м растет желание. Она, увидев его взгляд, улыбнулась и завернулась в
простыню, прислонившись спиной к изголовью кровати.
   - Будем разговаривать, - заявила она решительно. - У  нас  в  запасе  три
дня, чтобы довести друг друга до изнеможения. Пока ты  будешь  отсутствовать
днем, охотясь за своими медведями,  я  буду  наводить  марафет,  как  верная
наложница. Удовольствие гарантируется!
   - Слушай, тебе бы надо заняться тем, чем занимают себя далекие  от  науки
дамы. Просиживай часами в салоне "Элизабет Арден", принимай молочные  ванны,
закусывай джин шоколадными конфетами. Ты же вымоталась - отдыхай!
   - Давай поговорим не обо мне, - улыбнулась Барбара. - Я и так  проболтала
о себе всю ночь - почти. Расскажи лучше,  что  тут  происходит?  Или  ты  не
можешь? Уверена: Джим Невинс считает, что твой номер прослушивается.
   Адриан расхохотался  и  скрестил  ноги.  Он  потянулся  за  сигаретами  и
зажигалкой, лежащими на столике у кресла.
   - Присущая Джиму мания заговоров неискоренима. Он больше не  оставляет  у
себя на рабочем столе досье. Он носит все важные  бумаги  в  кейсе.  У  него
самый пухлый кейс в Вашингтоне, - усмехнулся Адриан.
   - Но почему?
   - Он не хочет снимать копии с документов. Считает,  что  ребята,  сидящие
этажом  выше,  тут  же  отберут  у  него  половину  дел,  если  узнают,  как
продвигается его расследование.
   - Поразительно!
   - Страшно!
   Зазвонил телефон. Адриан быстро встал с кресла и подошел к тумбочке.
   Это была мать. Она не могла скрыть волнения.
   - Мне только что звонил отец.
   - Что значит "звонил"?
   - В прошлый понедельник  он  вылетел  в  Париж.  И  оттуда  отправился  в
Милан...
   - В Милан? Зачем?
   - Он тебе сам все расскажет. Он хочет, чтобы вы с Эндрю приехали к нам  в
воскресенье.
   - Погоди. - Адриан стал лихорадочно соображать. - Вряд ли я смогу.
   - Ты должен.
   - Ты не понимаешь, а по телефону  я  не  могу  тебе  объяснить.  Энди  не
захочет меня видеть. И я тоже не очень-то хочу его видеть. Я даже думаю, что
при нынешних обстоятельствах это было бы неразумно.
   - Что ты такое говоришь? - Голос матери внезапно стал холодным. - Что  ты
натворил? Адриан ответил не сразу.
   - У нас разные позиции в одном... споре.
   - Что бы там ни было, это не имеет значения! Отец  хочет,  чтобы  вы  оба
приехали. - Она едва сдерживалась. - С ним что-то случилось! С ним случилось
что-то ужасное! Он едва мог говорить.
   В трубке раздалось несколько щелчков, после  чего  к  линии  подключилась
телефонистка отеля.
   - Мистер Фонтин, извините, что я вас прерываю, но вас срочно вызывают.
   - О Боже! - прошептала мать. - Виктор...
   - Если это касается отца, я тебе перезвоню, обещаю, -  сказал  Адриан.  -
Спасибо, мисс, я поговорю...
   Больше он ничего не  успел  сказать.  В  трубке  послышался  истерический
голос. Женщина рыдала и кричала.
   - Адриан! Боже мой! Адриан! Он мертв! Его убили! Они убили его, Адриан!
   Крики  из  телефонной  трубки  были  слышны  в  комнате.  Адриан  испытал
потрясение, какого не испытывал никогда в  жизни.  Смерть.  Смерть,  которая
коснулась его.
   Это была Кэрол Невинс. Жена Джима.
   - Я сейчас приеду! Позвони матери в  Нью-Йорк,  -  попросил  он  Барбару,
торопливо одеваясь. - Скажи ей, что это не с отцом.
