кты из жизни городской
бедноты  и  делают  попытку подогнать  их  под  определе-  ния  какой-нибудь
постмарксистской теории, которая,  возможно, отчасти и  верна, однако всегда
неуместна.  И  тогда  это  называется Шедевром Пролетарской  Прозы. Или еще:
кто-нибудь  намарает очередную книжонку, возвещающую,  что Жизнь  Свята; под
этим обычно  подразумевается, что  всякие  проявления  человеческой  натуры,
как-то:  обман,  пьянство,  разнузданность, сен- тиментальность  --  целиком
согласованы с Господом Богом, а посему вполне  допустимы и даже добродетель-
ны. И тогда критики сразу начинают  толковать о высо- кой гуманности автора,
о  его  мудром милосердии, о  его сродстве с великим  Гете и влиянии на него
Уильяма Блейка*.
     Пит улыбнулся, думая об этом, хотя в улыбке его была  доля грусти; ведь
он  и сам  прежде воспринимал  по-  добные  писания  с той серьезностью,  на
которую претен- довал их высокопарный слог.
                                436

     Неоправданная  серьезность -- источник многих на-  ших роковых  ошибок.
Серьезно, говорил мистер Проптер, следует относиться лишь к тому,  что этого
зас-  луживает.  А на чисто  человеческом  уровне  серьезного  отношения  не
заслуживает  ничто, кроме страдающих  людей, которые  обязаны  своими бедами
собственным преступлениям и недомыслию. Но если разобраться как следует, эти
преступления  и  недомыслие  чаще   всего  яв-  ляются  результатом  слишком
серьезного отношения к вещам,  которые этого не заслуживают. Кстати, продол-
жал мистер Проптер, это и есть еще один огромный не- достаток так называемой
хорошей литературы: она при- нимает условную шкалу ценностей; уважает власть
и  положение;  восхищается  успехом; полагает  разумными  самые  сумасшедшие
предрассудки   государственных   де-    ятелей,   бизнесменов,   влюбленных,
карьеристов, родите- лей. Словом,  всерьез относится как к самому страданию,
так  и к причинам  страдания. Она способствует  увекове-  чению человеческих
несчастий,  явно  или неявно одоб- ряя те мысли, чувства и поступки, которые
ни к чему, кроме несчастий, привести не могут. И преподносится это одобрение
в  самой великолепной и убедительной форме. Так что, даже прочитав трагедию,
то  есть  пьесу  с  плохим  концом,  читатель   бывает  заворожен  авторским
красноречием  и  воображает, будто во  всем  этом  есть  не-  что  мудрое  и
благородное. Хотя на самом деле это, ко- нечно, не так. Ведь если посмотреть
непредвзято, нет ни-  чего более глупого  и жалкого, чем темы,  положенные в
основу "Федры", или "Отелло", или "Грозового перева- ла", или "Агамемнона"*.
Но благодаря гениальной об- работке темы эти засверкали, стали волнующими, и
пото-  му читатель  или  зритель  остается при  своем  убеждении, будто  бы,
несмотря  на  случившуюся катастрофу, повин- ный  в ней мир  -- этот слишком
человеческий  мир --  уст-  роен  не так  уж плохо. Нет,  хорошая сатира, по
существу,  гораздо  правдивей и,  конечно же, гораздо полезнее,  чем хорошая
трагедия. Беда в том, что хорошая сатира --

       437
очень редкая штука; ведь очень немногие  сатирики отва- живаются заходить  в
своей  критике  общепринятых  цен-   ностей  достаточно  далеко.  "Кандид"*,
например,  замеча- телен  в  своем  роде;  но он не идет  дальше развенчания
основных человеческих деяний, совершаемого  во имя идеала  безвредности. Что
ж, это  верно: большинству  людей стоило бы  стремиться к безвредности как к
наи- высшему идеалу, ибо, хотя немногие способны творить добро в  позитивном
смысле, нет такого человека, кото- рый не мог бы при желании воздержаться от
зла.  Тем не менее одна безвредность, как  бы ни была она хороша, отнюдь  не
представляет собой высочайшего из всех воз- можных идеалов. II faut cultiver
notre jardin 1 не  есть пос- леднее  слово человеческой мудрости; разве  что
предпос- леднее.
