из  немцев,  руководивших
карательной операцией! Один из немецких палачей его семьи!
   - Господи! Как ты меня напутал! - сказала Джейн, входя в комнату.  -  Что
ты дела...
   - Быстро соедини меня с  Тигом!  Немедленно!  -  крикнул  Виктор,  уронив
бинокль и пытаясь отомкнуть секретный замок на цепочке своего портфеля.
   - Что случилось, милый?
   - Делай, что я тебе говорю! - Он  с  трудом  сдерживался.  Набрал  нужные
цифры. Замок открылся.
   Джейн посмотрела на мужа и, не задавая  больше  никаких  вопросов,  стала
поспешно набирать номер телефона.
   Фонтин помчался в  спальню.  Он  вытащил  свой  револьвер  из-под  стопки
рубашек, выхватил его из кобуры и бросился к двери.
   - Виктор! Остановись! Бога ради!
   - Скажи Тигу, чтобы он немедленно приехал сюда! Скажи ему, что  у  нашего
дома немец из Кампо-ди-Фьори.
   Виктор выбежал в коридор и помчался вниз  по  лестнице,  большим  пальцем
нащупывая рычажок предохранителя под барабаном. Добежав до первого  пролета,
он услышал шум мотора. Виктор закричал и  бросился  по  коридору  к  входной
двери, рванул за ручку и распахнул дверь с такой силой, что  та  грохнула  о
стену, и выбежал из ворот на улицу.
   Серый "остин" быстро удалялся. На тротуаре было  много  прохожих.  Фонтин
попытался было его преследовать,  увернувшись  на  бегу  от  двух  встречных
машин, которые, взвизгнув, резко  затормозили.  На  него  закричали,  и  тут
Виктор опомнился. Человек, бегущий по улице в семь вечера  с  револьвером  в
руке, может всполошить всю округу. Но он не задумывался об  этом:  для  него
сейчас существовал только серый  "остин"  и  человек  на  заднем  сиденье  с
проседью в черных волосах.
   Палач.
   "Остин" свернул за угол. На перпендикулярной  улице  машин  было  меньше:
несколько такси и частных автомобилей. "Остин" прибавил  скорость,  запетлял
между  машинами.  Проскочил  на  красный  свет,   едва   не   врезавшись   в
грузовик-фургон, который замер перед светофором и загородил поле зрения.
   Ушли. Виктор остановился,  опустив  руку  с  револьвером.  Сердце  бешено
билось в груди, пот стекал по лицу. Но ушли не  бесследно.  У  "остина"  был
номерной знак, состоящий из шести цифр. Четыре он успел запомнить.
   - Этот автомобиль зарегистрирован за  греческим  посольством.  Атташе,  к
которому этот "остин" приписан,  уверяет,  что  автомобиль  могли  угнать  с
территории посольства сегодня вечером. - Тиг говорил терпеливо, его злила не
только эта наспех  придуманная  ложь,  но  и  само  происшествие.  Оно  было
препятствием, серьезнейшим препятствием.  Лох-торридонской  операции  сейчас
ничто не должно мешать.
   - Но этот немец! Почему он здесь? Я-то знаю, кто он! - говорил  Виктор  в
сильном волнении.
   - Мы работаем  по  всем  направлениям.  Дюжина  опытнейших  оперативников
перелопачивает все досье. Они просматривают все архивы за много  лет,  чтобы
найти хоть что-то. Ты дал подробное описание художнику  и  сам  сказал,  что
портрет получился очень точным. Если он здесь, мы его найдем.
   Фонтин встал, пошел было к окну, но  увидел,  что  тяжелые  черные  шторы
задернуты. Он на ходу развернулся и рассеянно  взглянул  на  огромную  карту
Европы на стене кабинета Тига.  Плотная  бумага  была  утыкана  булавками  с
красными головками.
   - Это поезд из Салоник? - тихо спросил Виктор, ответ ему был не нужен.
   - Но при чем тут немец? Если он немец.
   - Я же сказал тебе. - Виктор обернулся к  бригадиру.  -  Он  был  там.  В
Кампо-ди-Фьори. Но и тогда я знал, что уже где-то видел его раньше.
   - Ты так и не вспомнил - где?
   - Нет! Бывает, что эта мысль просто сводит меня с ума.
   - Может быть, поможет какая-нибудь случайная ассоциация? Подумай. Вспомни
города, где ты  бывал,  в  которых  ты  останавливался,  вспомни  о  деловых
встречах, о контрактах. У Фонтини-Кристи ведь были инвестиции в Германии.
