е мне, когда я говорю о воде
и духе, то  есть о земном, как же вы мне поверите, когда я буду говорить вам
о небесном? Ведь никто не восходил на небо, как только  сошедший с небес сын
человеческий,  сущий  на  небесах.  И  как  Моисей  вознес  медного  змия  в
пустыне... Вы меня слушаете?
     - Слушаю, давайте дальше!
     - Ну вот... так должно вознесену быть сыну человеческому...
     - Но какая тут связь?..
     - Дабы всякий  верующий в  него не погиб, но  имел жизнь вечную. Видите
ли, любезный друг, бог так возлюбил мир, что отдал сына своего единородного.
     Вы удивляетесь? Однако  это так. Ибо не  послал бог сына  своего в мир,
чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез  него. Все это я об®ясняю вам
для того,  чтобы вы  знали,  что сын божий - это... это некто, о ком вы и не
догадываетесь!..
     Этот  разговор полностью  приводится  в Евангелии  от  Иоанна, глава 3,
стихи 1-17. Заметьте, дорогой читатель, что я воздерживаюсь от комментариев,
ибо  вовсе не хочу, чтобы с  вами приключилось то  же,  что  приключилось  с
Никодимом, когда он вышел от господа.
     Бедный сенатор был повержен в пучину недоумений. Сначала его интриговал
Иоанн  Креститель,  а  теперь  ему заморочил голову сын  Марии. Между тем по
части хвастовства Креститель и  в подметки не годился своему кузену. Нигде в
евангелии  мы  не находим  указания  на  то,  что Иоанн  Предтеча  был  хоть
сколько-нибудь красноречив. Иисус же - совсем другое дело. Правда, речам его
зачастую не хватало смысла, но зато он мог часами тараторить без умолку: для
него  это не составляло ни малейшего труда.  Когда господь говорил глупости,
он на них не скупился.
     У бедняги  Никодима  в  течение  нескольких  дней  голова  ломилась  от
бессвязных фраз,  которые ему  намолола эта божественная мельница.  Когда он
пришел к себе домой, в ушах у него стоял звон, ему казалось, что  он все еще
слышит нескончаемое гудение.
     Словом,  он  задумал  тонкий  маневр,  но  потерпел  неудачу. Домой  он
вернулся дурак дураком,  как и прежде,  и с  еще большим упорством спрашивал
себя:
     - Мессия это или не мессия? Уж не Иоанн ли это Креститель? Или Иисус? А
может быть, просто никто? В своем ли рассудке Иоанн? Возможно, Иисус смеялся
надо  мной?  Как  бы  мне  родиться  снова?  Сказать  ли  моим  коллегам  по
синедриону,  что скоро придет сын человеческий? Или лучше  сказать им, чтобы
ни о чем  не беспокоились и поменьше прислушивались к болтовне всяких шутов?
А что, если доложить обо всем Ироду? Впрочем, может быть, подождать,  пока я
не почувствую на своей лысине дыхание голубя?

     Глава 22.
        ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ ПОПАДАЕТ ВПРОСАК.
     ...Сей Ирод, послав, взял Иоанна и  заключил его в темницу за Иродиаду,
жену Филиппа, брата своего; потому что женился на ней.
     Ибо Иоанн говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего.
     Марк, глава 6, стихи 17-18.
     Не подумайте, однако, что на сей раз Иисус обосновался в Иерусалиме; он
был страшный непоседа и не мог подолгу задерживаться на одном месте. А кроме
того,  после избиения торговцев  у храма Иисусу  и его  ученикам  дышалось в
Иерусалиме не очень привольно, так что он отправился в дальнейшее странствие
по Иудее.
     Куда же он пошел? Неизвестно. Ученые богословы полагают, что к границам
Идумеи, и пытаются привести соответствующие доказательства. Не будем спорить
с ними из-за такой мелочи.
     Во всяком случае, Иисус не прогуливался ни по холмам, ни по  бесплодной
пустыне: в евангелии говорится  о  том,  что после памятной пасхи  он  начал
крестить точно так же, как это делал Иоанн.
     Сын  Захарии мог бы счесть такую конкуренцию противозаконной, но он был
славным малым.
     Этого нельзя сказать об учениках Иоанна Крестителя;  пожиратель саранчи
и  впрямь   кончил  тем,  что  собрал  вокруг  себя  нескольких  психопатов,
разделявших его  сумасбродные идеи. Эти чудаки  относились к  своему ремеслу
как  к священнодействию и окунали людей  в воду с беспримерной серьезностью.
