уполномочил  меня
расследовать  дело  о  подметном  письме,   полученном   князем   Петром
Ивановичем Багратионом незадолго до его скоропостижной кончины.
   - Дело это, несомненно, нуждается в самом тщательном расследовании, -
сказала Мария Андреевна, ощущая неприятный холодок в груди и не понимая,
с чего бы это: ведь она не знала за собой никакой вины. - Но я, к  моему
великому сожалению, не гожусь вам в помощницы, поскольку  знаю  об  этом
деле столько же, сколько и любой житель нашей округи.
   - У меня есть все основания  полагать,  что  это  не  так,  -  сказал
Стеблов. На его длинном,  словно  вылепленном  из  свечного  воска  лице
двигались одни губы,  и  эта  мертвенная  неподвижность  черт  усиливала
неприятное ощущение, которое производили  слова  графа.  -  В  мои  руки
попало некое письмо, имеющее прямое касательство до вас. Вот, не  угодно
ли ознакомиться? Имейте в  виду,  это  копия,  оригинал  же  хранится  в
надежном месте.
   Мария Андреевна уставилась на него непонимающим взглядом, не  обращая
внимания на лист почтовой бумаги, который протягивал ей Стеблов. До  нее
далеко не сразу дошел смысл последних сказанных  графом  слов,  а  когда
она, наконец, поняла, что имел в виду  этот  придворный  хлыщ,  ее  щеки
вспыхнули румянцем негодования.
   - Я прочту эту бумагу, граф, - сухо  сказала  она,  почти  выдергивая
письмо из пальцев Стеблова, - но лишь при том непременном  условии,  что
вы прекратите свои странные намеки. В противном случае я буду  вынуждена
настоятельно просить вас немедля покинуть мой дом и более не  осквернять
его своим нежелательным присутствием.
   - Боюсь, однако, что это вам не поможет, - нимало не  смущенный  этим
отпором, лениво сказал конногвардеец.
   - Боюсь, однако, - пародируя его тон, запальчиво  сказала  княжна,  -
что ваша золоченая шпажка также мало поможет вам, когда я кликну конюхов
с дубинами. Имейте в виду, я не намерена шутить.  Если  вас  не  обучили
хорошим манерам при дворе, я охотно возьму на себя  труд  преподать  вам
урок.
   - Господа, господа! - поспешно вмешался граф Бухвостов и вдруг  замер
с открытым ртом, находясь в явном затруднении:  прежде  ему  никогда  не
приходилось присутствовать при столь резкой и неприкрытой ссоре светской
дамы с  офицером  и  флигель-адъютантом,  и  он  не  знал,  как  следует
обратиться  к  ним  в  такой  ситуации.  "Господа"  здесь  были  так  же
неуместны, как и "милые дамы"; "дамы и господа" тоже никуда не годились.
- Княжна! - усилием воли выйдя из  филологического  ступора,  воскликнул
он. - Граф! Полноте, можно  ли  беседовать  в  таком  тоне!  Должен  вам
заметить, граф, - обратился он к Стеблову, - что вы неучтивы более,  чем
того требует от вас дело. Вы же, княжна, могли бы  более  снисходительно
отнестись к словам графа, ибо он  действует  от  имени  и  по  поручению
самого государя императора.
   -  Вряд  ли  государь  император  поручил  графу  оскорблять   девицу
дворянского происхождения, находясь в ее доме, -  возразила  княжна,  на
долю секунды опередив своего оппонента, который при звуке  ее  голоса  с
видимой неохотой закрыл открывшийся было рот.  -  В  то  же  время  я  с
глубочайшим   почтением   отношусь   к   государю,    и    только    мои
верноподданнические чувства помешали мне вышвырнуть  этого  опереточного
полковника за дверь.
   "О господи, - подумала она, - что я такое говорю!"
   - Прошу простить мне невольную резкость  тона,  -  сделав  над  собой
видимое усилие  и  глядя  поверх  головы  Марии  Андреевны,  с  неохотой
проговорил Стеблов. - Я устал с дороги и несколько  взвинчен  последними
событиями, имевшими место в вашем городе. К  тому  же,  княжна,  бумага,
которую вы держите в руках, если и не оправдывает мою  неучтивость,  то,
по крайней мере, отчасти ее объясняет. Не соблаговолите ли  вы  все-таки
уделить часть вашего драгоценного внимания этому любопытному документу?
   - Отчего же нет? - сказала княжна. Тон полковника ей  по-прежнему  не
нравился, но она не нашла, к чему придраться  в  его  словах,  и  решила
временно ограничиться одержанной победой. - Кстати, что это за  события,
о которых вы упомянули?