     Солнце светило так, что, спускаясь с  холма, Пит уви- дел две маленькие
радуги  у грудей  нимфы  Джамболоньи. В голове его сразу же возникла мысль о
Ное  и  одновре-  менно  --  о  Вирджинии в  белом атласном  купальнике.  Он
попытался прогнать вторую мысль  как  несовместимую с новым, драгоценным для
него образом сестры милосер- дия; а поскольку Ной не мог дать особенной пищи
для  размышлений, он вновь окунулся в воспоминания -- на сей раз о  беседе с
мистером  Проптером  насчет   секса.  Начало  ей  положили  его  собственные
недоуменные рас- спросы о том, что считать нормальной половой жиз- нью -- не
в статистическом смысле, конечно, а  в том аб- солютном, в каком может  быть
названо нормальным безупречное, ничем не нарушаемое пищеварение.  Какой  тип
половой  жизни  нормален в  этом  смысле слова? И  мистер  Проптер  ответил:
никакой.  Но должен  же быть эталон,  запротестовал  он.  Если  добро  может
проявлять- ся на животном уровне,  то должен быть тип половой жизни, который
абсолютно нормален и естествен, как есть абсолютно нормальный и естественный
процесс ус-------------------- 1 Надо возделывать свои сад (франц.),
                                438
воения  пищи. Но половая жизнь человека, ответил мис-  тер Проптер, лежит на
ином уровне, нежели пищеваре- ние. У крыс -- у тех да, у них отношения полов
лежат на  том  же  уровне, что и  усвоение пищи: ведь  у  них все происходит
инстинктивно;  другими  словами,  контролиру-  ется  физиологическим разумом
тела,  который  регулиру-  ет  совместную  работу сердца,  легких  и  почек,
поддержи- вает нужную температуру, питает  мышцы и заставляет их производить
необходимые  сокращения  по сигналам цент- ральной нервной  системы.  Работа
человеческого  орга-  низма  контролируется  тем же  физиологическим разумом
тела;  благодаря этому-то разуму на животном уровне и проявляется добро.  Но
половая жизнь  находится  у  лю- дей  почти  совершенно вне юрисдикции этого
физиоло-  гического  разума.  Он  контролирует  лишь  клеточную  активность,
которая делает половую жизнь возможной.  Все остальное осуществляется помимо
инстинкта, на  чисто  человеческом уровне самосознания. Даже люди, думающие,
будто  они  проявляют  свою  сексуальность  как  самые  настоящие  животные,
все-таки остаются на чело- веческом уровне. Это значит, что они сознают свое
"я",  мыслят словесными категориями -- а где слова, там обя- зательно память
и  желания,  суждения  и фантазии; там сразу  появляются прошлое  и будущее,
реальное  и  вооб-  ражаемое, сожаления и  предчувствия,  добро и  зло,  по-
хвальное  и постыдное, прекрасное и  безобразное.  Самая звериная эротика  в
отношениях  мужчин и женщин все- гда связана с какими-то  из этих неживотных
факто- ров  -- факторов, которые  привносит  в любую человечес- кую ситуацию
наличие  языка.  Это  означает,  что  нет  единственного  типа  человеческой
сексуальности, кото- рый  может  быть назван "нормальным" в  том  смысле,  в
каком говорят о нормальном  зрении или пищеварении.  В этом  смысле все виды
человеческой  сексуальности  абсо-  лютно  ненормальны.  О  различных  типах
половой жизни нельзя судить, соотнося их с каким-либо естественным эталоном.
О них можно судить лишь в связи с конечны
                                            439
ми целями каждого индивидуума и результатами, кото- рых он добивается. Если,
скажем,  человек  хочет,  чтобы о нем сложилось  хорошее мнение в конкретном
обще- стве, он или  она может без всякого риска принять  за "нормальный" тот
тип половой жизни, который в насто-  ящее время допускается местной религией
и одобряется "лучшими людьми". Однако  бывают  индивидуумы, при- дающие мало
значения тому, что подумает  о них гнев-  ливый Бог или даже лучшие люди. Их
главная  цель  -- как  можно чаще  испытывать  острые  ощущения и силь-  ные
чувства.  Они,  очевидно,  представляют  себе  "нор-  мальную" половую жизнь
совсем  не  так, как  более  при- мерные  члены  общества. Далее, существует
множество разновидностей сексуальной жизни, "нормальных" для людей, желающих
взять все лучшее  от обоих  миров -- мира своих  личных ощущений  и эмоций и
мира обще-  ственных, то  есть моральных и религиозных, соглаше-  ний. К ним
относятся "эталоны"  Тартюфа  и Пекснифа,  "эталоны" священников,  охочих до
школьниц,  и  членов кабинета,  имеющих  тайное  пристрастие  к  симпатичным
мальчикам. И наконец, есть те, кто не заботится ни о преуспеянии в обществе,
ни об умилостивлении местно- го божества, ни о том, как бы побольше пережить
и  пе-   речувствовать,  но  желают  в  первую  очередь  просветле-   ния  и
освобождения, хотят решить проблему выхода за пределы  личности, подняться с
человеческого уровня на уровень вечности. Их понятия о "нормальной"  половой
жизни далеки от эталонов всех остальных категорий.
