ало
достоянием  избранных.  Лишь  позднее он выпустил ее  массовым тиражом,  для
широкой публики.
     Но это было далеко не все.
     Доверительно обратившись к апостолам, Иисус продолжал:
     - Мои слова предназначены для нищих духом вообще и для вас в частности.
С точки  зрения  духовных богатств вы  далеко  не  миллионеры, - в этом  вам
здорово  повезло!  Но повезет еще  больше, когда  все  прочие люди ополчатся
против вас. Отовсюду вас будут гнать в три шеи, поносить и злословить дальше
некуда, измываться над вами по-всякому, а уж  как дойдет  до суда, тогда все
царствие небесное покажется вам с овчинку! Но вас это должно только радовать
и  веселить,  ибо  так  будет  установлено  полное  тождество  между вами  и
пророками. Знаете, что претерпели пророки? Их современники  приложили немало
сил, чтобы  устроить  им веселую  жизнь: их  пороли  розгами,  привязывали к
лошадиным  хвостам,  бросали  во  рвы к хищным  зверям  и  даже  распиливали
пополам! Так вот, это же  ожидает и вас. Как видите, вам уготована блестящая
карьера. А пока, в предвкушении славных  мук, радуйтесь и веселитесь, друзья
мои. Счастливое будущее вам обеспечено!
     Добряки  апостолы скорчили  постные  рожи: как видно,  такое будущее не
очень-то им улыбалось.
     - Не огорчайтесь, друзья! - продолжал Иисус. - Так надо. Так написано в
священных книгах, и мы ничего не можем изменить, ни вы,  ни я, - необходимо,
чтобы писания исполнились. Ведь  вы соль  земли, а если соль  потеряет силу,
чем будешь ее солить?
     Удивленные апостолы переглянулись: они ничего не понимали.
     - Истинно, истинно сказываю вам: соль не должна терять свою  силу,  ибо
тогда нечем будет ее посолить. А если  соль перестанет  быть соленой, на что
она будет годна? Останется только выбросить ее вон на попрание людям!
     Я ничего не  прибавил. Это слова самого Иисуса Христа. Кто сомневается,
может прочесть их в пятой главе Евангелия от Матфея.
     - Вы соль, - продолжал разливаться миропомазанный, - и в то же время вы
свет мира. Когда город стоит на  вершине горы,  это ведь не то же самое, как
если  бы он стоял  в глубине долины,  не правда ли? В  глубине долины его не
было бы видно, а на вершине горы где спрячешься? Или вот еще сравнение.
     Когда зажигают свечу, ее ведь не накрывают горшком, - тогда  бы незачем
было  вообще  ее  зажигать!  Наоборот,  свечу вставляют  в подсвечник, и она
освещает весь  дом.  Так вот, вы свет  мира; посему вам следует не прятаться
под горшками, а светить со своих подсвечников.
     Симон-Петр и прочие апостолы в явном затруднении скребли затылки.
     -  Еще несколько слов,  друзья, - говорил между тем Иисус. - Злые языки
будут  говорить,  будто   я   пришел,  чтобы   нарушить  законы  Моисеевы  и
опровергнуть предсказания  пророков.  Это  неправда. Нет более  правоверного
иудея, чем я. Моисей сказал: "Не убивай!" Я  иду гораздо дальше. Я не только
говорю:  "Не  убивай", но  добавляю:  "Будь  проклят  тот, кто  скажет брату
своему: "Рака!"" Обзывайте его как угодно, хоть свиньей, хоть сукиным сыном,
если вам так  нравится, но только  не говорите  ему "Рака!" Точно так же и с
тяжбами, ибо их  выигрывают только судьи. Лучше договориться с противником и
кончить дело  миром, иначе он потащит  тебя к судье, а судья упрячет  тебя в
каталажку.  Поверьте  мне, я даю  дружеский  совет, искренне  желая всем вам
добра... Или  вот  еще: Моисей  запрещает  прелюбодеяние.  Но  это не все. Я
говорю вам: опасайтесь даже  смотреть  на жену  своего соседа, независимо от
того, хороша  она или страшна, как старая жаба! И, если вы заметите, что ваш
правый глаз все  же косится на жену  соседа,  не раздумывайте долго, вырвите
ваш  правый глаз  и бросьте его от себя. Это - самое  радикальное  средство,
иных я  не признаю! То же самое, если у вас кое-где зачешется  и ваша правая
рука начнет соблазнять вас, отсеките без колебаний эту правую руку и бросьте
ее от себя!
