я. Творца небу и  земли,  видимым
же всем и  невидимым.  И  во  Единаго  Господа  Иисуса  Христа  сына  Божия,
Единородного, Иже от Отца рожденного прежде все век. Света  от  Света,  Бога
истинна от Бога истинна, рожденна, не сотворенна, единосущна Отцу..."
   Они добрались до эдесской ветки. Стрелку уже перевели  незримые  руки,  и
поезд из Салоник рванулся на север, во тьму ночи.  Югославские  пограничники
столь же жадно ждали новостей из Греции, сколь взятки от  греческих  гостей.
На севере стремительно разгоралось пламя войны. Говорили,  что  скоро  падут
Балканы. И экспансивные итальянцы собирались на городских площадях и слушали
воинственные лозунги, изрыгаемые бесноватым  Муссолини  и  его  марширующими
фашистами. Повсюду только и разговоров было что о неминуемом вторжении.
   Югославы  приняли  несколько  корзин  с  фруктами  -  ксенопские   фрукты
считались лучшими в Греции - и пожелали Аннаксасу счастливого пути и  удачи,
в которую сами не верили, потому что путь его лежал на север.
   Во вторую ночь они  добрались  до  Митровицы.  Ксенопский  орден  отлично
провел подготовительную работу: для них был расчищен железнодорожный путь, в
это время не ожидался ни один состав.  Поезд  из  Салоник  миновал  Сараево.
Когда они стояли на разъезде, из тьмы вышел человек и обратился к Петриду:
   - Через двенадцать минут  передвинут  стрелку.  Вы  поедете  на  север  к
Баня-Луке. Днем переждете на  сортировочной.  Там  место  оживленное,  много
составов. С вами свяжутся ближе к сумеркам.
   На шумной сортировочной станции в Баня-Луке  ровно  в  четверть  седьмого
вечера к ним подошел человек в рабочем комбинезоне.
   - Все в порядке, - сообщил он Петриду. - В диспетчерских  сводках  вашего
поезда нет, вас просто не существует.
   В шесть тридцать пять им подали сигнал: передвинули еще одну  стрелку,  и
поезд из Салоник попал на загребскую ветку.
   В  полночь  на  тихой  сортировочной  Загреба  Петриду  передали  длинный
коричневый конверт.
   - Здесь бумаги, подписанные итальянским министром путей сообщения. В  них
сказано,  что  ваш  товарный  состав  приписан  к  венецианскому   экспрессу
Ferrovia.
   Это  гордость  Муссолини:  никому  не  позволено  останавливать  составы,
следующие из Венеции. Вы  переждете  в  депо  Сезаны  и  поедете  экспрессом
Ferrovia  из  Триеста.  С  пограничным  патрулем  в  Монфальконе  не  должно
возникнуть никаких осложнений.
   Спустя три часа они стояли  на  путях  близ  Сезаны.  Огромный  локомотив
тяжело пыхтел. Сидя на ступеньках, Петрид смотрел, как Аннаксас манипулирует
рычагами и колесиками.
   - Ты отлично справляешься, - сказал он не кривя душой.
   - Да это дело нехитрое, - ответил Аннаксас. - Тут не надо  образования  -
просто наловчился.
   - А по-моему, очень хитрое. Я бы так не смог.  Брат  посмотрел  на  него,
пламя, выбивавшееся из топки, освещало его суровое лицо с широко посаженными
глазами. Крупное приветливое  лицо.  Это  был  могучий  великан.  И  честный
человек.
   - Да тебе все под силу, - тихо возразил Аннаксас. - У тебя,  брат,  такая
золотая голова, ты такие слова знаешь - куда уж мне!
   - Ерунда! -  рассмеялся  Петрид.  -  Помнишь  время,  когда  ты,  бывало,
хлопнешь меня по спине и скажешь: работай, не зевай, шевели мозгами!
   - Это было давно. Ты корпел над книгами - помню, помню. Депо было не  для
тебя, и ты выбрался оттуда.
   - Только благодаря тебе, брат.
   - Отдыхай, Петрид. Нам надо отдохнуть.  Между  ними  давно  уже  не  было
ничего общего, и все из-за доброты и  великодушия  Аннаксаса.  Старший  брат
зарабатывал деньги для того, чтобы младший мог перерасти своего кормильца...
оторваться так далеко, что не осталось ничего общего. Но хуже всего было то,
что Силач Аннаксас осознавал,  какая  пропасть  их  разделяет.  В  Битоле  и
Баня-Луке он тоже настаивал, чтобы они спали, а не разговаривали. Как только
они пересекут границу близ Монфальконе, спать придется совсем не много. А уж
в Италии и вовсе будет не до сна. Господь испытывал его.