  На  теннисном корте дети повара-китайца запускали
воздушных змеев в  виде птиц,  снабженных  маленькими  свистками и  печально
щебечущих  под  порывами  ветра. Ушей  Пита достигали  радостные возгласы на
кантонс-  ком диалекте,  напоминающие  кряканье уток. По ту сто- рону Тихого
океана, мелькнуло у Пита в мыслях, мил- лионы и миллионы таких вот ребятишек
умирают  или уже умерли.  Внизу, в Священном гроте,  стояла гипсовая  статуя
Пресвятой Девы. Пит подумал о коленопрекло
                            440
ненной  Вирджинии  в  белых  шортах  и  спортивной кепоч-  ке,  о  страстных
обвинительных  речах  его  преподобия  Шлица,  о  шутках доктора  Обиспо,  о
высказываниях Алексиса Карреля* насчет Лурда,  об "Истории инквизи- ции" Ли,
о словах Тони про связь между капитализмом и  протестантизмом, о Нимеллере*,
и Джоне Ноксе*,  и Торквемаде*, и о той  сестре  милосердия,  и вновь о Вир-
джинии, и, наконец,  опять  о  мистере Проптере --  един- ственном среди его
знакомых,  способном   помочь   хоть   немного   разобраться  во  всей  этой
невероятной, немыс- лимой, дьявольской путанице.

        ГЛАВА ШЕСТАЯ

     К   легкому   разочарованию  Джереми,  Обиспо  нимало  не  огорчило  то
обстоятельство, что его идеи были пред- восхищены в восемнадцатом веке.
     --  Расскажите-ка  мне  еще что-нибудь про вашего  Пя-  того графа,  --
произнес  он,  когда они вместе с  Вермеером плавно заскользили в подвал. --
Он, стало быть, прожил девяносто лет?
     --Даже больше,--ответил Джереми,  -- девяносто  шесть то  ли  девяносто
семь, не помню точно. И умер, между прочим, в разгаре скандала.
     -- Какого такого скандала?
     Джереми кашлянул и похлопал себя по макушке.
     -- Самого обыкновенного, -- мелодичным голосом промолвил он.
     --  Вы хотите  сказать, что  этот старый пень был еще  в состоянии?..--
недоверчиво спросил Обиспо.
     --  В состоянии,--  повторил Джереми.-- Я читал коечто об  этом деле  в
неопубликованных  бумагах Гревиля*. Он умер  как раз вовремя. Его собирались
арестовать.
     -- За что?
     Джереми снова мигнул и покашлял.
     -- Ну, -- сказал он медленно и с интонацией, живо на
                                441
поминающей  "Крэнфорд"*,--  похоже,  что он  имел  при-  вычку  развлекаться
несколько кровожадным способом.
     -- Убил, что ли, кого-нибудь?
     -- Не то чтобы убил, -- ответил Джереми.-- Скорее, побил.
     Обиспо был сильно разочарован,  но тут же утешил себя соображением, что
девяностошестилетнему старцу и такой поступок делает честь.
     -- Я бы с удовольствием еще в этом покопался, -- до- бавил он.
     -- Что ж, дневник в вашем распоряжении, -- вежли- во сказал Джереми.
     Обиспо  поблагодарил  его. Вдвоем  они  направились  к  хранилищу,  где
Джереми корпел над архивом.
     --  Почерк  у него  довольно  неразборчивый, -- предуп- редил  Джереми,
когда они вошли. -- По-моему, будет лучше, если я почитаю вам вслух.
     Обиспо  возразил, что  не хочет отвлекать  Джереми  от работы;  однако,
поскольку его  спутник искал  предлог  для того,  чтобы  отложить сортировку
скучных  доку- ментов  до другого  раза,  это  возражение  было  встрече- но
контрвозражением.  Джереми  упорствовал в своих альтруистических намерениях.