   - А с кем?
   - С Невинсом.
   - О Боже!
   Он выбежал в коридор и помчался к лифтам. Нажал на кнопку вызова - как же
медленно поднимается лифт, как медленно! Он побежал  к  двери  на  лестницу,
распахнул ее. Устремился вниз, перепрыгивая через ступеньки,  и  выскочил  в
вестибюль. Кинулся к стеклянным дверям подъезда.
   - Извините! Простите! Пропустите, пожалуйста!
   Оказавшись на тротуаре, побежал направо к свободному такси.  Сел,  назвал
шоферу адрес Невинса.
   Что же произошло? Что же, черт  побери,  произошло?  Что  хотела  сказать
Кэрол? "Они его убили". Кто его убил? Боже! Он мертв!
   Джим Невинс убит! Ну, коррупция.  Ну,  алчность.  С  этим  все  ясно.  Но
убийство?!
   На Нью-Хэмпшир-авеню они остановились на красном.  Он  извелся:  до  дома
Невинса осталось два квартала!
   Не успел желтый смениться зеленым, как такси сорвалось с места.  Водитель
газанул, но, проехав полквартала, затормозил. Они попали в  пробку.  Впереди
мигали подфарники. Поток машин замер.
   Адриан выскочил из  такси  и  стал  пробираться  между  стоящими  впереди
автомобилями. Со стороны Флорида-авеню движение перекрыли патрульные машины.
Полицейские   свистели,   указывали   дорогу   флюоресцирующими   оранжевыми
перчатками, направляя поток транспорта в объезд.
   Он добежал до оцепления. За заградительной лентой стояли два офицера. Они
заорали на него:
   - Сюда нельзя, мистер!
   - Иди-иди, приятель! Тебе тут не место. Но ему там было самое  место.  Он
прошмыгнул между двумя патрульными машинами с мигалками и помчался  к  груде
покореженного металла  и  битого  стекла  -  Адриан  сразу  узнал  эту  кучу
металлолома. Это была машина Джима Невинса. То, что от нее осталось.
   Задние дверцы фургона "Скорой помощи" были  раскрыты.  От  груды  металла
двое санитаров несли носилки с телом, покрытым белым больничным  покрывалом.
Третий, с черным чемоданчиком, шагал рядом.
   Адриан  подошел  к  нему,  отстранив   руку   полицейского,   пытающегося
преградить ему путь.
   - Не мешайте! - твердо сказал он полицейскому, хотя голос его дрожал.
   - Извините, мистер, я не могу вам...
   - Я прокурор. А этот человек, как мне кажется, мой друг-Врач  услышал,  с
каким отчаянием он произнес эти слова, и махнул рукой  полицейскому.  Адриан
взялся за покрывало. Врач мгновенно схватил его за руку.
   - Ваш друг негр?
   - Да.
   - Его фамилия Невинс?
   - Да.
   - Он мертв, уверяю вас. Не надо смотреть.
   - Вы не понимаете. Я должен  посмотреть!  Адриан  отдернул  покрывало.  К
горлу подступила тошнота. Он ужаснулся тому,  что  предстало  его  взору.  У
Невинса было снесено пол-лица. Там, где было горло, зияла кровавая дыра: ему
вырвало половину шеи.
   - Боже! О Господи!
   Врач накинул покрывало на труп и знаком приказал санитарам внести носилки
в фургон. Врач был совсем мальчишка, длинные светлые волосы  обрамляли  юное
лицо.
   - Вам лучше присесть, - сказал он Адриану. - Я же предупреждал. Пойдемте,
я отведу вас к машине.
   - Нет, спасибо. - Адриан подавил приступ тошноты  и  попытался  вдохнуть.
Воздуха не хватало. - Что произошло?
   - Пока что мы не знаем всех подробностей. Вы в самом деле прокурор?
