,
во всяком случае не менее реальное лицо, чем Иисус Христос!
     Какой-нибудь ярый  спорщик может нам  возразить,  что, мол, боги Олимпа
были куда могущественнее трех богов или одного триединого бога христианского
рая.  Христианские  боги, например, не  смогли обойтись без  женщины,  когда
захотели  сотворить мессию,  то  есть  одного  из  них троих.  А вот  Юнона,
напротив,  сумела-таки  зачать бога Марса,  не  прибегая к  помощи  мужчины!
Задетый  за живое Юпитер решил  перещеголять  свою  божественную  супругу  и
самолично  породил  себе дочку  Минерву,  причем  на  время беременности  он
превратил в живот свою божественную голову, а потому бравый  Вулкан вынужден
был стукнуть его топором по темечку, чтобы  громовержец смог  разрешиться от
бремени.
     Христианский  же мессия был рожден вышеупомянутой Марией, которая, даже
будучи  его  матушкой,  якобы  оставалась  девицей.  Страшно  гордясь   этим
анекдотом, священнослужители нам говорят:
     - Разве это  не доказывает, насколько могущественна наша троица? Каково
чудо, а? Первый сорт! На это можно ответить:
     -  Ничего  ваше "чудо" не доказывает!  В  скандинавской  мифологии  был
Хеймдалль, чей взор так остер, что различает предметы за сто миль от него, а
слух так  тонок, что  он слышит, как  прорастает  из-под  земли трава  и как
растет шерсть на баранах. Так вот, этот бог Хеймдалль, сын Одина, родился не
от какой-нибудь одной  мадам-барышни, а сразу от девяти матерей-девственниц,
девяти дочерей  гиганта Гейревдура. Поэтому пока три христианских бога - как
один, триединый, -  не совершат подобного  чуда, господам  священникам лучше
помалкивать!
     Нам  приходится постоянно  повторять  защитникам церкви, что  различные
языческие  мифы  при  всей   их   фантастичности  все-таки  предпочтительнее
христианского  мифа,  ибо ни  в одном  из  них,  взятом отдельно, нет такого
количества вопиющих противоречий. Например, скандинавская религия хороша уже
тем,  что,  скажем,  история  Хеймдалля  существует только в одной версии  и
никакие Матфеи, марки, луки и Иоанны не портят ее, безбожно перевирая важные
подробности.
     Вернемся, однако, к нашей пятидесятнице. Едва огненные языки пощекотали
сто  двадцать  апостолов  с  учениками,  все они тотчас  заговорили  на  сто
двадцати иностранных языках, которых никогда не изучали. "Священное" писание
утверждает  далее,  что  многие из евреев,  рассеянных в ту  эпоху по  всему
свету, пришли в Иерусалим на праздник десяти заповедей и что они говорили на
пятнадцати  различных наречиях, ни больше,  ни  меньше.  Были  там  парфяне,
мидяне  и  эламиты,  жители  Месопотамии,  Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии,
Фригии и Памфилии, Египта и  частей Ливии, принадлежащих  к Киринее, наконец
латиняне, критяне  и арабы. Привлеченные  гамом,  который стоял в трапезной,
они вломились туда целой толпой. Тут  авторы писания забыли упомянуть о том,
что  стены  этого зала для  принятия  причастия,  видимо,  раздались  во все
стороны, чтобы  вместить тысячи любопытных. Перед  этой толпой сто  двадцать
первых христиан и заговорили  на ста двадцати языках. Несмотря на неизбежную
при  атом  сумятицу,  весьма напоминающую  заключительный  акт  вавилонского
столпотворения,   представители  пятнадцати  национальностей,   если  верить
писанию, превосходно отличали свои языки в общем шуме и гаме. Мало того, они
тотчас догадались,  что апостолы и их  ученики были все галилеянами, хотя им
об  этом  никто  не  говорил.  Поразительно,  не  правда  ли?  Тем  не менее
"священное" писание уверяет,  будто незваные гости "изумлялись  и  дивились,
говоря между  собой:  Сии говорящие, не все ли галилеяне? Как  же  мы слышим
каждый собственное наречие, в котором родились?"
     Официальный  автор   писания  не  об®ясняет  этого  странного  эпизода,
который, кстати,  и  невозможно  никак  об®яснить. Каким, например,  образом
можно  было  в такой  толчее  понять,  что  здесь  собрались  жители  именно
пятнадцати стран? И как мидянин мог догадаться, что при нем говорят на языке
Египта или Крита? Как араб мог отличить греческий от латыни? Чудеса!
