рациозно  спрыгнула  на  тротуар  с  высокой  подножки,
рассчиталась с  извозчиком и,  оглядевшись по сторонам, вошла в низкую дверь
под  фигурным  железным  козырьком.  На  синей  фанерной  вывеске значилось:
"Кафе-кондитерская  "Мотылек".  По  пятницам  и  субботам  -  театр-кабаре".
Многопрофильное заведение. Но сегодня лишь среда.
     Вдали над крышами обшарпанных  одно-  и  двухэтажных домов возвышалось,
все  в электрических  огнях,  десятиэтажное строение,  как его  до  сих  пор
называют по  старорежимному  -  "Дом  Нирензее", -  самое  высокое здание  в
Москве, почти  небоскреб, сверху донизу  забитое  всевозможными конторами  и
трестами.
     Чтобы переодеться, мне потребовалась минута. Сбросить  кожаную куртку и
фуражку,  поверх  черного  свитера  с высоким воротом набросить висевший  на
крючке  в  салоне  ражий верблюжий  пиджак. На  голову -  английское кепи  с
длинным козырьком и  пристегнутыми  на макушке  большой  пуговицей откидными
клапанами.
     Нижняя часть костюма - клетчатые бриджи и коричневые ботинки  "шимми" с
крагами - вполне избранному стилю соответствовала. Настоящий франт по меркам
идущего к концу двадцать четвертого года.
     Еще  минута,  чтобы  отклеить пышные  буденовские усы, убрать смоченной
одеколоном ваткой следы клея с верхней губы.
     - Ну так а мне что теперь делать? - спросил мой молчаливый  напарник. -
Тебе про меня никакой команды не было?
     - А у тебя что,  собственных  инструкций на сей счет нет? -  ответил  я
вопросом на  вопрос. Он в  очередной  раз  промолчал,  ожидая  чего-то более
конкретного.
     - Тогда, для подстраховки,  подежурь поблизости. Чтобы  и  дверь кабака
видел и машину. Я вряд  ли там  долго  задержусь.  Сядем с ней в машину, вот
тогда свободен...
     -  А вдруг там второй выход,  и дамочка уже тю-тю?.. -  вдруг  высказал
гипотезу "командир".
     -  Типун   тебе  на  язык!  Накаркаешь  еще...  -  встревоженный  такой
возможностью я поспешил к двери.
     На  верхней  ступеньке круто  спускающейся  вниз  каменной  лестницы  я
подзадержался, чтобы стряхнуть с кепки капли дождя и осмотреться. Здесь она,
слава Богу! Никуда не делась. Потом начал спускаться.
     В  первой  комнате,  скорее  -  небольшом  зальчике,  помещались  шесть
четырехместных  столиков. Пол  и  стены  обтянуты шинельным сукном бордового
оттенка. Несколько керосиново-калильных  фонарей-бра тихо шипели и разливали
вокруг довольно яркий желтоватый свет.
     Противоположная  от  входа  стена  занята  заполненной  многочисленными
бутылками,   стаканами  и  пивными  кружками   буфетной  стойкой  с  широким
деревянным прилавком перед ней.
     На этом фоне выделялись два цветовых пятна - белое и васильковое. Белой
была куртка  буфетчика, голубым -  платье женщины, облокотившейся на стойку.
Ее плащ и пальто висели (единственные) на крючке в утопленной  в  стену нише
рядом с лестницей, саквояж прислонился к ножке столика в самом дальнем углу.
     -... пускай будет яичница, лишь бы горячее. Я очень замерзла, - услышал
я произнесенные с едва уловимым акцентом слова  женщины. Подошел к стойке  и
слегка,  поскольку мы были незнакомы, поклонился в пространство.  Присел  на
высокий табурет, в отличие от тех, к которым привык дома, - не вертящийся, а
обычный деревянный, на четырех довольно грубых ножках.
     Буфетчик, пожилой не  то армянин,  не то еврей, подвинул женщине полный
стакан красного вина, обернулся ко мне, вопросительно поднял бровь:
     - Чего изволите?
     -  Большую  рюмку  водки, - поискал глазами  в застекленной  витрине  с
закусками. - Бутерброды. Один с балыком, один с сыром...
     Буфетчик  исполнил   заказ  стремительно   и  четко,  но  с  совершенно
равнодушным выражением лица. - Полтинничек с вас. Еще заказывать будете?