Они считали  - не без некоторого основания, - что процедуру опрокидывания на
голову ушата с водой изобрел их учитель,  а  поэтому, узнав,  что Иисус тоже
занялся этим делом, подняли крик о грубой подделке.
     И  вот  они пришли  к Иоанну  Крестителю и  обратились к  нему с такими
словами:
     - Учитель,  до  нас дошли кое-какие вести о том высоком светлом шатене,
которого ты в свое время крестил еще на берегах Иордана.
     - Прекрасно, друзья мои. Ну и как же он поживает?
     - Это фальсификатор. Он  занимается подделкой: начал крестить по нашему
примеру и делает это так,  словно ничем  другим  отродясь  не занимался.  Но
самое досадное состоит в том, что все идут к нему.
     Чувствуете ли вы всю горечь этой жалобы?
     Иоанн Креститель  и его ученики уже давно перестали крестить бесплатно,
и вот совсем неподалеку у них об®явился  конкурент.  Ученики были этим очень
раздосадованы.
     Поставьте себя на их место: едва только ремесло стало приносить барыши,
как  появляется  какой-то проходимец и портит все дело. Было отчего прийти в
ярость.
     Но Иоанн слушал их сетования абсолютно спокойно. Он пожал плечами и так
ответил своим ученикам:
     - Солнце светит для  всех, конкуренция - это  душа торговли. Человек не
может  иметь ничего, что он не получил  бы с  неба.  Надо,  друзья мои, шире
смотреть  на  вещи! Я вам  всегда говорил,  что я не  Христос, что  я только
послан возвестить его приход.
     - Пусть будет так, -  ответили ученики. -  Но  ведь первый, кому пришла
идея ушата с водой, был ты, не правда ли? Христос мог бы  с этим посчитаться
и не подрывать нашу коммерцию.
     Иоанн снова пожал плечами.
     - Вы меня смешите! - воскликнул он. - Послушайте лучше,  я приведу  вам
такое сравнение: супруг тот, кто  имеет  супругу, -  верно? А  когда человек
присутствует  на свадьбе своего  друга, он  радуется счастью  своего  друга,
который женится. Так же и я радуюсь,  что мой  кузен Иисус счастлив тем, что
он крестит.  Вместо  того чтобы  завидовать  ему,  я  радуюсь. Так познаются
истинные друзья! Иисус растет изо дня в день, а я по мере сил и возможностей
становлюсь все меньше. Итак, да здравствует мой кузен!
     Поскольку эти рассуждения не убедили учеников, сын Захарии добавил:
     -  Видите ли, кроткие мои ягнятки, мы происходим от земли, а  кузен мой
пришел с неба. Отсюда следует, что  он выше нас. Надеюсь, это  ясно? Ученики
улыбались.
     - Да перестанете  вы, наконец, смеяться! - вскричал Иоанн Креститель. -
Вы мне в конце концов осточертеете. Иисус - сын  голубя, а голубь - это бог.
И уж наверно не зря голубь родил  на свет сына! А бог, я думаю, любит своего
сына. Так что  послушайтесь моего совета и оставьте-ка лучше Иисуса в покое,
ибо верующий  в сына  имеет жизнь вечную, а не  верующий  в  сына  не увидит
жизни, но гнев божий пребывает на нем. Так-то!
     На  сей  раз ученики  сочли  спор бесполезным. Они остались  при  своем
мнении, но решили не перечить наставнику: переубедить Иоанна Крестителя было
немыслимо.
     Он и не думал обижаться  на Иисуса за то, что тот подражает ему. Он как
ни в чем не бывало продолжал опрокидывать ушаты с  водой на людские головы и
даже нашел себе новое  занятие: он сделался политическим оратором и принялся
критиковать правительство.
     Тетрархом Галилеи был Ирод Антипа,  сын Ирода Великого от его четвертой
жены - самарянки по  имени Мальтас. У этого Антипы  был брат Филипп, тетрарх
Батанеи,  Трахонитиды   и  Гавланитиды.  Он   был   сыном  Мариамны,  дочери
первосвященника, третьей жены Ирода Великого.
     Филипп женился на одной из своих племянниц, прекрасной Иродиаде,  очень
властной и темпераментной молодой особе.
     Однажды  Антипа,  находясь  при дворе  своего  брата  Филиппа,  по  уши
влюбился в Иродиаду, которая была не только его невесткой, но и племянницей.
Долго Антипа пытался подавить в себе эту растущую страсть, но в конце концов
так и не мог ей противостоять. Тогда он пригласил брата Филиппа и его жену к
себе на обед и устроил в их честь роскошный пир.
