Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
ные политические заправилы -- пророки их".
Благожелательная глупость либеральных церквей не так уж плоха для мирных
вре- мен; но заметь, что во времена кризиса она всегда допол- няется ярыми
безумствами национализма. И на этой-то философии воспитывается молодое
поколение. С помо- щью этой философии, как. полагают оптимистически на-
строенные взрослые, вы измените мир. -- Проптер нена- долго замолчал, потом
добавил: -- "Что посеешь, то и пожнешь. Бог поругаем не бывает". Не
бывает,-- повто- рил он. -- Но люди просто не хотят в это верить. Им все
кажется, что они могут бросить вызов природе вещей, и это сойдет им с рук.
Раньше я подумывал написать не- большой трактатик, вроде поваренной книги; я
бы назвал его "Сто способов поругания Бога". И взял бы из исто- рии и
современной жизни сотню примеров, демонстриру- ющих, что бывает, когда люди
гнут свою линию, не же- лая считаться с природой вещей. Можно было бы
разделить эту книгу на главы: "Поругание Бога в сельс- ком хозяйстве",
"Поругание Бога в политике", "Поруга- ние Бога в системе образования",
"Поругание Бога в фи- лософии", "Поругание Бога в экономике". Полезная вышла
бы книжица. Только невеселая, -- добавил Про- птер.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сообщение дневника о том, что на восемьдесят втором году жизни Пятый
граф стал отцом троих незаконнорож- денных детей, отличалось поистине
аристократической сдержанностью. Никакой похвальбы, никакого самолю-
бования. Всего лишь краткая, спокойная констатация
457
факта между пересказом беседы с герцогом Веллингто- ном и замечанием о
музыке Моцарта. Сто двадцать лет спустя доктор Обиспо, отнюдь не являющийся
английс- ким джентльменом, возликовал так шумно, словно это достижение было
его собственным.
-- Трое, черт побери! -- вскричал он с чисто проле- тарским восторгом.
-- Трое! Что вы на это скажете?
Воспитанный с Пятым графом в одной традиции, Джереми сказал, что это
неплохо, и продолжал читать.
В 1820-м граф опять заболел, но не очень серьезно; трехмесячный курс
лечения сырыми потрохами карпа вернул ему прежнее здоровье -- по его словам,
"здоро- вье человека во цвете лет".
Годом позже, впервые за четверть века, он навестил племянника с
племянницей и был весьма удовлетворен, обнаружив, что Каролина превратилась
в сварливую ста- руху, что Джон уже успел облысеть и страдает астмой, а их
старшая дочь так заплыла жиром, что никто не хо- чет брать ее замуж.
По поводу смерти Бонапарта он философски заме- тил, что человек,
неспособный утолить жажду славы, власти и наслаждений, не обременяя себя
тяготами вой- ны и рутиной государственного правления, достоин назы- ваться
глупцом. "Язык, принятый в хорошем обществе, -- заключил он, -- с
достаточной ясностью показывает, что подвиги, подобные подвигам Александра и
Бонапарта, имеют эквивалент в мирной, домашней жизни. Мы го- ворим о
любовном Приключении, о Победе над своей избранницей и об Обладании ею. Для
умного человека эти иносказания достаточно красноречивы. Раздумывая над их
смыслом, он постигает, что война и погоня за Империей плохи, ибо глупы,
глупы, ибо излишни, а из- лишни, ибо удовольствия, доставляемые Победами и
Завоеваниями, с помощью неизмеримо меньших хло- пот, усилий и тревог могут
быть получены за шелковой занавесью Алькова Герцогини или на соломенном Тю-
фяке Молочницы. А если сии простые Утехи вдруг по
458
кажутся человеку скучными, если он, подобно антич- ному Герою, захочет
покорить новые Миры -- тогда, выложив дополнительную гинею, а чаще всего,
как по- казывает мой опыт, по добровольному соглашению, используя скрытую
жажду Унижений и даже Боли, человек может развлечь себя, пустив в ход Розги,
Кан- далы, Плетку и любые иные атрибуты абсолютной Власти, какие только
может подсказать ему Фантазия Победителя, вынести нанятое Терпение
Побежденной и одобрить ее согласный Вкус. Я вспоминаю слова док- тора
Джонсона*: трудно представить себе более невин- ное занятие, чем
зарабатывать деньги. Однако человек, занимающийся любовью, еще более
невинен. Если бы у Наполеона хватило Ума удовлетворять свою Страсть к
Владычеству в Салонах и Опочивальнях родной Корсики, он умер бы на Свободе,
среди своих сопле- менников, а многие сотни и тысячи ныне мертвых,
изувеченных или слепых людей были бы живы и здо- ровы. Не спорю -- они
наверняка распорядились бы своими Глазами, Членами и Жизнями столь же глупо
и злонамеренно, как сегодня распоряжаются ими уцелев- шие. Но хотя Всевышний
и мог бы поаплодировать бывшему Императору за то, что он разом очистил Зем-
лю от стольких Паразитов, сами Паразиты всегда будут придерживаться иного
Мнения. Я же -- не Всевышний, а просто разумный Человек, и потому мои
симпатии на стороне Паразитов".