     Но это еще  не все.  Затем, опять же если верить писанию, кое-кто начал
насмехаться над  апостолами и учениками, которые  пророчествовали все разом,
перебивая друг друга. Насмешники говорили:
     - Должно быть, они хватили лишнего, упились молодым вином!
     Оскорбленный таким предположением, Петр потребовал тишины, а  когда все
смолкли, ответил на столь обидный упрек целой речью, настолько убедительной,
что три тысячи человек, не сходя с места, обратились в христианскую веру. Но
простите,  ведь для  того,  чтобы  речь  была убедительной,  все эти  тысячи
слушателей  должны  были  ее  понять?  Что  же,  выходит,  Петр  говорил  на
пятнадцати различных языках одновременно?
     Что же касается  истории самого Христа, то с ней мы покончили. Однако в
заключении стоит еще раз остановиться на феноменальной наглости священников,
которые  с полной серьезностью утверждают, что их богочеловек был не  только
сыном самого себя, ибо  он ведь неотделим от голубя и  огненных языков,  но,
кроме того, был  вполне  реальной  исторической личностью -  ни  больше,  ни
меньше!
     Свою придуманную с начала до конца легенду богословы пытаются выдать за
подлинный документ, такой  же достоверный, как  "Комментарии" Цезаря. В свой
нелепый миф  они включили несколько  действительно исторических  персонажей,
которые жили и  действовали  в  ту  эпоху, когда  якобы жил и действовал  их
недораспятый герой. Но как  раз то, что говорится об  этих реальных лицах  в
римской  и еврейской историях, начисто опровергает нелепые претензии невежд,
сочинивших все четыре евангелия.
     Возьмем,  например, прокуратора  Понтия Пилата. Его  подлинная  история
написана  его современниками,  о нем и  о  его  делах упоминают историки той
эпохи. Известно, что  он  был  римским  всадником,  что  он  был назначен  в
Иерусалим шестым по  счету  прокуратором Иудеи, что его предшественником был
Валерий Грат,  что  на свой пост он  вступил в  одиннадцатом  году правления
Тиберия,  то есть в  25 году нашей эры, а семь  лет  спустя он безжалостно и
даже,  можно  сказать,  жестоко  подавил  религиозный  бунт,  вспыхнувший  в
Галилее. Затем, еще через два года,  то  есть через  год,  когда  якобы  был
распят Христос, вспыхнуло новое, еще более массовое восстание, о котором нам
известны  все  подробности.  Чтобы построить  новый  акведук,  Понтий  Пилат
прибрал  к  рукам сокровища  Иерусалимского  храма,  за что  и  был  обвинен
одновременно  в злоупотреблении  властью и  в святотатстве.  Через некоторое
время жители  Самарии, измученные поборами алчных  чиновников, обратились  с
жалобой  к правителю  Сирии  Люцию Вителлию,  который  был  непосредственным
начальником Понтия Пилата, простого прокуратора, никогда  не носившего титул
правителя, как это неоднократно утверждают евангелисты.
     Защитники  евангелия  могут  возразить,  что это,  мол,  несущественная
ошибка!  Но  мы  с  ними не  можем  согласиться.  В  подлинных  исторических
документах  ошибки  такого  рода  недопустимы!  Особенно,  когда  их  делают
евангелисты, о  которых нам говорят, что это были люди вполне грамотные да к
тому  же получившие высшее  откровение в день  пятидесятницы,  когда на  них
снизошли огненные языки. И вдруг - спутать правителя с прокуратором!  Как же
так?  Представьте  себе,  что  кто-то  из  наших  современников  опубликовал
анекдотическую брошюру  о  защите Бельфора  во время  франко-прусской  войны
1870-1871 годов, где он, выдавая  себя  за участника  этой обороны, приводит
совершенно неизвестные  публике факты, но при этом каждый раз, когда заходит
речь   о  командующем  гарнизона   полковнике  Денфер-Рошеро,  называет  его
генералом  Денфер-Рошеро!  Разве  одной  этой  грубой  ошибки в  определении
воинского  звания не  будет  достаточно для того, чтобы все поняли, что  эта
брошюра - сплошная фальсификация, а автор ее - бесстыдный лжец?
