, рождаются тела
богинь, дочерей Океана.
     Этот человек ничего не знал только о чудесах.  Все было естественно и
просто -  земля населена живыми существами,  как  небо звездами.  Бык  мог
оказаться богом, по прихоти принявшим облик торжествующей плоти. Следовало
благоразумно отвернуться,  чтобы не  проявить низкое любопытство.  Толстый
уж,  лениво уползший за камень,  мог вернуться старцем в  благожелательных
морщинах улыбки - сделай вид, что не понял, не уловил тайну метаморфозы. В
крике ворона звучало предупреждение, а полет коршунов таил пророчество для
судеб не одного смертного, а целого народа.
     Родной залив пришельца,  горы привычных ему очертаний,  долину, холмы
населяли, кроме обычных, и особенные существа. Здесь, в новом месте, тоже,
наверное,   жили  свои  боги,   герои,   видения.  Необходимы  внимание  и
осторожность, дабы не оскорбить одних, не обидеть других.
     Где-то мирно,  по-домашнему,  лает собака.  А вот в роще вечнозеленых
дубов каменное здание с двумя колоннами.  Легко догадаться -  одна в честь
Европы,  другая - ее сестры. С обрывистого берега видна вода, напоминающая
великий разлив великой реки.  А  за  ней -  земля,  которая носит название
женщины - Азии. Здесь кончилась страна Европы. Внизу у моря ждет челн.
     Пора принести жертву местным богам,  и путник,  войдя в скромный храм
Босфора, склоняется перед алтарем. Жрец или рыбак приносит петуха, голубя,
может быть -  рыбу. Пламя уносит запах жертвы, которым наслаждаются боги и
питаются  тени  героев.  Хозяин  и  гость  по-братски  делят  между  собой
жертвенное мясо,  потому что в  те  времена воинственный палестинский бог,
ограничиваясь  властью  над  одним  малочисленным народом,  еще  не  успел
заразить нетерпимостью другие.  Прочие боги,  из  которых иные  были  куда
кровожаднее Единого Всевышнего, меньше его боялись соперников.
     В  дар  храму  путник приносил серебряный кружочек,  кусок бронзы или
железа или  еще  что-либо.  Боги  берут дань  от  достатка людей,  а  вещи
изменяют цену.  Меняются и боги в течении реки времен. Кажется только, что
никогда не изменялись имена двух женщин-сестер,  Европы и Азии.  Несколько
звуков  в  неистощимой памяти  о  единстве людей-потомков.  Имена  умерших
нельзя изменить.
     Редко кто бросает очаг и богов очага из одного любопытства.
     Жрец и  путник,  воздав должное покровителям,  обменивались полезными
сведениями.  Звучали слова,  обозначающие лен,  кожи,  масло, зерно, воск,
амбру, сало... Тревожное наслаждение путешественника соединялось с мыслями
о выгоде торговли.
     В мире,  населенном видениями и богами, так же нужно знать цены вещей
и выгоды обмена.
     Когда эллины попросили Аполлона Дельфийского указать место для  новой
колонии, бог ответил:
     - Против жилища слепцов.
     Тогда на  азиатском берегу уже сидели в  городке Халкедоне выходцы из
Мегары. Они "проглядели" великолепную бухту на противоположном европейском
берегу, названную впоследствии Золотым Рогом.
     Не будем оспаривать предания былых дней...
     Удачно сев на торговых путях,  Византия, обладательница естественного
порта,   названного  по  праву  Золотым,  быстро  затмила  Халкедон.  Роще
священных   кипарисов   на    холме    пришлось   уступать   свое    место
акрополю-крепости, хранилищу монет, товаров и - богов.
     Дальновидно избрав лучший город Востока для новой столицы,  император
Константин,  подражая Ромулу,  сам  наметил черту  новой  городской стены.
Наметил не  плугом,  как,  по  преданию,  Ромул обозначил границы будущего
Рима,  а  копьем,  на расстоянии сорока стадий от оконечности полуострова.
Вскоре стене пришлось отступить еще на шесть стадий.
     Не  стало хода  случайным путникам -  Европу разлучили с  Азией.  Сто
сорок  боевых башен  защищали стену,  перепоясавшую перешеек.  Восемьдесят
башен стерегли стену,  закрывшую город от моря.  Башни эти были поставлены
не так тесно,  как на сухопутье,  -  лишь там,  где,  по мнению стратегов,
возможна высадка врага. Хочешь мира - готовься к войне. Моря воды утекли с
того дня,  когда кто-то первым сказал эти слова.  Много лет было и  другим
словам: "человек человеку - волк", - когда возводились византийские стены.