   - Я уже пытался. Ничего.  Только  лицо  -  и  то  я  не  очень  ясно  его
разглядел. Но проседь - вот что запало мне в память.  -  Виктор  вернулся  к
своему креслу и  опустился  в  него.  Откинулся  на  спинку,  прикрыл  глаза
ладонями. - Ох, Алек, я чертовски боюсь.
   - У тебя нет для этого оснований.
   - Тебя не было в ту ночь в Кампо-ди-Фьори.
   - В Лондоне это не повторится. И нигде  больше,  если  уж  на  то  пошло.
Завтра утром твою жену отвезут в министерство военно-воздушного  флота,  там
она сдаст свои рабочие материалы  -  досье,  письма  -  другому  офицеру.  В
министерстве меня уверили, что передачу дел можно завершить к полудню. После
чего ее переправят в очень живописный уголок сельской местности. Это  далеко
отсюда, и она будет в полной безопасности. Джейн  останется  там  до  твоего
возвращения - или  до  того  момента,  когда  мы  найдем  этого  человека  и
уничтожим его.
   Фонтин убрал ладони с лица. Он вопросительно взглянул на Тига.
   - Когда вы успели это подготовить? У вас же не было времени.
   Тиг улыбнулся. Но не той тревожащей улыбкой, к которой Виктор уже привык.
Это была почти нежная улыбка.
   - Мы просто  осуществляем  чрезвычайный  план  на  случай  непредвиденных
обстоятельств, который был выработан сразу же после  твоей  женитьбы.  Через
несколько часов, если тебе угодно.
   - Она будет в безопасности?
   - Как никто  в  Англии.  Честно  говоря,  у  меня  тут  Двоякий  интерес.
Безопасность твоей жены - гарантия твоего душевного спокойствия. У тебя есть
задание, но и у меня есть задание.
   Тиг взглянул на настенные часы, потом на свои наручные.  Настенные  опять
отстали почти на минуту с тех пор, как он их в последний раз подводил. Когда
же это было? Восемь -  десять  дней  назад.  Надо  будет  снова  отнести  их
часовщику на Лестер-сквер.
   Дурацкий бзик, подумал он, это его пристрастие проверять время. Он  знал,
как его называют за спиной: "Секундомер Алек", "Таймер Тиг".  Коллеги  часто
над ним подтрунивают. Он не имел бы этого  пунктика,  будь  у  него  жена  и
малыши. Однако Тиг уже давно принял решение: ему при его профессии лучше  не
обзаводиться привязанностями. Он  не  монах.  В  его  жизни  были,  конечно,
женщины. Но только не брак! О браке  и  речи  быть  не  могло:  это  помеха,
препятствие.
   Эти раздумья дали толчок более предметным размышлениям: о Фонтине  и  его
женитьбе. Итальянец - идеальный координатор лох-торридонского проекта, и вот
теперь появилась помеха - жена!
   Черт бы ее побрал! Он сотрудничал с Бревуртом, потому что и в самом  деле
хотел использовать Фонтини-Кристи. Если бы любовная интрижка  с  англичанкой
могла способствовать этому, что же, он не имел бы ничего против. Но  это  уж
слишком!
   А где теперь этот Бревурт? Вышел из игры. Ушел в тень, успев  вытребовать
у Уайтхолла ради товарного поезда из Салоник невероятного.
   Или он только притворяется, что ушел в тень?
   Можно  подумать,  что  Бревурт  знал,  как  и  когда   вовремя   избежать
неизбежного поражения. Он уже  не  отдает  никаких  инструкций  относительно
Фонтина, теперь итальянец целиком находится  в  ведении  МИ-б.  Вот  так-то.
Бревурт словно намеренно стремится как можно больше отдалиться от  итальянца
и проклятого поезда. Когда ему доложили о проникновении ксенопского монаха в
Лох-Торридон, он изобразил лишь незначительный интерес, посчитав случившееся
вылазкой фанатика-одиночки.
   Для человека, который убедил собственное правительство  сделать  то,  что
было сделано, подобное поведение было неестественным. Потому что  ксенопский
священник действовал не один. Тиг знал  это,  Бревурт  тоже.  Посол  проявил
слишком явное безразличие, его незаинтересованность была слишком очевидной.
   А женщина  Фонтина.  Как  только  она  появилась  на  горизонте,  Бревурт
вцепился в нее как самый настоящий разведчик. Она была подарком  судьбы.  Ее
можно было как-то использовать. И если бы Фонтин вдруг повел  себя  странно,
если бы он стал искать или вышел бы на несанкционированные контакты, так или
иначе связанные с поездом из Салоник,  ее  бы  вызвали  и  дали  инструкции:
докладывать обо всем! Она  же  английская  патриотка,  она  должна  была  бы
согласиться.
