Плыть бы да плыть все время к невидимому берегу,  который,  наверное,
как в сказке про заморские страны.
     Дай волю молодым,  они и  пустились бы в плавание.  Но старшие знают,
что пойменный разлив подобен жизни.  Тут сверху и ровно и гладко. Снизу же
коряги,   затонувшие  деревья.  В  мутной  воде  не  видать  -  заедешь  в
затопленный лес, на мель попадешь. Намокнет товар и совсем пропадет. Челны
шли верной дорогой, вдоль высокого левого берега, коренным руслом.
     Россичей догоняли илвичи.  Эти  были побогаче своих соседей не  одним
числом  родов  и  душ.  Малая  числом воинов илвичская слобода оставляла в
хозяйстве руки.  Гнали  илвичи сто  сорок четыре челна,  полных двенадцать
дюжин.  Больше шести челнов с товаром приходилось у них на род, у россичей
же  не  было и  пяти.  Даже илвичская слобода послала на  торг два  челна.
Доверенный  преемника  Мужилы   вез   товар,   накопленный  промысловатыми
слобожанами.
     Из устья Россавы,  будто сговорившись с соседями о встрече, выплывали
каничи. Они не беднее илвичей: на шесть родов - тридцать девять челнов.
     Челны  у  всех  людей  росского  языка  одинаковые:  однодеревки.  Из
осокоревого бревна или  из  дуба  делают долбленку шагов  тридцать длиной,
борта расшивают тесом внахлестку, крепя доску кленовыми гвоздями. Челны не
широки, в середине до трех с небольшим локтей, двухносые - при такой длине
не везде развернешься.
     Вместе  с  каничскими  собралось  двести  тридцать  челнов.  Не  будь
разлива,  тесновато сделалось бы на реке.  Если зацепить все челны один за
другой, получится вязка длиной в четыре с половиной версты: росская верста
- пятьсот сажен.  В сажени косой -  мера от пальцев левой ноги наискось до
пальцев поднятой вверх правой руки.
     Плыли,  перекликаясь.  Молодые забыли про море,  вглядывались в новые
лица братьев по языку.  А вдали,  на востоке,  в сверкающей мощи разлитого
без  краев Днепра,  уже виделся остров.  Был он  низок,  версты на  четыре
длиной.  В правом краю острова,  за теченьем,  поднимаются высокие стрелки
мачт над высокобортными кораблями. Ромеи уже здесь.
     Гребцы  налегают  на  весла,  росские  челны  пускаются наперегонки с
илвичскими,  каничскими. А восточного берега Днепра нет и нет, за островом
без межи стелются воды, и опять молодые думают о море.
     Великий  Днепр  замедлил  течение.   Он  заперт  теснинами,   которые
начинаются ниже Самарь-реки. Теснины прорезаны хребтистыми скалами. Весной
Днепр топит скалы, вольно течет, захватив берег верст на пять. Ниже теснин
он опять разливается в  море,  к  востоку ровное,  к западу же,  где берег
высок,  Днепр  занимает только низины и  превращает степь в  чудную страну
островов.
     В это время года на Днепре опасны бури. Хорош его простор для разбега
ветров!  Чуть засвежеет -  спеши к берегу,  прячься, если успеешь, и жди с
терпением, коль жизнь тебе дорога. Но другой опасности нет.
     Веснами   мир   владеет   днепровскими  водами.   Половодье  отогнало
степняков,   сиднем  сидит  отощавший  за  зиму  хищный  хазар.  Снизу  от
Евксинского Понта -  Теплого моря безбоязненно поднимаются ромеи.  Сверху,
пользуясь гладкой дорогой каждого ручья,  ставшего речкой,  из своих лесов
сплывают люди  славянского языка.  Плывут  на  торга  славяне  припятские,
верхнеднепровские, сожские северяне, деснинские, сеймовские...
     Торгов  несколько.  Первый большой весенний торг  живет  на  острове,
против Рось-реки.  Песчаный Торжок-остров крут,  его  подмывает вода.  Низ
острова -  ухвостье тянется в  узкую  стрелку.  Старые помнят,  что  ранее
остров был будто чуть дальше.  Рось свой песок бросает к  острову и  тянет
его к  себе.  В  засушливое лето дно между островом и  Росью можно достать
длинным шестом.  С  той стороны Днепр роет пучину,  там -  русло,  здесь -
затонно. Торгуют ромеи и ниже, одним-двумя кораблями они заходят в Сулу, в
Супой.  Там торг малый,  барыш же большой.  Славяне, живущие по тем рекам,
бедны хлебом,  но за товары дают купцам много воску, меду, мехов, кож. Это
дорогие для  ромеев угодья.  Без  ведома хозяев продают купцы один другому
право плавать туда. Все поплывут - цены собьют.
