и
вещами, чистыми, яркими, обращавшими на себя внимание.
   Мужчина бочком подошел, сел в соседнее  кресло,  повернулся  лицом  к
Виктору.
   - Извините, вы Вадима сослуживец будете? - спросил он,  заглядывая  в
глаза Виктору.
   - Нет, я больше с его супругой общался, - произнес Виктор  и  тут  же
смутился, сообразив, что его ответ звучал более чем двусмысленно. Но  не
говорить же ему, в самом деле,  что  он  по  долгу  службы,  а  не  ради
выражения соболезнований!
   - Значит, Елены сослуживец, - вслух пришел к выводу мужчина.  -  А  я
его отец... Шахтером был, мы ж с Донечины... Вот мать не смогла приехать
-  парализованная  лежит...  Что-то  тело   не   везут!   -   И   взгляд
Броницкого-старшего перешел на  большие  настенные  часы  в  рамочке  из
полированного дерева.
   Виктор кивнул.
   - Пойду на кухню схожу, посмотрю,  как  там,  -  проговорил  мужчина,
поднимаясь с кресла.
   - Извините, -  Виктор  поднял  на  него  глаза.  -  А  сын-то  Вадима
прилетел?
   - Сын? - лицо Броницкого-старшего словно тотчас осунулось. - Нет. Оно
ж дорого - из Англии сюда лететь... Не прилетел.
   Виктор остался один  в  комнате.  Прошелся  по  персидскому  ковру  с
высоким ворсом. Потом глянул на  свои  туфли,  испугавшись,  что  и  они
грязные, как у отца покойного. Но нет, туфли были "в норме".
   Позвонили в дверь. Виктор  выглянул  в  коридор  и  увидел  несколько
человек с букетами. Почувствовал соя лишним. Он ведь и в самом деле  был
здесь лишний, их горе его не касалось.
   Тело привезли с опозданием на полчаса. Сразу выгрузили у парадного из
автобуса - роскошный гроб, с виду - красное дерево.  Выставили  на  двух
табуретках.
   Все  спустились  вниз.  Виктор,  отойдя  чуть  в  сторону,   осмотрел
собравшихся - было их не так уж и много, может, человек пятьдесят. Рядом
стояли два чистеньких "ЛАЗа", черная "Волга" и несколько "жигулей".
   Виктор удивился скромности похоронного кортежа.
   Гроб загрузили обратно в автобус. Кортеж  тронулся  с  места.  Виктор
прошел к "мазде", удивляясь, что хоронят Броницкого без музыки.
   Потом - полчаса медленной езды до Байкового кладбища,  еще  несколько
присоединившихся  там  участников   похорон   с   цветами   и   венками.
Пластмассовые стаканчики с водкой и пирожки с мясом, пущенные  по  кругу
уже после того, как кладбищенские трудяги, "слепив"  лопатами  могильный
холмик, ушли. Виктор тоже взял стаканчик, но незаметно  вылил  водку  на
соседнюю   могилу.   Он   следил   за   окружением   Броницкой.    Кроме
Броницкого-старшего рядом с ней стояли двое серьезных мужчин  в  дорогих
костюмах и несколько женщин.
   Вскоре Броницкая начала ходить от одного человека к другому,  вежливо
и грустно зазывая на поминки.
   Снова Виктор пристроился за  автобусами,  но  теперь  они  ехали  уже
быстрее.
   Два приставленных друг к другу стола были накрыты в гостиной.  Кресла
и диван вынесли, видно, в другую комнату,  а  вместо  них  везде  стояли
стулья и табуретки.
   Уже усевшись за поминальный стол, Виктор осмотрелся и не  увидел  тех
двух мужчин, что стояли у могилы  рядом  с  Броницкой.  "Может,  попозже
подойдут", - подумал он.
   После нескольких рюмок  водки  люди  начали  потихоньку  расходиться.