   Но никому и в голову не пришло,  что  они  могут  пожениться.  Вот  он  -
"развал любой ценой"! Инструкции можно давать любовнице. Жене - нельзя.
   Бревурт воспринял эту новость с невозмутимостью, которая тоже  показалась
Тигу неестественной.
   Произошло что-то, чего Тиг не мог понять. У него было неуютное  ощущение,
что Уайтхолл использует МИ-6, а значит, и его лично, терпя  лох-торридонскую
операцию только потому, что она может  привести  Бревурта  к  решению  более
важной задачи, чем подрыв промышленной мощи противника изнутри.
   Снова этот поезд из Салоник.
   Итак, реализуются два параллельных стратегических плана:  Лох-Торридон  и
поиск константинских  документов.  Ему  дозволили  заниматься  первым  и  не
допустили ко второму.
   Оставили работать с женатым разведчиком - что может быть хуже!
   Было без десяти три утра. Через шесть часов он отправится в  Лейкенхит  с
Фонтином и посадит его на самолет.
   Человек с проседью в волосах. Словесный портрет, который не совпал  ни  с
одной, из тысяч фотографий и описаний,  хранящихся  в  их  архивах.  Поиски,
ведущие в никуда. Дюжина кадровых сотрудников МИ-6 сидит в  архивах  день  и
ночь.  Агента,  который  обнаружит  похожего  человека,   нужно   будет   не
пропустить, когда будут составлять списки на повышение.
   Зазвонил телефон. От неожиданности он вздрогнул.
   - Алло?
   - Это Стоун, сэр. Кажется, я кое-что нашел.
   - Сейчас спущусь.
   - Если вам все равно, я лучше сам к вам поднимусь. Просто бред  какой-то.
Я хочу поговорить с вами наедине.
   - Хорошо.
   Что же обнаружил Стоун? Настолько  странное,  что  требует  подобных  мер
предосторожности?
   - Вот портрет, который был сделан со слов Фонтина и который он одобрил, -
сказал капитан Джеффри  Стоун,  положив  на  стол  перед  Тигом  карандашный
набросок. Он неловко зажал  под  локтем  конверт,  с  трудом  удерживая  его
неподвижной правой рукой в черной перчатке. - Он не соответствует ни  одному
портрету или описанию ни в  досье  Гиммлера,  ни  других  высокопоставленных
немецких руководителей, ни в иных источниках,  так  или  иначе  связанных  с
немецкими, включая коллаборационистов в Польше,  Чехословакии,  Франции,  на
Балканах и в Греции.
   - А в Италии? Как насчет итальянцев?
   - .Это стало первым предметом наших поисков. Что бы там ни говорил Фонтин
об увиденном им той ночью в  Кампо-ди-Фьори,  он  итальянец.  Фонтини-Кристи
нажили себе врагов  среди  фашистов.  Но  мы  не  нашли  никого,  ни  одного
человека,  хотя  бы  отдаленно  напоминавшего  искомый  объект.   И   тогда,
откровенно вам скажу, сэр, я начал думать о нем самом. О его женитьбе.  Ведь
мы этого не ожидали, так?
   - Так, капитан. Мы этого никак не ожидали.
   - Крошечный приход в Шотландии. Англиканская церковь. Не то,  чего  можно
было бы ожидать.
   - Почему?
   - Я работал в Италии, генерал. Влияние католической церкви ощущается  там
повсюду.
   - Фонтин совсем не религиозен. К чему вы, черт побери, клоните?
   - А вот к чему. Все ведь в этом мире относительно. Никто не бывает просто
таким  или  просто  сяким.  Особенно   человек,   который   обладает   таким
могуществом. Так вот, я  занялся  его  досье.  У  нас  есть  фотокопии  всех
документов, к которым мы когда-либо имели доступ.  В  том  числе  копия  его
заявления о вступлении в брак и копия брачного  свидетельства.  Так  вот,  в
графе "религиозная принадлежность" он поставил одно слово: "христианин".
   - Ближе к сути!
   - А я и приближаюсь. Одно влечет за собой другое. Единственный оставшийся
в живых из богатейшего влиятельного клана  в  католической  стране  отрицает
всякую связь с господствующей в этой стране церковью...
   Тиг прищурился.
   - Продолжайте, капитан!
