри был даже теснее, чем казался снаружи.  Комнатушка
- шесть шагов в длину и пять в ширину. Они едва помещались там вчетвером. Но
взгляд партизана сказал Витторио, что такая теснота им на руку.
   - Обыщи их! - приказал сержант рядовому. Солдат поставил винтовку на  пол
стволом вверх. И тогда партизан  сделал  странную  вещь.  Он  обхватил  себя
руками, словно отказываясь подчиниться. Но  он  же  не  был  вооружен  -  он
говорил об этом Фонтини-Кристи.
   - Ты меня обворуешь! - закричал он куда громче, чем  было  необходимо,  и
его крик эхом отдался от деревянных стенок. - Все солдаты воруют!
   - Нам наплевать на твои лиры. Тут проезжают автомобили пороскошнее. Убери
руки!
   - Даже в Риме всегда дают объяснения. Сам дуче говорит,  что  с  рабочими
нельзя так обращаться. Я маршировал  в  фашистских  колоннах!  Мой  приятель
воевал в Африке!
   Да что же он такое вытворяет? - подумал Витторио. Почему так странно себя
ведет? Он же только разозлил солдат!
   - Не испытывай мое терпение, свинья! Мы ищем  человека  из  Маджоре.  Все
дорожные  посты  ищут  его.  Тебя  остановили  потому,  что  у  тебя  номера
маджорского района. Вытяни руки!
   - Бавено! Мы из Бавено, а не из Маджоре. Кто же врет?
   Сержант посмотрел на Витторио.
   - Солдат, который действительно воевал в Африке, никогда не  скажет,  что
служил в седьмом корпусе. Он расформирован.
   Сержант еще не договорил, когда партизан закричал:
   - Синьор! Ваш - другой!
   Рука шофера метнулась вниз, выхватив револьвер  у  сержанта.  Внезапность
нападения и громкий крик партизана, сотрясший тесный домик, произвели нужный
эффект. Солдаты растерялись. У Витторио не было времени на раздумье, он лишь
надеялся, что его спутник  знает,  что  делает.  Рядовой  дернулся  к  своей
винтовке, ухватившись левой рукой за ствол, а правой пытаясь нащупать спуск.
Фонтини-Кристи навалился на него, прижал к стене, ударил затылком о  твердое
дерево. С головы рядового слетела пилотка, в волосах тут же показалась кровь
и потекла по лбу. Он рухнул на пол.
   Витторио обернулся. Партизан зажал сержанта в угол  и  молотил  рукояткой
револьвера. Лицо сержанта превратилось в кровавое месиво:  смотреть  на  это
зрелище было страшно.
   - Быстрее! - крикнул партизан, когда сержант осел  на  пол.  -  Подгоните
грузовик к двери. Вплотную к двери. Поставьте между дорогой и домиком. Мотор
не глушите.
   - Хорошо! - сказал Фонтини-Кристи, который еще не оправился от жестокости
и стремительности происшедшего в последние минуты.
   - Синьор! - крикнул партизан, когда Витторио уже выходил за дверь.
   - Да?
   - Ваш пистолет, пожалуйста. Дайте мне его. А то эти  армейские  как  гром
грохочут.
   Фонтини-Кристи  поколебался,  потом  вытащил  пистолет  и  отдал   своему
спутнику. Партизан дотянулся до висящего на Стене телефона  и  одним  рывком
сдернул его с петель, оборвав провод.
   Витторио подогнал грузовичок к двери, левые колеса остались на  асфальте:
грузовик не уместился между домиком и  обочиной.  Он  надеялся,  что  задние
сигналки светят достаточно ярко, чтобы их  заметили  подъезжающие  машины  и
успели вовремя объехать.
   Партизан вышел из домика и сказал Витторио:
   - Выжмите газ, синьор. Путь мотор ревет - чем громче, тем лучше.
   Фонтини-Кристи так и сделал. Партизан бегом вернулся в  домик.  В  правой
руке он сжимал пистолет Витторио.
   Выстрелы прозвучали резко и сильно:  два  хлопка,  неожиданно  и  страшно
разорвавшиеся посреди  шума  проносящихся  мимо  машин  и  ревущего  мотора.
Витторио смотрел на домик со смешанным чувством страха, трепета и непонятной
печали. Он вступил в мир насилия, который никогда не мог понять.
   Из домика показался партизан. Он плотно закрыл за  собой  дверь,  влез  в
кабину, захлопнул дв„рцу и кивнул
   Витторио.  Фонтини-Кристи  переждал  несколько  секунд,  пропуская  поток
машин, и нажал на газ. Старенький грузовичок рванулся с места.
   - На виа Монте есть гараж, там можно спрятать грузовик, перекрасить его и
сменить номера. Это в миле от пьяцца Сан-Джорно. Мы дойдем  туда  от  гаража
пешком. Я скажу вам, где свернуть.
   Партизан протянул Витторио пистолет.
   - Спасибо, - сказал Фонтини-Кристи  смущенно,  опуская  оружие  в  карман
куртки. - Ты их убил?
   - Естественно, - просто ответил партизан.
   - Надо думать, другого выхода не было.
   - Конечно. Вы уедете в Англию, синьор. А я остаюсь в Италии.  Меня  могут
опознать.
   - Понятно, - сказал Витторио с легким сомнением в голосе.
   - Не хочу вас обидеть, синьор Фонтини-Кристи, но, по-моему, вам не вполне
понятно. Для вас, кто всю жизнь прожил в Кампо-ди-Фьори, это все в  новинку.
Но для нас - нет. Мы уже двадцать лет воюем. Я лично - десять лет.
   - Воюе