     "Что-то он слишком разошелся!" - подумали апостолы.
     - Раз уж мы  коснулись этой темы, поговорим  немного  о женщинах, -  не
унимался сын голубя, - Не скрою, я  сам против женщин ничего  не имею. У нас
ведь  как заведено? Когда  мадам  надоест  месье,  он  под первым  предлогом
выставляет ее  вон. Разве это красиво? Говорю вам: месье может отделаться от
мадам лишь после  того,  как мадам наставит  месье рога.  Во  всех остальных
случаях: даже если она сварливее тещи, даже если ей доставляет  удовольствие
сыпать  вам сахар  в  котлеты,  а соль - в варенье, по утрам выливать вам на
голову ведра воды, якобы для того, чтобы  вас  разбудить, а по  вечерам бить
вас палкой под видом массажа, - все равно вы обязаны ее терпеть.
     - Ему-то легко говорить,  - пробормотал Иаков Старший  на ухо Фаддею. -
Он женщин знает  только с лучшей стороны:  все  капернаумские потаскушки  от
него без ума! А попадись ему хоть раз  какая-нибудь ворчливая  мегера, он бы
живо запел по-другому!
     Иисуса между тем несло. Набрав воздуху, он начал очередную тираду:
     - Закон Моисея также гласит: "Никогда не упоминай имени  божьего всуе".
Это, конечно,  неплохо,  но одного  этого недостаточно. Знаете,  что  делают
всякие проходимцы, когда хотят надуть своих ближних? Они клянутся
     Библией,  храмом, святым  городом  Иерусалимом  и воображают,  что  это
дозволено, что это им сойдет с рук. Как бы  не так! Тем более, что потом они
свои  клятвы не  исполняют.  Так  вот,  между нами  говоря, это -  последнее
свинство.  Клясться  нельзя ничем.  Вы не  имеете  права клясться даже своей
головой, ибо сами не можете ни одного волоса сделать белым или черным, разве
что  перекраситесь. И  вообще,  когда  вас  о  чем-нибудь спросят, отвечайте
просто: "Да, да" или: "Нет, нет", а если вам не поверят на слово и потребуют
     клятвы, отвечайте:
     "Иди-ка ты... знаешь куда!"
     Переводя дыхание, сын голубя продолжал:
     -  Еще хуже закон возмездия.  Моисей  приказывает: "Око за  око, зуб за
зуб".
     Ей-богу,  это  слишком жестоко! Я держусь иного  мнения.  В  тысячу раз
лучше вытерпеть и простить любую пакость.  Предположим, твой недруг подходит
к тебе на улице, наступает тебе на мозоль  и дает  тебе  же пощечину. Вместо
того чтобы тут же  отделать  нахала,  подставь ему другую щеку, -  вот тогда
твой недруг попляшет!  Или  такой случай: кому-то приглянулась ваша туника и
он собирается из-за  нее  подать на вас в суд. Скажи ему:  "Вам нравится моя
туника? Берите ее, пожалуйста, а заодно возьмите и плащ: я вам его  дарю!" И
если вы  останетесь  в  одной  рубахе, не  беда: летом, в  жару,  так ходить
прохладнее. Или, скажем, кому-нибудь взбредет в голову прихоть заставить вас
прошагать вместе с ним тысячу шагов. Отвечайте ему: "Как, вы хотите, чтобы я
прошел  с вами только тысячу шагов? С превеликим удовольствием! Хоть еще две
тысячи!"
     Моисей требует, - продолжал  Иисус, - чтобы  мы любили своих  ближних и
ненавидели своих врагов. Я нахожу это нелепым. Скажем лучше так: любите тех,
кто причиняет вам зло. Если кто-нибудь вас  преследует,  ненавидит, клевещет
на вас и проклинает вас - любите его, как вашего лучшего друга.  По  крайней
мере, это будет ново.  И еще - о  милостыни. Это вопрос щекотливый. Лицемеры
не  могут  подать и гроша, предварительно не раструбив о своих  благодеяниях
всему свету. Нам  так поступать  не годится. Если когда-нибудь  нам придется
помочь  какому  либо несчастному, мы должны это сделать втайне,  чтобы  даже
наша левая рука не ведала, что творит правая.
     -  Прошу прощения! - не выдержал Симон-Камень. -  Все это очень хорошо,
но  когда же мы  перейдем от слов  к делу? Ведь  мы  до сих пор  сами всегда
просили  милостыню у других, и,  поскольку наше апостольское ремесло  нельзя
назвать прибыльным, я  что-то  не очень  понимаю,  каким  образом мы  сможем
проявить свое великодушие явно или тайно.