     Филипп был озадачен.
     - Странное дело, - думал он, - сегодня мой  братец  чертовски  со  мною
любезен. Не иначе как он хочет о чем-то меня просить. Вероятно, он замышляет
войну  против  соседнего  принца  и  сейчас,  между двумя  закусками,  будет
добиваться от меня помощи. Ну и злодей, ну и хитрец! Но я-то понимаю все его
каверзы!
     На самом же деле Филипп ничего не понимал. Ни о какой войне Антипа и не
думал.  Чтобы  оказать честь своим  гостям,  он посадил  свою жену  рядом  с
Филиппом, а Иродиада уселась рядом с ним.
     Во время обеда Антипа то и дело жал колено своей  прелестной соседки, а
Филипп без всякой задней мысли усердно подливал себе вина.
     Одни изысканные блюда сменялись другими, а Антипа все жал  и жал колено
Иродиады. Наконец подали десерт.
     - Филипп,  - обратился к брату тетрарх Галилеи, - мне надо тебе кое-что
сказать.
     "Эге!" - подумал Филипп и произнес не без некоторого лукавства:
     - Ну, ну, говори же, дорогой Антипа!
     - Только не сейчас, после обеда.
     - Как тебе угодно.
     -  Понимаешь ли,  Филипп, то, что я хочу тебе  сказать, нельзя говорить
при наших дамах.
     - Что за черт! - удивленно воскликнул тетрарх Батанеи.
     Стало  быть,  речь  шла  вовсе  не о военном  союзе. Что  же мог  тогда
означать   загадочный   вид   брата  Антипы?  Обеим  супругам  не  следовало
присутствовать  при разговоре: не иначе как речь шла о  каком-то  деликатном
дельце...  Крайне заинтригованный,  Филипп наспех проглотил  свой десерт  и,
даже  не обтерев  салфеткой  выпачканную  вареньем  физиономию,  вышел из-за
стола. Антипа последовал за ним.
     Державные братья взялись под руки и подземным ходом направились в сад.
     - Ну, так что же ты хочешь мне сказать?
     -  Дорогой мой, моя жена мне до того надоела, что я просто видеть ее не
могу. Я решил с ней разводиться.
     -  Теперь я понимаю,  почему  ты не мог говорить  со мною  за столом...
Однако, послушай, Антипа, жена твоя вовсе не дурна, она очень миленькая...
     - Может быть, но я ее разлюбил, я люблю другую...
     - Это уже хуже... Ну что ж, разводись с женой, если ты  ее не любишь, и
женись  на той, которую ты полюбил. Но  только  учти:  твой тесть -  человек
крутой. К тому же у  него есть сила:  он царь Аравии,  у него многочисленное
войско. Ясно, что он это дело так не оставит и пойдет против тебя войной...
     - Ты прав! Но я безумно люблю свою возлюбленную!!!
     -  Ну  и  влип же ты, бедняга! Я искренне тебе  сочувствую...  Ты  ведь
знаешь, Антипа. как я  тебя люблю. Ты можешь на меня рассчитывать. Если твой
тесть вторгнется на твою территорию, я приду тебе на помощь, даю слово.
     - Спасибо, Филипп.
     - Итак, женись снова! На свадьбу-то меня, надеюсь, пригласишь?
     -  Филипп, я скажу  тебе все... Я хочу развестись с женой, но я не могу
жениться на той, которую люблю.
     - Почему?
     - Увы, она замужем...
     - Ну так похить ее!
     -  Какой ты шустрый!..  Иногда бывают обстоятельства, с которыми нельзя
не считаться... Я думаю, если бы ты влюбился в жену своего лучшего друга, ты
бы не стал ее похищать?
     - Да, случай весьма затруднительный.
     - Если бы можно было договориться с другом,  если бы  он  был настолько
предан, что уступил бы свою жену, тогда все было бы в порядке!
     -  А  ты  попробуй.  Антипа.  Сходи  к  этому  другу  и  откровенно ему
признайся.
     - Он меня пошлет ко всем чертям!
     -  Как знать?  Не все же сходят  с  ума от страсти,  как ты, мой бедный
Антипа.
     Есть  и другие. Вот я, например. Для меня  жена вроде мебели, да к тому
же еще и не самой важной.
     Антипа вздохнул с облегчением и уже смелее добавил:
     - Филипп, ты вселяешь в меня бодрость. Я обещал тебе все сказать... и я
все тебе скажу...
     - А я знаю твою возлюбленную?
     - Знаешь.