Только  Броницкий-старший,  казалось,  засел  за  стол  основательно   и
надолго. На его тарелке лежало несколько голубцов, котлета, бутерброды и
кусок жареной курицы.
   Виктору  вдруг  стало  почему-то  жалко  именно  его,  этого  бывшего
донецкого шахтера, жалко, словно это не сын его погиб, а он сам.
   Когда за столом осталось человек шесть,  Виктор  подошел  к  вдове  и
тихонько спросил на ухо:
   - А Ивин где?
   Она с минуту смотрела на него в недоумении, потом как бы очнулась.
   - Он в гостиницу поехал, у него сегодня поезд...
   - Куда поезд?
   - Обратно...
   - А он в какой гостинице остановился?
   - В "Москве"...
   Не попрощавшись, Виктор  вылетел  из  квартиры.  Добежал  до  машины,
понесся в сторону гостиницы.
   В регистрации ему сказали, что Ивин сдал ключ больше часа назад.
   - Гостиница у него оплачена до завтра, так что можете попозже  зайти!
- посоветовала белокурая женщина с уставшим от пудры лицом.
   Виктор дернулся к выходу.  Остановился.  Посмотрел  на  часы.  Второй
поезд только-только отошел от вокзала. Следующий на Москву будет  только
через три часа. На проходящих такие люди не ездят.
   "Поезд ушел", - понял Виктор.
   Вернулся к белокурой даме. Постоял возле стойки, глядя  на  нее,  как
сквозь туман.
   - Ну чего? - спросила она. - Появится ваш товарищ, никуда не денется!
   Виктор  кивнул.  Потом  что-то  заставило  его  сосредоточиться.   Он
вспомнил слова вдовы о приезде Ивина в Киев накануне гибели  Броницкого.
Где он в тот раз останавливался?
   Снова Виктор уставился на даму,  только  теперь  он  смотрел  на  нее
просяще.
   - Скажите, вы же регистрируете всех, кто в гостиницу селится?
   -  Конечно!  И  паспорта  проверяем...  Виктор   отошел   к   киоску,
находившемуся тут же в фойе, купил коробку конфет и  с  ней  вернулся  к
стойке.
   - Посмотрите, пожалуйста, останавливался ли у вас во второй  половине
мая Максим Ивин!
   С улыбкой приняв коробку  конфет,  дама  вздохнула  и  опустила  свой
взгляд на огромный и толстый гроссбух, открытый  перед  нею.  Пролистала
веером широкие и длинные простыни страниц,  возвратила  свой  взгляд  на
Виктора.
   - С пятнадцатого?
   - Да.
   Еще пару страниц прошелестели в воздухе над ее столом.
   - М. Ивин? - она пальцем прижала страницу в одном месте.
   - Да! - Виктор перегнулся через стойку, пытаясь  дотянуться  взглядом
до разлинованной исписанной страницы.
   - С восемнадцатого по двадцать первое, - сказала дама  с  улыбкой  на
лице.
   - А номер у него был на одного?
   - На двоих, но он там был один...
   - Спасибо огромное! - В мыслях Виктор даже поцеловал ее, но ноги  уже
несли его к выходу, к машине, оставленной на гостиничной автостоянке.

***

   Пересечение  беларусско-польской  границы  показалось  Нику  какой-то
ночной мистикой. Беларусских рублей у них оказалось больше, чем надо,  и
потратил их Ник на купе, в котором они  теперь  ехали  вдвоем  с  Сахно.
Сахно опять ехал лежа - он стребовал с Ника купить три "Зубровки" и  три
бутылки вина. Его явно беспокоила  цифра  "три".  "Через  границу  можно
провести по бутылке того и другого на человека или по три на  двоих!"  -
упрямо заявил он еще в Бресте, как только они купили туристские  ваучеры
для поездки в Польшу. Теперь пустая бутылка из-под "Зубровки" стояла под
столом купе, а сам Сахно мирно лежал на своей полке,  время  от  времени
издавая импульсивный храп и переворачиваясь на другой бок. Перед тем как
"отвалиться", он выложил из кармана  джинсовой  куртки  два  паспорта  и
оставил их на краю стола. Один, мятый, Виктор уже  видел  при  въезде  в
Беларуссию, но теперь рядом с ним, а точнее сверху, лежал  загранпаспорт
советского образца.