     - Это  ничего  не значит! -  без сомнения ответило ему ходячее Слово. -
Раз уж я взялся вам проповедовать, должен же я что-то говорить!
     К  великому  сожалению,  в  евангелии  не  сохранилось  этой   короткой
перепалки.  Тем  не менее она наверняка  имела  место. В самом деле, в своей
знаменитой нагорной проповеди Иисус пересказал ряд положений, заимствованных
у философов, живших  за много веков  до  его рождения. Естественно, что  его
ученики  были  удивлены:  слишком  уж  сильно  разнились  эти  положения  от
повседневной практики апостольской шайки.
     Вернемся,  однако,  к затянувшейся  речи  Иисуса, которая  представляет
собой  как  бы  теорию христианства,  этого путаного учения,  где честные  и
нравственные мысли подобны жемчужным зернам в огромной куче  навоза. Кстати,
эти драгоценные наставления никогда  не применялись на практике священниками
и прочими ханжами.
     Итак, ходячее Слово продолжало:
     - Когда  будете молиться,  не  молитесь вслух и не молитесь  стоя:  так
делают   священники-лицемеры,   чтобы  все   их  видели.  Вы  же,  наоборот,
запирайтесь у себя,  чтобы  никто  вас не  видел  и  не слышал.  Кроме того,
помните: чем короче молитва, тем она лучше. Не забывайте, что на земле живет
несколько миллиардов людей,  - разве господь  наш бог может всех  выслушать!
Уверяю вас, если  молитва длится более  получаса, она наверняка не дойдет до
слуха нашего отца  небесного: у него  просто  не хватит  времени! Вот  самая
простая молитва:  запоминайте!  "Отче наш,  сущий на небесах!" Лучше было бы
сказать: "вездесущий", но сойдет и так. "Да святится имя твое". Строго между
нами:  имя  божье  свято   с   таких  давних  пор,  что  святить  его  снова
бессмысленно, получается масло масленое, однако  не будем останавливаться на
таких мелочах.  "Да  приидет царствие твое..."  Вот это  как раз не  лишнее,
этого  стоит пожелать, и от всей души, ибо спор  господа  нашего  с  Сатаной
что-то  слишком уж затянулся. Правда, глупо просить у бога, чтобы он наконец
победил,  - ему  самому этого хочется, - но напомнить об этом папаше Саваофу
не  вредно, а главное - ничего не стоит...  "Да будет воля твоя и на  земле,
как на небе". Вы  можете  мне возразить, что  глупее такой просьбы ничего не
придумаешь и что  просить всемогущее существо  совершить то,  о чем оно само
мечтает,  -  идиотизм  чистейшей   воды.  Не  спорю,  не  спорю.  Эта  фраза
действительно  глупа,  впрочем, как и все предыдущее, - в этом вы  абсолютно
правы. Но зато в общем она звучит неплохо, а потому оставим  ее, как есть...
"Хлеб наш насущный дай нам на сей день". О себе ведь тоже надо позаботиться,
не так ли?.. "И прости  нам долги наши,  как и мы  прощаем должникам нашим".
Это из  той же  оперы о тайной милостыне, о которой  уже шла речь. Поскольку
нам с вами никто  ничего  не должен, нам будет легче легкого строить из себя
великодушных добряков кредиторов,  не беспокоящих своих должников, и на этом
основании  смело требовать,  чтобы  и  нам  простили  все  наши  долги, коих
накопилось  предостаточно, ибо, где бы мы  ни  проходили, мы всегда  жили за
чужой  счет,  дурача  наивных  глупцов...  "И  не введи нас  во  искушение".
Конечно, подобная просьба может  показаться странной: молить бога, чтобы  он
не вводил нас в искушение и не позволял нам грешить, - ведь это же настоящая
ересь! Это все равно  что  сказать,  будто господь  наш  бог -  владыка зла!
Впрочем, почему бы  и нет, раз  ничего не совершается помимо его воли? Итак,
попросим  бога не быть  с нами Сатаной...  "Но  избавь нас от лукавого". Эта
фраза служит дополнением к предыдущей. "Аминь".
     Такова сущность учения, изложенного Иисусом в его нагорной проповеди. В
этой длиннейшей  проповеди,  которую я не  решаюсь  привести дословно, боясь
наскучить  моим  читателям,  заключена  как  бы  квинтэссенция всего  Нового
завета.
