л заседание
и, оставив  упрямого плотника под охраной солдат, поспешил к себе, дабы жена
заштопала ему  тунику  и штаны.  Тем временем  народ  возмущался  поведением
Христа, и, если бы не стража, от сына голубя остались бы только пух и перья.
     Что  касается самих стражников,  то  они  видели во  всей  этой истории
скорее  комичную сторону:  как известно, солдатня  всегда отличалась веселым
нравом, как в древности, так и теперь.
     Они  посадили  Иисуса  на скамью  и  затеяли милую игру, которую  можно
сравнить разве что  с современной игрой в "жучка", когда надо угадывать, кто
тебя  стукнул по  выставленной  назад ладони.  Сыну голубя завязали глаза, и
начались  всяческие забавные дурачества,  во время которых солдаты вели себя
как  выгнанные  за неуплату  жильцы,  которым  наконец попалась  в  руки  их
ведьма-консьержка.
     Один  из  солдат  щипал господа  бога  нашего за  ягодицу, а  остальные
кричали:
     - Эй, всезнайка! Пророк! Ясновидящий! А. ну, скажи, кто тебя ущипнул?
     Другие награждали его полновесными подзатыльниками,  звонкими щелчками,
солидными тумаками, а некоторые даже "ударяли его  по ланитам". Самые грубые
плевали ему в лицо.
     Иисус,  разумеется, мог прекратить эти игры после  первого же щипка или
пощечины. Для этого ему достаточно было сразу ответить:
     -  Меня  ущипнул Иаков Трухелюбабель,  капрал  храмовой  стражи;  место
рождения - Сихарь,  время -  третий день августовских календ  сорок один год
тому назад!
     Совершенно  очевидно, что, если бы  он  так  ответил, солдаты не только
оставили  бы его в  покое, но немедленно признали и провозгласили божеством.
Из обвиняемого он не сходя с места превратился бы в победителя. Однако Иисус
этого не захотел.
     Напротив, он, видимо,  испытывал истинную  радость, получая затрещины и
тумаки. Про себя он наверняка говорил:
     "Вот, что называется, привалило счастье! Щипки, тумаки, щелчки, оплеухи
-  как  из рога изобилия! Теперь  Адам и Ева  должны наконец переварить  это
яблоко, которое застряло у них в желудках... Если бы я назвал по именам всех
этих  вояк, они бы  сразу же прекратили свои грубые  забавы... Но ведь тогда
первородный грех остался бы неискупленным!..".
     (Смотри  евангелия от  Матфея, глава. 26, ст. 57-68; Марка, глава.  14,
ст. 53, 55-64; Луки, глава. 22, ст. 54, 63-65; Иоанна, глава. 18, ст. 12-14,
19-24).

     Глава 61.
        В КОТОРОЙ ПЕТР ВЫКАЗЫВАЕТ СЕБЯ ОТМЕННЫМ ТРУСОМ.
     Вскоре потом другой, увидев его, сказал:  и  ты из них. Но  Петр сказал
этому человеку: нет!
     Прошло с час времени, еще некто настоятельно говорил: точно  и этот был
с ним, ибо он галилеянин.
     Но Петр сказал тому человеку: не знаю, что ты говоришь. И тотчас, когда
еще говорил он, запел петух.
     Тогда господь,  обратившись, взглянул на Петра; и  Петр вспомнил  слово
господа, как он сказал ему: "прежде нежели пропоет петух, отречешься от меня
трижды". И, выйдя вон, горько заплакал.
     Лука, глава. 22, ст. 58-62.
     В  то  время когда  всемогущий создатель небес и  тверди земной  терпел
грубые  шуточки  храмовых  вояк,  апостол  Петр  делал все  возможное,  дабы
оправдать предсказания своего учителя.
     Сбежав было из Гефсиманского сада, он устыдился своей позорной трусости
и вернулся.
     "Куда, черт возьми, повели моего учителя?" - спрашивал он себя.
     Затем,  поразмыслив  -  кое-какие  шарики  у  него  в  голове  все-таки
вертелись, - он решил, что Иисуса следует искать во дворце первосвященников.
Придя к такому заключению, апостол отправился во дворец.
     Когда  он пришел  туда, у входа стояла толпа любопытных и проникнуть  в
зал  заседаний  было  невозможно. Петру  пришлось  удовлетвориться  скромным
местом в уголке двора.
