вои  враги тебя засмеют. В
конце концов, если у  тебя и вправду есть какие-то божественные способности,
почему же ты прячешься?
     - Мой час еще не пришел, - ответил Иисус без всяких об®яснений. - А вас
я не держу, идите и веселитесь на здоровье.
     В глубине души  Иисусу  до смерти хотелось отправиться в  Иерусалим. Он
это тщательно  скрывал  только для того, чтобы обмануть  остальных, ибо  при
случае миропомазанный не брезговал и ложью.
     Он давно уже решил не пропустить этого праздника шалашей, однако хотел,
чтобы  о его  пребывании  в священном  городе не знал  никто. Иисус опасался
синедриона, фарисеев и  книжников, которые могли под  каким-нибудь предлогом
натравить на него толпу.
     Процитируем  евангелиста  Иоанна:   "Приближался   праздник  иудейский:
поставление кущей. Тогда братья его сказали ему:
     Выйди отсюда и пойди в Иудею, чтоб и ученики  твои видели дела, которые
ты делаешь. Ибо никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным.
Если ты творишь такие дела, то яви себя миру.
     Ибо и братья его не веровали в него.
     На это Иисус сказал им:
     ...Вы пойдите на праздник сей, а я еще не пойду на сей праздник, потому
что мое время еще не исполнилось.
     Сие сказав им, остался в Галилее.  Но когда  пришли братья его, тогда и
он  пришел на  праздник,  не явно, а как бы тайно"  (Иоанн, глава  7,  стихи
2-10). Итак, миропомазанный отделался от своей родни. Его братья двинулись к
Иерусалиму по  дороге вдоль  Иордана, а он со  своими апостолами  направился
туда же обходным путем, через Самарию.
     По словам евангелиста Луки, сын голубя  пребывал  в ужасном настроении.
Празднество влекло его  к себе неудержимо, и в то же время у него были самые
мрачные предчувствия. Не удивительно, что он решил предварительно разведать,
свободен ли путь, и, как говорит Лука, "послал вестников перед лицом своим".
     Если верить "священному писанию", путешествие это  было не из  веселых.
Самаряне всегда завидовали  столичным жителям и  смотрели  косо на  праздных
туристов,  которые проходили через их края, направляясь ко граду Соломонову.
Перед Иисусом и его учениками закрывались все двери. Им отказывали в  помощи
и в пище. В конце концов Иаков и Иоанн пришли в ярость.
     - Господи! - сказали они. -  Ну  и  дрянь же здесь народец!  Хочешь, мы
скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как бывало делал Илия?
     - Сейчас не время для таких шуток, - ответил Иисус. - Пойдем дальше!
     И они продолжали свой путь.
     По   дороге   им  встретился  книжник.   Этот   пройдоха  наслушался  о
миропомазанном всяких  сказок и  решил, что если примкнуть к нему,  то можно
будет  купаться  в  золоте  и  жить припеваючи.  Но книжник  явно переоценил
преимущества  апостольского  образа  жизни.  Он  не  знал,   что  постоянное
бродяжничество связано  со  всякими превратностями, что его ждут  не  только
взлеты, но и падения и что лишь благодаря
     Магдалине и прочим дамочкам того же сорта ученики Христовы могли иногда
обжираться, а большую часть времени вынуждены были класть зубы на полку. Как
раз сейчас был именно такой период.
     Иисус об®яснил книжнику ситуацию.
     - Друг мой,  - сказал он, - ты явно попал пальцем  в  небо. Даже лисицы
имеют норы,  и  птицы небесные - гнезда,  а  сын человеческий  не имеет  где
преклонить голову.
     Перспектива  последовать  за такой  компанией  показалась  книжнику  не
слишком соблазнительной, и он удалился.
     Наконец, после  всяких досадных задержек, Иисус добрался до Иерусалима.
Слух о нем опередил его. Разговоров шло много, мнения разделились. Некоторые
пытались робко защищать сына голубя.
     -  Он добрый человек, - говорили они. Другие -  а их было большинство -
возражали:
     - Чего уж тут доброго! Он обманывает народ!
     Первые дни праздника Иисус держался  тише воды ниже травы. Но затем, не
в   силах   более   противиться   непреодолимому   желанию  блеснуть  своими
богословскими познаниями,  он  явился в храм, сел  в одном из самых скромных
его приделов и начал излагать свои благоглупости.