   Воспользовавшись отключкой Сахно, Ник просмотрел и  эту  "краснокожую
паспортину". Срок действия паспорта истекал через три месяца, а почти на
каждой его странице, как полиграфический брак, красовалась одна и та  же
виза, а точнее виза одной и той же страны - Чехословакии. Присмотревшись
повнимательнее, Ник понял, что первые несколько виз были чехословацкими,
а последние - чешскими.
   Так что паспорт шел в ногу со временем.
   Интересно, что Сахно делал в Чехии, подумал Ник. Нашел последнюю визу
- десятидневную, выданную в апреле этого года.
   Додумать, как, впрочем, и  доизучать  паспорт,  не  хватило  времени.
Зашел молодой пограничник, забрал оба паспорта,  просмотрел  внимательно
туристские ваучеры, кивнул и ушел.
   Буквально через десять минут поезда "растолкали" на отдельные вагоны,
мощные  трехметровые  домкраты  подняли  вагон  над  землей,  с   лязгом
укатились куда-то железные колеса.
   Ник выглянул из  окна  -  под  вагоном  в  желтом  свете  прожекторов
суетились железнодорожники.
   Сахно снова захрапел.
   Ник тоже прилег на свою полку. Он лежал на спине. Пробовал посчитать,
сколько километров было между Душанбе и Брестом. Прикидывал-прикидывал и
бросил эту умственную затею. Между Душанбе и  Саратовом  было,  наверно,
добрых две тысячи километров, а от Саратова до Киева - больше  суток  на
поезде. Заболела голова.  Ник  расслабился,  подумал  о  жене,  о  сыне.
Вспомнил широкую и медленную саратовскую Волгу. Защемило сердце.  Сейчас
между ним и семьею лежала где-то одна прозрачная граница, но пройдет час
или даже меньше и словно железные ворота захлопнутся.  Останется  позади
Беларуссия, останется весь бывший Союз.
   Все останется позади, и он начнет ждать возвращения. Только куда  ему
возвращаться? В Саратов или в Киев?  Конечно,  в  Саратов  есть  к  кому
возвращаться, но некуда.  В  Киеве  обещают  квартиру  и,  вернувшись  и
получив ее, он сможет с гордостью вытащить из Саратова своих.  Встретить
их на вокзале, отвезти на такси к дому. Какой это будет дом?  Сколько  в
нем будет этажей? На каком этаже они будут жить? Лучше всего на третьем,
надо будет попросить полковника о третьем этаже... Хорошо  бы,  чтобы  у
Во-лодьки была отдельная комната. Он уже, в общем-то, взрослый  человек,
школа позади, будет друзей и девчонок домой приводить...
   Вагон со скрипом начал  опускаться  к  земле.  Произошла  стыковка  с
колесами, потом его туда-сюда покатали, пока новый толчок не возвестил о
воссоединении с родным составом.
   Минут через пятнадцать тот же пограничник занес в  купе  паспорта.  А
Сахно как спал, так и продолжал спать.
   Уже и поезд тронулся в ночь, выполз из-под мощных прожекторов. Где-то
по этой темноте и проходит граница, и  поезд  перенесет  его  сейчас  за
следующий географический предел, на запад. Потом, наверно, он будет  так
же возвращаться, через Брест в Киев. А может быть, и  напрямую,  ведь  у
Украины есть своя граница с Польшей.