   Стеблов дернул щекой и промолчал, а граф Бухвостов огорченно  замахал
обеими руками и сказал:
   - Читайте, княжна, читайте.
   Мария Андреевна начала читать, и волосы у нее на голове зашевелились.
   Письмо было адресовано самому государю императору лично  -  вероятно,
тот, кто писал эту анонимку, не признавал полумер.
 
   Будучи преданным слугой Вашего Величества, - гласило письмо, - и всею
душою радея о благе многострадального Отечества  нашего,  почитаю  своим
долгом довести до сведения Вашего Величества тот прискорбный факт, что в
доме княжны Вязмитиновой под видом беженца и учителя  танцев  скрывается
французский лазутчик, личный порученец маршала кавалерии Мюрата, капитан
французской императорской гвардии Виктор Лакассань. Сей опасный во  всех
отношениях человек был привезен княжною из занятых неприятелем губерний,
где она, княжна Мария Андреевна Вязмитинова, провела некоторое время,  с
неведомой мне целью сопутствуя полку неприятельских улан. Я имею  верные
сведения о том, что капитан Лакассань  с  преступным  умыслом  проник  в
окрестности имения  князя  Петра  Ивановича  Багратиона  и  был  автором
подметного письма, в коем сообщил князю об  оставлении  нашими  войсками
Москвы. Письмо сие, как  и  рассчитывал  Лакассань,  послужило  причиной
душевного расстройства и  последовавшей  вследствие  оного  безвременной
кончины князя. Поелику капитан Лакассань весьма  дурно  владеет  русским
языком, осмелюсь высказать предположение, что он имел в сем грязном деле
помощника или помощницу, каковой могла оказаться приютившая  его  княжна
Вязмитинова.
   Имени своего упоминать не  осмеливаюсь,  опасаясь  мести  со  стороны
поименованных преступников, однако  остаюсь  при  сем  верным  слугой  и
горячим обожателем Вашего Величества".
 
   Княжна поспешно отшвырнула письмо и вытерла ладони о  платье,  словно
они были чем-то испачканы.
   - Какая мерзость! - воскликнула она. - Какая гнусная низость!
   - Я придерживаюсь такого же мнения, - многозначительно произнес  граф
Стеблов. Оказалось, что  он  уже  успел  усесться  на  диван  и  теперь,
забросив ногу на ногу и обхватив руками колено, мерно  покачивал  носком
сапога. - Вступить в сговор с неприятелем и,  не  побоюсь  этого  слова,
убить такого прославленного во  многих  битвах  героя,  как  князь  Петр
Иванович,  -  это,  действительно...   гм...   весьма   предосудительный
поступок.
   - Что?! - свистящим шепотом спросила княжна, которой внезапно изменил
голос. - О чем это вы?
   - О том же, о чем и  вы,  княжна,  -  лениво  ответил  Стеблов.  -  О
государственной измене.
   - Вы обвиняете  меня  в  государственной  измене  на  основании  этой
анонимки? - Княжне очень хотелось разрыдаться,  но  от  этого  ее  голос
сделался только более холодным и надменным. - Да как вы смеете?
   Граф Бухвостов молча маялся в  сторонке,  всем  своим  видом  выражая
страдание. Лицо у него было такое, словно милейшего Федора  Дементьевича
одолевала сильнейшая зубная боль.
   - Давайте все-таки не станем  бросаться  словами,  княжна,  -  сказал
Стеблов, - и поговорим серьезно. Вы молоды, я бы даже сказал, юны...  Вы
ведь могли ошибиться, не так ли? В вашем возрасте так легко попасть  под
очарование ловкого негодяя! Княгиня Зеленская, например, утверждает, что
между вами и этим французом существовала романтическая связь.
   - Княгиня Зеленская - сплетница, - твердо  сказала  княжна.  Щеки  ее
были белее  мрамора,  лишь  на  скулах  двумя  неровными  пятнами  горел
лихорадочный румянец.
   - Вы помните, граф, - робко  вмешался  Федор  Дементьевич,  -  я  уже
указывал вам на то, что не всем словам княгини Аграфены Антоновны  можно
безоговорочно доверять.