     Хотя время  года было самое  благодатное - если помните, апостолы спали
прямо  на голой земле,  -  по словам евангелия, вдруг  стало холодно. Слуги,
солдаты и  рабы, толпившиеся во дворе, разожгли большой костер  из  колючего
кустарника, и  все приблизились к огню, чтобы погреться. Каждый развлекался,
как мог: одни  судачили о событиях ночи, другие рассказывали  анекдоты. Петр
держал язык за зубами и только слушал: он хотел знать, чем все это кончится.
     Вдруг одна из служанок  Каиафы хлопнула по рукам воина, который слишком
уж  настойчиво жал ей колено, и, уставившись на ярко освещенное костром лицо
апостола, сказала:
     - Послушай-ка, а я тебя знаю!
     - Вы это мне, сударыня? - отозвался испуганный Симон-Петр.
     - Конечно, тебе! Где-то я тебя видела?..
     - Меня?
     - Ну да.
     - Где же это?
     - Вспомнила! Ты был с Иисусом из Назарета. Петр пожал плечами.
     - Вы сами не знаете, что говорите, - ответил он.
     - Я-то не знаю? Не строй из себя невинного младенца!
     - Да я этого человека в глаза не видел!
     И чтобы доказать, что ему все нипочем, апостол беззаботно приблизился к
огню.
     Служанка не настаивала, однако тут же поделилась своими  подозрениями с
подружками.
     - В самом  деле, - заметила  одна  из них,  - я  прекрасно помню  этого
старого хрыча! У него такая рожа, что не скоро забудешь!
     И в  свою очередь приблизилась  к Петру, чтобы разглядеть  его получше.
Апостолу  все  эти  разглядывания  начинали  уже  действовать  на нервы.  Он
досадливо поморщился.
     - Ну а этой... что от меня нужно? - проговорил Петр сквозь зубы.
     - Ладно, ладно, без  ругани! - осадила его служанка. - Здесь и не таких
видали!  А тебя мы знаем как облупленного.  Так что можешь не отпираться. Ты
один из тех, кто был с Иисусом из Назарета, - скажи, что нет!
     Симон-Петр начал уже терять терпение.
     -  Послушайте!  -  сказал  он.  -  Давайте  говорить  серьезно.  Я  вам
официально заявляю, что вы  ошибаетесь. А если это  шутка, то шутка  дурного
тона. Разыгрывайте кого-нибудь другого, а меня оставьте в покое.
     - Посмотрите на него! - не унималась служанка. - Молчал бы уж лучше или
рассказывал  свои басни старым девам. А мы не первый раз замужем, знаете ли,
и нас не аист принес. Тебя видели  вместе с твоим хозяином-богохульником, и,
что бы ты ни говорил теперь, никто тебе не поверит.
     - В бога, в  душу,  в  печенку  и селезенку!  - взорвался Петр, стукнув
кулаком по ближайшему столу. -  Когда бабе что-нибудь втемяшится, у ней хоть
кол на голове  теши!  Говорю вам,  что ничего не знаю, значит, не знаю, черт
вас всех побери!
     Один из солдат, слушавший этот спор, спросил:
     - В самом деле, ты не из этой братии? Серьезно?
     - Конечно, серьезно.
     - Ну тогда ладно.
     На сей раз  Петра  оставили  в покое,  и около часу он мирно  грелся  у
костра.
     На свою  беду, вообразив  себя  в полной  безопасности,  апостол вскоре
вмешался в общий разговор и начал отпускать разные заумные  словечки. Так он
болтал до тех пор, пока другой солдат не воскликнул:
     - Тысяча чертей! Ну конечно, он из шайки этого Иисуса!  И не втирай нам
очки, старина, твой акцент тебя выдал: ты родом из Галилеи.
     - Погоди-ка! - проговорил один из рабов  первосвященника. - Ну конечно,
ты один  из подручных этого  плотника  из Назарета! Я даже помню,  что видел
тебя вместе с ним в саду этой ночью, отлично помню!
     Петр  чувствовал себя словно на горящих углях. Раб, который его уличил,
как на грех был  родственником того самого Малха,  которому апостол отхватил
ухо.
     Тогда он решил сыграть ва-банк.
     Со  всем жаром принялся  он  уверять  собравшихся, что  явился  жертвой
какого-то  рокового  стечения обстоятельств и не  понимает даже, о  чем идет
речь. При этом он божился и клялся, как только мог.
