у и земли..."
   Ксенопский священник вытащил из-за пазухи большой  итальянский  пистолет.
Он сделал два шага вперед, подошел к своему  возлюбленному  брату  и  поднял
пистолет. Ствол остановился в нескольких дюймах от головы Аннаксаса.
   "Видимым же всем и невидимым... И во Единого Господа Иисуса Христа...  от
Отца... рожденного..."
   Он нажал на спусковой крючок.
   Кабину сотряс выстрел. Кровь, клочья мяса  и  ошметки  чего-то  страшного
разлетелись в воздухе и залепили стекло и металл.
   "Единородного Света от Света... Бога истинна от Бога истинна..."
   Ксенопский священник закрыл глаза и закричал в  экстазе,  приставив  дуло
пистолета к собственному виску:
   - ..рожденна, несотворенна. Я взгляну в очи Господа и не уклонюсь.
   И выстрелил.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

29 декабря 1939
Милан, Италия

   Савароне прошел мимо секретарши, вошел в кабинет  сына  и  приблизился  к
окну, выходящему на  большой  двор  заводского  комплекса  "Фонтини-Кристи".
Витторио, разумеется, нигде нет. Его сын, его старший сын, редко появлялся в
этом кабинете, да и в Милане тоже. Его первенец, наследник  всего  состояния
Фонтини-Кристи, неисправим! Излишне  самоуверен  и  занят  лишь  собственной
персоной.
   Правда, умен. Куда  более  талантлив,  чем  отец,  давший  ему  блестящее
образование. Это еще сильнее распаляло гнев  Савароне:  у  столь  одаренного
человека и обязанностей должно быть больше, чем у прочих.  Савароне  никогда
не довольствовался тем, что само шло в  руки.  Он  не  кутил,  не  бегал  по
девкам, не играл в рулетку или  в  баккара,  не  проводил  ночи  напролет  с
обнаженными  чадами  Средиземноморья.  И  не  закрывал  глаза  на   события,
терзающие его родину, ввергающие ее в хаос.
   Савароне услышал за спиной  чуть  слышное  покашливание  и  обернулся.  В
кабинет вошла секретарша Витторио.
   - Я оставила  сообщение  для  вашего  сына  на  бирже.  Мне  кажется,  он
отправился на встречу со своим брокером.
   - Вам, конечно, может казаться что угодно, но я очень сомневаюсь, что эта
встреча  у  него  была  запланирована!  -  Савароне  увидел,   что   девушка
покраснела. - Простите. Вы не можете отвечать за моего сына.  Хотя  вы  уже,
очевидно, это сделали и без моей просьбы,  но  все  же  я  прошу  вас  снова
позвонить по всем известным вам телефонам. А я пока подожду  здесь.  Кабинет
мне вполне знаком.
   Он снял пальто из верблюжьей  шерсти  и  шляпу  из  тирольского  зеленого
фетра. Бросил на стоящее у стола кресло.
   - Слушаюсь, синьор, - сказала девушка и вышла.
   Да, кабинет и в самом деле  был  ему  знаком,  хотя  секретарше  пришлось
напоминать об этом. Еще два года назад он был его  хозяином.  Теперь  же  от
него почти ничего не осталось, только темные деревянные  панели  на  стенах.
Даже мебель другая. Витторио унаследовал от него лишь стены. Ничего больше.
   Савароне опустился в большое кожаное кресло со спинкой на  шарнирах.  Ему
не нравились такие кресла: он уже слишком стар для того, чтобы  сражаться  с
этим чудовищем, чья спинка автоматически изменяет  угол  наклона  с  помощью
невидимых пружин и шарикоподшипников. Он сунул руку в карман и извлек оттуда
телеграмму, заставившую его приехать в Милан из Кампо-ди-Фьори, - телеграмму
из Рима, в которой говорилось, что за семейством Фонтини-Кристи  установлена
слежка.
   Зачем? Кем? По чьему приказу?