-- Замечали вы когда-нибудь, -- задумчиво прогово- рил Обиспо, -- что
даже самые прожженные скептики всегда норовят об®яснить вам, какие они
хорошие ? И этот старый хрен туда же -- хотя зачем, спрашивается, ему-то
набивать себе цену? Развлекался бы да помалки- вал. Ан нет; ему понадобилось
сочинить целую речь в доказательство того, что он конфетка по сравнению с
Наполеоном. Тут, положим, он прав; здравый смысл на его стороне. Но я все же
не ожидал, что он будет из кожи вон лезть, чтобы заявить об этом.
459
-- А больше, кажется, никто об этом заявлять не со- бирался,-- вставил
Джереми.
-- Ну да, пришлось самому, -- заключил Обиспо. -- Что только
подтверждает мою правоту. Таких, как Яго, на свете нет. Люди запросто могут
сделать все, что сде- лал Яго; но они никогда не назовут себя негодяями. Они
заменят реальный мир замечательной словесной конст- рукцией, на фоне которой
все их негодяйские поступки будут выглядеть правильными и обоснованными.
Я-то думал, что наш потрошитель карпов окажется исключе- нием. Но ошибся. А
жаль.
Джереми хихикнул с оттенком снисходительного пре- зрения.
-- А вы бы хотели, чтобы он изобразил сцену "ДонЖуан в аду"."Le calme
heros courbe sur sa rapiere" 1. Да вы романтик, как я погляжу. -- Он
вернулся к дневнику и минуту спустя об®явил, что в 1823 году Пятый граф
провел несколько часов с Колриджем и нашел его мыс- ли глубокими, а манеру
выражаться -- чересчур туман- ной. "Муть, коей полны его рассуждения, --
добавлял он, -- уместна в Пруду, но отнюдь не в разумной Бесе- де, каковая
должна быть прозрачной и достаточно мел- кой, чтобы человек мог брести по
ней, не рискуя утонуть в омуте Бессмыслицы". -- Джереми засиял от удоволь-
ствия. Колридж не входил в число его любимцев. -- Как подумаешь, сколько
дурацких разговоров до сих пор ведется вокруг всего, что накропал в бреду
старый нар- коман...
Обиспо перебил его.
-- Давайте лучше послушаем про графа, -- сказал он.
Джереми снова обратился к записной книжке.
В 1824-м старик жаловался на новую статью закона, где перевозка рабов
приравнивалась к пиратству; таким образом, этот промысел карался теперь
смертной каз- нью. В результате его будущие доходы должны были
со------------------------------- Бестрепетный герой, опершийся на шпагу
(франц.). 460 кратиться тысяч на восемь-девять в год. Но он утешил себя
мыслями о Горации, философски наслаждавшемся покоем на своей сабинской
ферме*.
В 1826-м наиживейшую радость доставляло ему пере- читывание Феокрита* и
компания молодой женщины по имени Кейт, которую он сделал своей
домоправительни- цей. В том же году, несмотря на урезанный доход, он не смог
воспротивиться соблазну и приобрел чудесное "Ус- пение Богоматери" кисти
Мурильо*.