   - Да. Он был моим другом. Что случилось?
   - Похоже, что он начал сворачивать влево на подъездную аллею  к  дому,  и
тут вдруг в него врезался гигантский грузовик на полной скорости.
   - Грузовик?
   - Точнее, тягач - знаете, из тех, что возят трейлеры, со  стальной  рамой
впереди. Он несся так, точно ехал по загородному шоссе.
   - И где он?
   -  Неизвестно.  Он  на  какую-то  секунду   притормозил,   сигналя,   как
сумасшедший, и укатил. Очевидцы говорят, грузовик был взят напрокат: у  него
сбоку была эмблема прокатной компании. Могу вас  уверить,  что  полиция  уже
объявила розыск.
   И вдруг Адриан вспомнил и удивился, что сумел вспомнить. Он схватил врача
за руку.
   - Вы можете провести меня через кордон  полицейских  к  его  машине?  Это
очень важно.
   - Я же врач, а не полицейский.
   - Пожалуйста, попытайтесь!
   Молодой врач щелкнул языком, потом кивнул.
   - Ну ладно, пошли, я проведу вас. Только без глупостей.
   - Я просто хочу кое на что взглянуть. Вы же сказали, что очевидец  видел,
как грузовик остановился.
   - Я знаю точно, что он остановился, - загадочно ответил врач. - Пойдемте.
   Они двинулись к груде металла. Машина Невинса завалилась  на  левый  бок,
стекла были выбиты,  кузов  покорежен.  Над  бензобаком  курился  дымок,  из
выбитых окон вырывались белые клубы дыма.
   - Эй, док! В чем дело? - крикнул полицейский усталым и злым голосом.
   - Давай-давай, малыш, иди отсюда! И ты тоже! - крикнул второй.
   Молодой врач поднял свой черный чемонданчик.
   - Медэкспертиза, ребята. Можете позвонить в участок!
   - Чего?
   - Какая еще медэкспертиза?
   - Патология, черт побери! - Врач подтолкнул Адриана вперед.  -  Лаборант,
возьмите пробы и уйдем поскорее отсюда!
   Адриан заглянул в машину.
   - Ну, что-нибудь заметили? - спросил врач вполголоса.
   Адриан заметил: кейс  Невинса  исчез.  Они  вернулись  через  полицейский
кордон к "скорой помощи".
   - Вы и в самом деле что-то обнаружили? - спросил молодой врач.
   - Да, - тупо ответил Адриан. Мысли его мешались. - Нечто, что должно было
там быть, но чего там не оказалось.
   - Ладно. А теперь я вам скажу, почему я вас туда провел.
   - Что?
   - Вы видели своего друга. Я бы не подпустил к нему его жену.  Ему  снесло
лицо и разорвало шею осколками стекла и металла.
   - Да... Знаю. Я же видел. - Адриан снова ощутил волну тошноты.
   - Но сегодня довольно теплый  вечер.  Думаю,  стекло  слева,  со  стороны
водителя, было опущено. Не могу присягнуть - машина-то вся покорежена, -  но
очень может статься, что в вашего приятеля стреляли в упор из обреза.
   Адриан поднял на врача глаза. В сознании  вдруг  всплыли  слова,  которые
семь лет назад брат сказал ему в Сан-Франциско: "...Идет настоящая  война...
И стреляют настоящими патронами".
   Среди бумаг  в  "дипломате"  Невинса  лежало  признание,  собственноручно
написанное офицером в Сайгоне. Приговор "Корпусу наблюдения".
   А он дал своему брату пять дней на размышление.
   Боже! Что же он наделал!
   Адриан доехал на такси  до  ближайшего  полицейского  участка.  Пользуясь
своим положением юриста, он получил возможность переговорить с сержантом.
   - Если тут дело нечисто, мы выясним, - процедил сержант, глядя на Адриана
с недовольным выражением  -  так  полицейские  всегда  смотрят  на  юристов,
которые суют свой нос в расследование еще до того,  как  полиция  сумела  во
всем разобраться.