Обиспо  сказал  "спаси- бо"  и уселся слушать.  Джереми  лишил свои глаза их
привычной среды обитания на время, потребное для протирки очков, затем начал
перечитывать вслух за- пись, на которой остановился утром, когда позвонили к
ленчу.
 -- "Он должен быть  найден в  речной  Тине,  -- заклю- чил он,-- и
ожидает лишь искусного Удильщика".
     Обиспо издал смешок.
     -- Да это  прямо  определение  науки,--  сказал он.--  Что такое наука?
Ужение  в  речной  тине -- стараешься  выудить или  бессмертие,  или  вообще
что-нибудь, что  подвернется.  --  Он снова  отпустил смешок  и добавил, что
старикан ему нравится.
     Джереми продолжал читать:

       442
-- "Август 1796. Сегодня эта трещотка, моя племянни- ца Каролина,  упрекнула
меня в том, что, по ее  словам,  называется Непоследовательностью Поведения.
Человек, гуманно  относящийся к  Лошадям в своей  конюшне, Оле- ням в  своем
парке и  Карпам в своем пруду, должен  про-  явить Последовательность,  став
более общительным, чем я, более терпимым  к компании Дураков, более доброже-
лательным  к  простым и бедным людям. На  это я заме-  тил,  что само  слово
"Человек"  есть  общее Название  для  цепочек  непоследовательных  Действий,
совершаемых  двуногим  и  лишенным  перьев  Телом,  и что такие  слова,  как
Каролина, Джон и  прочие, обозначают конкретные  цепочки  непоследовательных
Действий,  совершаемых  конкретными  Телами. До сих  пор  Человечество  было
последовательным только в одном  --  в своей Непоследо-  вательности.  Иными
словами,  природа  каждой конкрет-  ной цепочки непоследовательных  Действий
зависит   от   истории  личности  и   ее  предков.   Всякая  цепочка  Непос-
ледовательностей определена заранее  -- она строится по Законам,  налагаемым
на  нее  предшествующими  Обстоя-  тельствами.  Называя  Поведение  Индивида
последова-  тельным, мы  имеем  в виду  лишь  то, что его  Действия в  своей
непоследовательности не могут  выйти за предпи- санные этими Законами рамки.
Однако  Последователь- ность, или Сообразность,  которой требует Каролина  и
подобные ей Дураки, совсем другого сорта. Они упрека- ют нас за то, что наши
Поступки не сообразуются с не- ким произвольным набором Предрассудков или  с
какимнибудь  смехотворным  кодексом поведения  -- Еврейским, Джентльменским,
Ирокезским или Христианским. Такой  Сообразности достигнуть  нельзя: попытка
ее достигнуть приводит  к Лицемерию  или Слабоумию.  Посмотри, пред- ложил я
Каролине,  на  свое  собственное  Поведение.  Ну  скажи,  пожалуйста,  какая
Сообразность существует  между твоими  разговорами с Деканом об Искуплении и
теми  Драконовскими  побоями, коим ты подвергаешь де- вушек-служанок?  между
твоими показными благодеяни
                                            443
ями и капканами  на людей в  твоих усадьбах? между тво- ими появлениями  при
Дворе и твоим  chaise регсeе  ? или между воскресной службой в церкви и теми
развлече-  ниями, коим ты предаешься  по субботам с мужем, а по пятницам или
четвергам, как всем известно, с неким Баронетом --  умолчим о его  имени? Но
прежде, чем я закончил последний вопрос, Каролина вышла из ком- наты".
     --  Бедняжка Каролина,  --  усмехнувшись, сказал Обиспо. -- Что ж, сама
виновата.
     Джереми начал читать следующую запись:
     --   "Декабрь  1796.   После   второго  приступа   легочной   гиперемии
Выздоровление  шло  медленнее,  чем раньше,  и  восстановило мои  силы в еще
меньшей степени. Я ви- сел над бездной на одной-единственной ниточке,  и имя
этой ниточке -- Страдание".
     Элегантно оттопырив мизинец, Обиспо стряхнул пе- пел с сигареты на пол.
     --   Обычная   для   тех   времен   фармацевтическая   траге-    дия,--
прокомментировал   он.--   Курс   лечения   тиаминхлоридом   плюс    немного
тестостерона, и он  бы у меня стал как новенький. Вам никогда не приходило в
голо-  ву,  --  добавил  он,  --  что  львиная  доля  всех  романтичес-  ких
произведений появилась на свет благодаря дурным врачам?

              Я б, лежа, как усталое дитя,
              Всю жизнь проплакал горькими слезами.