   В молчании, в открытой всем ветрам кабине, между ночным  небом  и  темной
землей, под рев топки, в которой бился огонь, с гудением вырывающийся  через
трубу в черное небо, у Петрида появилось  странное  ощущение.  Его  мысли  и
чувства словно отделились от него. Будто он  наблюдал  за  кем-то  другим  в
подзорную трубу с одинокой вершины. И  он  стал  размышлять  о  человеке,  с
которым скоро  встретится  в  итальянских  Альпах.  Который  подготовил  для
Ксенопского ордена сложный план движения  через  Северную  Италию.  Спираль,
которая,  закручиваясь,  неуклонно,  но  неуловимо  вела  через  швейцарскую
границу.
   Его   имя   было   Савароне   Фонтини-Кристи.   Его   имение   называлось
Кампо-ди-Фьори. Отец настоятель ордена сказал, что Фонтини-Кристи были самым
влиятельным  семейством  в  Северной  Италии.  И  возможно,  самым  богатым.
Доказательством их могущества  и  богатства  служат  двадцать  семь  листков
бумаги в кожаном кошельке, который надежно прикручен  к  его  груди.  Только
очень влиятельный человек мог достать их. Но как ксенопские старцы вышли  на
него? Какими путями? И почему некто по  имени  Фонтини-Кристи,  по  рождению
принадлежавший  римско-католической  церкви,  оказал  столь  большую  услугу
ксенопскому ордену?
   Он был недостаточно осведомлен, чтобы ответить на эти вопросы, но они  не
давали ему покоя. Он знал, что находится  в  железном  ларце,  спрятанном  в
третьем товарном вагоне: там было больше, чем могли представить себе  братья
монахи.
   Значительно больше.
   Старцы посвятили его в тайну. Теперь он  мог  без  сомнений  и  колебаний
взглянуть в очи Господу. Ему была необходима эта уверенность.
   Бессознательным движением руки он нащупал  кожаный  кошелек  под  плотным
полотном рубахи. Вокруг ремней образовалась сыпь, натертая кожа  припухла  и
саднила. Наверное, скоро воспалится. Но не раньше, чем двадцать семь  листов
бумаги выполнят свое предназначение. А потом уж не важно...
   Вдруг в полумиле впереди, на северной  ветке,  они  увидели  венецианский
экспресс из Триеста. Связной  из  Сезаны  выбежал  из  смотровой  башенки  и
приказал им отправиться без промедления.
   Аннаксас рванул рычаг, поставил на "полный", пыхтящий локомотив  сорвался
с места, и они устремились на север, по направлению к Монфальконе,  стараясь
не отставать от экспресса Ferrovia.
   Пограничники взяли у них коричневый  пакет  и  передали  своему  офицеру.
Офицер гаркнул что есть мочи Аннаксасу,  чтобы  тот  быстро  раздувал  пары.
Пошел! Их товарняк, оказывается, идет в связке  с  венецианским  экспрессом.
Эй, машинист, не теряй времени!
   Форменное безумие началось в Леньяго,  когда  Петрид  передал  диспетчеру
первый из двадцати семи листков Фонтини-Кристи. Диспетчер побелел  и  тотчас
преобразился в раболепнейшего слугу. Молодой священник заметил, как тот ищет
его взгляда, пытаясь  определить  уровень  государственной  власти,  которую
представлял Петрид.
   Ибо  стратегический  план,  разработанный  Фонтини-Кристи,   был   просто
великолепен. Сила его состояла в простоте, власть над людьми основывалась на
страхе - угрозе мгновенного возмездия со стороны государства.
   Греческий товарный состав был теперь  вовсе  не  греческим,  а  одним  из
сверхсекретнейших  инспекционных  поездов  итальянского  министерства  путей
сообщения,  ревизовавшим  итальянские  железные  дороги.  Подобные   составы
катались по всей стране и были укомплектованы служащими, которым вменялось в
обязанность выяснять и оценивать качество  железнодорожного  сообщения:  они
готовили  отчеты,  которые,  как  поговаривали,  ложились  на  стол   самому
Муссолини.
   Об образцовом порядке на железнодорожном транспорте, царившем  при  дуче,
ходило  множество  анекдотов,  но  смех  смехом,   а   уважение   уважением.
Итальянский железнодорожный  транспорт  считался  лучшим  в  Европе.  Успехи
достигались с помощью испытанных временем методов  фашистского  государства:
тайных проверок, осуществлявшихся неведомыми контролерами. Жалованье  -  или
его отсутствие - у служащих зависело от оценки  esaminatori  -  контролеров.
