кивнул. Рукояткой трости  сдвинул
вверх широкополую шляпу, извлек из жилетного  кармана  большие  и  плоские
золотые часы, щелкнул крышкой.
     - Время обеденное. Если вы знаете  поблизости  ПО-НАСТОЯЩЕМУ  ХОРОШИЙ
ресторан, то проводите нас, за бокалом чего-нибудь холодного  и  игристого
говорить будет не в пример удобнее.
     Басманов именно в этот момент вдруг понял, нет, скорее  почувствовал,
что схватил, наконец, бога за бороду, удача все же нашла его, и нужно быть
последним олухом, чтобы теперь ее упустить!
     И действительно, дальше все пошло, как в волшебной  сказке.  Накрытый
жестяной от крахмала скатертью столик,  забытое  уже  ощущение  тяжелой  и
твердой книжки меню в руках, подогретые тарелки с дюжиной  ножей  и  вилок
вокруг, серебро и хрусталь. Ему уже давно казалось, что  ничего  этого  не
существует на свете, по крайней мере - с  весны  шестнадцатого,  когда  он
последний раз ужинал в Петербурге у Донона. А вот, оказывается, что  есть,
и руки сами вспомнили, что и как брать с тарелок и подносов, какая вилка и
какой нож для чего. Басманов даже отметил, что его благодетели как  бы  ни
хуже его ориентируются за столом.
     Выпив подряд три рюмки английской горькой под икру, селедку и паштет,
он окончательно повеселел  и  приободрился,  расстегнул  верхнюю  пуговицу
кителя и вновь закурил папиросу из предупредительно  открытого  перед  ним
портсигара.
     - Ну а теперь, в ожидании горячего,  не  откажитесь  кое-что  о  себе
рассказать. Что вы человек  из  общества,  нам  понятно,  но  хотелось  бы
поподробнее. Кстати, вы не потомок известного Василия Басманова, соратника
князя Курбского?
     - В какой-то мере. Побочная  ветвь...  А  так  что  же  рассказывать?
Пожалуй, я один из последних  настоящих  кадровых  офицеров.  Михайловское
артиллерийское окончил в четырнадцатом. Знаменитый "царский выпуск"...
     Он вдруг с удивлением посмотрел на своих собеседников.
     - Господи, а ведь  всего  шесть  лет  прошло!  Только-то?  -  капитан
пригорюнился, и Шульгин вновь наполнил его рюмку.
     - У нас, конечно, жизнь была не такая насыщенная, -  сказал  Новиков,
когда Басманов закончил свою эпопею. - Хотя  повоевать  тоже  довелось.  В
Трансваале...
     Басманов недоверчиво приподнял бровь.
     - Сколько же вам тогда было лет?
     - Не так и мало, по семнадцать. Знаете, как оно  бывает  -  юношеские
порывы, тяга к приключениям...  Из  дома  убегать,  правда,  не  пришлось,
гимназию, семь классов, мы закончили. Поездом до Одессы, потом пароходом в
Неаполь,  и  так  далее...  -  рассказ   Новикова,   изредка   прерываемый
официантом, напоминал романы Буссенара и  Жаколио,  в  нем  нашлось  место
необыкновенным  приключениям,  боям  с  англичанами  на   стороне   буров,
скитаниям по Южной Африке после падения Трансвааля и Оранжевой, стычкам  с
зулусами,  работе  на  алмазных  приисках,  охоте  на  львов  и,  наконец,
непременной в авантюрных  романах  удаче  -  открытию  невероятно  богатой
алмазной трубки...
     Басманов подозревал, что авантюрист с веселыми глазами и  не  слишком
правильной русской речью многое  недоговаривает  и  многое  приукрашивает,
отдельные места его повествования звучат слишком уж литературно, но сейчас
его это мало смущало. Да будь он хоть чертом, хоть дьяволом,  хоть  беглым
каторжником, пусть говорит, что хочет! Если угощает  прекрасным  обедом  и
заплатит за "упущенную выгоду". А если предложит принять участие  в  самом
сомнительном деле - соглашусь, на улицу грабить уж,  наверное,  не  пошлет
или девочками в Галате торговать, не того полета птица, а остальное  -  не
страшно. Да хоть бы и надсмотрщиком на плантации, или на  те  же  алмазные
прииски!