   Подобные вопросы невозможно задать по  телефону,  ибо  телефон  -  орудие
государства.  Государство.  Вечно  это  государство.  Видимое  и  невидимое.
Наблюдают, следят, слушают, подглядывают. Телефонами пользоваться нельзя.  А
никаких объяснений информатор из Рима, который применил простейший  код,  не
дал.
   МЫ НЕ ПОЛУЧИЛИ НИКАКОГО ОТВЕТА ИЗ МИЛАНА ПОЭТОМУ  РЕШИЛИ  ТЕЛЕГРАФИРОВАТЬ
ВАМ ЛИЧНО. ПЯТЬ КОНТЕЙНЕРОВ ПОРШНЕЙ  АВИАЦИОННЫМ  ДВИГАТЕЛЯМ  ДЕФЕКТОМ.  РИМ
НАСТАИВАЕТ НЕМЕДЛЕННОЙ ЗАМЕНЕ. ПОВТОРЯЮ: НЕМЕДЛЕННОЙ. ПОЖАЛУЙСТА ПОДТВЕРДИТЕ
ТЕЛЕФОНОМ ПОЛУЧЕНИЕ ДО КОНЦА ДНЯ.
   Число "пять" означало семейство Фонтини-Кристи, ибо их было пятеро - отец
и четверо  сыновей.  Любое  упоминание  слова  "поршень"  означало  внезапно
возникшую опасность. Повтор  слова  "немедленно"  не  требовал  расшифровки:
необходимо было тотчас же  подтвердить  получение  телеграммы,  позвонив  по
телефону в Рим. Тогда сразу связались бы с  нужными  людьми,  обдумали  план
действий. Но теперь было слишком поздно.
   Телеграмма была послана Савароне днем. Витторио должен был получить  свою
около одиннадцати. И тем не менее сын не позвонил в Рим и не связался с  ним
в Кампо-ди-Фьори. Скоро конец дня. Поздно!
   Непростительно! Люди каждый день  рискуют  собственной  жизнью  и  жизнью
своих близких, ведя борьбу с Муссолини.
   Не всегда так было, думал Савароне, глядя на дверь  кабинета  в  надежде,
что в любую секунду войдет секретарша и сообщит ему, где Витторио.  Когда-то
все  было  совсем  по-другому.  Сначала  Фонтини-Кристи  поддерживали  дуче.
Слабовольный, нерешительный  Иммануил  бросил  Италию  на  произвол  судьбы.
Бенито Муссолини выгодно от него отличался. Он сам прибыл в  Кампо-ди-Фьори,
чтобы встретиться с патриархом рода Фонтини-Кристи, ища его поддержки, - так
Макиавелли некогда искал поддержки у князей  -  тогда  Муссолини  был  полон
энергии и планов, обещал Италии великое будущее.
   Это было шестнадцать лет назад. С тех пор Муссолини  пожал  плоды  своего
красноречия. Он украл у нации право думать, у человека -  право  выбора,  он
обманул аристократию - использовал ее в своих  интересах  и  отрекся  от  их
общих целей. Он вверг страну в совершенно бессмысленную африканскую войну. И
все ради личной славы. Он осквернил самый дух Италии,  и  Савароне  поклялся
остановить его. Фонтини-Кристи собрал северных "князей" и  возглавил  тайный
мятеж.
   Муссолини не мог решиться на  открытый  разрыв  с  Фонтини-Кристи.  Разве
только  обвинение  в  государственной  измене   будет   доказано   с   такой
неопровержимостью, что даже самые горячие сторонники семьи  вынуждены  будут
признать, что Фонтини-Кристи по меньшей мере  поступил  неосторожно.  Италия
неумолимо   сползала   к   вступлению   в   войну.   Муссолини   приходилось
осторожничать. Эта война не пользовалась в стране поддержкой,  немцы  -  тем
более.