Повышение-понижение  по  службе  или  увольнение  часто   были   результатом
нескольких секунд наблюдения. Потому неудивительно, что  стоило  esaminatori
раскрыть свое инкогнито, и он мог рассчитывать на помощь работников железной
дороги.
   Товарный поезд из  Салоник  теперь  был  итальянским  составом  с  тайным
предписанием Рима, служившим  для  него  прикрытием.  Все  его  передвижения
осуществлялись  в  соответствии  с  указаниями,  содержащимися  в   бумагах,
передаваемых диспетчерам. А указания эти были столь  чудного  свойства,  что
могли быть только плодом непостижимых замыслов самого дуче.
   Началась гонка по спирали. Мимо пролетали города и деревни:  Сан-Джорджо,
Латизана, Мотта-ди-Левенца - их поезд  следовал  по  пятам  за  итальянскими
товарными и пассажирскими  составами.  Тревизо,  Монте-беллуна  и  Вальдано,
потом на запад к Мальчезине, что на берегу Лаго-ди-Гарда,  потом  по  водной
глади озера на неторопливом  грузовом  пароме  и  -  на  север,  к  Брено  и
Пассоделла-Презолана.
   И везде они встречали лишь объединявший людей страх. Везде.
   У Комо кружный путь кончился,  начался  бросок.  Сначала  устремились  на
север, потом резко повернули на юг, к Лугане, проследовали вдоль швейцарской
границы к Санта-Мария-Маджоре, углубились в Швейцарию у Зас-Фе, где товарняк
из Салоник вновь стал  тем,  чем  был  на  самом  деле.  С  одним  маленьким
изменением.
   Его внесло двадцать второе  предписание  из  кожаного  кошелька  Петрида.
Фонтини-Кристи в очередной раз обеспечил простейшее объяснение:  швейцарская
Комиссия  международной  помощи,  расквартированная  в   Женеве,   разрешала
Восточной церкви пересекать границу страны, чтобы доставлять провиант  своим
монахам в  окрестностях  Валь-де-Грессоне.  Было  понятно,  что  вскоре  для
подобных провиантских составов границы закроются. Война разгоралась, и скоро
поездов ни с Балкан, ни из Греции уже не будет...
   Из Зас-Фе товарный  поезд  устремился  на  юг  и  вскоре  остановился  на
сортировочной станции в Церматте.  Была  ночь.  Предстояло  дождаться,  пока
закончатся все погрузочно-разгрузочные работы, тогда к ним подойдет  человек
и подтвердит, что перевели очередную стрелку. И тогда они перейдут на  южную
ветку и устремятся в глубь итальянских Альп, к Шамполюку.
   Без десяти девять  вдали  показался  железнодорожник:  он  быстрым  шагом
направлялся к ним от  церматтских  складов.  Последние  несколько  ярдов  он
пробежал и еще издалека крикнул:
   - Поторопитесь! Путь на Шамполюк  свободен.  Нельзя  терять  ни  секунды.
Стрелка подключена к центральной линии связи, и перевод могут засечь. Быстро
уезжайте!
   И в который  уже  раз  Аннаксас  принялся  высвобождать  могучую  энергию
давления, рожденного ревущим в топке огнем, и снова поезд рванулся во тьму.
   Высоко в горах, около одного из альпийских перевалов,  им  должны  подать
сигнал. Никто не знал, где точно.
   Знал только Савароне Фонтини-Кристи.
   Легкий снег тонким покрывалом ложился на алебастровую поверхность  земли,
залитую лунным светом. Они проскочили горные туннели и, огибая подошву горы,
помчались на запад, оставив угрожающе крутые обрывы справа.  Стало  холодно.
Петрид этого не ожидал; о погоде он как-то не подумал. Снег и лед, рельсы на
этом участке пути обледенели.
   Каждая миля, которую они покрывали, казалась  десятью,  каждая  минута  -
часом. Молодой священник смотрел вперед, через стекло видел падающий снег  в
луче паровозной фары.  Он  высунулся  наружу,  но  разглядел  только  темные
силуэты деревьев в кромешной тьме.
   Где они?  Где  итальянский  аристократ  Фонтини-Кристи?  Может  быть,  он
передумал? О Боже милостивый, этого не  может  быть!  Об  этом  даже  думать
нельзя. Содержимое ларца способно  погрузить  мир  в  хаос.  "Итальянцу  это
хорошо известно, и патриархия полностью ему доверяет.