     Сделавшись   Вторым    Римом,    старая   Византия   перестраивалась.
Воздвигались арки для  новых акведуков,  назначенных поить новые цистерны,
соперничающие размерами с мандракиями* новых портов.  На конце полуострова
уселась крепость Власти - Священный Палатий базилевсов. Собрание дворцов и
храмов,  соединенных  крытыми  переходами,  домов  охранных  войск,  жилищ
избранных  сановников,   складов,  садов.  Также  и  обиталищ  прислуги  и
работников,  плотных и тесных, как осиные соты, кухонь, спален для гостей,
конюшен  простых  и  конюшен роскошных,  хранилищ явной  и  тайной  казны,
погребов и  тюрем рядом с  погребами и  под погребами -  всего,  что нужно
Священному Палатию,  чтобы  действовать,  есть,  пить  и  спать на  пользу
империи  и  по  этикету,  приличному обители  Божественных и  Единственных
владык империи.
     _______________
          * М а н д р а к и й - буквально: загон для овец.  Это слово было
     принято для обозначения закрытых портов, для замкнутых искусственными
     молами акваторий.

     Константин и первые базилевсы обязывали знатных людей переселяться во
Второй  Рим.  Простым  людям  были  обещаны  даровой хлеб,  легкая  жизнь,
ежедневные развлечения ипподрома и театров. Ко времени базилевса Юстиниана
Византия  вмещала  около  ста  мириадов  жителей  -   почти  один  миллион
подданных, считая и рабов.
     Особенно много стараний было приложено к украшению Второго Рима.  Вся
империя совершенно добровольно,  как  это  бывает  в  империях,  выполняла
строгие эдикты любимых базилевсов.  В Византию из Италии, Эллады, Египта и
других  провинций  плыли  колонны,  обделанные плиты  порфиров,  сиенитов,
базальта,  мрамора всех цветов.  О  статуях не приходится и  говорить.  Их
красота,  иной раз,  ускользнув от  топоров фанатиков-христиан,  прельщала
христианских  владык.  Общественное мнение  обезвредило  мрамор.  Пошло  и
дальше:  христианки,  легкомысленные в  общении с мужчинами,  остерегались
целомудренной статуи язычницы Венеры.  Каждый византиец знал,  что однажды
ветер  грубо сорвал платье с  распущенной родственницы одной из  базилисс,
неосмотрительно прошедшей в опасной близости от бывшей богини любви.
     Но -  при всей стойкости преданий - люди забывчивы. Тезей и Геркулесы
переименовывались в  Георгия,  победителя  дракона.  Неразлучные Кастор  и
Поллукс -  в  святых врачевателей Козьму и Дамиана,  а Дионис -  в святого
Дионисия.  Явился  святой Вакхий,  тезка  веселого бога  вина.  Аполлон на
колеснице Зари подошел для пророка Илии, живым взятого на небо.
     Производились необходимые переделки статуй, срезались атрибуты богов,
все эти нечестивые гроздья винограда, лиры, дубины... Попорченные места на
мраморе,   как  и  старые  легенды,   отшлифовывались  по-новому.  Кое-что
приделывали на железных креплениях. И когда штифты, распухнув от ржавчины,
сбрасывали добавки, привычка была уже создана.


        2

     В  первые годы  правления базилевса Льва Первого трое молодых людей в
числе многих пришли в  Византию за  счастьем.  По  месту рождения они были
иллирийцы,  что же касается племени, то этим они и сами не интересовались,
как пустяком,  не имеющим никакого значения в империи.  Об®яснялись они на
диалекте,  распространенном среди чуждых грамоте земледельцев, смешном, но
все  же  понятном  для  основного  населения  многоязычной  Византии,  где
господствовали речь и письменность эллинов.