1827-й был годом денежных потерь, связанных, оче- видно, с
последовавшей за абортом смертью очень моло- денькой горничной; она состояла
в личном услужении у домоправительницы. Дневниковая запись была очень
коротка и туманна; но кажется, пришлось выплатить весьма порядочную сумму
родителям девицы.
Чуть позже он снова захворал, что подвигло его на длиннейшее и
подробнейшее описание стадий разложе- ния человеческого трупа в порядке их
очередности; осо- бый интерес уделялся глазам и губам. Регулярный при- ем
кашки из потрохов вскоре настроил его на более жизнелюбивый лад, и 1828-й
год ознаменовался поезд- кой в Афины, Константинополь и Египет.
В 1831-м он был занят хлопотами по покупке жили- ща близ Фарнема.
-- Это, наверное, Селфорд, -- вставил Джереми. --
Тот самый дом, откуда все приехало.-- Он показал на
двадцать семь коробок.-- Где живут две старые леди.--
Он принялся читать дальше: -- "Дом старый, темный и
неудобный, но Усадьба довольно велика и находится на Возвышенности над Рекою
Уэй: в этом месте ее южный берег поднимается вверх почти отвесно, образуя
Утес из желтого песчаника высотой около ста двадцати футов. Этот Камень
мягок и легко поддается обработке, каково- му Обстоятельству обязано своим
существованием очень обширное Подземелье, вырытое под домом, должно быть,
лет сто назад -- тогда в его Погребах хранили контра- бандные Напитки и
прочий товар, переправляемый в
461
Столицу из Хампшира и Сассекса. Чтобы успокоить свою Жену, которая
смертельно боится потерять в этом Лабиринте ребенка, нынешний Владелец Дома
замуро- вал часть переходов; однако даже то, что осталось, дос- тойно
именоваться настоящими Катакомбами. Можно с уверенностью сказать, что в
таких Подвалах никто не помешает человеку развлекаться согласно своим
Вкусам, какими бы эксцентричными они ни были". -- Джереми взглянул на Обиспо
поверх записной книжки. -- Звучит довольно-таки зловеще, вы не находите?
Доктор пожал плечами.
-- Кто же любит, когда ему мешают, -- с ударением сказал он. -- Кабы у
меня был подвальчик вроде граф- ского, скольких хлопот можно было бы
избежать...-- Он не стал развивать эту тему, и по лицу его промелькнула
тень: он подумал о Джо Стойте и о том, что нельзя же давать ему снотворное
бесконечно, черт бы его побрал!
-- Итак, дом он купил, -- сказал Джереми, который тем временем читал
про себя. -- Произвел ремонт и сде- лал кое-какие добавления в готическом
стиле. А под зем- лей, в конце длинного коридора на глубине сорока пяти
футов, устроил себе комнату. И обнаружил, к своей ра- дости, что там есть
скважина с водой и еще одна шахта, которая уходит на огромную глубину и
может быть ис- пользована как отхожее место. И там совершенно сухо, и
достаточно воздуха, и...
-- Да что ему там делать-то, внизу? -- нетерпеливо спросил Обиспо.
-- Почем я знаю? -- ответил Джереми. Он пробежал страницу глазами. -- В
настоящий момент, -- сказал он, -- наш Божий одуванчик произносит перед
Палатой лордов речь в защиту "Билля о реформе"*.
-- В защиту? -- недоуменно спросил Обиспо.
-- "Когда до нас стали доходить первые вести о Французской Революции,
-- прочел Джереми, -- я драз- нил приверженцев разных политических Партий
слова- ми: "Бастилия пала; да здравствует Бастилия". С тех
462
пор как начались те удивительно бессмысленные Собы- тия, минуло сорок три
года, и справедливость моих слов была подтверждена появлением новых Тираний
и реставрацией старых. Поэтому я могу теперь сказатьс абсолютной
Уверенностью: "Привилегии пали ,да здравствуют Привилегии". В основной своей
массе люди не способны к Эмансипации и слишком глупы для того, чтобы
управлять собственной Судьбой. Власть всегда будет в руках Тиранов и
Олигархов. У меня весьма и весьма низкое Мнение о Пэрстве и Дво-
рянах-землевладельцах; но сами они, по-видимому, ставят себя еще ниже. Они
считают, что Баллотировка лишит их Власти и Привилегий, тогда как я уверен,
что даже с помощью той малой толики Благоразумия и Сноровки, какую отпустила
им скупая природа, они легко смогут сохранить нынешние Преимущества. А коли
так, пусть Чернь тешит себя Голосованием. Вы- боры -- это бесплатный
спектакль с Панчем и Джуди*; Правители устраивают его, дабы сбить с толку
своих Подданных".