     Второй  большой весенний торг  становится верстах в  полутораста выше
росского устья,  под  гористым берегом Днепра,  верст  на  пятнадцать ниже
слияния Десны с Днепром. Под горой Днепр приглуб, причалы к берегу удобны.


     Мутная  вода  плескала  дымчатую  пену  на  песчаную погость  берега.
Изгибами  бежали  низенькие  ступеньки,   меченные  ломаной  хворостинкой,
мертвой травинкой,  куском древесной коры,  слепившейся метелкой камыша, в
которой ранний дрозд искал себе пищу.
     Илвичи,  россичи и каничи гнали челны к западному берегу острова.  На
мели  гребцы прыгали в  воду,  затаскивали челн подальше на  песок.  Людей
много, нужно - и на руках поднимут.
     Племена приставали стаями,  как птицы. Каждый ставил свои челны тесно
и  прямо,  чтобы занять меньше места.  Так  легче досмотреть за  порядком,
быстрее покажешь товар.
     Все ездившие на Торжок-остров имели здесь свой причал.  Из года в год
челны размещались по неизменному порядку:
     у самой головы острова ставились россавичи, живущие по правому берегу
Россавы, от истока до среднего течения;
     ниже их - славичи, обитающие между верховьем Роси и Ростовицей;
     потом - ростовичи с левого берега Ростовицы-реки;
     за ними - бердичи с верховьев Ростовицы;
     далее - илвичи и россичи;
     последними с Поросья причаливают каничи.
     Всех их семь племен,  именующих себя по-разному. Для других же славян
они,  обитающие по Рось-реке и ее притокам,  - россичи, или руссичи, какой
выговор иным легче дается. Остальные приднепровские славяне, пахари лесных
полян,  плавают на верхний торг, под гору. Так им удобнее, ближе. Ирпичи и
хвастичи  спускаются по  Ирпень-реке,  здвижичи  -  по  Здвиже,  сквиричи,
лазоричи,  ромодане, жуляне, житомичи, бердичи - по Тетерев-реке и Иршени,
ужичи с жеричами -  Уж-рекою.  Горынь-река,  Случь и сама Припять приносят
глевтичей,  казатичей,  жмеричей,  беличей,  чаповичей,  олевичей.  Вятичи
спускаются на  верхний торг по Остру,  Сейму,  Десне и  Снову.  Лишь малая
часть вятичей, живущих на Супой-реке, приходит на Торжок-остров.
     Ромеи тоже из года в год приходят одни на Торжок-остров,  другие - на
верхний торг.
     Езда на  торг для россичей,  как для всех славян,  люба развлечением,
которое краше  сладкого куска.  Уже  вбиты  в  песок перед челнами рогатые
колья.  Горят дрова, привезенные с собой, - на острове растет только хилый
ивняк.  Забрав мутной речной водицы, бросили в котлы запасенную свежинку -
и, забыв голод, пустились тешить глаза.
     Ромейские корабли стояли за островом у стрелки на причальных канатах.
Самый большой корабль ромеев будет немногим длиннее славянского челна,  но
куда шире.  А по высоте борта кажется домом в сравнении с землянкой. А еще
лучше  сказать:   славянский  челн  как  волк  по  сравнению  с  ромейским
быком-кораблем.
     Будто нарочно,  чтобы показать себя на  плаву,  к  острову тянули еще
четыре корабля. Ветер дул не в корму, а в бок, косой парус надувало слева,
но  корабли правили прямо к  острову.  Ратибор понял:  парус тянет в  одну
сторону,  руль упирается в другую,  а корабль между ними движется прямо!..
Умно  плавают ромеи...  На  переднем корабле вдруг уронили с  мачты парус.
Из-за  кормы выскочила лодочка с  двумя гребцами,  за  ней  тянется канат,
тонет,  хлещет  по  воде.  Ромеи  выгребли на  мель,  выскочили в  воду  и
стараются перевернуть посудинку.  Для чего ж? А, там якорь. Тоже правильно
делают, его над лодкой неудобно поднять.
     Еще  несколько усилий -  и  лодка перевернута.  На  корабле подтянули
канат, корабль потащило, но нет, якорь захватил под водой. Кое-где на мели
высовывались якоря других кораблей.  Один как трезубая острога,  но  зубцы
отогнуты в  разные стороны,  другой похож на жернов.  Этот,  видно,  берет
своим весом - свинцовый.