     Старшему из  них,  Юстину,  было,  по  его собственному мнению,  года
двадцать два,  двое других считали себя младшими.  Всем им  равно приелась
жизнь в  труде и беспросветной бедности.  Юстину удалось захватить с собой
короткую шубу из  кислых овчин,  запасся он  дубиной на  случай встречи со
зверем - человек нищему не страшен - и украл из отцовской кладовки немного
хлеба,  чтобы хватило хоть на  первые дни.  Да  и  хлеб-то  был землистый,
колкий  от  неотвеянной  половы,  переделанный из  размоченных  сухарей  с
примесью горсти  свежей  муки  для  связи.  Не  благословение -  проклятия
родителей напутствовали сына.  Силачом вырос,  спина  прямая,  руками вола
свернет, но обманул, бросил стариков беззащитными перед жалкой дряхлостью,
под розгой сборщика налогов.  Не ждать ему счастья.  Самим Христом сказано
было,  что  лишь  чтущему отца  и  мать  своих  бог  пошлет блага земные и
долговечную жизнь.
     В горных местах не только люди -  и звери ходят не там,  где хотелось
бы, и, конечно, не прямо, но раз навсегда повинуясь горам. Тропой, которая
и  сегодня  ведет  человека  с  одного  хребта  на  другой,   ходили  люди
тысячелетия тому назад. И так же, как тогда, путь прекрасен тому, для кого
он  нов  и  -  коль впереди светит надежда.  Двадцать пять дней ходьбы для
человека без ноши отделяли Юстина от Византии. Необходимость добывать пищу
удлиняла дорогу.  Для невзыскательных людей все годилось.  Украденная овца
или  коза  была  сущим  благословением бога.  Нанявшись на  три-четыре дня
ворочать камни, бродяги обеспечивали себя на неделю.
     Искатели удачи  знали  великую  разницу между  войсками палатийскими,
расположенными во  Втором Риме,  и  войсками провинциальными,  охранявшими
границы  империи.  Чтобы  наняться в  провинциальный отряд,  не  следовало
тащиться так далеко.  Но на границе хуже платили.  А случаев потерять руку
или ногу находилось больше, чем желательно разумному человеку.
     Византия оглушила пришельцев.  Они  робко  бродили около Палатия,  не
решаясь приблизиться,  они  страдали от  сознания своего  ничтожества,  их
мучило  непонятное разочарование.  В  страшном  городе  они  не  рисковали
красть,  хотя  для  этого,  казалось,  достаточно было протянуть руку.  На
третий день  изголодавшийся Юстин,  втершись в  свиту какого-то  патрикия,
решился влезть в Палатий.
     Юстин  вернулся  уже  в  сумерки,   когда  товарищи  успели  мысленно
похоронить его.  Юстин не  только был сыт,  но покровительственно приказал
товарищам следовать за ним. С этого часа о дальнейшей судьбе его спутников
ничего не известно,  что вовсе не значит,  что с ними приключилось дурное.
Просто из многих существований сохранились описания лишь выдающихся.
     Высокий ростом,  с  фигурой и  могучей и красивой,  с приятным лицом,
Юстин  был  зачислен  в   палатийское  войско.   Позднее  базилевс  Зенон,
прозванный Исаврянином,  включил Юстина в  состав своих  избранных солдат.
Они назывались ипаспистами,  то есть копьеносцами, щитоносцами, - гвардией
базилевса или  его  полководцев.  Из  этих  людей,  которые были  известны
поименно,   способности  которых  проявлялись  на  глазах  их  повелителя,
избирались начальники отрядов и командующие армиями.
     После   смерти   Исаврянина  его   соотечественники  причинили  много
беспокойств империи и  новому базилевсу Анастасию.  Юстин оказался в числе
начальствующих  в   войске  ромеев,   вторгнувшихся  в   Исаврию  -   горы
Малоазийского Тавра.
     В  этом  же  походе  Юстин  был  обвинен командующим Иоанном Киртом -
Горбачом  в  расхищении  добычи,  заключен  в  тюрьму,  но  вскоре  обелен
полностью. Случай в свое время был известен малому числу лиц. В дальнейшем
ничто не мешало возвышению Юстина на службе в Палатии.
     Недоразумение между командующим и подчиненным через многие годы стало
многозначительной легендой,  в  которую люди сумели вложить свой взгляд на
бога и власть, выразив его в символах времени. Вопреки опасности обвинения
в оскорблении базилевса - шпионы кишели - подданные рассказывали:
     - Не  просто Иоанн  Кирт  помиловал виновного Юстина,  но,  повинуясь
призраку,  который  повелел  вернуть свободу и  не  преследовать человека,
избранного сосудом для выполнения воли божьей... - И добавляли: - Страшное
видение грозило Кирту карами в  этой жизни и в той за противодействие воле
божьей,  ибо бог, исполнившись гнева на империю, хочет использовать Юстина
и его близких как орудия наказания людей...