     Но  вернемся  к жалобе самарян. Люций Вителлий ее принял  и  отправил в
Иерусалим   своего   ревизора,   некого  Марулла,   чтобы  тот   расследовал
обстоятельства дела.  Понтий Пилат, который  никогда  не  был  полновластным
правителем, как  это утверждают евангелисты,  вынужден  был предстать  перед
судом Марулла, который был облечен всеми полномочиями Люцием
     Вителлием,  единственным  истинным  правителем страны.  Рапорт  Марулла
оказался  неблагоприятным для Пилата, и прокуратору Иудеи  пришлось отбыть в
Рим, чтобы там держать ответ перед самим Тиберием. Но прежде чем он прибыл в
Италию, Тиберий умер. Пилат отчитывался перед Калигулой. Разжалованный новым
императором, Пилат уже не вернулся в Иерусалим, где его заменил Марулл.
     Если  громкий  процесс  Иисуса  Христа  в действительности  имел место,
почему о нем нет в документах даже намека, в то время как историки, говоря о
Пилате, подробно описывают такие, в  сущности,  незначительные  события, как
постройка акведука или два восстания, хотя ни то ни другое не имело  никаких
последствий  и  не  привело  даже  к  возникновению  новой  секты?  Как  это
об®яснить?
     Что  же  касается участия Ирода в  страстях  господних, то он  оказался
впутанным   в  это  дело  только  из-за   вопиющего   невежества  одного  из
евангелистов,  который,  будучи вдохновленным богом истины и знаний,  мог бы
подобных  ляпсусов и не  допускать. Прежде  всего  три других евангелиста не
имеют  ни малейшего  представления  о таком  значительном  эпизоде  процесса
Иисуса, как отсылка обвиняемого к Ироду,  а потом обратно к Пилату. Помните?
Пилат якобы  отправил  Иисуса  на суд  Ироду, но  тот нарядил  его  в одежды
умалишенного  и вернул  к  Пилату,  как сумасшедшего. Об этом эпизоде  знает
почему-то один Лука (глава. 23,  ст.  6-12).  Матфей, Марк и Иоанн не только
ничего  об  этом не говорят, но, напротив, подчеркивают, что Пилат  допросил
Иисуса, поставил его  в  один ряд  с Вараввой, потом приказал его бичевать и
увенчать  терниями  и, наконец,  дал  священнослужителям  храма,  чтобы  они
распинали  его  на  свою ответственность. Следовательно,  вся  эта  прогулка
Христа от Пилата к  Ироду и обратно просто-напросто досужая выдумка, и автор
ее - Лука.
     Незадачливого  Луку нетрудно поймать за руку. Он описывает Ирода  в его
дворце,  окруженном  стражей, в Иерусалиме! В действительности Ирод Великий,
который  был  царем  Иудеи, Ирод,  которому евангелие  приписывает  избиение
двадцати  тысяч  младенцев мужского  пола  в Вифлееме, чтобы  в  общей  куче
наверняка уж прикончить будущего мессию, Ирод, этот жестокий Ирод,  согласно
историческим  фактам,  умер за четыре года  до  рождения  Христа. После  его
смерти остались  три  сына,  разделившие  между собой  Палестину  с согласия
римского  императора.  Архелай  стал  царем  Иудеи  с областями  Самарией  и
Идумеей, Филипп  стал  тетрархом Батании,  Трахонитиды  и  Голанитиды,  Ирод
Антипа стал тетрархом Галилеи и Пиреи.
     Архелай процарствовал  всего девять лет.  Вняв  многочисленным жалобам,
император Август  лишил его  трона и отправил  в изгнание,  где тот и  умер,
имущество  его было конфисковано,  а  владения присоединены к землям римской
провинции Сирии.  С тех пор в Иерусалиме и появился римский прокуратор, а  у
евреев Иудеи и Самарии не стало царя.
     Филипп,  первый муж своей племянницы Иродиады,  с  которой он развелся,
уступив  ее своему брату Антипе, царствовал, как тетрарх тридцать семь лет и
умер, не оставив наследника. Столицей  его владений  была Кесария Филиппова,
маленький город близ  истока Иордана.  После его смерти Тиберий  присоединил
его земли к Сирии, точно так же, как это сделал Август с владениями Архелая.