     По  здешним  ценам  полтинник за  рюмку  водку - очень дорого.  Уверен,
видимо, что по такой погоде я в  другое заведение не  побегу. Но меня это не
волнует, в кармане, как  у матерого спекулянта, приличная пачечка червонцев,
только успевай разменивать на серебряную и медную мелочь. Я мельком взглянул
в желтоватые, навыкате глаза армянина.
     Папаша, наверное, и кокаином,  и девочками  приторговывает,  должен все
понимать. И на желания клиентов реагировать четко...
     Положил  перед  собой  два  серебряных рубля.  Один лег  орлом,  другой
решкой.  Вместо  орла  -  замахнувшийся  кувалдой  пролетарий.  И  мгновенно
вспомнился Артур. На острове. Меня даже слегка передернуло. Не к ночи  будет
помянут,  подумал я и сделал пальцами левой руки "рога", отгоняющие нечистую
силу. Посмотрел в спину отходящей к своему столику женщины, легким движением
головы указал на деньги, на  самого  буфетчика и на дверь в углу за стойкой.
Постучал пальцем по стеклу наручных часов.
     - Селяночку бы по-извозчичьи  или  бефстроганов с соломкой... Очищенной
графинчик.
     Армянин равнодушно  смел  со стола  монеты в  полуоткрытый ящик, кивнул
головой.
     - Сейчас даме  заказ приготовлю. Потом вашим  займусь. Порционные блюда
полчаса готовить. Устроит?
     - Лишь бы вкусно было, и час ждать можно... А пока и бутерброды сойдут.
Дайте мне еще два с икрой, черной и красной.
     За трудовой день я порядочно проголодался и с удовольствием дождался бы
горячей селянки, но вряд ли успею.
     Буфетчик,  который,  похоже,  за  отсутствием клиентов работал  здесь и
поваром, и за официанта, вышел, шаркая ногами.
     Я осмотрелся внимательнее, изучая театр предстоящих действий. Слева, за
полуотдернутой  занавеской, дверь  в другой зал,  побольше, сейчас  пустой и
полутемный,   с  небольшой   эстрадкой  у   стены.  Там,  очевидно,  и  дают
представления по уик-эндам.  Больше ничего примечательного.  Окна маленькие,
зарешеченные, под  самым потолком.  Опыт  научил меня  обращать  внимание на
такие детали.
     Неожиданно похоже  на  моего друга Резо, только там у него имитация под
старину,  а  здесь самая старина в натуре и  есть, только таковой  для всех,
кроме меня, не является.
     Теперь  можно обратить должное  внимание  и на женщину, раз  я собрался
сыграть роль "искателя приключений".
     Либо она  очень  уверена в  себе,  либо отвыкла  в своих заграницах  от
советских реалий,  плохо  представляет, каково  в  Москве  с  преступностью.
Явилась  она  в подозрительное место, в глухом переулке,  осталась наедине с
незнакомыми мужчиной и совсем не нервничает.
     А ведь хороша, ей - Богу, хороша. Лет  25-28 на вид или около этого. По
здешним  меркам -  выше  среднего  роста,  не худая,  скорее  наоборот,  как
говорится, "в теле", но при этом  стройная и подтянутая, губы и  глаза почти
не   накрашены,   густые  пепельные   волосы  подстрижены  в   "каре",  едва
прикрывающие уши. Сидит, опустив глаза на  стакан,  из  которого только  что
сделала длинный глоток.
     Очень  похоже на сюжет кого-то из  импрессионистов.  "Абсент", кажется.
Только  дама там потаскана и стара, а эта - совсем напротив. С моей  позиции
видно,  что   край  модного,  по-европейски   короткого  и  разрезом  платья
приоткрывает округлое  колено в светло коричневом... да фильдеперсовом,  так
здесь  называется,  чулке. Блестящие черные ботинки на шнуровке  до середины
тугой голени.
     В профиль да в неярком керосиновом свете большего не разглядеть.
     Вот еще  что - на  пальце  правой руки что-то поблескивает. Обручальное
кольцо, а может, просто перстень.
     Непонятно только, каких она кровей - русская из эмигрантов, латышка или
остзейская немка?  По  нескольким  словам  догадаться  трудно,  но  акцентик
улавливается.
     Внешний  осмотр занял несколько секунд.  Гораздо  меньше, чем рассказ о
нем.  Вывод - познакомиться не проблема. Тип  чувственной женщины, готовой к
приключениям. Даже сторонний наблюдатель, окажись  он  здесь, не удивился бы
поползновению,  тем  более  что  и сам я выглядел  мужчиной  легкомысленным,
падким на "вечерних бабочек".