     Сначала старейшины и  народ были  поражены такой смелостью.  Они верили
каждому его слову. Но потом,  опомнившись,  начали  задавать миропомазанному
каверзные  вопросы. В  частности,  его спросили, по  какому праву он берется
толковать Библию, если сам ничему не учился.
     Иисус  струхнул, однако, желая привлечь  на свою сторону толпу, в  свою
очередь спросил первосвященников:
     - За что ищете убить меня?
     Воцарилось тягостное молчание.  Все подумали, что самозванный  богослов
просто рехнулся. Наконец кто-то ему ответил:
     - Ты, милый, видно,  не в себе. Уж не  вселился ли в тебя нечистый, что
ты болтаешь  всякую чушь? Кто  ищет тебя  убить? Кому ты, собственно говоря,
нужен?
     Но Иисуса  уже несло. Не  обращая  внимания на нетактичные  вопросы, он
принялся рассказывать о своем чуде в купальне "Вифезда".
     Тема была благодатная, потому что слухи об этом происшествии ходили  по
всему городу.
     Иисус вовремя вспомнил  об исцеленном паралитике.  Симпатии толпы сразу
перешли на сторону миропомазанного, и служители синедриона не осмелились его
схватить, хотя  руки  у  них  так и чесались.  Они  удалились,  но приказали
храмовой  страже арестовать Иисуса, как только он останется один, и упрятать
его подальше.
     Однако выполнить этот приказ  не  удалось.  Воины  стражи  смешались  с
толпой и поддались общему  настроению.  Они  начали прислушиваться к  словам
сына голубя, и, поскольку тот понял, что дело может кончиться плохо, он стал
разливаться таким соловьем  и так  льстил народу, что  даже слуги синедриона
развесили уши и упустили благоприятный момент.
     Когда  они  под  вечер  явились  в  синедрион  с известием  о  неудаче,
обозленные первосвященники набросились на  них  с бранью,  спрашивая, почему
Иисуса не схватили, когда толпа разошлась и когда его можно было убрать  без
шума.
     -  Почему  вы не привели его? - повторяли они.  Капитан  стражи  что-то
мямлил в свое оправдание: красноречие ходячего Слова произвело впечатление и
на него.
     - Приказывать-то легко,  - бормотал он. - А вы попробуйте это  сделать!
Что  я мог? У  этого парня язык подвешен как надо. Послушали бы вы его сами!
Он нас просто околдовал...
     - Значит, и  ты прельстился, как вся эта чернь? - раздраженно вопрошали
члены  синедриона. - Болваны!  Олухи! Неужели  кто-нибудь  из  начальников и
фарисеев тоже в него уверовал?  Ведь любой иудей, умей он читать хотя  бы по
слогам, не  поверил бы его басням!  Они  хороши  только  для  младенцев,  не
знающих из Библии ни  единого слова.  Ну что за проклятый  народ, - сплошное
невежество! Мы-то думали, что вы умнее...
     Капитан и воины стражи но знали, куда им деваться. Они дали слово,  что
в следующий  раз постараются исполнить приказ синедриона и не станут слушать
болтовню ходячего Слова.
     Один из членов  верховного судилища - это был  Никодим, который, как мы
знаем,  не мог обидеть и муху,  - попытался было урезонить своих коллег.  Он
тоже   не  верил   в  божественное  происхождение  Иисуса,  но  и  не  желал
миропомазанному  зла,  считая  его безвредным тихим  дурачком. Итак, Никодим
рискнул за него заступиться.
     -  Допустим,  -  сказал   он,   -  что  бредовые  речи  этого  человека
представляют собой  какую-то опасность. Допустим! Однако  будет ли  одно это
достаточным основанием для  его ареста?  Боюсь, что нет.  По-моему, было  бы
лучше пригласить его сюда и выслушать. Пусть он сам расскажет о своих делах,
и тогда мы решим, достойны  ли  они наказания. Нельзя, черт побери, осуждать
человека, не дав ему высказаться!
     Но сам Никодим высказался явно  некстати. Весь  синедрион был  настроен
против Христа.  И естественно, что Никодиму,  вздумавшему взять на себя роль
его адвоката, всыпали по первое число.
     - Ты что,  сам из Галилеи, что  ли? - кричали  ему. - Или  ты не знаешь
писания? Возьми Библию и сам увидишь:
     из Галилеи не было еще ни одного пророка!