   - Он нарочно отрицает  свою  связь  с  католической  церковью.  Возможно,
бессознательно. Мы этого знать не можем. "Христианин" - это  не  религиозная
принадлежность. Мы ищем не тех итальянцев, кого нужно искать,  и  перерываем
не те досье! - Стоун взял конверт левой рукой, сдернул с него тонкую ниточку
и раскрыл.  Вытащил  газетную  вырезку  -  небольшую  фотографию  мужчины  с
непокрытой головой. В копне темных волос отчетливо виднелась белая  проседь.
На нем было церковное одеяние, фотоснимок был сделан у алтаря собора Святого
Петра в Риме. Человек стоял на коленях, устремив взгляд на распятие. Над его
головой кто-то держал кардинальскую митру.
   - Боже! - Тиг взглянул на Стоуна.
   -  Это  из  архива  Ватикана.  Мы  ведь  ведем  учет   всех   епископских
рукоположении.
   - Но это...
   - Да, сэр. Имя объекта - Гульямо  Донатти.  Это  один  из  влиятельнейших
кардиналов папской курии.

Глава 10

Монбельяр

   Самолет пошел на снижение. Они летели на высоте трех  тысяч  футов.  Ночь
была ясная, за раскрытой дверью свистел ветер, и  Фонтин  подумал,  что  его
вытянет наружу еще до того, как у него над головой потухнет красная лампочка
и вспыхнет белая - сигнал к прыжку. Он вцепился в поручни по обе стороны  от
двери, стараясь удержаться на ногах и упираясь коваными башмаками в стальной
пол бомбардировщика "хэвиленд". Он ждал команды прыгать.
   Он думал  о  Джейн.  Поначалу  она  решительно  возражала  против  своего
заточения. Она добилась места в министерстве ценой многих  месяцев  довольно
тяжелой, черт бы ее побрал, работы, а теперь в одночасье всего  лишится.  Но
потом она вдруг перестала возражать, увидев, понял он, боль  в  его  глазах.
Она хотела, чтобы он вернулся. И если ее уединение  в  отдаленной  деревушке
поможет, ладно, она готова ехать... Думал он и о Тиге. О том,  что  тот  ему
сказал, но больше - о том, чего  не  сказал.  Агенты  МИ-6  напали  на  след
немца-палача, этого  монстра,  который  хладнокровно  наблюдал  за  кровавой
расправой в Кампо-ди-Фьори. Разведка предположила, что он  занимает  высокий
пост в Geheimdienst Korps - тайной полиции Гиммлера.  Это  человек,  который
всегда остается в тени, уверенный, что его личность  невозможно  установить.
Вероятно, он когда-то работал в германском консульстве в Афинах.
   "Предполагаем", "возможно". Как все уклончиво! Тиг что-то  скрывает.  Но,
невзирая на долгий опыт работы в разведке, он не избежал оплошностей.  И  не
слишком убедительно он объяснил, почему вдруг заговорил о другом.
   - ..Это обычная процедура, Фонтин. Отправляя людей на задание, мы  всегда
фиксируем их религиозную принадлежность. Как в свидетельстве о рождении  или
в паспорте.
   Нет, формально он не принадлежит ни к какой церкви. Нет, он  не  католик,
но в этом нет ничего  удивительного  -  в  Италии  есть  и  некатолики.  Да,
Фонтини-Кристи - заимствование, искусственно образованное имя, которое можно
перевести как "фонтаны Христа", да, их род в течение многих веков был связан
с церковью, но несколько десятилетий назад они порвали с Ватиканом.  Он!  не
придает этому разрыву сколько-нибудь существенного значения и вообще об этом
редко вспоминает... Чего добивался Тиг?
   Красный огонек потух. Виктор согнул колени, как  его  учили,  и  задержал
дыхание.
   Вспыхнула белая  лампочка.  Сзади  раздался  стук  -  резкий,  уверенный,
твердый. Фонтин схватился за  поручни,  вывернув  локти  вперед,  отклонился
назад и, сильно оттолкнувшись, бросился в  черную  пустоту  неба,  в  мощный
воздушный поток подальше от  фюзеляжа.  Ветер  больно  ударил  ему  в  лицо,
подхватил и, точно гигантская волна, понес прочь от самолета.
   Он летел в свободном падении. Раздвинул  ноги,  сразу  почувствовав,  как
ремни парашюта врезались в бедра. Выбросил руки вперед по диагонали, позиция
"орел с распростертыми крыльями" сразу же возымела  нужный  эффект.  Падение
замедлилось, и Виктор смог различить темную землю внизу.