     - А как вы расцениваете шансы Вооруженных сил  Юга  России?  -  вдруг
спросил Шульгин, когда Новиков закончил  говорить  и  начал  разливать  по
рюмкам послеобеденный "Мартель".
     - Как вам сказать? Если бы закрепиться на хорошо защищенных  позициях
и начать  с  красными  мирные  переговоры...  Хотя  бы  до  зимы  получить
передышку. Потом привести войска  в  порядок,  и  можно  снова  наступать.
Только не на Москву, а на Одессу и Екатеринослав. Стабилизировать фронт, и
пусть там большевички у себя дохнут с голоду! А  в  общем,  не  знаю...  -
Басманов безнадежно махнул рукой.
     Ему  действительно  все  надоело,  и  не  хотелось  даже  сейчас,   в
приподнятом алкоголем  и  сытостью  настроении  тешить  себя  столько  раз
обманувшими надеждами. Куда интереснее было прямо в лоб спросить, что  они
имеют ему предложить? Но  по-прежнему  гордость  пересиливала  нетерпение.
Сами скажут, рано или поздно, даже лучше, если поздно,  можно  пока  здесь
сидеть, в уюте и прохладе, налить еще рюмку, положить поверх масла и  икры
ломтик чеддера, выпить, медленно разжевать...
     Официант, тоже, наверное, в прошлом офицер,  только  турецкой  армии,
судя по выправке и холодно-замкнутому выражению янычарского  лица,  принес
сигары и кофе.
     "Сочувствую, бедолага, - подумал Басманов, - каково  мне  было  бы  в
Петербурге, в "Медведе" немцам прислуживать? А  вон  в  "Казачьем  курене"
войсковой старшина  на  балалайке  играет"...  -  Для  себя  он  должность
официанта  считал  зазорной,  и,  будь  такая  предложена,  скорее   всего
отказался бы, несмотря на очевидные  выгоды.  Все  еще  было  впереди  для
господ офицеров...
     - Так давайте, наконец, перейдем к делу, - сказал Новиков, раскуривая
сигару  и  с  сомнением  принюхиваясь,  как   бы   подозревая   фальшивку,
прикинувшуюся настоящей "Короной". - Нам нужно  подобрать  сотню  надежных
людей, вот вроде вас, имеющих боевой опыт, знающих, как говорят в  Техасе,
что делать по любую  сторону  от  мушки,  здоровых,  умеренно  пьющих,  не
имеющих садистских наклонностей, желательно - хорошо образованных, готовых
отправиться  в  любую  часть  света  для  участия   в   весьма   необычном
предприятии...
     - Уж не в иностранный ли легион вы  вербуете?  -  стараясь  отчетливо
выговаривать слова, спросил Басманов.  Происходящее  неожиданно  напомнило
ему о временах и нравах Столетней войны, когда вот  так  же  мобилизовали,
предварительно напоив, в армию многочисленных королей и  герцогов.  Только
там это происходило в грязных трактирах, а  не  в  дорогих  ресторанах.  -
Воевать мне, признаться, давно обрыдло...
     - Ну, куда и зачем -  это  отдельный  разговор.  Но  уж  никак  не  в
иностранный. Просто для примера  -  вдруг  у  меня  собственное  маленькое
княжество и мне требуется личная офицерская гвардия. Дружина, так сказать.
А чтобы вы не испытывали сомнения в... чистоте  наших  намерений,  давайте
так условимся. Сейчас расстанемся. Вы хорошо все обдумаете, посоветуетесь,
если есть с кем, и, если согласитесь поступить к нам  на  службу,  придете
завтра в это время сюда же.
     Столик к обеду для вас будет заказан. В случае согласия первой  вашей
задачей будет, как я уже сказал, подбор подходящих  нам  людей.  В  случае
успеха  можете  рассчитывать  на  достаточно  высокую  должность,   вполне
соответствующую вашей квалификации и опыту.