     Никодим прикусил язык. Он уже и сам был не рад, что из-за него поднялся
такой шум. Впрочем, даже его робкое  вмешательство сыграло свою роль, потому
что совпало с  неудачей  стражи, и  на время спасло Иисуса. Члены синедриона
разошлись по домам,  так и не  приняв  никакого решения (смотри евангелия от
Матфея,  глава 8, стихи 19-22; от  Луки,  глава 9,  стихи 51-62;  от Иоанна,
глава 7, стихи 1-53).

     Глава 47.
        УКРАШАЙТЕ МУЖЕЙ РОГАМИ. СУДАРЫНИ: С ВАМИ БОГ!
     Тут книжники и фарисеи привели к  нему женщину, взятую в прелюбодеянии,
и,  поставив  ее   посреди,  сказали  ему:  учитель!  эта  женщина  взята  в
прелюбодеянии... Иисус,  восклонившись  и  не видя  никого,  кроме  женщины,
сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала:
никто, господи. Иисус сказал ей: и я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши.
Иоанн, глава 8, стихи 3, 4. 10, 11.
     Вечером того же  дня Иисус из осторожности покинул Иерусалим. Он решил,
что   спокойнее   будет   переночевать  на   горе  Елеонской.  Погода   была
превосходная,  и он  безмятежно уснул  под  сенью  деревьев.  Но с рассветом
миропомазанный  снова явился в  храм и снова  приступил к  своим  поучениям,
собрав вокруг себя огромную толпу.
     Члены синедриона не отказались  от мысли избавиться  от болтуна. Только
на   сей  раз  они  решили   сначала   подорвать  его  авторитет  в  народе,
дискредитировать  его любым способом,  а  уж  потом засадить  в  тюрьму. Они
ломали себе голову, придумывая, на чем бы поймать изворотливого сына голубя,
когда произошло одно событие, значительно облегчившее их задачу. Семь дней и
семь  ночей  под   сенью   зеленых  шалашей  были   немалым  испытанием  для
добродетелей иерусалимских  дам.  Все  веселились до  упаду: смеялись, пели,
дурачились, ходили друг к другу в  гости. С  наступлением сумерек нескромные
гуляки  заглядывали  сквозь просветы  между  ветвей в  уютные  убежища,  где
раздевались хорошенькие  еврейки. В  ночной  темноте  немало повес ошибалось
адресом, и порой застигнутые врасплох  дамы предпочитали не  поднимать шума,
чтобы избежать скандальной огласки.  К  тому же  всеобщая радость  была  так
велика, что многое в  те дни казалось извинительным. В эту развеселую неделю
каждый старался отколоть номер позабористее,  - главное было не попасться, а
на остальное начхать!  И  вот  как раз  в ту ночь, когда Иисус  ночевал, под
оливами, одну  даму  застигли  на месте преступления. Факт прелюбодеяния был
налицо. Ее застали в об®ятиях юного повесы, и  поза их не допускала  никаких
сомнений относительно того, чем они занимались.
     Раз®яренный  муж  отлупил юнца,  а  неверную  супругу  отослал  на  суд
синедриона, чтобы первосвященники вынесли ей приговор.
     В  ту  эпоху  благодаря  смягчающему  влиянию  римской  культуры  самое
большее,  что мог сделать муж-рогоносец, это торжественно  отречься от своей
изменницы жены.  Старые добрые времена,  когда  за прелюбодеяние  по  закону
Моисееву  жен побивали камнями, ушли безвозвратно, и теперь оскорбленный муж
мог только развестись с блудливой женой - и все.
     Рим навязал  Иудее свой уголовный  кодекс. Теперь  только представители
цезаря  имели  право казнить или  миловать,  и римские наместники никогда не
приговаривали неверных жен к высшей мере наказания.
     Когда  согрешившую  супругу  привели  в  синедрион,  дабы  муж  мог  ее
отвергнуть по  всем правилам  закона,  один  старый  судейский крючок  вдруг
воскликнул, потирая ладони:
     - Многоуважаемые коллеги, теперь Иисус попался!
     - Каким это образом? - удивились многоуважаемые коллеги.