     После   исаврийского  похода   базилевс   Анастасий  поставил  Юстина
префектом всех палатийских войск, конных и пеших. На торжественном наречии
Палатия эта  должность именовалась "комес  доместикорум милитум эквитум эт
педитум".  Из  греко-латинского слова "комес" в  дальнейшем франки сделали
слово "конт" -  "граф".  Анастасий доверял Юстину -  власть и  возможности
палатийского префекта были велики. Как в Первом Риме префект преторианцев,
византийский  комес  доместикорум,   выказав  себя  мятежником,   мог   бы
распорядиться и  престолом.  Уже  старик,  Юстин  научился плавать в  мути
дворцовых омутов,  угрем  ускользая от  интриг  коварных фаворитов,  вечно
озлобленных евнухов,  избегал вмешиваться в распри духовенства, сдобренные
фанатичными спорами  о  сущности  бога  и  о  взаимоотношениях сил  внутри
христианской троицы.
     Споры о  тонкостях вероисповедных догм  происходили не  только в  дни
Юстина.  В  первые века христианской империи и  в дальнейшем прения о вере
стоили жизни многим миллионам подданных Второго Рима.
     Церковники подозревали базилевса  Анастасия  в  ереси  монофизитства,
распространенной в  азиатских  владениях  империи  и  среди  византийского
плебса.  Монофизиты исповедовали, что в личности Христа слилось и божеское
и  человеческое.  Правящая  Церковь  сочла  правильной  усложненную  догму
Никейского и  Халкедонского соборов,  требовавшую веровать,  что  эти  два
начала соединены в  Христе нераздельно,  но неслиянно.  В  пользу ловкости
Юстина  говорит то,  что  он  был  известен Византии как  истовый кафолик,
приверженец Правящей Церкви.
     В  массах  христиан была  распространена уверенность в  том,  что  от
правильности исповедания зависит,  в  аду или в раю протечет жизнь вечная.
При  общей вере в  загробную жизнь только редкие единицы умели отвернуться
от  вопроса о  догме.  Из-за догмы возник мятеж в  Александрии.  Население
перебило гарнизон. Патриарх Протерий был растерзан:
     - Из-за твоего неправильного исповедания мы все пойдем в ад!
     В  год смерти базилевса Анастасия Юстину исполнилось семьдесят восемь
лет.   Старец  префект  уже  давно  вызвал  родственников  из  иллирийских
захолустьев,   и   его  племянник  Юстиниан  не   только  получил  хорошее
образование, но и проделал некоторую дорогу на государственной службе.
     В  Византии  родовая  преемственность престола  не  предусматривалась
законом и  не  существовала в  сознании подданных.  Брал  власть тот,  кто
одолевал.   Но  самодержавие  само  по  себе  никем  не  оспаривалось.  За
исключением некоторых ничтожных по  своему  числу  и  влиянию образованных
людей,  кому  еще  мерещились отжившие  призраки  олигархических республик
былой Эллады и старого Рима,  массам подданных единовластие представлялось
естественным состоянием государства. Хорош или плох базилевс? Такой вопрос
еще   мог  возникнуть  у   подданных  империи.   Но   никто  и   нигде  не
противопоставлял самодержавию иную систему правления.
     У  постели  умирающего  Анастасия  евнух  Амантий,   носивший  звание
блюстителя  священной  опочивальни -  министр  внутренних  дел  позднейших
времен,  -  назвал преемника и вручил бесстрастному старцу префекту Юстину
несколько тысяч  фунтов золотой монеты для  покупки доброй воли  дворцовых
войск.  В казне базилевса лежало триста тысяч фунтов драгоценного металла:
Анастасий был бережлив.
     В  сопровождении сорока  человек,  из  которых  каждый  нес  мешок  с
кентинарием -  ста фунтами золота, Юстин устроил смотр палатийских отрядов
и  купил  их  в  свою  пользу.  Потом резали опасных для  нового базилевса
сановников,    под    благовидным   предлогом   вызывали   из    провинции
неблагонадежных полководцев,  которым сначала льстили,  а  затем  убивали.