   Кампо-ди-Фьори  стало  местом  тайных  встреч   недовольных.   Необъятные
просторы пашен и лесов, холмов и полей были словно специально  предназначены
для тайных собраний, которые обыкновенно проходили в  ночное  время.  Но  не
всегда. Бывали встречи, которые  требовали  дневного  света,  когда  молодые
перенимали у других, более  опытных,  хитрости  искусства  ведения  новой  и
странной войны. Нож, веревка, цепь,  крюк.  Они  даже  имя  себе  придумали:
partigiani.
   Партизаны. Слово, которое переходило из языка в язык.
   Итальянские игры, думал Савароне. "Итальянские игры" -  так  называл  эти
занятия  его  сын  с  презрительной  усмешкой  самовлюбленного  аристократа,
который всерьез относился лишь к собственным удовольствиям... Хотя надо быть
справедливым:  Витторио   серьезно   относился   и   к   делам   предприятий
Фонтини-Кристи - настолько, насколько потребности коммерции сообразовывались
с его собственными планами. А он их сообразовывал. Он использовал  все  свое
финансовое могущество, весь  опыт  -  опыт,  нажитый  рядом  с  отцом,  -  с
хладнокровной, безжалостной решительностью.
   Зазвонил телефон. У Савароне возникло искушение поднять трубку, но он  не
стал этого делать. Это же кабинет его сына, и телефон его. Вместо  этого  он
встал с ужасного кресла и подошел к двери. Открыл. Секретарша повторила имя:
   - Синьор Теска? Савароне прервал ее:
   - Это Альфредо Теска? Девушка кивнула.
   - Пусть не вешает трубку. Я сейчас  с  ним  поговорю.  Савароне  поспешно
подошел к письменному столу и взял телефонную  трубку.  Альфредо  Теска  был
десятником на одной из фабрик. И еще он был partigiano.
   - Это Фонтини-Кристи, - сказал Савароне.
   - Хозяин? Хорошо, что это вы. Это чистая линия, мы  проверяем  ее  каждый
день.
   - Никаких перемен. Все только усугубляется.
   - Да, хозяин. Срочное дело. Прибыл человек из Рима. Он должен встретиться
с кем-нибудь из вашей семьи.
   - Где?
   - В доме на Олоне.
   - Когда?
   - Чем скорее, тем лучше.
   Савароне взглянул на пальто и шляпу.
   - Теска, помнишь два года назад встречу на квартире около собора?
   - Да, хозяин. Скоро шесть. Я буду вас ждать. Савароне  положил  трубку  и
взял пальто и шляпу. Он оделся и посмотрел на часы. Без четверти шесть. Надо
подождать несколько минут. Пройти через  двор  к  заводу  -  недалеко.  Надо
подгадать так, чтобы войти в здание,  смешавшись  с  толпой,  когда  дневная
смена будет уходить, а ночная придет на работу.
   Его   сын   вовсю   эксплуатировал   военную   машину   дуче.    Компания
"Фонтини-Кристи" работала круглосуточно. Когда отец укорил сына за это,  тот
ответил:
   - Мы же не вооружение выпускаем. У нас  для  этого  нет  оборудования.  А
конверсия слишком дорого стоит. Мы работаем только ради собственной прибыли,
отец.
   Его сын. У самого талантливого из них оказалось пустое сердце.
   Взгляд Савароне упал на фотографию в серебряной рамке. То, что она  стоит
здесь, на  столе  Витторио,  уже  было  жестокой  шуткой  над  самим  собой.
Фотография запечатлела лицо  женщины,  красивой  по  общепринятым  понятиям.
Испорченная девочка, превратившаяся в испорченную женщину.  Она  была  женой
Витторио. Десять лет назад.
   Брак оказался неудачным.  Скорее  это  был  деловой  альянс  между  двумя
чрезвычайно богатыми семьями. Жена не способствовала укреплению этого союза:
она была капризная, своевольная девица, чьи взгляды  на  жизнь  определялись
состоянием.