     И тогда  в соседнем  курятнике  закукарекал петух.  Анекдот  с  петухом
остается весьма  сомнительным  для  всех,  кто хорошо  знаком  с  историей и
обычаями
     Иудеи. В самом деле, существовал строжайший запрет содержать и  кормить
кур  в  стенах Иерусалима, и правило  это благоговейно соблюдалось всеми. По
странному совпадению, Иисуса, вдоволь вкусившего солдатского юмора, именно в
этот момент  вели через двор, чтобы  снова доставить  к Каиафе. Проходя мимо
Петра,  учитель  остановил  на  нем  многозначительный  взгляд. Взгляд  этот
говорил:
     "Ну что,  Петр,  теперь ты убедился, что  я слов на ветер  не бросаю? Я
тебе предсказал, что ты отречешься от меня трижды, прежде чем пропоет петух.
Слышишь? Петух пропел!"
     Симон-Петр понял.
     В отчаянии, ни о чем более не заботясь, выскочил он со двора на улицу и
разразился  таким  потоком слез,  что они  переполнили  придорожную  канаву.
(Смотри евангелия от Матфея, глава. 26, ст. 58-75; Марка, глава. 14, ст. 54-
72; Луки, глава. 22, ст. 54-62; Иоанна, глава. 18, ст. 15-27.)

     Глава 62.
        ЧЕМ КОНЧИЛ МОШЕННИК ИУДА.
     Тогда Иуда,  предавший  его, увидев, что  он  осужден, и,  раскаявшись,
возвратил  тридцать серебренников  первосвященникам  и старейшинам,  говоря:
согрешил  я, предав  кровь  невинную.  Они же сказали ему: что нам  до того?
смотри сам. И, бросив серебренники в храме, он вышел; пошел и удавился.
     Матфей, глава. 27, ст. 3-5.
     Аврора уже  высунула  из-за  горизонта  кончик своего розового  носика,
когда Иисус вновь предстал перед синедрионом.
     Каиафа и его коллеги - за  исключением Никодима,  продолжавшего хранить
гробовое молчание, - спешили отделаться от беспокойного Назарянина.
     Пока  ему  дома зашивали  тунику, разодранную сверху донизу,  верховный
первосвященник сообразил одну  вещь, которую чуть было не  упустил  из виду:
дело  в том,  что после  победы  римлян  иудейская  юстиция  утратила  право
выносить   смертные  приговоры  -   это   стало  исключительной  привилегией
наместников кесаря.
     Надо  сказать, что  Каиафа  был рьяным  патриотом:  будь  Иисус  просто
от®явленным проходимцем, это бы еще полбеды, но Каиафа считал, что он весьма
и весьма опасен для всех его сограждан.
     Подобно маньяку, Иисус всюду твердил,  что он царь иудейский. Это могло
рано или  поздно привлечь  на  его сторону толпу зевак и вызвать беспорядки,
которыми  римляне  не преминули  бы  воспользоваться  как  предлогом,  чтобы
учинить  новое избиение  евреев  и  обложить побежденных новой  данью. "Надо
немедленно  осудить задержанного, -  рассуждал  Каиафа  сам с  собой.  -  Он
бесчисленное количество раз нарушал наши законы  и заслуживает тяжкой  кары.
Таким осуждением  мы  покажем  римским  властям,  что не хотим  иметь с этим
бездельником и его шайкой  ничего общего. А потом можно будет отослать его к
Понтию Пилату  -  губернатор живо  сведет с ним  счеты!" Итак, второй допрос
Иисуса стал пустой формальностью, не представляющей никакого интереса.
     Его  спросили,  действительно  ли  он считает  себя  Христом,  то  есть
мессией, или спасителем, который призван освободить евреев.
     - Если ты Христос, скажи нам! - потребовал Каиафа.
     У Иисуса в этот  миг  отказала божественная  сущность и функционировала
только  человеческая  слабость, он  не ответил  ни "да",  ни  "нет", надеясь
смягчить свою участь.
     - Ну  да,  - пробормотал он, - если я скажу,  что я Христос, вы мне все
равно не поверите, а начни  я в свою очередь задавать вам вопросы, вы мне не
ответите и меня не отпустите. Лучше уж я помолчу.
     -  Поскольку  обвиняемый  упорствует  и  отвечает  двусмысленно,  пусть
отведут его к Понтию Пилату! - приказал Каиафа.
     Капитан  стражи  передал приказ  своим  подчиненным,  те  поспешили его
исполнить.
     Что же происходило в это время с Иудой?
     После того как солдаты покинули Гефсиманский сад, Иуда,  чуть поотстав,
последовал за ними и так дошел до дворца первосвященников. Пока суд да дело,
он внимательно следил за событиями. И наконец - как говорится, нашел время и
место - он почувствовал угрызения совести.
     Он  вдруг решил, что непостоянство, бесчестность и прочие пороки Иисуса
все равно не оправдают предательства, совершенного им, Иудой.