Ирод Антипа  правил в качестве тетрарха  до смерти  Тиберия,  после чего был
свергнут Калигулой, который отправил его в изгнание в  Лион, посадив на трон
его  племянника Ирода  Агриппу.  Последнему  было  возвращено, впрочем чисто
формально, звание царя и права  на все бывшие владения Ирода Великого. Таким
образом,  во  время  сомнительного  суда над  Христом  в Иерусалиме не  было
никакого Ирода.  Трон Ирода  Великого, перешедший  затем к его сыну Архелаю,
после смерти последнего пустовал двадцать семь лет. Резиденция Ирода Антипы,
тетрарха Галилеи, находилась не  в Иерусалиме, а  в Тивериаде, а новый Ирод,
который также  был  тетрархом Галилеи,  но носил,  кроме того,  корону  царя
иудейского,  этот Ирод Агриппа вернулся в  Иерусалимский дворец своего  деда
Ирода Великого  и  своего  дяди  Архелая  только  через  четыре  года  после
пресловутой драмы распятия сына божьего. Поэтому отсылать Иисуса к какому бы
то ни было Ироду Пилат просто не имел возможности.
     Наконец,  коснемся  двух первосвященников,  Анны и Каиафы, которые тоже
играют в  христианской легенде  значительную роль.  С  ними дело обстоит еще
проще. Ни тот ни  другой физически  не могли принимать  участия в выдуманном
суде  над  Христом,   потому  что  первый  из  них  умер  задолго  до  этого
воображаемого  суда, а второго  вообще никогда  не  было  на свете. Все  это
лишний раз доказывает, что авторы четырех евангелей не только сами не бывали
в  Иерусалиме,  но  к  тому же не  знали истории Иерусалимского храма. Как и
следовало ожидать, четыре выдумщика не смогли между собой договориться. Если
верить  Матфею,  арестованного в  Гефсиманском саду мессию ведут  прямиком к
Каиафе, а от него - к Пилату. Матфей и слыхом не слыхивал о  первосвященнике
Анне! Если же верить Марку, богочеловек, задержанный стражей синедриона, был
отведен  к  какому-то  первосвященнику, который после  допроса  об®явил  его
богохульником, приговорил к смерти и отдал в руки  Пилату. Марк не  называет
этого первосвященника ни Анной, ни Каиафой.
     По   версии  Луки  (глава.   3,  ст.   2),  и   Анна,  и  Каиафа   были
первосвященниками,  хотя  во  все  эпохи  верховным   священником  у  евреев
одновременно мог быть только один человек. Впрочем, Лука изрекает это лишь в
связи с предсказаниями Иоанна  Крестителя, а  когда дело доходит до страстей
господних, он говорит только  об одном первосвященнике, не упоминая даже его
имени.
     Наконец, по версии Иоанна, мессию солдаты препроводили из Гефсиманского
сада к Анне, которого сей евангелист характеризует не как первосвященника, а
всего лишь как тестя первосвященника Каиафы. Анна приказывает связать Иисуса
покрепче  и  отсылает к Каиафе,  который его  не допрашивает, не осуждает, а
просто-напросто пересылает к Пилату. Тот, опять же если верить Иоанну, вовсе
не  умывает руки - этот эпизод есть только  у  Матфея, - но, напротив, судит
его  "на судилище,  на  месте,  называемом  Лифостротон  (то  есть  Каменный
помост),  а  по-еврейски Гаввафа"  (глава. 19,  ст. 13), и  в конечном счете
осуждает на смерть, боясь, что его самого выдадут цезарю Тиберию.
     А  теперь   попробуем   противопоставить  этим  четырем  противоречивым
легендам    исторические    факты,   поскольку    хронология   иерусалимских
первосвященников  сохранилась  в  трудах  писателей периода  первых цезарей.
Историки по крайней мере не противоречат друг другу, и их записи основаны на
документах той эпохи. Анания, который в традиционном переводе  превратился в
Анну, стал первосвященником через год после низложения Архелая и замены царя
иудейского  римским прокуратором, то  есть в 7 году нашей  грешной  эры.  Он
сменил предшествовавшего  ему Иисуса,  сына  Сиаха, и  был  девятнадцатым по
счету первосвященником,  если начинать  с  Иуды Маккавея. С  7 по 18 год эту
высшую   у   евреев  священную   должность  последовательно   занимали   три
первосвященника:  Исмаил, сын Фабии, Елеазар, сын покойного Анании, и Симон,
сын Камита. В 19 году в этот верховный сан  был возведен Иосиф из рода Иуды;
он  оставался  первосвященником  восемнадцать  лет,  до самой своей  смерти,
последовавшей в 36 году. Иначе говоря, Иосиф был на своем священном посту  и
три года  спустя  после  якобы имевшего место распятия  Христа.  А затем его
функции перешли к Ионафану из рода Анании.