   Она погибла в автокатастрофе неподалеку  от  Монте-Карло,  ранним  утром,
когда закрылись все казино. Витторио никогда не вспоминал об этом. Его тогда
не было с ней. С ней был другой.
   Его сын прожил четыре суматошных,  несчастливых  года  с  женой,  которую
терпеть не мог, и тем не менее ее фотография стоит у  него  на  столе.  Даже
десять лет спустя. Савароне как-то спросил у него почему.
   - Роль вдовца придает некую респектабельность моему образу жизни...
   Без семи минут шесть. Пора. Савароне вышел  из  кабинета  и  обратился  к
секретарше:
   - Пожалуйста, позвоните на проходную и  попросите  шофера  подогнать  мою
машину к западному входу. Передайте ему, что у меня встреча в соборе.
   - Слушаюсь, синьор... Вы не хотите оставить номер телефона, по которому с
вами может связаться сын?
   - Кампо-ди-Фьори. Но полагаю, когда он соберется  мне  позвонить,  я  уже
буду спать.
   Савароне воспользовался личным лифтом сына, спустился на  первый  этаж  и
вышел через служебный выход на заводской двор.  Ярдах  в  тридцати  от  него
стоял лимузин с гербом Фонтини-Кристи на  передней  двери.  Он  обменялся  с
шофером взглядами. Тот чуть заметно кивнул: он  знал,  что  делать.  Он  был
partigiano.
   Савароне  пересек  двор,  чувствуя  на  себе  взгляды.  Хорошо,  что  его
заметили, - точно так же было и два года назад, когда агенты тайной  полиции
дуче следили за каждым его шагом, пытаясь  напасть  на  след  антифашистской
ячейки.  Заголосили  заводские  гудки.  Кончилась  дневная  смена  -   через
несколько секунд двор и все коридоры будут полны людей. У западных ворот уже
толпились рабочие: ночная смена должна занять места в шесть пятнадцать.
   Он поднялся по ступенькам на крыльцо главного  входа  и  попал  в  шумную
толчею коридора, успев в суматохе снять пальто и шляпу. Теска стоял у стены,
рядом с дверью в гардероб. Он был высок и худощав, чем-то похож на Савароне.
Теска взял у Савароне пальто и  шляпу  и  помог  ему  надеть  свой  короткий
потрепанный дождевик с газетой в кармане.  Потом  передал  Савароне  большую
матерчатую кепку. Обмен в  толпе  совершился  безмолвно,  в  мгновение  ока.
Савароне помог Теске надеть верблюжье пальто: хозяин отметил про себя,  что,
как и два года назад, рабочий  неуютно  чувствовал  себя  в  чистой  дорогой
одежде. Теска слился с людским потоком и двинулся к выходу. Савароне шел  на
небольшом расстоянии, а затем остановился у то и дело открывающихся  дверей,
сделав вид, что читает газету.
   Он увидел то, что хотел увидеть. Пальто из верблюжьей шерсти и тирольская
фетровая шляпа резко выделялись среди поношенных кожаных пиджаков и потертых
рабочих курток. Двое мужчин, стоявших чуть в стороне от дверей, кивнули друг
другу и начали наблюдение,  стараясь  не  потерять  в  толпе  преследуемого.
Савароне смешался с толпой рабочих и оказался у двери как  раз  вовремя:  он
увидел, как закрылась дверь лимузина Фонтини-Кристи  и  огромный  автомобиль
плавно выехал на виа ди Семпионе. Оба  преследователя  стояли  на  тротуаре.
Подъехал серый "фиат", они вскочили в него.
   "Фиат" рванулся за лимузином. Савароне  зашагал  к  северным  воротам  и,
выйдя с территории завода, устремился к автобусной остановке.
   Дом на берегу реки был давно заброшен. Некогда,  лет  десять  назад,  его
побелили. Снаружи дом казался обветшалым, но  небольшие  комнаты  привели  в
порядок и приспособили для работы. Тут располагался антифашистский штаб.