   - Но согласитесь, милейший граф,  -  не  поворачивая  головы,  лениво
возразил ему Стеблов, - что дыма без огня не бывает. К тому же,  княжна,
вы вряд ли станете отрицать, что в данном письме, анонимное оно или нет,
содержатся  неоспоримые  факты.  Не  менее  дюжины   свидетелей   готовы
подтвердить, что вы привезли  француза  с  собой  и  что  он  в  течение
довольно продолжительного периода времени жил у вас, вот  в  этом  самом
доме, и даже исполнял при вас  обязанности  управляющего  и  доверенного
лица. Обратите внимание также и  на  то,  что  пресловутое  письмо  было
получено князем Багратионом как раз в это время.
   - Это ровным счетом ничего не доказывает, - сказала княжна.
   - Может быть. Но давайте же смотреть фактам в  лицо!  Минувшей  ночью
было совершено дерзкое нападение на городскую тюрьму, во время  которого
Лакассаню удалось  бежать.  Общеизвестно,  что  незадолго  до  этого  вы
посещали его в тюремном лазарете. Трое из нападавших были убиты охраной,
и вы знаете, кто они, эти трое? Это  ваши  крепостные,  княжна!  Один  -
лесник по имени  Силантий,  известный  безграничной  преданностью  своим
хозяевам и, в частности, вам, княжна.  Двое  других  -  его  племянники,
беглые рекруты,  разбойники,  государевы  преступники,  уже  второй  год
находящиеся в  розыске.  Ради  какой  надобности,  скажите  на  милость,
отважились они на такое отчаянное дело? Не из любви  же  к  французу,  в
самом-то деле!
   Он замолчал, глядя  на  княжну  сверху  вниз  с  оттенком  брезгливой
жалости и превосходства. Да, подумала Мария  Андреевна,  этот  увешанный
орденами слизняк имеет полное право гордиться собой. Однако,  как  ловко
все это подстроено! Какой тонкий расчет, какое продуманное коварство!
   Ну, будет, мысленно прикрикнула она на себя. Заламывать руки некогда,
нужно думать, пока этот павлин не привел сюда драгун с  саблями  наголо.
Неужели приведет?
   - Скажите,  граф,  -  изо  всех  сил  стараясь  говорить  насмешливо,
спросила она, - вы привели с собой драгун?
   - Право, княжна, - с утомленным видом отвечал Стеблов, - я не  нахожу
ни малейшего повода для веселья. Нет, я  не  привел  с  собой  драгун...
пока. Мне хотелось  дать  вам  возможность  как-то  оправдаться  в  моих
глазах, а значит, и в глазах государя. Но вы со странным упорством...
   - Я знаю, кто написал эту анонимку, - медленно  и  веско  проговорила
княжна. - И я думаю, что знаю, кто написал то письмо Багратиону. Все это
мог сделать только один человек, и это именно он освободил Мерсье...  то
есть, Лакассаня.
   Федор  Дементьевич  встрепенулся  в  своем  кресле  и,  вытянув  шею,
уставился на княжну с почти комичным выражением ожидания и надежды.
   - И кто же он; этот негодяй? - все так же лениво осведомился Стеблов.
   - А вот этого, граф, я вам не скажу, даже если вы приведете сюда полк
драгун и батарею тяжелых пушек, - мстительно сказала  княжна.  -  Вы  не
кажетесь мне достаточно умным человеком, чтобы  понять  мои  доводы.  Вы
ведь торопитесь поскорее составить отчет государю и  получить  очередную
побрякушку на ваш блестящий мундир, не так ли? Желание вполне  понятное,
но должна вас предупредить, что вы находитесь  в  шаге  от  того,  чтобы
бесповоротно испортить свою карьеру.
   Стеблов  сделал  губами  "пфуй!"  и  поднялся  с  томным   изяществом
завзятого  царедворца;  Граф  Бухвостов  тоже  вскочил,  не   переставая
огорченно вздыхать и старательно прятать глаза.
   - Позвольте откланяться,  княжна,  -  холодно  сказал  Стеблов.  -  Я
подумаю над вашими словами, а вы как следует обдумайте мои. Разлука наша
будет недолгой, как это ни прискорбно для вас. Если угодно,  я  дам  вам
совет: спасти вас может только личное письмо на высочайшее имя с мольбой
о прощении. Мне кажется, что, принимая во внимание ваш  нежный  возраст,
неопытность и обрушившиеся на ваши хрупкие плечи ужасы  войны,  а  также
то, что вы остались без родительского попечения, государь не будет к вам
слишком суров.
   - Первым, что примет во внимание государь, - так же холодно  и  резко
сказала княжна, - будет моя полная невиновность, а вторым  -  нелепейшая
ошибка, которую вы, сударь, совершаете сейчас, идя на поводу у тех,  кто
состряпал  эту  гнусную  клевету.  Этим  вы  компрометируете  то   самое
высочайшее имя, коим так часто козыряете и которое, по вашим словам,  вы
здесь представляете. Не смею более вас задерживать. До  свидания,  Федор
Дементьевич.