     Ромеи тем временем поставили челночок,  веслом выплеснули воду.  Один
ромей совсем голый,  как  мать родила,  другой в  коротких,  издали видно,
грязных штанах.  Кожа смуглая,  головы черные, на плечах и груди ч+рный же
волос.  Ратибор  жадно  вглядывался в  первых  увиденных  ромеев.  Те  уже
забрались в челнок и быстро приближаются к кораблю.
     Носы  у  корабля высокие,  выгнутые.  У  одного  торчит железный кол.
Наедет -  боднет,  как тур,  проткнет,  как кабан. Синим, желтым и красным
расписаны выпуклые борта.  Корма ниже носа,  но  тоже высока.  К  середине
борта понижаются, однако же до воды остается добрый рост человека. С такой
высокой палубы грести не будешь, в бортах понаделаны дыры для весел.
     Вон стоит воин в блестящих,  как золото,  медных доспехах.  На голове
шлем с гребнем от лба до затылка.
     Вон ромей,  белокурый,  как сам Ратибор,  в белой чистой одежде, пола
закинута на левое плечо,  правая рука и грудь голые. Ромей сделал ладонями
щиток, кричит. Ишь, по-русски желает здоровья.
     Что ж,  Ратибор и другие из молодых здесь впервые, ромеи же по Днепру
поднимаются  каждую  весну.  Вот  и  знают  славянскую  речь,  как  каждый
островок, каждый поворот великой реки. У них, ромеев, таких рек нет.


     День был хотя и весенний,  но жаркий.  На высоком месте острова,  где
сыпучий песок  связан корнями ивняка,  купцы раскидали шатры из  черного и
серого войлока. Для прохлады края шатров были приподняты, виднелись лари с
товаром,  высокие узкие корчаги,  которые ромеи называют амфорами, постели
из  ременных сеток  на  легких  рамках.  На  сетках  войлочные подстилки и
мешочки, набитые пухом. Их ромеи любят класть себе под ухо, когда спят.
     У шатров в песок врыты высокие,  сажени четыре, шесты. Не деревянные,
а  из  особенного тростника.  Он  такой же  коленчатый,  как  росский,  но
твердый,  подобно кости,  и  в  нижних коленах толщиною с руку.  На шестах
большие куски  разрисованных тканей.  Ветер  теребил полотнища,  сразу  не
рассмотришь.  Вглядываясь,  Ратибор узнал орла, разглядел старца с большой
бородой и с сиянием вокруг головы,  женщину в красных одеждах с младенцем.
Были просто кресты: белые на красной ткани, синие - на желтой.
     С  десятком  слобожан Ратибор  провожал старших  в  гости  к  ромеям.
Хозяева ждали  перед шатрами.  Не  успели росские поклониться,  как  ромеи
согнулись еще ниже.  Улыбаются,  рады. Знакомые! Чамота называет несколько
ромеев по  именам,  они  ему  отвечают.  Новички с  любопытством наблюдают
незнакомый им  обряд.  Один  ромей  вышел вперед,  протянул гостям руки  и
сказал по-росски:
     - Торг между нами да будет мирен, незлобив и чист от неправды.
     - Такой  торг  пусть  и  будет,  -  ответил Чамота и  руками коснулся
открытых ладоней купца.
     - Мы  в  том  обещаемся  богом  святым,   вседержителем,   Христом  -
спасителем мира,  - продолжал ромей. Говорил он по-росски, но не все слова
Ратибор понял сразу.  Что за вседержитель, какой это бог и кто мир спасал,
зачем спасал, от кого?
     - Все мы обещаемся, - вразброд повторили остальные купцы, выговаривая
одни чисто,  другие искажая росскую речь.  И  каждый сделал странный жест:
соединив щепотью три  пальца правой руки,  подогнув безымянный и  мизинец,
ромеи  касались сначала лба,  потом  живота,  правого плеча  и  кончали на
левом. Зачем это было?
     - И  мы  вам обещаемся Сварогом,  Перуном,  нашим оружием,  -  сказал
Чамота.
     - Кто клятву нарушит, того да покарает бог, а мы накажем по закону, -
строго сказал ромей.
     - Если кто  из  наших подерется да  обидит ваших,  мы  его подвергнем
расправе по-своему, - подтвердил Чамота.
     Слуги ромеев иль  рабы -  Ратибор не  знал -  бегом тащили из  шатров
легкие сиденьица,  плетенные из тростника.  Ромеи пригласили гостей сесть,
потом уселись сами.  Ратибор заметил,  что почет относится лишь к старшим,
для него и других провожатых сиденья не нашлось. Ему и не хотелось сидеть.