     Не медля  ни минуты, Иуда взял деньги, из которых не истратил ни гроша,
и явился к первосвященникам и старейшинам.
     - Что  тебе еще нужно? - спросили  его. -  Ты считаешь,  что  тебе мало
заплатили?
     -  Да  нет  же,  нет!  Напротив,  я  хочу  вернуть  вам  ваши  тридцать
сребреников. Мне они не нужны.
     - Вот так  номер! Все это очень странно. Два дня назад  торговался, как
на базаре, из-за каждого динария, а теперь и  тридцать шекелей ему не нужны!
В чем дело?
     - Возьмите себе ваши деньги! - воскликнул  Иуда. - Они жгут мне руки. В
конечном счете  Иисус не так уж  виноват,  как  я  думал  раньше.  Я  предал
невинного.  Я  осел и  подонок -  вот  кто  я такой! Забирайте  обратно ваше
проклятое серебро. Первосвященники и старейшины переглянулись.
     -  Помилуй,  милейший,  -  сказал  один  из  них,  -  поздненько же  ты
спохватился!   Иисус   сам   себя  осудил   и  подписал  себе  приговор.  Он
богохульствует не  переставая... Деньги ты  заработал честно, поэтому можешь
оставить их себе.
     - Да нет же, говорю вам, я не хочу!..
     - А кроме того, это запутает нашу отчетность. Мы искренне сожалеем, что
не можем  тебя выручить из  затруднения, но это уж так... Устраивайся теперь
сам как знаешь.
     Иуда плюнул, бросил злосчастные сребреники,  повернулся  и  выбежал  из
храма.  Он дошел  до слияния  Кедрона  с  потоком Хинном и повесился там  на
дереве, стоявшем  на  поле некоего горшечника.  В Деяниях святых  апостолов,
дополняющих   евангелие,   говорится,   что  веревка  при  этом  оборвалась.
Оборвалась так оборвалась - это мы охотно допускаем.
     Великие светочи христианства по-разному освещают обстоятельства  смерти
Иуды.
     Этот  вопрос так  и  остался невыясненным до конца.  Евангелист  Матфей
говорит,  что  Иуда  "пошел, и удавился" (глава.  27,  ст. 5). Лука  в своем
евангелии  не говорит об этом ничего, зато в Деяниях апостолов рассказывает,
будто предатель повесился, но веревка при этом оборвалась (Деяния апостолов,
глава.  1,  ст. 18-19). Евангелист Марк  хранит относительно  последних дней
Иуды  полное молчание.  И наконец, Иоанн,  не обмолвившийся об этом в  своем
евангелии ни словом, потом вдруг рассказал своему верному ученику Папию, что
нехороший апостол все-таки повесился, что веревка действительно оборвалась и
что недоповешенный счастливо жил потом долгие годы.
     Поди разберись в этой куче древних противоречий!
     Что касается меня, то  вряд ли необходимо  излагать  здесь  мое мнение:
читатель уже с ним  знаком.  Я уверен,  что Иисуса вообще  никогда не  было,
точно  так же,  как Иуды.  Матфея,  Марка, Луки и  Иоанна,  и  что  все  эти
евангелия написаны  в лучшем случае не раньше конца второго  века нашей эры,
именно в ту эпоху, когда  и была изобретена христианская религия, подарившая
человечеству таких  агнцев божьих,  как Александр четвертый  Борджиа  и  Пий
девятый Мастаи.

     Глава 63.
        ОТ ПИЛАТА К ИРОДУ И ОБРАТНО.
     Пилат спросил  его:  ты  царь иудейский?  Он же сказал ему в  ответ: ты
говоришь.
     И первосвященники обвиняли его во многом.
     Пилат  же опять спросил его: ты  ничего не отвечаешь? видишь, как много
против тебя обвинений.
     Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился.
     Марк, глава. 15, ст. 2-5.
     -  Стража, слушай мою  команду! - затянул капитан. -  Направление -  на
дворец правителя. Вперед, шагом... арш!
     И  вот  Иисус в сопровождении солдат замаршировал  к  претории римского
правителя Понтия  Пилата. Священники  остались в  храме, где  уже начинались
утренние  жертвоприношения, остальные же поспешили за  солдатами,  образовав
довольно многочисленную процессию. Пока она  двигалась  через  город, в  нее
вливались любопытные прохожие и зеваки, и вскоре она  достигла  внушительных
размеров.
     К тому  времени  горожане  проснулись  и  уже собирались  приняться  за
повседневные дела, но не тут-то было!