     Таким  образом,  при  Понтии Пилате  первосвященником был  Иосиф, а  не
какой-то Каиафа. Среди иерусалимских первосвященников вообще никогда не было
ни  одного  Каиафы, с самого  начала  и до  самого  конца -  79  года, когда
последний из них, Фанаиас, сын Самуила, стал свидетелем падения Иерусалима и
разрушения Иерусалимского храма.
     В  том,  что  во времена Августа и Тиберия в Палестине появлялись люди,
называвшие себя мессиями, можно не сомневаться. Патриотизм  евреев, особенно
народных масс, был высок; никто не желал мириться ни с  римским завоеванием,
ни с  властью  царей  из  династии Ирода,  ибо они тоже  были чужестранцами,
пришедшими из Идумеи.
     Таких  мессий было в  действительности  немало.  Все они называли  себя
посланцами бога, пришедшими освободить свой угнетенный народ и вернуть детям
Израиля первородство, предсказанное пророками. В частн9сти, мессия Февда  на
четвертом году правления императора  Клавдия, то есть через одиннадцать  лет
после   мифической  смерти  Христа,  увлек  за  собой  большое  число  своих
соплеменников, и это восстание пришлось подавлять Куснию Фадию.
     Однако  до  него  был  еще   один,  куда   более  значительный  мессия.
Галилеянин,  как и наш Иисус,  он  принял помазание на царство и  стал таким
образом Христом. Звали его Иуда. Поднятое  им вооруженное восстание достигло
широкого размаха и получило громкий отклик.
     Этот Иуда Галилеянин, по словам историков, придерживался  своих, особых
взглядов на религию.  Иосиф Флавий  называет  его великим софистом и считает
основателем  новой  религиозной секты,  столь  же  значительной,  как  секты
фарисеев,  саддукеев  и ессеев. Этот  религиозный бунт был  подавлен Публием
Сульпицием Квиринием, правившим  Сирией  от  имени императора  Августа,  тем
самым  Квиринием,  при  котором была  проведена великая  перепись еврейского
народа. Однако  секта Иуды Галилеянина  продолжала  существовать как  тайное
общество со своими религиозными наставниками. Под руководством Менахея, сына
основоположника секты, замученного в Иерусалиме, а также его родича Елеазара
иудаиты,  или зелоты, ревнители  веры, начиная с 64  года развивают  бешеную
активность. Они захватывают Иерусалимский храм, крепость
     Антония,  весь верхний  город и  укрепленный дворец  Ирода,  устраивают
римлянам настоящую резню и заставляют отступить  военачальника римской армии
Цестия  Галла. Разгромив его  армию, они поднимают затем  восстание по  всей
Палестине,  убивая  повсюду  своих соотечественников, придерживавшихся более
умеренных взглядов. Все  это привело в конце концов  к появлению в Палестине
Веспасиана во  главе шестидесятитысячной армии. Дальнейшее  известно:  после
семимесячной  осады,  стоившей   жизни  большей  части   еврейского  Народа,
Иерусалим был взят, разрушен, а храм  его сожжен  дотла. Во главе осажденных
стояли   три   вождя,   представлявшие   три   различные   партии:  Елеазар,
последователь  Иуды  Галилеянина,  Иоанн  Гискал  и  Симон  Гераза.  Елеазар
покончил с собой,  чтобы не попасть живым в руки врагов,  Иоанн окончил свои
дни в  темнице,  а  Симон  был сохранен  для участия  в триумфальном шествии
императора Тита.
     В течение всей осады  города  Давидова  между  осажденными шли яростные
споры. Затем  начался страшный  голод,  из-за которого многие сходили с ума.
Рассказывают о неком  простолюдине по имени Иисус, который ходил по городу и
громко осуждал раздоры  между вождями восставших. "Горе вам! - кричал он.  -
Горе всем нам! Горе Иерусалиму! Горе мне!" Однажды, когда он выкрикивал свои
мрачные пророчества с городской стены, его убило камнем, выброшенным римской
катапультой. Иудео-христиане тут же провозгласили его мучеником и пророком.
     Можно  ли на основании всего этого утверждать,  что христианство  ведет
свое происхождение от секты Иуды