     -  А таким! Поскольку сия личность мнит себя знатоком  Библии, мы с ним
сыграем  хорошую шутку.  По закону  Моисея жена, уличенная  в прелюбодеянии,
должна быть  побита камнями.  Пусть он  и разберет данный  случай.  Если  он
скажет,  что  надо  судить  по закону  Моисееву,  он  здорово подмочит  свою
репутацию добряка и никто уже не станет верить его речам о милосердии. Кроме
того, этим он  навлечет на  себя гнев Пилата,  римского губернатора. Если же
наш  болтун  решит,  что  достаточно  обыкновенного  развода,  мы  разгласим
повсюду, что  он  проповедует неуважение к библейским законам.  И в том  и в
другом случае мы с вами внакладе не останемся, а он попадет впросак.
     Члены  синедриона  приняли  это  предложение  с  восторгом. Они  спешно
явились в  тот придел храма, где обычно  разглагольствовал  Иисус, и застали
его в окружении многочисленных слушателей.  Ходячее Слово как раз изливалось
по  поводу  "священного  писания".  Слуги  синедриона  притащили  с  собой и
незадачливую супругу, не сумевшую скрыть своего пристрастия к юнцам.
     - Кто это? - спрашивали их.
     - Так, одна дамочка, наставлявшая мужу рога. Попалась с поличным...
     - А она, право, недурна! Бедная кошечка, я готов спорить, что муж у нее
был какой-нибудь старый хрыч.
     - Мало ли что, все равно она не имела права так делать. Тем более, если
он старик, - рога его не украсили!
     - Да полно вам, все это пустяки...
     - Пустяки? Ну нет! Она заслуживает примерного наказания.
     - Какого же? Скажи, если ты сам такой примерный!
     - А чего мне говорить? В законе Моисеевом все уже сказано.
     - Да  ведь  этот  закон  не  применялся  вот  уже сотни  лет!  Подобные
разноречивые чувства волновали толпу, пока слуги синедриона протискивались к
Иисусу. Особенно возмущались мужья. Они горько сетовали, что с прелюбодейкой
нельзя расправиться по суровому закону Моисея.
     Наконец  служители  синедриона вместе  с  неверной женой  добрались  до
ходячего Слова. Состроив самые скорбные рожи, они заговорили с ним слащавыми
голосами, указывая на проштрафившуюся супругу:
     - Учитель,  вот  жена,  застигнутая в  тот  момент, когда она  украшала
своего  супруга  ветвистыми  рогами.  Моисей  завещал нам  побивать  камнями
прелюбодеек. Но  мы  в сомнении.  Как  по-твоему, что  с  нею делать?  Иисус
притворился, что не  слышит  обращенного к нему  вопроса и ничего не  видит.
Вместо  всякого  ответа,  он  спокойно склонился  к  земле и  начал  пальцем
рисовать  узоры на грязном полу. Большее пренебрежение трудно было выразить!
Он как бы хотел показать, что праздное выписывание в пыли бессмысленных букв
и  знаков  для  него в  тысячу  раз  важнее, чем все вопросы ученых докторов
синедриона.
     Тем временем наиболее  ревнивые из мужей, услышав  упоминание о законах
Моисеевых, обозлились до глубины  души.  Прелюбодейка была  им ненавистна, а
потому, не откладывая дела  в дальний ящик, они набрали на  соседней стройке
здоровенных булыжников и уже изготовились предать ее лютой смерти Фарисеи же
и книжники  сделали вид, что не понимают презрительного молчания Иисуса. Они
продолжали настаивать и вопрошать, как поступить с изменницей, которая, видя
зловещие  приготовления к казни, чувствовала себя весьма скверно. Неумолимые
мужья окружили ее со всех сторон, кое-кто уже замахивался камнями, - во всем
этом не было ничего утешительного. Фарисеи и книжники не унимались.
     - Так что же  скажешь? - спрашивали они. - Побить эту негодницу камнями
или отступиться от законов Моисеевых? Ответь нам!
     В конце концов сын голубя вышел из терпения. Он выпрямился и сказал:
     - Пусть тот, кто никогда никому не наставлял рогов, первым бросит в нее
камень!
     Мужчины переглянулись. Положение было действительно затруднительное.
     К  стыду рода мужского, надо признаться,  что многие его  представители
всегда  готовы осудить неверность жен.  Они сразу же  ставят себя  на  место
обманутого  супруга  и  не находят для женщины,  совершившей измену, никаких
смягчающих  обстоятельств.  Но при  этом они  часто забывают одну  маленькую
деталь: супружеская измена, или  адюльтер,  невозможна без участия  мужчины.