     Куда  сложнее было бы  работать, окажись моей партнершей  дамочка  типа
"синий чулок" или краснеющая от любого мужского взгляда институтка.
     А эта явно ждет встречи,  только вот подходу ли я под нарисованный в ее
воображении типаж или же нет?
     Вошел в кафе я с ней практически одновременно, настоящий связник так бы
не поступил, сначала выждал, осмотрелся. И вообще вид у меня слишком броский
для тайного агента-связника. Главное -  рост неподходящий. В здешней системе
измерений  - 11 вершков.  Подразумевается - сверх двух аршин. Дюйм  в дюйм с
государем   Николаем  Первым   (Павловичем).  С  таким   ростом   только   в
кавалергардах или кирасирах служили. Конкретно я - исходя из возраста и типа
лица - мог до революции быть не иначе как гвардейским офицером.
     Слава  Богу, теперь здесь за это не расстреливают, но все равно смотрят
косо. Если ты офицер, то отчего не уехал на Юг, а если не уехал, то не шпион
ли  ты?  Эрго  -  ни один благоразумный бывший офицер  в  шпионы не  пойдет.
Скорее, если ему  так нравится соввласть, пойдет  служить  по специальности.
Или в спекулянты. Так  что женщина меня должна  принять все  же за  ухажера,
брезгующего проститутками, но готового соблазнить "порядочную женщину".
     Я  выпил   половину  стограммовой  рюмки,   неторопливо  жевал  в  меру
солоноватый балык, демонстрируя  безразличие  к окружающему,  она потягивала
свое  вино,  тоже  как бы не  замечая  моего присутствия, но пару  брошенных
искоса взглядов я все же поймал. Психологически у женщины трудная ситуация.
     Сидеть  с каменным  лицом и  одновременно пить вино  вроде бы глупо,  а
начнешь  смотреть  по  сторонам,  непременно  наткнешься  на  взгляд  чужого
мужчины, который может принять это за приглашение к действию...
     Но и мне  для завязки знакомства  нужен  какой-то  нетривиальный прием.
Совершенно не похожий  на то, что может  предпринять как ожидаемый  связник,
так и гэпэушный филер.
     Например... Женщина держала  свой стакан на уровне подбородка, обхватив
его  у  основания  лишь  большим  и средним пальцами.  Я собрался с силами и
внезапно  посмотрел  ей прямо  в глаза  особыми образом,  когда она все-таки
подняла голову, устав от неподвижности своей позы. Стекло, ударившись о край
стола, зазвенело тонко и жалобно.
     - Ох, простите, я не хотел... - и, выхватив из кармана платок, принялся
вытирать лужицу вина, уже готовую пролиться со стола ей на колени.
     На звон разбитого стакана из двери в кухню выглянул буфетчик.
     - Получите за посудинку. И новый бокал вина даме. Того же самого или..?
Извините, что там у вас было? - обратился я к ней.
     - Мадера... - еще не придя в себя, тихо ответила женщина.
     - Одну мадеру...
     Восточный человек невозмутимо  поставил на  столик  отнюдь  не бокал, а
такой  тонкий, с морозным  рисунком стакан,  налитый  до золоченой  риски по
краю,  бросил  в отвисший карман куртки  очередной целковый и  снова  исчез,
чтобы принести наконец даме ее яичницу.
     Я со своей недопитой  рюмкой, вполне естественно, подсел  за  столик  к
женщине.
     Она еще несколько секунд  молча и  будто бы с недоумением  смотрела  на
темно-золотистое, как  хороший  чай,  вино.  Все  произошло  как-то  слишком
стремительно, и дама пыталась понять, что же  здесь случилось, но получалось
у нее  плохо.  Я догадывался,  что  ей  хотелось  бы  встать и уйти  от того
непонятного, что принес с собой странный человек в безвкусном костюме.
     Но расчет был правильный - любопытство оказалось сильнее. И голод тоже.
     - Извините, -  сказала она, быстро отделила  вилкой  (держа ее  в левой
руке)  и  с®ела  несколько  кусочков  пузырящейся  и  шкварчашей  яичницы  с
колечками деревенской колбасы.  Действительно наголодалась в дороге. Сделала
не по-женски длинный глоток вина. Промокнула губы салфеткой.
     - Ведь это я уронила стакан. Почему  же  вы  просили у  меня прощения и
сами заплатили?