   Стеблов вышел, раздраженно звеня шпорами, прямой, как печная труба  в
мундире. Граф Бухвостов задержался и, робко подойдя  к  княжне,  сказал,
по-прежнему пряча глаза:
   - Ах, Мария Андреевна, Мария Андреевна! Поверьте, мне так жаль!..  Но
что я мог поделать?
   - Успокойтесь, Федор Дементьевич, - сказала ему княжна. - Надеюсь, вы
не верите в эту чепуху? Ведь не верите, правда?
   - Вы еще так молоды, - со вздохом сказал граф. - Бывает,  знаете  ли,
такая чепуха, от которой после всю жизнь не отмоешься. Я-то не верю,  но
вот граф Стеблов, похоже, не испытывает никаких сомнений. Я  постараюсь,
конечно, его переубедить, но уж очень резко вы с ним обошлись,  не  надо
бы  так  с  государевым-то  посланником...  Вот  если  бы  был   у   вас
какой-нибудь могущественный покровитель! Ах, не вовремя, не вовремя умер
наш князь Александр Николаевич! Он  бы  не  допустил  этакого  поругания
своего имени.
   - Я могу обратиться за  помощью  и  поддержкой  к  светлейшему  князю
Михаилу Илларионовичу, - задумчиво сказала княжна.
   - К Кутузову?!
   - Да,  к  Кутузову.  Он  знает  меня,  знает,  чем  я  занималась  на
неприятельской территории, зачем путешествовала с уланами, и каковы  мои
заслуги перед отечеством. Не беспокойтесь, граф, я тоже могу постоять за
честь своего имени.
   - Так поезжайте, дитя мое! Поезжайте, не медля ни  минуты!  Если  вам
нужна моя помощь, вам стоит только сказать...
   - Благодарю вас, граф. Помощь мне не требуется. Вот разве  что...  Не
могли бы вы как-то воспрепятствовать графу Стеблову, если ему вздумается
снарядить за мною  погоню?  Я  понимаю,  что  прошу  о  невозможном,  но
все-таки...
   Граф Бухвостов бросил на нее быстрый испытующий взгляд.
   - Как раз в этом ничего невозможного нет, - осторожно  сказал  он.  -
Если только вы невиновны... Да нет, о чем это я! Простите меня,  княжна.
Право, этот индюк со шпорами совершенно забил мне голову своей  чепухой.
Ведь я вас с пеленок знаю!  Конечно,  вы  невиновны,  и  я  вам  помогу.
Командир драгунского полка, что квартирует у нас в городе, мой старинный
приятель, товарищ детских  игр.  Ему  будет  достаточно  моего  честного
слова, и погоня, даже будучи посланной за вами, никогда вас не найдет.
   - Благодарю вас, Федор  Дементьевич.  Благодарю  от  всего  сердца  и
целиком полагаюсь на вас.
   - Поезжайте с богом, княжна, - прослезившись, сказал старый граф. - Я
сделаю все, что в моих силах, и даже более того.
   Он пошел было прочь, на ходу утирая глаза, но в дверях остановился и,
обернувшись всем телом к Марии Андреевне, сказал:
   - Но мне-то, мне вы скажете, кто написал эти письма?
   - Непременно, - ответила  княжна.  -  Непременно  расскажу,  милейший
Федор Дементьевич, но не сейчас, а после, когда все это закончится. Если
останусь жива, - добавила она, подумав.
   Граф горестно покивал и вышел из комнаты,  тихо  притворив  за  собой
дверь. Оставшись одна, княжна упала  на  диван  и,  наконец,  дала  волю
душившим ее слезам. Выплакавшись, она сердито утерла  глаза,  встала  и,
всегдашним спокойным тоном кликнув Дуняшу, велела  ей  собрать  дорожный
сундучок.