Вина  любовника  их мало интересует,  хотя  она  порою ничуть не меньше вины
любовницы. Подобные  господа  с  удовольствием  наставляют рога  ближним, но
готовы  придушить свою собственную супругу  даже  за  то, что она обменялась
записками со своим кузеном или молочным братом.
     Иисус знал,  на  чем сыграть. Он  заставил ярых защитников  супружеской
верности  взглянуть на вещи реально. Вы порицаете женщин, которые грешат, но
вы, мужчины, забываете, что именно вы в трех случаях из четырех и вводите их
в грех! Вот что означала  его неожиданная фраза,  оказавшая  на книжников  и
фарисеев такое же действие, как если бы  их окатили ушатом ледяной воды. Для
большей  ясности Иисус  мог бы  сказать:  "Найдите любовника этой  женщины и
побейте каменьями  их обоих, если  таков библейский закон". Однако мы знаем,
что сам Иисус наставлял  рога и бедному Паппусу, мужу  Магдалины, и богатому
Хузе, супругу  Иоанны,  а  потому относился  к  легкомысленным женам  вполне
снисходительно.
     Итак, ответ миропомазанного сразу охладил гнев ревнивых мужей.  Руки  у
них  опустились, как у  книжников и  фарисеев, а затем  разжались пальцы,  и
камни,  предназначенные   для  неверной  жены,  упали  на  землю.  Смущенные
неожиданным оборотом дела,  они поспешили удалиться один за другим,  сначала
старые  развратники,  вопившие  больше  всех, а затем  и молодые повесы,  не
уступавшие им в жестокосердии.
     "И остался один Иисус и женщина, стоящая посреди", - говорит евангелие.
     О  чем же  они  беседовали?  Надо  полагать,  незадачливая прелюбодейка
призналась, что готова поставить плотнику-исцелителю самую большую свечу.
     - Если бы  не вы, - должно быть, говорила она, - мне пришлось  бы туго.
Если бы вы знали, как я вам признательна за ваше великодушное вмешательство!
     - Мадам, мы хоть из плотницкой семьи и университетов разных не кончали,
однако в обращении с прекрасным полом кое-что смыслим.
     - Я это заметила. Боже, как ловко вы их провели!
     - Я не люблю, когда со мной начинают хитрить. У меня самого хитрости не
занимать  стать.  Они меня хотели посадить в лужу!  Но разве могу я  осудить
хорошенькую женщину, повинную  лишь в том, что она любит? Разве не я сказал:
"Кто много любил, тому многое простится"?
     - Значит, вы мне советуете?..
     - Я вам советую как-нибудь поладить с мужем и впредь постараться, чтобы
его супружеской чести не было нанесено никакого урона. Вы же понимаете: если
вас еще раз застукают, а меня здесь не будет, кто вас тогда защитит?
     - Да, вы правы. Но что, если мой супруг не захочет меня принять?
     - Не извольте беспокоиться. Если это случится, приходите ко мне:  я дам
вам рекомендательное письмо к моим верным поклонницам в Магдале и в
     Тивериаде,  которые примут  вас в круг моих святых  женщин.  Есть грехи
куда более тяжкие, чем ваш. И самый тяжкий грех - это не веровать в меня.
     - Господи, я в тебя верю!
     - Спасибо.
     - Значит, я теперь прощена?
     - И  еще  как! Думай обо  мне почаще, и  я  тоже буду помнить о тебе...
Может быть, нам еще суждено встретиться:
     жизнь полна всяческих неожиданностей.
     - Господи, мыслями я буду отныне всегда с тобой.
     - Тем лучше. Тогда ты наверняка попадешь в рай.
     - А что это такое, рай?
     - Это место  блаженства, где  я  дам радость и усладу каждому и каждой,
кто меня любит.
     - В таком случае я хочу в рай.
     - Не спеши,  не  все сразу... Когда придет срок, я тебя  приведу в рай,
это я тебе обещаю, конечно, если ты возлюбишь меня превыше всего.
     - Клянусь тебе, господи!..
     - Хорошо, хорошо, встань... Сюда идут.
     Смазливая  грешница  и  в  самом  деле   бросилась   на  колени   перед
таинственным незнакомцем, который спас ей жизнь, и уже была готова доказать,
как сильно охватившее  ее чувство. Но как раз в это время  на ступенях храма
появились апостолы, разыскивавшие своего учителя по всему Иерусалиму.
     Миропомазанный  с театральными жестами помог неверной супруге  встать и
громко провозгласил:
     - Иди, и впредь не греши!