     Да, акцент у нее скорее всего прибалтийский,  но это может  быть просто
оттого, что долго там живет, часто говорит на местном или нарочито  ломаном,
чтобы лучше быть понятой аборигенами,  русском языке.  Со  мной  тоже  такое
бывало.
     Я допил  чересчур, на мой вкус,  резкую  водку, отодвинул пустую рюмку.
Снова посмотрел в большие, зеленовато-карие глаза, смущенно улыбнулся.
     -  Видите ли... - начал я. Сначала  мне нужно было заморочить ей голову
совершенно   неправдоподобной   и  не  очень  логически  вязаной  болтовней,
изображая интеллигентного,  не слишком трезвого  ловеласа,  дождаться, когда
агентесса начнет в конце концов нервничать в ожидании "настоящего связного",
понять, как она найдет действовать, увидев, что он не появляется.
     Так  прошел почти час.  Но дама оставалась спокойной. Слушала,  кивала,
улыбалась время  от времени, приподнимая тонкую  бровь, пару  раз пропустила
мимо ушей предложение назвать  свое имя и лишь на третий нехотя сказала, что
ее зовут Людмила.
     Все заказанное нами  было с®едено и выпито, оставаться в кафе больше не
имело видимого смысла.
     И   тут,   словно  бы  мне  в   помощь,   по  лестнице  скатилась  вниз
разнузданно-шумная  компания  здешней "золотой молодежи". Трое штатских,  по
виду - студентов или юных нэпманов, два красных командира  с  незначительной
геометрией  на  петлицах   и  две  порядочно  пьяные  девушки,  но  явно  не
проститутки,  слишком хорошо  одеты  и говорят  на  правильном  литературном
языке.
     Где-то  уже прилично гульнули и  забрели добавить в случайно попавшееся
на глаза заведение.
     На нас они внимания не  обратили, потребовали  вина и фруктов и тут же,
перебивая  друг  друга,  затеяли  или  продолжили  ранее  начатый   спор.  Я
прислушался.  Юноша с узким,  даже  при керосиновом освещении бледным  лицом
доказывал,  что  в  Москве  начинается  народное восстание,  которое  сметет
гнусный  советский  режим  и  позволит  наконец воссоединиться  с  настоящей
демократической  Россией,  а   командир  с  тремя   рубиновыми  квадратиками
возражал,  что  восстание, если  и  состоится,  то  будет  как  раз  истинно
социалистическим,    против    оппортунистов,    евреев   и    разложившихся
комбюрократов, за  ленинский военный коммунизм.  Все тот же  расклад мнений,
что и целом по Москве.
     - Дураки  вы все, - неожиданно звонким голосом заявила девушка с сильно
накрашенными глазами. - Мой папа сказал, что первым делом  нужно  перевешать
хамов,  и  красных  и  белых,  а  потом  пригласить  на  царство  принца  из
Ганноверской  династии.  Без  варягов,  в данном случае англичан  и  немцев,
России  -...... ! - И она отчетливо  произнесла известное слово,  означающее
окончательный конец.
     Все  захохотали и  громко  сдвинули стаканы. Изумительная сценка. Такая
полярность политических  взглядов  и  такая  в  то  же  время  эмоциональная
близость.  Второй  командир, чином  помладше,  с  одним  квадратиком,  обнял
девушку и чмокнул ее в щечку.
     - Ох  ты же и.... ,  Ленка! За  что  и  люблю. На  кой....  они нам все
сдались, действительно? Уехать бы отсюда  в Царьград, что ли?  Поедем?  А  с
этим пора кончать, я им больше служить не  намерен... - Одной рукой он полез
девушке  под юбку, а второй  начал  отдирать с малиновых  петлиц свои  знаки
различия. - Все равно завтра...
     - Заткнись! - тихо  сказала  вторая девушка, и  непонятно  было,  к его
непристойностям это относилось или к чему-то другому.
     Моя спутница  явно  забеспокоилась. Испугалась, что это провокация или,
наоборот, что  на крамольные речи сейчас ворвутся красные опричники и начнут
хватать всех подряд.
     Она  спросила,  который  час, и тут же сказала, что ей  пора. Мол у нее
была  здесь назначена встреча  с  сестрой или  ее  мужем, но  никто так и не
пришел...
     - Тогда позвольте вас проводить.  На  улицах неспокойно.  А уж ночью...
обычно просто раздевают,  да  и  то лишь до белья, но  теперь может  быть  и
хуже...
     Она посмотрела на меня испуганно.