     Огородники, торгующие морковкой  и цветной капустой,  продавщицы  корма
для  птиц,  трубочисты,  зеленщики,  направлявшиеся  к  рынку  с  овощами  и
фруктами, молочницы с их кувшинами, бакалейщики, уже открывшие свои лавочки,
- короче, весь Иерусалим побросал свои занятия и устремился за осужденным ко
дворцу правителя, ибо всем хотелось поглазеть на даровое зрелище.
     Иисуса  ввели  в преторию.  На какое-то время его оставили  там одного,
однако стража охраняла все входы и выходы. Пилат вышел к обвиняемому. Крепко
связанный, сын  голубя  имел такой  жалкий  вид  и настолько не  походил  на
опасного преступника, что Пилат проникся к нему сочувствием. Он уже слышал о
пророчествах этого темного простолюдина и о его призывах  к восстанию против
римлян,  однако,  пока  никакого восстания не предвиделось,  предпочитал  не
заносить карающую десницу.
     Итак, Пилат посмотрел на бывшего плотника, вышел к иудеям и спросил:
     - В чем вы обвиняете этого человека, приведенного в мою преторию?
     В ответ посыпались обвинения, как из дырявого мешка:
     - Он бунтовщик!
     - Греховодник!
     - Он восставал против наших законов, карающих прелюбодеек!
     - Он  нарушал  закон  субботы,  запрещающий трудиться  в день праздника
саббат!
     - Он путался с гулящими девками!
     - Он подстрекал народ против правительства!
     - Это бродяга!
     - Мародер!
     - Он украл осла!
     И так далее и тому подобное.
     - Все это  понятно, -  ответил Пилат,  - но мне-то какое дело до вашего
пленника? Берите его и наказывайте по своим законам.
     - Видите ли, - возразил ему один из мудрецов синедриона, - ряд
     совершенных им преступлений у нас карается по закону смертной казнью. А
вы  сами знаете,  что после  того, как  наша  страна вошла  в состав Римской
империи, мы потеряли  право выносить смертные приговоры без предварительного
согласования с представителями цезаря.
     - Это весьма опасный смутьян! - добавил другой, видимо, сборщик местных
налогов. - Неоднократно призывал он народ не платить налоги, говоря,  что он
царь иудейский. Кроме того, он уверял, будто он Христос, то  есть спаситель,
или мессия, призванный освободить Иудею. А это еще хуже!
     - Хорошо, - согласился Пилат. - Но сначала я хочу его допросить.
     Правитель вернулся к Иисусу.
     - Послушай,  ты в  самом деле  считаешь себя царем иудейским? - спросил
он.
     Иисус ответил:
     - Вы спрашиваете  об этом  по  собственному  желанию?  Или по  наущению
врагов моих, которые обвиняют меня, будто бы я считаю себя царем  иудейским?
У него снова работала только человеческая сущность, а  потому Христос просто
увильнул от ответа. Пилат поморщился.
     - До твоих врагов мне нет никакого дела. Я римлянин, а не еврей. В ваши
иудейские раздоры я  не вмешиваюсь. Твой народ и твои жрецы привели  тебя ко
мне. Об®ясни, что ты сделал?
     Однако Иисус воздержался от ответа.
     - Скажи  хотя бы, что  представляет собой твое  царство, на которое ты,
говорят, претендуешь?
     -  Мое  царство не  здесь. Если  бы  это  царство было  на  земле,  мои
приверженцы сражались бы за меня  и  не дали бы  мне попасть  в  руки врагов
моих.
     - Значит, ты царь без царства?
     - Повторяю: мое царство не от мира сего.
     - Где бы оно ни было, ты все-таки считаешь себя монархом, не так ли?
     Значит, ты царь?
     - Вот именно, вы сказали.
     "Похоже, бедняга просто слабоумный", - подумал  Пилат. Он снова вышел к
первосвященникам и народу.
     - По-моему, - сказал он, - ваш пленник не заслуживает виселицы.
     В ответ вся толпа дружно завопила:
     - Нет, нет! Заслуживает! Смерть ему!
     И снова на помазанную миром голову посыпались самые страшные обвинения.
     Тогда правитель приказал привести Иисуса и обратился к нему:
     - Слышишь, сколько  свидетельствуют против тебя? Бывший  плотник хранил
молчание. Ему снова пред®явили  обвинение в  подстрекательстве  к  мятежу, и
Пилат спросил:
     - Где же он вел мятежные речи?
     - Повсюду! - ответили ему. - От Галилеи до Иерусалима!
     Слово "Галил