     Желательно, чтобы люди, которых вы найдете, были вам лично  известны,
поскольку вам же с ними и служить. Впрочем, окончательное решение мы будем
принимать сами.  Вы,  конечно,  вольны  отказаться  прямо  сейчас.  Однако
советую подумать. А в качестве  компенсации  за  нарушенные  планы  и  для
доказательства серьезности наших намерений - возьмите...
     При этих словах Шульгин опустил руку под пиджак и,  повозившись  там,
положил на стол обернутый в плотную синюю бумагу цилиндрик.
     И слегка подтолкнул по скатерти к Басманову.
     Тот не сразу догадался, что  ему  предложено,  лишь  через  несколько
секунд узнал стандартную упаковку Государственного банка.
     Сто золотых десятирублевок!
     Он смотрел на стол и не мог заставить себя протянуть руку.
     - Берите, берите, не нужно привлекать внимания. Я не  слишком  хорошо
представляю себе сегодняшний курс, но... исходя из  старых  представлений,
думаю, что офицеру и дворянину предложить меньше просто неприлично... -  с
улыбкой сказал Новиков, а Шульгин добавил:
     - Конечно,  если  мы  договоримся,  ваше  денежное  содержание  будет
существенно больше. Ну а если не согласитесь, у вас будет время  подобрать
себе занятие по вкусу...
     ...Сочтя сегодняшние планы выполненными, Андрей с Шульгиным позволили
себе  послеобеденную  прогулку.  Не  отягощенную  никакими  сверхзадачами,
бесцельную, а  оттого  и  приятную.  Шульгин  до  сих  пор,  по  известным
причинам, не имел  возможности  постранствовать  во  времени,  не  считая,
конечно, участия в  проводимом  Сильвией  "эксперименте".  Теперь  же  он,
наконец,  в  своем  подлинном  физическом  облике  шел  по  улице  города,
исчезнувшего за десятилетия до его рождения, потому  что  этот  султанский
Константинополь, сохранивший явные черты средневековья,  имел  очень  мало
общего с американизированным Стамбулом конца века. Но, поскольку Шульгин в
своей  первой  жизни  так  и  не  сподобился  попасть   за   границу,   то
специфические ощущения путешественника по времени, столь ярко пережитые  и
описанные   Берестиным,   сильно   смазывались   эмоциями    обыкновенного
загрантуриста.
     Босфор и Мраморное море, минареты, путаница кривых  и  узких  улочек,
взбирающихся  на  крутые  прибрежные   холмы,   запахи,   распространяемые
бесчисленными мангалами,  ароматный  пар  из  кофеен,  разноязыкий  гомон,
силуэты линкоров союзной эскадры, без всякой пользы второй уже год дымящей
ка рейде, будто  не  зная,  что  делать  со  своими  четырнадцатидюймовыми
пушками, ржавеющий корпус разоруженного "Гебена", знаменитого своим  лихим
прорывом в Дарданеллы и рейдами по Черному морю - столько  всего  довелось
увидеть за несколько часов, что на "Валгаллу" друзья вернулись измученными
и отупевшими от впечатлений, но прежде всего - от почти  непереносимого  с
непривычки многолюдья.
     Следующий день обещал быть не менее  трудным.  Пожалуй,  даже  более:
Новиков планировал не только встретиться с Басмановым, но еще  и  поискать
нужных людей в совсем других социальных слоях и группах эмиграции.
     Басманов спускался по крутому  переулку  вниз,  к  Галатскому  мосту,
возле которого снимал койку на веранде у толстого унылого грека. В  голове
у капитана шумело, а мысли разбегались, как испуганные светом тараканы.  И
он никак не мог сосчитать в лирах и  пиастрах,  сколько  же  это  будет  -
тысяча золотых рублей? Выходило  слишком  уж  много.  Хватит  и  приличную
комнату снять, отдельную, и приодеться, и в хорошее  дело  со  своим  паем
вступить, да просто жить не меньше года безбедно, а за год, ой, как  много
чего может перемениться... А может, купить в посольстве визу и  махнуть  в
Париж?