   Колеса поезда застучали в спокойно-усыпляющем  ритме,  и  Ника  стало
клонить в сон. В купе было прохладно,  но  Ник  снял  джинсовый  костюм,
сложил и спрятал под подушку.  Щелкнул  выключателем,  погрузив  купе  в
полную темноту и накрылся верблюжьим одеялом неопределенного цвета.
   Через несколько часов поезд въехал в польский рассвет. Проснулся  Ник
от громкого храпа напарника, заметил,  что  паспорта  теперь  лежали  на
столе по-другому.  Понял,  что  их  кто-то  проверял,  пока  они  спали.
Просмотрел свой и нашел в нем печать польского пограничника.  Подумал  о
поляках с благодарностью, ведь не разбудили, сами разобрались  и  дальше
пошли.
   За окном под уже монотонный храп  Сахно  пробегали  польские  поля  и
деревни.
   Ник с интересом рассматривал дома.  Казалось,  что  чем  дальше  ехал
поезд, тем богаче и больше эти дома были.
   Сахно с закрытыми глазами протянул руку под стол.  Звяк  нула  пустая
бутылка из-под "Зубровки", упала, покатилась.  А  Сергей  нащупал  рукой
кулек, в котором лежала еда, купленная в дорогу. Вытащил оттуда  вслепую
кусок копченой колбасы,  поднес  ко  рту  и  смачно  кусанул  вместе  со
шкуркой. Так  же  не  глядя  положил  палку  колбасы  на  стол  рядом  с
паспортами и, повернувшись к стенке, снова захрапел.
   "Это был завтрак!" -  с  улыбкой  подумал  Ник,  следя,  чтобы  палка
колбасы не перепрыгнула через паспорта и не оказалась на грязном полу.
   Уже через минуту следить  за  катанием  колбасы  Нику  надоело  и  он
положил ее на место, в кулек. А  сам  оделся,  скатал  матрас  вместе  с
простынями и подушкой, забросил на верхнюю полку и уселся у окна.
   Вскоре в купе заглянул проводник с помять1м лицом и  двумя  стаканами
чая.
   Ник взял чай. Завороженно глядя в окно, он выпил оба стакана.
   Сахно  проснулся  во  время  двадцатиминутной  остановки  в  Варшаве.
Проснулся,  тряхнул  головой.  Прислушался  к  громогласным   вокзальным
объявлениям.
   - Чего они говорят? - спросил.
   - Я польского не знаю.
   - Хреновый ты переводчик! - криво усмехнулся Сахно. - Чай дают?
   - Дают.
   От Варшавы до Познани почти пять часов пути. И все эти пять часов Ник
и Сахно сидели напротив друг друга за столом, глядя в основном  в  окно.
Они еще два раза пили чай. Потом Сахно захотел  открыть  вторую  бутылку
водки, но Ник не дал. Странно, но Сахно не стал спорить.
   - Так куда мы едем? - спросил он.
   - Сейчас в Познань.
   - А на хер я тебе нужен? - Сахно прищуренно уставился в глаза Нику.
   - Ты мне и на хер не нужен, - ответил ему на его же языке  Ник.  -  Я
тебя вытащил, сделаешь одну работу, получишь кучу денег и попрощаемся...
   Сахно закивал, размышляя.
   - Так ты, видно, про меня много знаешь, - сказал он  задумчиво  через
минуту.
   - Aгa, - ответил Ник, выковыривая кусок колбасы, застрявший в зубах.
   Сахно снова кивнул.
   - Значит, ради этого одного дела ты меня и вытащил... Да?
   - Да, - ответил Ник.
   - Ладно, - неожиданно расслабленно произнес Сахно. - От  одного  дела
еще никто  не  умирал...  -  и  он  довольно  улыбнулся,  словно  удачно
экспромтом пошутил.
   Заметив его улыбку,  Ник  еще  раз  прокрутил  в  голове  только  что
сказанную Сергеем фразу и до него дошел ее второй смысл. Конечно,  Сахно
ехал с ним не ради компании, не в турпоездку. И от этого "дела", которое
предстоит сделать Сахно, кто-нибудь да умрет...