-- Вот посмеялся бы он, глядя на теперешние выбо- ры у фашистов и
коммунистов! -- сказал Обиспо.-- Кстати, а сколько ему было лет, когда он
сочинил эту речь?
-- Сейчас сообразим.--Джереми немного помедлил, высчитывая в уме" потом
ответил: -- Девяносто четыре.
--Девяносто четыре! -- повторил Обиспо. -- Ну, если это не рыбьи
потроха, тогда уж я не знаю что.
Джереми снова обратился к дневнику.
-- В начале тридцать третьего он снова видится с пле- мянником и
племянницей по случаю дня рождения Ка- ролины -- ей шестьдесят пять.
Каролина теперь носит рыжий парик, старшая ее дочь умерла от рака, младшая
несчастлива с мужем и ищет поддержки в религии, сын, уже полковник, играет и
делает долги, надеясь, что родители расплатятся за него. В общем и целом,
как заме- чает граф, "вечер удался на славу".
463
-- А про подвал ничего? -- с сожалением спросил Обиспо.
-- Нет; но его домоправительница, Кейт, заболела, и он стал давать ей
потроха карпов.
Обиспо немедленно заинтересовался этим новым по- воротом.
-- И что? -- спросил он.
Джереми покачал головой.
-- Следующая запись о Мильтоне, -- сказал он.
-- О Мильтоне? -- с негодованием и отвращением воскликнул Обиспо.
-- Он говорит, что религия существует лишь благода- ря красочности и
неумеренности языка, пример которо- го дают мильтоновские поэмы.
-- Может, он и прав, -- раздраженно сказал Обис- по. -- Но я хочу
знать, что случилось с его домохозяй- кой.
-- Она, очевидно, жива, -- сказал Джереми. -- Пото- му что тут есть
маленькое замечание о том, как утоми- тельна чересчур пылкая женская
привязанность.
-- Утомительна! -- повторил Обиспо. -- Это еще мяг- ко сказано. Бывает,
что прилипнут как банный лист.
-- Он, кажется, не против эпизодических измен. Тут есть запись насчет
некой молодой мулатки. -- Он помед- лил, затем, улыбаясь, продолжал: --
Очаровательное создание. "Она сочетает животную тупость Готтентота со злобой
и жадностью Европейца". После чего старый джентльмен отправляется в
Фарнемский замок, обедает там с епископом Уинчестерским и находит его бордо
скверным, портвейн -- отвратительным, а умственные способности --
заслуживающими глубокого презрения.
-- И ничего о здоровье Кейт? -- настойчиво повторил Обиспо.
-- А зачем ему о нем говорить? Он считает, что это само собой
разумеется.
-- А я-то надеялся, что он человек науки, -- почти жа- лобно произнес
Обиспо.
464
Джереми рассмеялся.
-- Странные у вас представления о пятых графах и десятых баронах. Чего
это ради они должны быть людь- ми науки?
Обиспо не нашелся с ответом. Наступила пауза; Дже-
реми начал новую страницу.
-- Черт меня побери! -- вырвалось у него.-- Он про- чел "Анализ
человеческого разума" Джеймса Милля*. В девяносто пять лет. Это, по-моему,
почище, чем омоло- женная домоправительница и мулатка. "Обыкновенный Дурак
просто глуп и невежествен. Чтобы стать Великим Дураком, человеку надо много
учиться и иметь выдаю- щиеся способности. К чести мистера Бентама и его При-
сных следует сказать, что их Дурость всегда была самой высшей марки.
"Анализ" Милля -- это настоящий Ко- лизей глупости". А следующая запись о
маркизе де Саде. Кстати,--вставил Джереми, подняв глаза на Обиспо, -- когда
вы думаете вернуть мне мои книжки?