   - Он был моим другом, и у меня есть основания полагать, что  дело  весьма
нечисто. Вы нашли грузовик?
   - Нет. Но нам известно, что  на  шоссе  его  нет.  Вертолеты  держат  под
наблюдением все дороги.
   - Грузовик был взят напрокат.
   - И это нам известно. Мы проверяем все прокатные агентства. Почему бы вам
не пойти домой, мистер?
   Адриан перегнулся через стол, вцепившись рукой в его край.
   - Мне кажется, вы не совсем серьезно ко мне отнеслись.
   - Слушайте, мистер! Каждый  час  нам  докладывают  о  десяти  смертельных
исходах. И что же вы хотите - чтобы я бросил все другие дела и послал  взвод
людей играть в прятки с этим грузовиком?
   -  Я  скажу  вам,  чего  я  хочу,  сержант.  Я   хочу   получить   рапорт
патологоанатомической экспертизы о происхождении ран, обнаруженных  на  лице
погибшего. Ясно?
   - Что вы такое говорите? - презрительно отозвался полицейский сержант.  -
Каких ран?
   - Я хочу знать, отчего его разорвало в клочья!

Глава 23

   Поезд из Салоник востребовал свою последнюю жертву, думал Виктор, лежа  в
постели у себя дома в Норт-Шоре и глядя на пробивающиеся сквозь  зашторенные
окна лучи утреннего солнца. На свете не существует больше причин, по которым
во имя его может быть загублена еще хоть одна  жизнь.  Энричи  Гаэтамо  стал
последним мертвецом, но Виктор не сожалел о его смерти.
   Ему самому уже не долго осталось. Он прочел это в глазах Джейн, в  глазах
врачей. Этого следовало ожидать. Ему было даровано слишком много отсрочек.
   Он надиктовывал все,  что  мог  вспомнить  о  том  давнем  июльском  дне.
Господи, как же давно это было - почти  вся  жизнь  прошла  с  тех  пор!  Он
пытался  проникнуть  в  самые  потаенные  уголки  памяти  и   отказался   от
болеутоляющих наркотиков, боясь, что они притупят воспоминания.
   Константинский ларец надо найти во что бы то  ни  стало  и  передать  его
содержимое ответственным людям, способным оценить  это  должным  образом.  И
необходимо  предотвратить,  сколько  бы  ни  была  мала  такая  возможность,
бездумное раскрытие его тайны. Он возложит эту  миссию  на  сыновей.  Теперь
тайна Салоник принадлежит им. Близнецам.  Они  сделают  то,  чего  не  сумел
сделать он: найдут константинский ларец.
   Но в цепи по-прежнему недостает звена. Он должен найти  его  прежде,  чем
состоится разговор с сыновьями. Что  знают  в  Риме?  Что  удалось  Ватикану
узнать о Салониках? Вот почему он позвал сегодня этого человека.  Священника
по имени Лэнд, монсеньора из Нью-Йоркского архиепископства, который  навещал
его в больнице несколько месяцев назад.
   За дверью спальни раздались шаги, потом послышались тихие голоса Джейн  и
посетителя. Священник!
   Тяжелая  дверь  бесшумно  отворилась.  Джейн  впустила  гостя  и   вышла.
Священник держал в руках книгу в кожаном переплете.
   - Спасибо, что пришли, - сказал Виктор.
   Лэнд улыбнулся и тронул кожаный переплет книги.
   -  Это  "Милосердное  завоевание.  Во  имя   Господня".   История   клана
Фонтини-Кристи. Мне подумалось, вам это может быть интересно, мистер Фонтин.
Я обнаружил эту книгу очень давно в одной книжной лавке в Риме.
   Монсеньор положил фолиант на тумбочку рядом с кроватью. Они  пожали  друг
другу руки: каждый из них, подумал Виктор, оценивает собеседника.