   И он увидел их! Два крошечных мерцающих огонька слева.
   Он поднял правую руку, с трудом рассекая  поток  воздуха,  и  потянул  за
кольцо. Над головой сверкнула короткая  вспышка,  точно  мгновенно  погасшая
шутиха. Достаточно, чтобы заметили с земли. И вновь  его  окутала  тьма.  Он
дернул за резиновую рукоятку выброса парашюта. Из мешка с хлопком выстрелила
вверх сложенная ткань, и тут же образовался исполинский купол.  Его  рвануло
вверх. Он задохнулся и ощутил, как напряглись все мышцы.
   Он парил, слегка раскачиваясь в ночном небе, приближаясь к земле.
   Встречи в Монбельяре прошли успешно. Странно, думал Виктор,  несмотря  на
немудрящие условия - заброшенный склад, старый амбар, каменистое кладбище, -
эти собрания мало  чем  отличались  от  тщательно  подготовленных  совещаний
совета директоров, на  которых  он  присутствовал  в  качестве  полномочного
представителя  концерна.  Цель  встреч  с  руководителями  подполья,   тайно
собравшимися в Лотарингии, была  прежней:  обсудить  возможности  найма  для
группы подготовленных специалистов, которые  ныне  находятся  в  изгнании  в
Англии.
   Управляющие были нужны везде, ибо повсюду  в  стремительно  расширяющемся
Третьем рейхе предприятия апроприировались и запускались на полную мощность.
Но  одержимость  немцев  производительностью  страдала  одним   существенным
изъяном: управление осуществлялось  из  Берлина.  Заказы  рассматривались  в
Reichsministerium промышленности и вооружений, распоряжения вырабатывались и
отдавались в тысячах миль от предприятия.
   Распоряжения можно было перехватывать по пути, заказы можно  было  менять
прямо в министерстве, внедрив своих людей в канцелярию.
   Можно было создавать вакансии и производить замену  персонала.  В  хаосе,
рожденном лихорадочным стремлением Берлина мгновенно  добиться  максимальной
эффективности производства, страх был неотъемлемой частью.  Поэтому  приказы
редко подвергались сомнению.
   Бюрократическая среда была готова принять людей из Лох-Торридона.
   - Вас отвезут на Рейн и посадят на речную баржу в Неф-Бризахе, -  говорил
ему француз, стоя у окна небольшого пансионата на рю де Бак в Монбельяре.  -
Ваш  сопровождающий  привезет  документы.  Насколько  я  понимаю,  для   вас
придумали вот какую легенду: вы  речной  бродяга  -  здоровенные  бицепсы  и
дурная башка. Грузчик, который в  нерабочее  время  в  основном  беспробудно
пьянствует, предпочитая дешевое вино.
   - Что же, это будет даже интересно!

Рейн

   Интересно не было. Было утомительно,  физически  тяжело,  а  потом  стало
почти невыносимо из-за смрада в трюме. Немецкие  патрули  прочесывали  реку,
останавливали  для  досмотра  все  суда  и  подвергали  команды  жесточайшим
допросам. Рейн был тайным каналом подпольной связи, не нужно было быть  семи
пядей во лбу, чтобы это понять. А поскольку речные бродяги и не  заслуживали
лучшего обращения, патрули находили особое удовольствие в том, чтобы пускать
в ход дубинки и приклады винтовок, когда им под руку попадалось это отребье.
Камуфляж  Фонтина  был  удачным,  хотя  и  отвратительным.  Он  пил  большое
количество дешевого вина и вызывал рвоту, чтобы изо рта пахло  омерзительно,
как у закоренелого алкаша.
   Только благодаря своему сопровождающему он не  спился  окончательно.  Его
звали Любок, и Виктор знал,  что,  как  ни  сильно  он  сам  рискует,  Любок
рисковал еще больше.
   Любок был еврей и гомосексуалист.  Это  был  светловолосый,  голубоглазый
балетмейстер средних лет, чьи родители эмигрировали из Чехословакии тридцать
лет назад. Он прекрасно говорил на чешском и словацком, а также на немецком,
и в кармане у него лежали документы, по  которым  он  проходил  как  военный
переводчик. Рядом с его  удостоверением  лежало  несколько  рекомендательных
писем на бланках верховного главнокомандования вермахта, подтверждающих  его
лояльность рейху.
   Удостоверение и бланки писем были подлинными, лояльность  -  вымышленной.
Любок был тайным связным и работал на территории Чехословакии и Польши.  При
выполнении заданий он не скрывал  своих  гомосексуальных  склонностей:  всем
был