   Ник первый раз задумался о том, что по сути они с Сахно  были  чем-то
вроде "рабочей группы", в которой он. Ник, исполнял роль  переводчика  и
еще кого-то, а Сахно был обычным исполнителем. Впрочем, не обычным, а  с
некоторыми вывихами.
   Он был скорее малоуправляемым исполнителем, так что трудно было  пока
представить, чем закончится их экспедиция, тем более что даже конкретные
цели этой экспедиции Нику не были ясны. Абстрактную  цель  Иван  Львович
поставил, а все конкретное должен  был  объяснить  в  Познани  Александр
Возняк.
   "Три пятерки, четыре, два, один", - вспомнил Ник его номер телефона.
   Посмотрел на часы - в Познань они должны были приехать к обеду.
   В  Познани  Ник  позвонил  Возняку  прямо  с  вокзала.  Тот  попросил
подождать  его  на  улице  перед  входом,  рядом  со   стоянкой   такси.
Удивительно, что Возняк даже не спросил, как они  выглядят,  словно  был
уверен, что узнает их.
   Грелись они на солнышке перед вокзалом  добрых  полчаса,  прежде  чем
рядом, на стоянке такси,  не  затормозил  старенький  синий  "мерседес".
Водитель, плотный круглолицый мужчина  лет  пятидесяти  в  яркой  летней
рубашке  с  коротким  рукавом,  перегнулся  через  переднее  пасажирское
сиденье, опустил в дверце стекло и крикнул им: "Садитесь!"
   Они ехали  улицами  незнакомого  города,  сидя  на  заднем  си-деньи.
Смотрели каждый в  свое  окошко,  а  водитель,  то  и  дело  подравнивая
внутреннее обзорное зеркальце, посматривал на  них,  на  двух  одинаково
одетых  в  джинсовые  костюмы  молодых  людей.  Посматривал  он  на  них
напряженно, о чем-то размышляя. Время от времени на его губах  возникала
скептическая полуулыбка, которую он тут же прятал, словно она  возникала
против его воли.
   Подъехали к маленькому кафе на окраине города.
   - Пошли, перекусим, - пригласил водитель "мерседеса".
   В кафе он что-то заказал по-польски. К  их  столику  тотчас  подбежал
бармен, поставил три бутылки пива,  три  салата,  переспросил  что-то  у
Александра Возняка и отошел в сторону.
   Пили пиво. Возняк  расспрашивал  о  Киеве.  Отвечал  ему  в  основном
Сергей.
   Нику особенно говорить было не о чем. Что он в Киеве видел? Домик  на
двадцать шестом километре какого-то шоссе, набережную Днепра и  вечерние
улицы, по которым его возили на шикарной машине.
   Сахно неожиданно оказался разговорчивым и рассказывал Возняку о новых
магазинах, ресторанах. Показал он ему и новую украинскую валюту - Возник
с интересом рассмотрел несколько купюр, потом вернул их.
   Бармен принес бигус - свинину с капустой.
   Когда поели, продолжая ничего не значащий разговор, Возняк  взял  еще
по пиву. Потом предложил Сахно польской водки. Сергей обрадовался.
   Возняк сам подошел к стойке бара, взял стаканчик  водки  и  блюдце  с
нарезанным соленым огурчиком и поставил на столик в противоположном углу
кафе.
   - Извини, Сережа, - он показал взглядом на тот столик. - Нам  надо  с
Ником переговорить, а ты пока там посиди!
   Сахно без всякой обиды  поднялся  и  пошел  к  столику  с  водкой.  А
Александр Возняк, проводив его взглядом, достал  из  кармана  два  синих
паспорта. Молча протянул их Нику.