   Лэнду было не более пятидесяти. Среднего роста, широкоплечий,  с  могучей
грудью. Лицо резко очерченное, типичное лицо англиканского священника, карие
глаза под густыми бровями - более темными,  чем  его  коротко  стриженные  и
тронутые сединой волосы. Приятное лицо, умные глаза.
   -  Боюсь,  что  издание  было  предпринято  из   тщеславных   побуждений.
Сомнительного достоинства привычка, типичная для начала века. Наверняка  эта
книга никогда не переиздавалась и написана по-итальянски.
   - И к тому же старомодным североитальянским стилем,  -  добавил  Лэнд.  -
Полагаю, что-то вроде придворного викторианского  стиля,  если  подумать  об
английском эквиваленте. Со множеством архаизмов.
   - Тут у вас преимущество! Мое знание языков не столь глубоко, как ваше.
   - Но для Лох-Торридона оказалось достаточно, - сказал священник.
   - Да, вероятно. Садитесь, пожалуйста, монсеньор Лэнд. - Виктор указал  на
стул рядом с кроватью. Священник сел. Они смотрели  друг  на  друга.  Виктор
заговорил:
   - Несколько месяцев назад вы посетили меня в больнице. Зачем?
   - Мне хотелось увидеть человека, чью  жизнь  я  столь  тщательно  изучал.
Позвольте быть с вами откровенным?
   - Вы бы не пришли ко мне, если бы решили избрать иную линию поведения.
   - Мне сказали тогда, что вам осталось  жить  недолго.  И  я  самонадеянно
вообразил, что вы позволите мне причастить вас.
   - Что ж, это откровенно. И в самом деле, самонадеянно.
   - Я это понимал. Вот почему я больше не приходил. Вы  тактичный  человек,
мистер Фонтин, но вам не удалось скрыть свои чувства.
   Виктор внимательно  посмотрел  в  лицо  священника.  Та  же  печаль,  что
запомнилась ему в больнице.
   - Зачем вы изучали мою жизнь?  Неужели  Ватикан  до  сих  пор  занимается
розысками? Неужели Донатти и его поступки не получили должной оценки?
   - Ватикан  постоянно  что-то  изучает.  Исследует.  Эти  исследования  не
прекращаются. А Донатти не просто получил должную оценку. Он был отлучен  от
церкви, и его останки не были преданы земле по католическому обряду.
   - Вы ответили на два моих последних вопроса, но не на  первый.  Почему  -
вы?
   Монсеньор положил ногу на ногу, сцепив руки на колене.
   - Меня интересует социальная и политическая история. Иными словами, я ищу
признаки  конфликтных  отношений  между  церковью  и  обществом   в   разные
исторические периоды. - Лэнд улыбнулся. -  Побудительным  мотивом  для  этих
исследований  послужило   стремление   доказать   превосходство   церкви   и
ошибочность попыток тех, кто с ней боролся. Но невозможно отыскать благо  во
всех случаях. И, разумеется, его не найти в  тех  бесчисленных  прегрешениях
против здравого смысла и морали, которые  я  обнаружил.  -  Лэнд  больше  не
улыбался. Его намек был вполне ясен.
   - То есть казнь Фонтини-Кристи была прегрешением? Против  чего?  Здравого
смысла? Морали?
   -  Пожалуйста,  -  быстро  сказал  священник.  Он  заговорил   тихо,   но
настойчиво. - Мы оба знаем, что это было. Убийство.  Которое  невозможно  ни
одобрить, ни простить.
   Виктор вновь увидел печаль во взгляде священника.
   - Я принимаю ваши слова. Я их не совсем понимаю, но я их принимаю.  Итак,
я стал предметом ваших социально-политических штудий?
   - Вкупе с прочими проблемами того времени. Я уверен,  вам  они  известны.