Прелестно!  Но  если  бы  тогда  знали,  как избавить  бед-  нягу  Шелли  от
хронического  туберкулезного  плеврита,  эти  строки  никогда   не  были  бы
написаны. Потому что лежать, как усталое дитя, и плакать горькими слезами --
один  из  самых характерных симптомов туберкулезного  плеврита.  Да и прочие
выразители  Weltschmerz  1  были,  как  правило, или  больными  людьми,  или
алкоголиками,   или   наркоманами.  Любого   из   них  я  мог   бы  запросто
ли----------------------------- 1 Стульчаком (франц.).
                                444
шить  поэтического   дарования.--  Обиспо  поглядел  на  Джереми  с  волчьей
усмешкой;  в  ее  откровенной торже- ствующей  циничности было  что-то почти
детское.  --  Нуну, послушаем,  как  старикан  будет  выпутываться  из  этой
передряги.
     --  "Декабрь 1796, -- читал Джереми.-- Кружащие  около меня гиены стали
такими навязчивыми, что вчера я решил от них избавиться. Я попросил оставить
меня в покое, однако Каролина и Джон принялись  возражать, сопровождая  свои
протесты бурными излияниями род- ственных чувств.  В конце концов я вынужден
был  ска- зать, что,  если  они не уедут завтра  к  полудню,  я  велю своему
Управляющему прислать дюжину молодцов, ко-  торые выставят их из моего Дома.
Сегодня утром, из окна, я наблюдал их от®езд".
     Следующая запись была помечена 11 января 1797 года.
     --  "В этом году  я  встречаю  свой  день рождения  с го-  раздо  более
мрачными  Мыслями, чем прежде. У меня  нет сил их записывать. Погода сегодня
была прекрасная, нео- бычайно теплая для зимы, и меня вместе с креслом пере-
несли на пруды. Зазвенел колоколец, и Карпы  в спешке  устремились  к  месту
кормления. Наблюдать за этими жестокими Тварями -- одно из немногих пока еще
дос-  тупных  мне  удовольствий.  Их  тупость  лишена  всяких  претензий,  а
агрессивность  зависит  только  от  Аппетита  и  потому  проявляется  только
временами.  Люди же демон- стрируют  жестокость  систематически и постоянно;
свои глупые  поступки  оправдывают Религией и Политикой, а  свое  невежество
рядят в пышные одежды Философии.
     Пока я наблюдал, как эти Рыбины, тесня  и толкая друг  друга, стараются
отвоевать себе  обед, словно дерущиеся за высокий пост Священники, мои мысли
вернулись к тому непростому Вопросу, который так  часто занимал меня прежде.
Почему  человек  умирает в  семьдесят  лет,  а  ----------------------------
Мировой скорби (нем.).
                                445
Рыба, проявившая два-три столетия, еще полна Сил и Здоровья? Я обсудил сам с
собой несколько  возможных  ответов. Когда-то я, например, считал, что более
долгий век Карпа  и Щуки  об®ясняется превосходством их Вод- ной  Среды  над
нашим Воздухом.  Но  жизнь  некоторых  подводных Тварей коротка, а отдельные
виды Птиц жи- вут дольше человека.
     Затем я спросил себя, не  обязаны  ли  Рыбы  своим дол- голетием особой
манере зачинать и выводить Потомство. Однако и тут у меня возникли серьезные
Возражения. Самцы Попугаев  и Воронов не  онанируют, но  совокуп-  ляются  с
самками; Слонихи  не откладывают яиц, но вы- нашивают плод, если верить мсье
де  Бюффону*, в тече- ние двадцати четырех  месяцев.  Но  Попугаи, Вороны  и
Слоны живут долго; из чего мы должны заключить,  что причины краткости нашей
жизни иные, нежели способ, коим Мужчины оплодотворяют Женщин, а те воспроиз-
водят человеческий Род.
     Единственная  Гипотеза,  против которой  я не нахожу явных  возражений,
такова:  Пища  Рыб,  подобных  Кар- пам  и Щукам,  содержит  некое вещество,
предохраняю-  щее их  Тела от Порчи, коей подвергается  большинство Животных
еще до своей Смерти;  с другой стороны,  ве-  щество,  защищающее от  Порчи,
должно наличествовать и внутри рыбьего Тела, особенно, что естественно пред-
положить, в Желудке, Печени, Кишках и прочих Орга- нах, где перемешивается и
усваивается  Пища.