     - Может быть, я могу посредничать в этом деле?
     - Можешь.
     - Тогда скажи  мне имя мужа, и, если он  принадлежит к той категории, о
которой я тебе  говорил, я  берусь убедить его  развестись  со своей  женой,
чтобы доставить тебе удовольствие.
     - Но, понимаешь ли, Филипп... дорогой Филипп...
     - Что еще?
     - Понимаешь ли...
     - Да говори же ты, черт подери!
     - Сказать?.. Ты хочешь?.. Так слушай же: муж - это ты!
     - Ах, вот оно что! Значит, ты любишь Иродиаду?
     -  Если  бы  я только  любил!.. Но  я ее обожаю, я боготворю ее! Отныне
Везувий уже не в Неаполе, Филипп, он в моей груди!..
     С  этими  словами Антипа изо  всех сил  ударил себя  кулаком по животу.
Филипп  был  потрясен.  Но  когда  первое удивление  прошло,  он  разразился
хохотом.
     - Вот так  номер! - воскликнул  он. - Никак  не ожидал!.. Ты любишь мою
жену и до сих пор молчал об этом?
     -  Что поделаешь,  Филипп! Бывают случаи,  когда не  станешь кричать  о
своей любви на всех перекрестках!..
     - Словом, ты влюблен, ты разводишься и хочешь, чтобы я тоже развелся...
Последний вопрос: моя жена тебя любит?
     - Бог ты мой!.. Клянусь тебе, твоя честь ни капельки не запятнана...
     - Мне довольно  твоего слова...  Ну хорошо, Антипа, дорогой мой Антипа,
раз  ты  любишь  Иродиаду,  которая, в конце  концов,  обоим  нам  доводится
племянницей, я уступаю ее тебе. Я разведусь, женись на ней на здоровье!
     - А я не смел и заикнуться об этом.
     - Ну и дурень!
     И братья нежно расцеловались.
     Кому  такой поворот дела доставил удовольствие, так это Иродиаде.  Зато
жене Ирода Антипы он пришелся не по вкусу. Не дожидаясь, пока о ее разводе с
мужем будет  об®явлено в официальной прессе,  она с достоинством удалилась в
крепость Махер, расположенную на одной из гор, окаймляющих с востока Мертвое
море.
     Филипп сдержал  свое  слово:  развод  был совершен  полюбовно, и Антипа
женился  на  Иродиаде.  Бывший  супруг  присутствовал  во   время  свадебной
церемонии,  и  можно  даже  предположить,  что  он  подписался   в  качестве
свидетеля, если, разумеется, в ту эпоху существовал такой порядок.
     Короче говоря, Филипп отнесся к Антипе воистину по-братски, и Антипа не
знал, как выразить ему свою признательность.
     Среди любовных излияний он говорил Иродиаде:
     - Другой на его  месте, наверное,  поступил  бы иначе...  Филипп просто
золото, а не человек!
     И он прижимал Иродиаду к своему сердцу.
     -  Филипп всегда  хорошо ко  мне  относился,  - отвечала она.  -  Нашим
счастьем мы обязаны его великодушию.
     Она  нежно  склоняла  свою   головку  на  плечо  Антипы,  и  влюбленные
шептались, награждая друг друга поцелуями:
     - Да ниспошлет господь долгие дни нашему замечательному Филиппу!
     Но  нашелся  один  господин,  которого эта братская  сделка  привела  в
неистовство. То был Иоанн Креститель.
     Когда странники  приходили  к нему  в пустыню,  чтобы  получить себе на
голову ушат воды, он делился с ними своими соображениями о поведении Ирода.
     - Какая мерзость!  Сущий  скандал! - рычал Иоанн. - Этот  царь - дважды
кровосмеситель:  его новая  жена  приходится ему и  племянницей  и невесткой
сразу! Позор! Позор!
     -  Простите, - возражали  некоторые. - Что касается брака между дядей и
племянницей, то такое под небесами совершается не  впервые,  и сами же вы не
находили ничего предосудительного, когда на Иродиаде женился ее дядя Филипп.
Что  же  касается  вашего замечания  относительно невестки,  то, раз  Филипп
развелся по своей доброй воле и на законном основании,  что вы можете  иметь
против?
     - Что я могу иметь против?.. Мне это не нравится - и дело с концом!
     - Но частная жизнь людей совершенно не должна вас касаться.
     -  Она меня  касается! Я  не  желаю,  чтобы  этот ненавистный мне  союз
продолжался!
     - Ну, и как же вы мыслите с ним покончить?