   У Петрида застучало в висках. Он сел на  ступеньки  тендера.  Надо  взять
себя в руки. Он  взглянул  на  светящийся  циферблат  наручных  часов.  Боже
всемогущий! Они проехали! Через полчаса горы вообще кончатся!
   - Вон сигнал! - крикнул Аннаксас.
   Петрид вскочил на ноги и высунулся из кабины. Сердце его бешено  стучало,
руки тряслись, он ухватился за поручни лестницы. Впереди, в  четверти  мили,
медленно поднимался и опускался фонарь. Сквозь падающий снег его слабый свет
едва пробивался.
   Аннаксас стал тормозить. Паровая машина, урча,  злобно  запыхтела,  точно
исполинский огнедышащий зверь. Неподалеку, на  заснеженном,  залитом  лунным
сиянием поле, при свете фар локомотива, Петрид увидел человека. Он стоял  на
неширокой  вырубке  у  железнодорожного  полотна  рядом  со  странной  формы
автомобилем. Человек был тепло одет - в пальто  с  меховым  воротником  и  в
меховой шапке. Автомобиль оказался грузовичком, но не  совсем  обычным.  Его
задние колеса были куда больше передних - как у трактора. А  перед  и  вовсе
странный - то ли грузовик, то  ли  трактор,  подумал  священник.  Что-то  он
напоминал.
   Что же?
   Потом он понял и не смог сдержать улыбки.  За  последние  трое  суток  он
видел  сотни  подобных  приспособлений.  Перед  капотом  этого   диковинного
транспортного средства была укреплена платформа для приема груза.
   Этот Фонтини-Кристи, оказывается,  такой  же  предусмотрительный,  как  и
братья из Ксенопского ордена. Впрочем, не о том ли свидетельствовал  кожаный
кошелек, привязанный к его груди?
   - Вы из Ксенопа? -  спросил  Фонтини-Кристи:  у  него  был  низкий  голос
аристократа, привыкшего повелевать.  Под  его  объемной  альпийской  одеждой
угадывалась рослая сухощавая фигура. Огромные пронзительные глаза горели  на
резко очерченном лице с орлиным носом. И он оказался куда старше, чем Петрид
себе его представлял.
   - Да, синьор, - ответил Петрид, спрыгивая на снег.
   - Вы так молоды! Святые отцы возложили на вас величайшую ответственность.
   - Я говорю по-итальянски. И знаю, что делаю правое дело.
   Фонтини-Кристи пристально взглянул на него:
   - И не сомневаюсь. Что вам еще остается?
   - Вы не верите в это? Фонтини-Кристи ответил смиренно:
   - Я верю в одно, мой юный святой отец. Есть единственная война, в которой
следует сражаться. Тех, кто борется с фашистами, ничто не должно  разделять.
Вот во что я верю! - Фонтини-Кристи бросил быстрый взгляд на  поезд.  -  Ну,
пошли. Нельзя терять время. Мы должны вернуться до рассвета. В тракторе  для
вас есть одежда. Наденьте. А я проинструктирую машиниста.
   - Он не говорит по-итальянски.
   -  Я  говорю  по-гречески.  Поторопитесь.  Трактор  подъехал  вплотную  к
третьему вагону. Священный ковчег охватили  невидимо  управляемые  цепи,  и,
застонав под тяжестью содержимого, железное вместилище в деревянной  обшивке
повисло над платформой. Спереди его страховали цепи, туго натянутые  стропы,
связанные над верхней крышкой.
   Савароне Фонтини-Кристи проверил прочность пут и остался  доволен.  Потом
отступил назад и фонариком осветил стенку ящика, на  котором  темнел  символ
монашеского братства.
   - Итак, после пятнадцати веков заточения клад извлечен  из-под  земли  на
свет Божий. Чтобы вновь отправиться под землю, - тихо сказал Фонтини-Кристи.
- Земля, огонь, море. Мне бы следовало выбрать  две  последние  стихии,  мой
юный святой отец. Огонь или море.
   - Но не такова воля Господа.
   - Я рад, что вы  сообщаетесь  напрямую.  Вы,  священники,  не  перестаете
поражать меня своей исключительной способностью познавать смысл абсолютного.
- Фонтини-Кристи обратился к Аннаксасу по-гречески:
   - Подайте немного вперед, чтобы я смог очистить рельсы. На том конце леса
есть тупичок. Мы вернемся до рассвета.
   Аннаксас   кивнул.   В   присутствии   такого   важного   человека,   как
Фонтини-Кристи, ему было немного не по себе.
   - Да, ваша светлость.
   - Вовсе я не светлость. А вы отличный машинист.
   - Спасибо. - Смущенный Аннаксас пошел к паровозу.