   Савароне вошел в комнату, окна которой выходили на  мрачные  воды  Олоны,
черные в ночной мгле. Трое  людей  тотчас  встали  из-за  круглого  стола  и
приветствовали его тепло и  уважительно.  Двоих  он  знал.  Третий,  как  он
догадался, был человеком из Рима.
   - Сегодня утром  я  получил  шифровку,  -  сказал  Савароне.  -  Как  это
понимать?
   - Вы получили телеграмму? - недоверчиво спросил человек из  Рима.  -  Все
телеграммы для Фонтини-Кристи, посланные  в  Милан,  были  перехвачены.  Вот
почему я здесь. Связь с вашими заводами прервана.
   -  Я  получил  телеграмму  в  Кампо-ди-Фьори.  Наша  телеграфная  станция
расположена в Варесе, а не в Милане. - У Савароне немного отлегло  от  души,
когда он понял, что  сын  все-таки  не  ослушался  приказа.  -  У  вас  есть
информация?
   - Неполная, синьор, - ответил посланник, - но достаточная, чтобы  считать
дело чрезвычайно серьезным. И опасным. Внимание военных  внезапно  привлекло
наше движение на Севере. Генералы хотят  его  разгромить.  Они  намереваются
разоблачить вашу семью.
   - Как кого?
   - Как врагов новой Италии.
   - На каком основании?
   - За организацию встреч изменнического  характера  в  Кампо-ди-Фьори.  За
распространение враждебных измышлений и клеветы на государство.  За  попытку
помешать внешнеполитическим целям  Рима  и  за  подрыв  индустриальной  мощи
страны.
   - Это пустые слова.
   - Тем  не  менее,  они  хотят  устроить  показательный  процесс.  Им  это
необходимо.
   - Ерунда. Рим не посмеет возбудить,  против  нас  дело  на  столь  шатких
основаниях.
   - В том-то и дело, синьор, - сказал человек нерешительно. - Это  не  Рим.
Это Берлин.
   - Как?
   - Немцы проникли всюду. Они всем  заправляют.  Ходят  слухи,  что  Берлин
хочет лишить Фонтини-Кристи влияния.
   - Они уже смотрят в будущее! - заметил один из двоих, старый partigiano.
   - И как они собираются это осуществить? - спросил Фонтини-Кристи.
   - Они хотят накрыть тайную встречу в  Кампо-ди-Фьори.  И  заставить  всех
участников  свидетельствовать  против  Фонтини-Кристи  как   государственных
изменников. Это не так трудно сделать, как вам кажется.
   - Согласен. Вот почему мы до сих пор действовали с такой осторожностью...
Когда это может произойти? Что вы об этом думаете?
   - Я вылетел из Рима в полдень. Могу лишь предположить, что кодовое  слово
"поршень" было использовано не случайно.
   - Собрание назначено на сегодняшний вечер.
   - Значит, "поршень" использован очень  своевременно.  Отмените  собрание,
синьор. Явно просочилась информация.
   - Мне понадобится ваша помощь. Я дам вам  список  имен...  наши  телефоны
прослушиваются. - Фонтини-Кристи стал писать на листке  карандашом,  который
передал ему третий partigiano.
   - Когда должна состояться эта встреча?
   - В половине одиннадцатого. Времени еще достаточно, - ответил Савароне.
   -  Надеюсь.  В  Берлине  основательно  взялись  за  дело.  Фонтини-Кристи
перестал писать и взглянул на связного.
   -  Мне  это  странно  слышать.  Немцы  могут  отдавать  свои  приказы   в
Кампидольо, но в Милане их нет.
   Трое партизан переглянулись. Савароне понял,  что  услышал  еще  не  все.