 
Глава 13 
 
   Ночь застала ее в дороге, верстах в тридцати с лишним  от  Москвы.  К
вечеру похолодало, и снова пошел снег,  на  сей  раз  с  резким  ветром,
который, как нарочно, дул навстречу, словно находился в сговоре с графом
Стебловым и тем человеком, который написал анонимку. Лицо этого человека
всю дорогу стояло у княжны перед глазами, то и дело меняя, выражение: то
дружески улыбаясь, то озабоченно  хмурясь,  то  гордо  поджимая  губы  и
вскидывая красивый, твердо очерченный, истинно мужской подбородок. Глядя
на это лицо, невозможно было поверить, что этот человек способен на  все
те низости, которые, как подозревала княжна, он  совершил  за  не  столь
продолжительное время их знакомства. Время от времени, убаюканная мерным
раскачиванием кареты, княжна впадала в чуткий полусон, и тогда это  лицо
снилось ей и даже разговаривало с  нею.  Просыпаясь  от  толчков,  когда
колеса ее экипажа попадали в выбоины, княжна не могла вспомнить ни слова
из этих разговоров, но звук знакомого голоса  помнился  ей  отчетливо  -
бархатный, густой, как  у  оперного  актера,  жирный,  самоуверенный  и,
казалось, даже слегка лоснившийся от долгого употребления.
   Все, что княжна пережила с момента вступления французов в ее  усадьбу
под Смоленском и смерти старого князя, теперь представало  перед  нею  в
совершенно  новом  свете,  заставляя  ее  кусать   губы   от   огромного
разочарования, негодования и стыда. Все это время ее водили за нос,  как
несмышленую девчонку, каковой она, несомненно, и являлась на самом деле.
Многое из того, что не было осмыслено и понято ею ранее, теперь виделось
ясно и отчетливо, как сквозь сильное увеличительное стекло. Точно так же
путник, поднявшись на вершину горы и глядя на пройденный им путь,  видит
все ненужные повороты, извивы и петли, которые казались  необходимыми  и
естественными, пока он брел по  равнине.  Он  видит  завалы  и  рогатки,
нарочно устроенные кем-то посреди гладкий, прямой,  как  стрела,  тропы,
для того, чтобы сбить его с верного пути;  он  видит  даже  спину  этого
"кого-то", торопливо скрывающуюся в овраге, и ему не терпится  взглянуть
этому человеку в лицо.
   У княжны было что сказать пану Кшиштофу Огинскому при встрече.  Копия
анонимного  письма,  столь  любезно  врученная  ей   графом   Стебловым,
находилась при ней. Правда, по поводу вероятности  этой  встречи  княжну
одолевали сильнейшие сомнения: она не  думала,  что  пан  Кшиштоф  будет
искать случая увидеться с нею.
   ...Она проснулась от очередного толчка и  почувствовала,  что  карета
стоит. Отодвинув занавеску, княжна выглянула в  окно  и  увидела  только
ровное поле, покрытое тонким слоем казавшегося в темноте  синевато-серым
снега, из которого тут  и  там  торчали  черные  купы  каких-то  кустов.
Оскальзываясь в мокром снегу, к дверце кареты подошел кучер  Игнат.  Его
шапка, брови, усы и борода были сплошь залеплены все тем  же  вездесущим
снегом; на груди и рукавах зипуна трескалась  и  таяла  мокрая  снеговая
броня.
   - Дорогу заметает, ваше сиятельство, - сказал он. - Не видно ни  зги.
Как бы не пришлось нам в поле ночевать.
   - Что же, Игнат, голубчик, ехать совсем нельзя? - спросила княжна.
   - Ехать-то, ваше сиятельство, завсегда можно, - роняя с бороды  талые
комья, философически ответил Игнат. - Поедем, коли прикажете.  А  только
лошади притомились, да и куда еще в такую непогодь  приедешь...  А  тут,
изволите ли видеть, трактир. Брошенный, правда, и крыша на нем  сгорела.
Видно, француз баловал, не иначе. А только это как-никак получше  будет,
чем в сугробе-то под попонкой.
   Княжна посмотрела в  ту  сторону,  куда  указывал  Игнат,  и  увидела
какую-то темную массу, стоявшую  близ  дороги,  -  вероятно,  тот  самый
покинутый трактир. Потом она перевела взгляд на кучера и  поняла  то,  о
чем он промолчал: целый день,  с  самого  раннего  утра  просидевший  на
козлах Игнат устал едва ли не больше своих лошадей.
   - Распрягай, - решительно скомандовала она. - Будем  ночевать  здесь.
Да посмотри, нельзя ли  тут  как-нибудь  устроить  огонь.  Тебе  надобно
согреться, да и я, признаться, тоже что-то продрогла.
   - Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, - не  скрывая  радости,
забормотал кучер, - огонь - это мы мигом. Разве ж можно без огня-то?  Да
ни в жизнь! Огонь - всему голова, без него никак...
   Продолжая радостно бормотать, он побежал к лошадям,  схватил  их  под
уздцы и почти поволок по снежной целине в сторону трак