     - Я буду кричать с утра до вечера и с вечера до  утра о том, что Ирод -
негодяй, а Иродиада ему подстать.
     - И ничего  вы  этим не  добьетесь. От  того, что  вы будете кричать  и
возмущаться, царь едва ли вернется к прежней жене.
     - Будь что будет, а кричать вы мне не запретите.
     - Да ведь вас засмеют!  Кончится тем, что Ирод разозлится и посадит вас
за решетку.
     - Он не посмеет.
     - Рассчитывайте на худшее!
     Иоанн Креститель  не слушал добрых  советов. Он стал  распространять об
Ироде всякие сплетни.
     Поначалу  тетрарх  находил забавным  этого торговца  ушатами  с  водой,
который взялся осуждать его поведение. Но в конце концов это ему надоело,  и
он  потребовал, чтобы ясновидец  с берегов Иордана  оставил его в  покое. Но
Иоанн  Креститель и в ус себе не  дул.  Так как предупреждение  не  возымело
действия,  Ирод   отдал   строгий  приказ.   К  Иоанну   Крестителю  явились
полицейские.
     - Пока  вы  ограничивались тем,  что устраивали людям водные процедуры,
никто  вас не беспокоил,  - обратился к  нему старший полицейский. - Фарисеи
сообщали,  что  у  вас  с  головой  не  в  порядке,  однако  ваши безвредные
чудачества  еще   можно  было  терпеть.  Но  теперь  вы  стали  опасны.   Вы
систематически  поносите  правительство.  Вы  утверждаете, что  проповедуете
религию,  а   ведь  религия   учит  повиновению  властям.  Выходит,  что  вы
противоречите  самому себе,  а  это  доказывает,  что  вы  дошли  до  полной
невменяемости.  А поскольку  это продолжается  уже довольно  долго, мы имеем
честь вас арестовать.
     Крестителя схватили,  ушат конфисковали, а лачугу опечатали. После чего
его заточили  в крепость Махер, в  ту самую, куда бежала первая жена Антипы.
Но только разница состояла в том, что разведенная жена  жила  на  свободе, а
Иоанн  Креститель сидел  за  железной  решеткой  и  под  надежным  замком  -
положение не из веселеньких, особенно для  жителя пустыни и любителя широких
горизонтов.
     Вместо того чтобы подействовать на предтечу успокаивающе, арест
     совершенно  вывел  его  из  равновесия.  Когда  ласточка,  вспорхнув  с
крепостной стены, устремилась  в  пространство,  Иоанн Креститель,  потрясая
руками сквозь решетки, кричал ей как оглашенный:
     -  Милая  ласточка, лети к Ироду и скажи  ему,  что он  потерял все мое
уважение и это принесет ему несчастье!

     Глава 23.
        ИИСУС ПОКОРЯЕТ САМАРЯНКУ.
     Женщина  сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей:  правду ты
сказала, что у тебя нет мужа; ибо у  тебя было пять  мужей, и  тот, которого
ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала.
     Женщина говорит ему: господи! вижу, что ты пророк.
     Иоанн, глава 4, стихи, 17-19.
     Хотя Иисус  обладал всемогуществом, его никак нельзя было отнести к той
категории людей, которых принято называть  храбрецами. Больше  того,  было в
его натуре что-то трусливое.
     Узнав  об  аресте  Иоанна  Крестителя, он  подумал,  что  вскоре  может
наступить его черед, и поспешил сменить местопребывание.
     Стараясь несколько  смягчить комичное  впечатление,  производимое таким
трусливым бегством, евангелие указывает, что Христос пошел на этот шаг не по
собственной  воле, а по наитию свыше: святой дух  вмешался и на сей раз. Так
удачно  об®яснить это  обстоятельство  сумел не кто  иной,  как  святой Лука
(глава 4, стих 14).
     Итак, поскольку в то  время наш странник  крестил на границах Идумеи  и
решил направить свои  стопы в Галилею,  ему надо было пересечь всю Иудею,  а
затем Самарию.
     Апостол Иоанн взял на себя труд поведать нам об этом путешествии.
     Около полудня - до чего  же  точен Иоанн в своих воспоминаниях -  Иисус
пересек границу между  Самарией и Иудеей. Подумать  только, Иоанн писал свое
евангелие девяностолетним старцем. Какая удивительная память! И вот слева от
дороги показался самарийский  город  Сихарь, окруженный садами и пастбищами.
Однако, утомленный  ходьбой,  Иисус  не  пошел  в  город. Он  остановился  у
колодца,  как раз  в  том  месте,  где начиналась  долина,  в которой