Наконец человек из Рима заговорил:
   - Как я сказал, мы располагаем  неполной  информацией.  Но  нам  известно
кое-что  вполне  определенное.  Например,   мы   знаем,   насколько   Берлин
заинтересован в этом. Германское командование требует, чтобы Италия  открыто
вступила в войну. Муссолини  пока  колеблется.  По  разным  причинам,  не  в
последнюю очередь и учитывая оппозицию со стороны столь  влиятельных  людей,
как вы.  -  Он  замолк  в  нерешительности.  Не  оттого,  что  сомневался  в
достоверности сведений, просто не знал, как их сообщить.
   - К чему вы клоните?
   - Говорят, что внимание Берлина к Фонтини-Кристи  подогревается  гестапо.
Именно нацисты требуют от  Муссолини  показательного  разоблачения,  нацисты
намереваются сокрушить оппозицию режиму дуче.
   - Понял. Дальше?
   - Они не доверяют Риму и  еще  менее  -  местным  властям  в  провинциях.
Карательная операция будет осуществлена немцами.
   - Немецкая карательная экспедиция прибудет из Милана?
   Связник кивнул.
   Савароне положил карандаш на стол и воззрился на  человека  из  Рима.  Но
думал он сейчас не об этом человеке,  а  о  греческом  товарном  составе  из
Салоник, который он встретил  в  горах  близ  Шамполюка.  О  грузе,  который
доставил этот состав. О ларце Константинской патриархии, что ныне покоится в
недрах промерзлой земли высоко в горах.
   Это казалось невероятным, но невероятное стало  обычным  в  это  безумное
время. Неужели в Берлине известно  об  этом  товарном  составе  из  Салоник?
Неужели немцы знают о тайне ларца? Матерь Божья! Нельзя, чтобы  он  попал  к
ним в руки! Или в руки им подобных.
   - Вы уверены в достоверности, этой информации?
   - Уверены.
   С  Римом  можно  справиться,  подумал  Савароне.  Италии   нужны   заводы
Фонтини-Кристи. Но если вмешательство немцев  как-то  связано  с  ларцом  из
Константины, Берлин не станет считаться с интересами Рима. Обладание  ларцом
- вот что самое главное...
   И посему сохранность ларца важнее жизни. Тайна не должна попасть в  чужие
руки. Не сейчас. Возможно, никогда, но уж точно не сейчас.
   Теперь дело в Витторио. Всегда Витторио, самый  способный  из  всех.  Ибо
каким бы он ни был, он в первую очередь Фонтини-Кристи. Он  поддержит  честь
семьи, для Берлина он - достойный соперник. Пришло время  рассказать  ему  о
поезде из Салоник. И раскрыть детали договора семьи с Ксенопским  монашеским
орденом. Успели вовремя, сделали все правильно.
   Дата, высеченная на камне на века, - лишь намек, ключ  к  разгадке,  если
вдруг остановится сердце, настигнет внезапно естественная или насильственная
смерть. Но этого недостаточно.
   Надо сказать Витторио, возложить на него эту огромную ответственность.  В
сравнении с важностью константинских документов все бледнеет.
   Савароне взглянул на своих собеседников:
   - Я отменю сегодняшнюю встречу.  Карательная  экспедиция  обнаружит  лишь
большой семейный сбор. Праздничный ужин. Мои, дети  и  внуки.  Однако  чтобы
сбор был полный, мой старший сын должен прибыть в Кампо-ди-Фьори. Сегодня  я
пытался ему дозвониться весь  день.  Теперь  вы  попробуйте  его  разыскать.
Обзвоните всех, кого знаете в Милане, но  найдите  его  непременно.  Скажите
ему, чтобы он воспользовался дорогой к конюшне, если приедет поздно.  Негоже
ему появляться в доме вместе с карателями.

Глава 2

29. декабря 1939 года
Озеро Комо, Италия

   Белая двенадцатицилиндровая "испано-сюиза" с наполовину откинутым  верхом
на большой  скорости  зашла  на  длинный  вираж.  Внизу,  слева  от  дороги,
видне