Хотя в то время творилось немало добрых дел, было совершено многое, чему нет
прощения. То, что случилось с вами, с вашей семьей, безусловно, относится  к
такого рода вещам.
   - Я стал предметом вашего интереса?
   - Вы стали моей навязчивой  идеей!  -  Лэнд  снова  улыбнулся,  несколько
смущенно на этот раз. - Не забывайте, я ведь американец. Я учился в Риме,  и
имя Виктора Фонтина было мне хорошо известно. Я читал о вашей деятельности в
послевоенной Европе - об этом писали все газеты. Я знал о вашем  влиянии  ив
государственных  и  в  общественных  кругах.  Можете  себе  представить  мое
изумление, когда, изучая тот период, я вдруг обнаружил, что Виктор Фонтин  и
Витторио Фонтини-Кристи - одно и то же лицо.
   - Вы смогли многое почерпнуть из ватиканских архивов обо мне?
   - О семье Фонтини-Кристи -  да.  -  Лэнд  кивнул  на  фолиант  в  кожаном
переплете. - Но, как и эта книга,  найденные  мною  материалы  были,  боюсь,
несколько необъективны. Хотя, конечно, не столь лестны. Но  лично  о  вас  -
почти ничего. Признавался, разумеется, факт вашего существования. Вы  первый
ребенок  Савароне  мужского  пола,  который  в  настоящее   время   является
американским гражданином и носит имя Виктор Фонтин. И  более  ничего.  Досье
обрывалось  информацией,  что  остальные  члены  семьи  Фонтини-Кристи  были
уничтожены фашистами. Такой конец показался мне неполным. Даже даты  никакой
не было указано.
   - Чем меньше остается на бумаге, тем лучше!
   - Да. И вот я стал изучать документы репарационного суда. Там я обнаружил
куда  более  подробные  сведения.  Но  то,   что   поначалу   было   простым
любопытством, обернулось  подлинным  потрясением.  Вы  представили  военному
трибуналу обвинения. Эти обвинения я счел ужасными, нетерпимыми, ибо  вы  не
обошли и церковь. И вы назвали имя священника курии - Гульямо  Донатти.  Это
было недостающее звено моих поисков. Все, что требовалось.
   -  Вы  хотите  сказать,  что  в  материалах,  относящихся   к   семейству
Фонтини-Кристи, не было упоминания имени Донатти?
   - Теперь - есть. Тогда - не было. Создавалось впечатление, что  архивисты
просто не захотели увидеть здесь некую связь. Все бумаги Донатти опечатаны -
как обычно и поступают  с  бумагами  отлученных.  А  после  его  смерти  ими
завладел его секретарь...
   - Отец Энричи Гаэтамо. Лишенный сана, - прервал его Фонтин.
   Лэнд ответил не сразу.
   -  Да,  Гаэтамо.  Я  получил  разрешение  ознакомиться   с   опечатанными
документами. Я читал  параноидальные  бредни  безумца,  фанатика,  самолично
причислившего себя к лику святых. - Монсеньор замолчал.  Он  не  смотрел  на
Виктора. - То, что я там обнаружил, заставило меня отправиться в  Англию.  К
человеку по фамилии Тиг. Я встречался с ним лишь однажды  в  его  загородном
доме. В тот день шел дождь, и он  поминутно  подходил  к  камину  и  ворошил
дрова. Мне  не  приходилось  встречать  другого  человека,  который  бы  так
пристально следил за часами. Хотя он уже был на пенсии и  спешить  ему  было
некуда. Виктор улыбнулся:
   - Ох уж эти часы! Эта  его  дурацкая  привычка  меня  всегда  раздражала.
Сколько раз я ему об этом говорил!
   - Да-да, вы были добрыми друзьями, я это сразу  понял.  Знаете,  он  вами
просто восхищался.
   - Восхищался? Алек? Не могу поверить!
   - Он признался, что никогда не говорил вам об этом,  но  это  правда.  Он
сказал, чт