Обиспо пожал плечами.
-- Когда вам угодно, -- ответил он. -- Они мне уже не нужны.
Джереми попытался скрыть свою радость и, кашля-
нув, вновь перевел взгляд на дневник.
-- "Маркиз де Сад, -- вслух прочел он, -- был чело- век необычайно
одаренный, хотя, к сожалению, с рас- строенной психикой. По-моему,
Совершенства мог бы достичь Автор, сочетающий в себе черты Маркиза, Епис-
копа Батлера* и Стерна". -- Джереми остановился. -- Маркиза, Епископа
Батлера и Стерна,-- медленно по- вторил он.-- Спору нет, сочиненьице вышло
бы отмен- ное! -- Он стал читать дальше:- "Октябрь тысяча во- семьсот
тридцать третьего. Временно деградировать тем приятнее, чем выше тот
светский и интеллектуаль- ный Уровень, с которого вы нисходите и к которому
воз- вращаетесь по завершении акта Деградации". Недурно сказано,-- заметил
он, подумав о своих троянках и о пятницах в Мэйда-Вейл. -- Весьма недурно.
Так -- где
465
мы остановились? Ах да. "Христиане любят толковать о Боли, но все их
рассуждения -- не по существу. Ибо самые важные Свойства Боли таковы:
Несоответствие между силой физических страданий и их незначитель- ными
причинами; и то, каким образом, парализуя все способности тела и делая его
совершенно беспомощным, она идет против Цели, поставленной перед нею самой
Природой: ведь ей следует предупреждать человека об Опасности, грозящей ему
извне или изнутри. В связи c Болью это пустое слово, Бесконечность, почти
обретает смысл. Иначе обстоит дело с Удовольствием; ибо Удо- вольствие
строго ограничено, и любая попытка раздви- нуть эти границы приводит к его
трансформации в Боль. Посему доставлять другим Удовольствие -- занятие для
возвышенного Ума не столь заманчивое, нежели причи- нять им Боль. Дарить
Удовольствие в ограниченном ко- личестве есть поступок чисто человеческий;
погружать же в бесконечную Стихию, называемую Болью, есть Деяние
божественное, истинное Священнодействие".
-- В мистику ударился на старости лет,-- недоволь- но сказал Обиспо.--
Рассуждает прямо как наш Проптер.-- Он закурил сигарету. Наступило молчание.
-- Послушайте-ка, -- вдруг взволнованным голосом воскликнул Джереми.--
"Одиннадцатое марта тысяча восемьсот тридцать третьего. Вследствие
преступного небрежения Кейт Присцилле удалось бежать из нашей подземной
Камеры. Имея на теле доказательства того, что в течение нескольких недель
она служила об®ектом моих Опытов, девчонка держит в руках мою Репутацию, а
возможно, даже Свободу и Жизнь".
-- Это, наверное, и есть то, о чем вы говорили по до- роге сюда, --
заметил Обиспо. -- Последний скандал. Что там случилось?
-- По-видимому, девица рассказала свою историю, -- ответил Джереми, не
отрывая взгляда от записной книжки. -- Иначе как об®яснить присутствие этой
"враж- дебной Черни", о которой он вдруг принялся рассуж
466
дать? "Гуманность людей обратно пропорциональна их Численности. Толпа не
более гуманна, чем Лавина или Ураган. По своему моральному и
интеллектуальному уровню этот сброд стоит ниже стада свиней или стаи
шакалов".
Обиспо откинул назад голову и разразился своим обычным, на удивление
громким металлическим смехом.
-- Замечательно! -- сказал он. -- Просто замечатель- но! Трудно
придумать более типичный образчик челове- ческого поведения. Человек ведет
себя как недочеловек, а потом становится разумным с целью доказать, что на
самом-то деле он сверхчеловек. -- Доктор потер руки. -- Прелесть! -- сказал
он, затем добавил: -- Ладно, послу- шаем дальше.
-- Ну, насколько я понимаю, -- промолвил Джере- ми, -- они вынуждены
были прислать из Гилфорда роту солдат, чтобы оградить дом от толпы. А судья
подписал ордер на арест; но с этим покамест не торопятся, прини- мая