Происходило обычнейшее очищение среди сановников,  как сотни раз бывало до
Юстина, как повторялось и после него в течение многих веков.
     В   самой  Византии  новый  базилевс  был  принят  с   благословением
кафолического духовенства.  Провинции также  приняли нового  базилевса,  и
резня ограничилась пределами Палатия.  Свой человек,  племянник базилевса,
Юстиниан был об®явлен полководцем Востока.  Он не водил войска -  базилевс
был стар и  не  следовало отлучаться из города.  Юстиниан выбрал несколько
начальников,   которым   доверялись   военные   действия;   осторожный   и
дальновидный,  племянник  базилевса  предпочел  бы  проиграть  войну,  чем
сосредоточить опасное главнокомандование в  одних и твердых руках.  С этих
лет становятся особенно очевидны усилия автократоров поддерживать в армиях
рознь, спасительную для прочности престолов.
     Базилевс  Юстин,   пользуясь  верноподданнической  помощью   квестора
Прокла,  подписывал пурпурной краской эдикты,  обводя  вырезы в  золотой -
обязательно  золотой!  -  дощечке.    Вырезы  изображали  латинское  слово
"л е г и", что значит: "я прочел".  Неграмотный  базилевс  ничего  не  мог
прочесть, традиционная формула лгала, что, впрочем, бывало в той или  иной
форме чаще, чем  привыкли  думать  подданные.  Квестор  Прокл  славился  в
Палатии безупречной честностью, которая  проще  обычной,  ибо  заключается
лишь в беспрекословном исполнении приказаний и в отсутствии своего мнения.
К тому же  интересы  неграмотного  дяди  зорко  охранял  весьма  грамотный
племянник - Соправитель.
     На   ипподроме  византийцев  развлекали  пышными   и   захватывающими
состязаниями, играми, представлениями.
     Вперемежку с  конскими бегами подданные услаждались травлей медведей,
африканских львов, пантер, диких нубийских быков. Щедро раздавались хлеб и
деньги.  Византия счастливо чествовала нового правителя, сменившего скупца
Анастасия, который наполнил казну для непрошеных преемников.
     Суета  сует  и   всяческая  суета,   как  сказал  древний  повелитель
Палестины, один из богатейших владык своего времени.


        3

     Власть упрочилась. Именно тогда, в первые месяцы упоения ею, только с
течением  лет  делающегося  привычным,  во  время  богослужения  в  старой
базилике Софии Премудрости,  в  паутинно-серых струях ладана,  в созвучных
песнопениях хора,  Соправителю явилось лицо женщины. В Византии было много
красавиц,  но  это лицо,  особенное,  показалось Юстиниану цветком водяной
лилии,  поднявшимся в тумане над болотом. Соправитель осведомился. История
Феодоры,   изложенная  в  закругленных  фразах  евнуха,  не  удовлетворила
любопытства Юстиниана. Дальнейшие действия Соправителя были тайны, как ход
червя под землей. О них ничего не известно.
     Зато  подробно,  очень точно,  с  дней раннего детства известна жизнь
женщины, навсегда пленившей базилевса Юстиниана.
     В  христианской империи  конские  бега  заменили бой  гладиаторов,  и
арена* вытянулась в овал ипподрома. Византийский ипподром своими размерами
превзошел  римский   Колизей   Колоссальный.   Под   амфитеатром  каменных
скамей-трибун скрывался маленький город:  клетки для диких зверей, травлей
которых  зрители-христиане  столь  же   увлекались,   как   их   языческие
предшественники,  конюшни,  склады,  жилье для прислуги.  В этом пропахшем
нечистотами мирке и родилась Феодора, но это ей не в упрек.
     _______________
          * А р е н а - песок (лат.).

     Акакий,  отец будущей базилиссы, служил смотрителем зверей прасинов -
зеленых,   одной  из  "партий  ипподрома".   Акакий  занимался  и  уборкой
ипподрома.
     Корзины для  мусора наполнялись не  одними об®едками,  пригодными для
кормежки  зверей  и  собственного потребления уборщиков.  Находились целые
фрукты,  печенье, хлебцы, куски жареного и вяленого мяса, сала, подходящие
для продажи*. В мусоре попадались монеты, драгоценности, гребни, флаконы с
ароматами -  все,  что могут потерять люди,