     Не случайно в Евангелии от Матфея она занимает целых три главы - пятую,
шестую и седьмую.
     Я знаю, что читать  ее с начала до конца -  удовольствие ниже среднего,
однако  сделать  это необходимо. Всегда  полезно  убедиться в аморальности и
лицемерии религии,  - это именно  тот  случай,  когда  лишний раз не  бывает
лишним.
     Я говорю о лицемерии христианства, потому что  в учение Христа включено
несколько справедливых положений только для  того,  чтобы замаскировать  его
сущность, и на  практике  они  все  равно никогда не применяются.  Вспомните
христиан всех времен!  Разве они творят  милостыню втайне?  Напротив! Все их
благотворительные  начинания  сопровождаются  рекламной шумихой, и каждый их
дар  подробно описывается в  назидание современникам и потомству.  Разве они
презирают богатство?  Как бы не так!  Их церкви украшены золотом и серебром,
их епископы  рядятся  в  пышные  одежды, расшитые  драгоценными  камнями,  а
содержание одного папы  обходится в несколько  миллионов ежегодно. Разве они
прощают обиды  врагам своим?  Да они  скорее  удавятся! Нет никого  на свете
злопамятнее церковников.  Попробуйте  сказать  священнику  хотя бы  четверть
того, что вы о нем знаете, и он затаскает вас по судам.
     Я  говорю   об  аморальности   христианства,  потому   что   та   часть
христианского  учения,  которая  действительно  осуществляется  на практике,
противоречит всем представлениям о естественной  человеческой морали.  Иисус
проповедовал  своим   ученикам  отвращение  к  труду,  а  ведь  именно  труд
облагораживает   человека.   Последователями  же   апостолов   всегда   были
бездельники и проходимцы. В этом  отношении  весьма характерен  один отрывок
все той же нагорной проповеди:
     "Взгляните на птиц небесных, -  говорил сын  голубя,  - они ни сеют, ни
жнут, ни собирают в житницы; и отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли
лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один
локоть? И  об одежде что заботитесь? Посмотрите  на  полевые лилии, как  они
растут? Ни трудятся, ни прядут;  но говорю вам,  что и Соломон во всей славе
своей не  одевался  так, как всякая  из  них...  Итак  не  заботьтесь  и  не
говорите: "что нам есть?" или: "что пить?" или: "во что одеться?" Потому что
всего  этого ищут  язычники, и потому что отец  ваш  небесный знает,  что вы
имеете нужду во всем этом" (Матфей, глава 6,стихи 26-32).
     О таком  беззастенчивом восхвалении паразитизма просто не знаешь, что и
сказать.  Что  стало бы  с  человечеством, если  бы все последовали  советам
помазанного  миром тунеядца?  Боюсь, что мы быстренько обросли бы  шерстью и
вернулись в первобытное состояние.
     Поэтому  я  повторяю: те, кто создал легенду о Христе  и  вложил в уста
этого   мифического   персонажа   подобные   наставления,    были   гнусными
проходимцами, проповедовавшими аморальность и лицемерие"

     Глава 33.
        ПРЕРВАННЫЕ ПОХОРОНЫ.
     Когда  же  он приблизился к городским воротам,  тут выносили  умершего,
единственного  сына у матери, а она была вдова;  и много народа шло с нею из
города.
     Увидев ее, господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь.
     И,  подойдя,  прикоснулся  к  одру; несшие  остановились; и  он сказал:
юноша! тебе говорю, встань!
     Мертвый, поднявшись,  сел, и стал говорить; и отдал  его  Иисус  матери
его. Лука, глава 7, стихи 12-15
     После того как апостольская  дюжина прошла  предварительный инструктаж,
Иисус спустился с горы в Капернаум.
     Тут  к  нему  пришел  центурион, или  сотник, то есть  римский  офицер,
командовавший  взводом легионеров,  расквартированным неподалеку  от  озера.
Приблизившись, сотник обратился к ходячему Слову с такой просьбой:
     - Господи, у меня дома есть слуга,  которого я очень люблю.  Несчастный
разбит ревматизмом и жестоко страдает. Помоги ему, господи!
     - Хорошо, - согласился Иисус. - Я приду к тебе и исцелю его.
     - Зачем тебе беспокоиться, господи! Скажи только слово, и мой слуга сам
исцелится.
     Миропомазанный, в  восторге  от столь глубокой веры,  произнес просимое
слово,  и слуга центуриона  тотчас избавился от  ревматизма (Лука, глава  7,
стихи 1-10).