Двое принесли высокую корчагу. Налив большую чашу до верха, один из ромеев
поднес вино гостям,  зачем-то  сам пригубив первым.  Был этот ромей ростом
низок.  Он  ли один такой?  Ратибору ромеи казались мелковаты телом против
россичей.  Руки у ромея были смуглы и волосаты,  как лапы земляного паука,
что роет круглые ямки и ядовито кусается. Звали этого ромея Репартий.


     Тысячи ног истолкли песок -  сапоги и  постолы-калиги тонут в сыпучей
почве.  Размяты сочные  ростки лопушника и  мать-и-мачехи,  обрадовавшиеся
теплу не  ко времени.  Обтерхан,  изломан покорный ивняк,  пахнет дымом от
костров,  на которых кипит, доспевает варево. Тут и свежее мясо, и вяленое
из старых запасов,  и дикая птица,  и рыба, которую добывают и по нужде, и
от  безделья.  Торжище  началось  в  хождениях  ромеев,  в  разговорах  со
старшими.  Молодым делать будто бы  и  нечего.  Вот  и  занимаются охотой,
неводами. Лишнее дарят ромеям как гостям. Торжок-остров - земля росская.
     Варево заманчиво припахивает луком;  лук  для  вкуса  и  цвета кладут
целым,  в пере.  Добавляют побеги молодой лебеды; репы, капусты, моркови и
брюквы уже нет.  Нет муки для подболтки и круп для каши. В градах осталось
немного зерна для малых детей, весь хлеб привезли на Торжок для продажи.
     На росских полянах нет соли. У ромеев мало хлеба. Десятками поколений
ромеи плавают по  Днепру за  хлебом.  Первый торг с  ромеями идет за хлеб.
Первый торг росские ведут за соль.
     Соль дорога.  Сами ромеи,  как  они рассказывают каждому,  кому охота
послушать,  ездят за солью неблизкой дорогой.  Из днепровской узости-горла
они  плывут морем  на  юг.  Плывут вдоль  берега,  потом,  между берегом и
длинным островом Тендрой,  поворачивают на восток. Вода в море соленая, но
не очень.  Плывут,  плывут и  забираются в  тупой конец.  Там море мелкое,
плыть опасно.  Если корабль приткнется на мель, волны побьют его в щепу. В
тупом конце моря - горько-соленые озера. В них вода так густа от соли, что
человека держит высоко и  утонуть нельзя.  А  еще больше соли там лежит на
дне, берега же черные, топкие. Нужно черпаком грести соль, брать в корзину
и нести на корабль. Работа трудная, по плечу самым сильным.
     То  еще  не  беда.  За  солью  приходится ездить с  войском,  у  озер
подстерегают хазары,  гунны,  дикие готы.  Одни  ромеи отбиваются,  другие
спешат грузить соль.
     Ромеи всегда хвалились,  что их соль полита их же кровью.  Иные купцы
показывали рубцы на теле от мечей и  стрел.  Ратибору и другим молодым все
интересно,  все в  новинку.  С  ромеями говорить легко,  они любят слова и
почти все  умеют об®ясняться с  россичами.  "Дело простое;  и  деды  их  и
пращуры торговали со славянами", - думают россичи.
     Ромеи  клянутся  богом-вседержителем,  и  Иисусом  Христом,  и  Девой
Марией,  и росским Сварогом,  что говорят правду и никак не могут уступить
соль дешевле, чем мешок за десять мешков пшеницы или за пятнадцать - овса,
за семь - гороха, за двенадцать - ячменя.
     Больше всего  ромеи гонятся за  хлебом,  стараются узнать,  сколько у
какого рода есть хлеба. Покончив с хлебом, берут пушнину, кожи, воск, мед,
вяленое и копченое мясо, сухую рыбу. За бобра платят пять горстей соли, за
куницу - три, за выдру - две, за десять белок - одну.
     Привозят ромеи и  железо в  крицах,  видом похожих на  низкие хлебцы.
Железо  от  ржавчины густо  мазано  салом.  У  россичей довольно и  своего
железа. Не отказываются они и от ромейского, покупая по сходной цене.


        2

     Для  молодых  длилась  праздность.   Ратибор  хотел  бы  побывать  на
ромейском корабле, но купцы к себе не приглашали и старшин, а навязываться
в гости -  не в честь.  Сами купцы уже не толкались в толпе, толпа же была
немалая.  Десятки сотен людей с®ехались со всей Рось-реки с  притоками и с
того берега Днепра.  Самые дальние из всех,  россавичи и славичи,  первыми
покончили торг.  Набрав соли, взяли они серебра, желтой и красной меди, из
которых свои умельцы наделают браслетов,  серег, перстней, застежек, взяли
красиво окрашенных тонких  женских полотен;  купили стеклянных и  каменных
бус,  тонких ромейских ножей,  железных и костяных игл, пуговиц, мягеньких
сапог,  штанов,  рубах,  которые  ромеи  по-своему  называют туниками либо
хитонами.