     -  Простите молодые люди, - обратился  я к  соседям,  - вы  не слышали,
комендантский час еще не ввели? Мы, знаете ли, приезжие...
     Ротный командир посмотрел на меня неожиданно трезвыми глазами.
     - Да кому же его вводить? Троцкий в штаны  наложил, в Кремле заперся, а
остальные... - он  махнул рукой и презрительно  хмыкнул.  - Тем не менее  по
улицам бродить  не  советую. Присоединяйтесь к нам,  до  утра перекантуемся.
Если денег нет - не вопрос, угощаем...
     - Благодарю за приглашение, но...
     - А если "но", так и вали со своей бабой, - грубо предложил до сей поры
молчавший юноша в пенсне. Можно было  дать  ему по  шее, но  драка  в кабаке
сейчас не входила в мои планы, и я лишь молча поклонился.
     ...  Я уже  стоял,  держа  в  руках  ее пальто, а  она  вдруг замялась,
засмущалась,  попросила извинения, поставила саквояж  и скрылась за дверью в
глубокой  нише  слева от буфетной  стойки. Я поразился,  насколько  мало  за
разделяющие нас годы изменилась женская психология. Обычно точно так же вели
себя девушки во  времена моей  молодости,  когда в общественном месте  у них
случалась  внезапная  неполадка в  интимных  деталях  туалета  или  возникла
непреодолимая потребность посетить означенное заведение.
     ...  На  крутой  лестнице,  пропустив  Людмилу  вперед  и  приотстав на
несколько ступенек, я успел рассмотреть  ее  ноги в удобном ракурсе. На это,
как  считают  психологи,   и  должен   прежде  всего  обращать  внимание   в
заинтересовавшей  его  женщине.  То,  что открылось  моим  глазам, было  как
говорится, "на любителя".
     И икры  полноваты, и  тем более  бедра.  Или  она толканием  ядра долго
занималась? Но длина, форма,  плавность линий выдержаны  вполне. Толстой  ее
никак не назовешь. В каком-то старом романе я вычитал выражение: "аппетитная
женщина". Возможно, в виду имелся именно такой типаж.
     Интересно, почувствовала она все-таки во мне "контактера", а  если нет,
то  почему  согласилась, чтобы я  ее  проводил? Вышло контрольное  время?  И
только? А куда ей, в общем-то, деваться? На улице дождь стал еще сильнее, да
вдобавок поднялся ветер.
     - У меня здесь автомобиль, - сказал я. - Вас подвести?
     - Если  вы  будете  так  любезны.  Да  ведь мне,  честно говоря, и идти
особенно некуда. Сестра, к которой я уже второй год обещала приехать, да все
визы получить не могла, меня  на вокзале не встретила, сообщила телеграммой,
что будет ждать  здесь, - это единственное место, где мы с ней несколько раз
бывали, и  вот... Неужели с ней что-нибудь случилось?  Боюсь подумать... Тут
действительно  назревают  серьезные   беспорядки?  Еще  в  поезде  проводник
говорил,  что в  Москве положение как в  семнадцатом  году  пред октябрьским
переворотом...
     -  Не берусь судить, я в городе  тоже недавно. Слышали, что наши соседи
говорили?  У  большевиков  назревает очередная крупная разборка. А  что же к
сестрице по домашнему адресу не поехали?
     Людмила грустно улыбнулась, пожала плечами.
     - Я ей писала "до  востребования". Лиза говорила, что часто  приходится
менять квартиры, да еще письма из-за границы  соседи  воруют, думают, в  них
валюту можно найти.
     - И где работает, не знаете?
     -   Не   знаю,   -  развела  руками.   -   Может   быть,  соблаговолите
порекомендовать не слишком дорогую и приличную  гостиницу? Остановлюсь там и
буду каждый день ходить на Главпочтамт, оставлю там записку...
     -  С  удовольствием. Может  быть,  не  гостиницу даже,  а меблированные
комнаты? Знаю такие. Без суеты и случайных людей. Их содержит бывшая актриса
императорских театров. Принимает постояльцев только по рекомендации...
     Мы уже ехали, разбрызгивая лужи, по  Страстному бульвару в сторону сада
Эрмитаж,  где на  углу  Каретного и  Лихова  переулков  находилась  одна  из
указанных на всякий подобный случай Александром Ивановичем явочных квартир.
     -  Только  скажите  ради  Бога,  не затрудняю ли  я вас, - спохватилась
Людмила. Женщина смущенно развела руками.
     - Р