     На  следующий день  после  этого  чуда  Иисус,  как уверяет  евангелие,
очутился в Наине. Такая быстрота передвижения, не может не удивить тех, кто,
хотя бы в  общих  чертах, знаком с географией Малой Азии. Дело в том, что от
Капернаума  до  Наина самое малое километров  сорок  пять. Однако  Иисус  со
своими апостолами,  не чувствуя  ни  малейшей усталости, покрывал и не такие
дистанции, словно Мальчик-спальчик в семимильных сапогах.
     В тот день в Наине были похороны.
     Христос увидел погребальную процессию.
     Нет ничего печальнее восточных похорон: родственники несут  на носилках
труп,  закутанный  в  пелены  и  облитый  благовониями;   впереди  них  идут
флейтисты,  извлекая из своих дудок  заунывные и пронзительные звуки; позади
носилок заранее оплаченные плакальщицы вопят и голосят нестройным хором, бия
себя  в грудь, воздевая руки к  небесам,  раздирая  лохмотья и вырывая пучки
волос из разлохмаченной прически.
     Как видно, в тот день плакальщицы на совесть  натерли себе глаза луком,
потому  что  все  они  проливали настоящие потоки слез  и находились в самом
горестном и  растрепанном состоянии.  Иисус был глубоко тронут их отчаянием,
хотя в качестве  бога  мог  бы догадаться, что все это не более  как  хорошо
поставленный фарс.
     - Кого вы хороните? - спросил он.
     В евангелии  не упоминается ни имени усопшего, ни его  фамилии. Назовем
его просто Вдовийсоном, потому что он был сыном вдовы.
     - Это Вдовийсон, - ответил Иисусу кто-то из местных жителей, - Вчера он
вдруг  взял  и  преставился.  И что это ему взбрело в голову, никто не может
понять!  Ведь  он  был  единственным  сыном  своей мамаши, вдовы.  Бедняжка!
Поскольку она была вдовой, а  он ее единственным  сыном, теперь она осталась
без всякой опоры.
     Один из апостолов приблизился к миропомазанному и шепнул ему на ухо:
     -  Вроде неплохой случай сотворить здесь великое чудо, а?  Это бы сразу
подняло наши акции!
     -  Я и сам  об этом подумываю,  - ответил  Иисус. И действительно,  сын
голубя задумался.  До,  сих пор о" только исцелял больных и изгонял нечистых
духов   из   всяких   там   бесноватых.   Оживить   покойника   было  весьма
соблазнительно.  После такого чуда  никто  уже не посмеет  усомниться  в его
всемогуществе. Иисус многозначительно подмигнул своим ученикам. Смешавшись с
толпой, апостолы уже подбивали местных простофиль, чтобы те просили чуда.
     - Этот высокий светлый шатен, - говорили они, - настоящий пророк, таких
вы еще не видели! Если он пожелает, он может воскресить вашего Вдовийсона.
     - Равви! Равви!  - кричали  местные жители.  - Сжалься над сыном бедной
вдовы!
     Похоронная  процессия  остановилась. Плотник-исцелитель  приблизился  к
матери Вдовийсона.
     - Не плачь, добрая женщина, - сказал он.
     - Ах, сударь,  вам легко говорить, а я так страдаю, так убиваюсь... Ах,
мой сын, единственный сын, опора моей старости, я его потеряла!..
     Флейтисты и плакальщицы умолкли. В толпе перешептывались:
     - Он что, в самом деле пророк?
     - Вроде непохож...
     -  Наоборот, похож! Смотри,  какой  вдохновенный  взгляд!  Он наверняка
оживит хоть покойника...
     - Ну уж нет, никого он не оживит!
     - Оживит!
     - Не оживит!
     - Два против одного, что оживит!
     - Четыре против одного, что не оживит!
     Те, кто говорил, будто у Иисуса вид  заправского  пророка, ожидали, что
сейчас он примется за дело по всем правилам искусства, как некогда  Илия или
Елисей.  Для  воскрешения мертвых  существовал целый ритуал, о котором можно
прочесть в Библии.  Чтобы оживить покойника, пророк должен лечь рядом с ним,
открыть  ему рот  и  многократно  дуть в  него изо всех сил. Поэтому,  когда
окружающие   увидели,  что  Иисус  даже  не  собирается  ложиться   рядом  с
Вдовийсоном, они были немало удивлены.
     В самом деле, Иисус просто подошел к погребальным носилкам, коснулся их
рукой и сказал:
     - А ну, молодой человек, тебе говорят,