     Славянские товары тяжелые и громоздкие -  всего на кораблях купцам не
увезти.  Россавичи и  славичи продали ромеям  часть  челнов.  У  них  своя
выгода.  Верховья быстро мелеют,  уже и теперь до дальних родов плава нет,
придется от воды тащить купленное вьюками и волокушами.  Деревьев много, к
будущему году новые челны легко изготовить.
     Уплыли верхние, свободнее сделалось на Торжке-острове.
     К котлам россичей ходил ромей не такой,  как другие. Был он бос, одет
в  длинный  неподрубленный хитон  черного  полотна  и  без  цветной каймы.
Подпоясан не красным шнурком или ремнем,  как купцы, а веревкой. Его звали
Деметрий. У Деметрия было одно украшение, и носил-то он его не как люди, а
под одеждой на  груди.  Но  не  скрывал.  Беседуя,  Деметрий порой вынимал
тяжелый серебряный крест  с  выпуклым распятым человеком и  целовал его  в
подтверждение истины своих слов. Говорил же он по-росски понятно.
     В   то   утро,   собрав  бездельных  россичей,   Деметрий  им  что-то
рассказывал.  Ратибор подошел,  лег на песок,  слушал. Ромей говорил почти
нараспев, внятным голосом:
     - ...Отпустив народ,  он  взошел на  гору помолиться и  ночью остался
один.  А  лодка была уже на  середине моря,  и  ее било волной,  ветер был
сильный.  В четвертую ночную стражу пошел к ним Иисус, ступая по волнам. И
ученики его,  увидя его из лодки,  говорили:  "Это призрак", - и от страха
закричали.
     "Трус  кричит от  страха",  -  подумал Ратибор.  Но  рассказ Деметрия
захватил его. Что будет дальше?
     - Иисус сказал:  "Ободритесь,  это я",  -  продолжал Деметрий. - Петр
сказал ему:  "Боже,  если это ты,  повели мне идти к  тебе по  воде".  Бог
сказал:  "Иди". И, выйдя из челна, Петр пошел по воде навстречу Иисусу. Но
испугался,  и  вода перестала его держать,  расступилась,  он провалился и
начал тонуть.  Иисус тотчас поддержал его и сказал:  "Маловерный, зачем ты
усомнился?!" И тогда они оба вошли в челн...
     Не ожидая продолжения,  Ратибор поднялся. Днепр тек свободно, широко.
Старый крутой берег был одет в  зелень цветущего леса.  До сих пор Ратибор
думал,  что  человек в  воде  может только плавать,  отталкиваясь руками и
ногами.  Бегают водяные пауки,  озерные курочки на широких лапках. Значит,
могут ходить и люди?! Ратибор просто не знал этого.
     Он  ступил на отлогий бережок,  на твердый и  гладкий от влаги песок.
Сейчас и вода показалась ему плотной,  единой,  будто земля.  По ней можно
ходить!
     Ратибор вспомнил сны -  он  летал,  сделав усилие,  забываемое утром.
Летать труднее,  чем  ходить по  воде.  Он  почувствовал себя  и  легким и
сильным. Прямо к тому берегу, над водой. По силе, по ловкости он никому не
уступит.  Он не слабее того Иисуса.  Просто, так просто - стремись вверх и
прямо к тому берегу!
     Незаметно для себя поднимаясь на носки,  Ратибор ступил шаг,  второй.
Лишь  погрузившись до  половины голени,  он  опомнился.  За  его  попыткой
следило,  как он увидел, много глаз. Вероятно, и у других мысли были такие
же. Удайся ему - сразу нашлись бы подражатели!
     Ратибор скрыл гнев,  затаил разочарование,  как  бывало при неудачной
стреле,  при  безуспешном состязании на  мечах или саблях.  Он  встретился
глазами с Деметрием.  Ромей глядел странно;  будь Ратибор старше,  будь он
спокойнее,  он прочел бы на лице Деметрия разочарование.  Ромей ждал чуда,
молился  за  Ратибора.  Какие  обращения в  истинную  веру  обещала  удача
варвара!..
     Справившись с  собой,  ромей продолжал проповедь.  Ратибор не  слушал
больше.  На мокрые сапоги налип песок... Но ведь он, Ратибор, не трус, как
тот ромей Петр.  Вода! Он ник