   - Это ваш брат? - мягко спросил Фонтини-Кристи.
   - Да.
   - Он не знает?
   Молодой священник покачал головой.
   - Тогда вам не обойтись без вашего Бога. - Итальянец быстро повернулся  и
занял место за рулем. - Садитесь, святой отец. Нам предстоит большая работа.
Эта машина специально сконструирована для преодоления снежных  завалов.  Она
доставит ваш груз в такое место, куда его  не  смог  бы  перенести  ни  один
человек.
   Петрид забрался в кабину.  Фонтини-Кристи  запустил  мощный  двигатель  и
уверенно взялся за рукоятку. Платформа опустилась чуть ниже, - так, чтобы не
загораживать переднее стекло.  Машина  рванулась  вперед,  перевалила  через
железнодорожное полотно и углубилась в альпийский лес.
   Ксенопский  священник  откинулся  на  спинку  сиденья  и,  закрыв  глаза,
погрузился в молитву. Фонтини-Кристи  вел  могучий  вездеход  сквозь  лес  к
горным высям, в окрестностях Шамполюка.
   - У меня два сына старше вас, -  сказал  Фонтини-Кристи  после  недолгого
молчания. И добавил:
   - Я везу вас к еврейской могиле. Думаю, это уместно.
   Они вернулись к вырубке, когда  ч„рное  небо  медленно  начинало  сереть.
Фонтини-Кристи смотрел, как Петрид вылезает из кабины.
   - Ну, теперь вы знаете, где я живу. Отныне мой дом - ваш дом.
   - Все мы живем в доме Господа, синьор.
   - До свидания, мой юный друг.
   - До свидания. Да пребудет с вами Бог.
   - Если Он того пожелает.
   Итальянец  дернул  рычаг  переключения  скоростей,  и   странная   машина
помчалась в направлении едва виднеющейся вдали дороги. Теперь Фонтини-Кристи
нельзя терять ни минуты. Каждый час его отсутствия  в  имении  мог  породить
вопросы, на которые надо будет отвечать.
   В Италии немало  таких,  кто  считает  семейство  Фонтини-Кристи  врагами
нации.
   За ними велось наблюдение. За каждым из них. Молодой священник побежал по
свежему снегу к паровозу. К брату.
   Над водами Лаго-Маджоре занялась заря. Они  стояли  на  пароме:  двадцать
шестая бумажка из кошелька служила им пропуском. Интересно, что ожидает их в
Милане, подумал Петрид, хотя понимал, что это уже не важно.
   Теперь уже все не важно. Путешествие подходит к концу.
   Святыня обрела покой в  новом  тайнике.  Теперь  многие  годы  она  будет
покоиться под землей. Может быть, даже тысячелетия. Кто знает...
   Они мчались на юго-восток по центральной ветке через Варесе в Кастильоне.
Они не стали дожидаться сумерек... теперь это не важно. Вблизи Варесе Петрид
увидел   дорожный   указатель,   освещенный   ярким   итальянским   солнцем:
"КАМПО-ДИ-ФЬОРИ, 20 KM".
   Бог избрал человека из Кампо-ди-Фьори. Священная тайна теперь принадлежит
Фонтини-Кристи.
   Они мчались вперед, воздух был свежий, бодрящий и  прохладный.  Показался
силуэт Милана. Дым от фабричных труб вторгался в Божьи небеса и стелился  по
горизонту, точно кусок брезента. Товарный состав замедлил ход и  свернул  на
ветку, ведущую в депо. Они остановились на  семафоре  и  стали  ждать,  пока
равнодушный spedizioniere  в форменной  куртке  не  махнул
им, указывая на уходящую вбок колею,  где  зеленый  диск  перекрыл  красный.
Можно было въехать на миланскую сортировочную станцию.
   - Приехали! - воскликнул Аннаксас. - Теперь день отдыха  и  домой!  Скажу
тебе, вы, ребята, просто потрясающе все это провернули!
   Священник взглянул на брата.  Шум  сортировочной  станции  звучал  дивной
музыкой в ушах Аннаксаса. Он  затянул  греческую  песню,  раскачиваясь  всем
своим могучим торсом в такт быстрой мелодии.
   Она  была  странной,  эта  песня,  которую  пел  Аннаксас.  Это  была  не
железнодорожная песня, это была песня моря.  Из  тех,  что  любят  распевать
терманкосские рыбаки. Что ж, подумал Петрид, для такого момента песня  самая
подходящая.
   Море - Божий источник жизни. Из моря Он сотворил землю.
   "Верую во Единого Бога... Творца неб