   - Спрячь, потом посмотришь, - сказал он. - Вы теперь  граждане  новой
Югославии. Ты, должно быть, югославский еврей. Нико Ценский. Этот, -  он
кивнул с некоторым пренебрежением в сторону  Сергея,  -  Иво  Сахнич.  С
такими паспортами вам будет полегче. У вас уже стоят немецкие визы.  Вот
по три тысячи марок, - Возняк  положил  на  стол  два  узких  коричневых
конверта. - Через час электричка в Германию. Немецкий ты знаешь?
   - Учил, - кивнул Ник.
   - Доедете до Берлина, там пересадка на электричку до Кобленца.
   Разберешься. В паспортах ваши билеты. В Кобленце недалеко от  вокзала
гостиница "Мауэр". Недорогая и вполне приличная. Поселитесь там и будете
спокойно отдыхать от дальней дороги, пока вас не найдут.
   - Пока кто не найдет?
   - Не беспокойся, это будет наш человек. Как тебе напарник?  -  Возняк
снова кивнул в сторону Сахно, сидевшего уже с  пустым  стаканом  и  тупо
рассматривавшего висевшую на стене над его столиком картинку.
   Ник только вздохнул. Возняк улыбнулся.
   - Удачи! - произнес он. - Собственно, я  не  знаю,  какой  удачи  вам
нужно. Я только передал вам то, что меня просили передать... Поехали  на
вокзал!
   Сахно,  когда  его  позвали,  вставал  из-за  стола  устало   и   без
энтузиазма.
   Снова "мерседес" ехал широкими, но  безликими  улицами  Познани.  Ник
пытался на ходу  расшифровывать  польские  вывески  магазинов.  Сахно  о
чем-то думал, уставившись в макушку водителя, выглядывавшую впереди  над
спинкой сиденья.

***

   "Неудачные" похороны нарушили планы Виктора. Если бы  не  неожиданное
выяснение времени пребывания Максима Ивина в Киеве, день можно  было  бы
считать  потерянным.  Но  всякая  неудача  приносит  с  собой   какой-то
неожиданный успех, если только заметить его. Это как  побочное  действие
от лекарства, только наоборот.
   Побочное действие неудачи. И теперь прямая или косвенная причастность
Ивина  к  смерти   Броницкого   казалась   Виктору   почти   доказанной.
Прогулявшись по городу, он через пару часов снова вернулся  к  гостинице
"Москва", где раньше оставил машину.
   Зашел в фойе. За стойкой  регистратуры  сидела  уже  другая  женщина,
брюнетка  лет  сорока  пяти  с  блестящими,  покрытыми  лаком  волосами,
вознесшимися над головой  в  форме  небольшого  аэростата.  Прическа  из
прошлого.
   Что-то  не  отпускало  Виктора  от  этого   места.   Немногочисленные
постояльцы и посетители ресторана  прохаживались  туда-сюда,  входили  и
выходили.
   Виктор присел в кресло, следя за движением людей. Ощутил усталость.
   Захотел выпить кофе. Порыскал глазами в поисках  какого-нибудь  бара,
но увидел только киоски и небольшие магазины, расположившиеся в фойе.
   Подошел к даме с "возвышенной" прической. Спросил,  где  в  гостинице
или возле нее можно выпить кофе.
   - В ресторане, - ответила дама. - Но там знаете, какой  кофе?  -  Она
сочувственно улыбнулась. - Поднимитесь лучше на пятый этаж в буфет,  там
хоть кофеварка нормалуая...
   Виктор, поднимаясь в лифте, задумался об Ивине. Ему  было  интересно:
где он обедал, пока жил в гостинице. В ресторане или в буфете?
   Буфет оказался довольно уютным, с  низкими  диванами  и  пуфиками  за
такими же низкими столиками. Обедать здесь было бы неудобно, а пить кофе
или вино -  идеально.  Присев  на  угловой  диванчик,  Виктор  мгновенно
расслабился. Надо было подойти к стойке, тем более что очереди  пока  не
было. Вообще никого перед стойкой не было хотя в