     Все теперь можно!
     Подобного душевного  под®ема  он  не  испытывал  со  дня  выпуска  из
училища.
     А ведь еще утром он, как  последний  извозчик,  о  паре  поганых  лир
мечтал... Есть, есть правда  на  свете!  Вот  никому  не  повезло,  а  ему
повезло! Потому, что он заслужил! Воевал пять лет, живота не щадя, жил три
месяца, как собака  подзаборная,  перед  каждой  сволочью  унижался...  Но
теперь все! Теперь пусть передо мной стоят на задних лапках...
     Потом его мысли изменили направление.  Если  эти  двое  так  запросто
сунули ему столько без всякой расписки, то каким же может  быть  настоящее
жалованье?
     Подпоручик до  войны  получал  на  круг  пятьдесят  рублей  в  месяц,
штабс-капитан - восемьдесят четыре. Да если будут платить  хоть  втрое  от
задатка, это, считай, довоенное генеральское. А по нынешнему, да перевести
золото в бумажки? Правда, неизвестно, куда пошлют служить.  В  Африку?  Да
хоть и в Африку! На слонах ездить будем. С неграми воевать? А хоть бы и  с
неграми! Небось, не хуже, чем с большевиками.
     Все, решено - завтра как штык! Лет-то  всего-навсего  двадцать  семь,
когда и мир посмотреть! А кого бы это с собой для начала прихватить?
     Капитан увидел на углу покосившегося деревянного  дома  с  нависающим
над улицей балконом вывеску менялы. Приостановился,  не  вынимая  руки  из
кармана, расковырял упаковку,  ногтем  подцепил  тонкий  кружок.  Медленно
раскрыл перед глазами ладонь - а ну как наваждение, солнце напекло  голову
с голодухи? Но  на  ладони  действительно  поблескивала  новенькая  монета
благородного темно-желтого цвета со знакомым, чуть курносым профилем.
     Усатый  турок  в  феске  долго  прищелкивал  языком,  вертел  монету,
пробовал на зуб, кажется, даже обнюхивал. Потом быстро бросил  в  ящик  и,
что-то недовольно  бормоча,  вывалил  на  прилавок  целую  груду  мятых  и
засаленных лир.
     - Сколько? - спросил капитан.  Турок  опять  залопотал.  -  А,  морда
басурманская,  никак  по-русски  не  научишься!  -  добродушно   выругался
Басманов и так, комом сунул деньги в карман. Обманул  -  на  обманул,  все
равно много, он столько и в руках никогда не держал.
     На  следующем  углу,   у   старьевщика-черкеса,   по-русски   кое-как
соображавшего, которому многие беженцы загоняли свои вещи, капитан сначала
за пятнадцать лир (а за мои десять дал, скотина) купил  неплохие  наручные
часы, а  потом  поманил  торговца  пальцем.  Когда  тот  перегнулся  через
прилавок, Басманов сказал тихо, но значительно:
     - Револьвер нужен. Русский. Наган. С патронами. Понимаешь?
     Черкес замахал руками, заклекотал гортанно, мешая русские, черкесские
и турецкие слова, но капитан, не слушая, показал ему  из  кулака  золотой.
Старьевщик мгновенно успокоился и показал в ответ два пальца.
     - Ты что, с ума сошел? Он до войны двенадцать рублей стоил, а  сейчас
этого добра... Червонец, или я пошел...
     Черкес обежал прилавок и загородил выход из лавки.
     - Есть, есть револьвер. Хороший, большой, сейчас показать будем.
     Увидев товар, Басманов насмешливо сплюнул.  Здоровенный,  до  белизны
затертый полицейский "Смит-Вессон".
     - Бери, хороший, как ружье бьет, довольный будешь...
     - Я сказал - наган! Нету - я пошел...
     Или черкес не понимал  в  оружии,  или  действительно  не  располагал
наганами, но через полчаса азартного  торга  Басманов  вышел  из  лавки  с
бельгийским "Браунингом" второй  номер  в  заднем  кармане  брюк,  оставив
взамен червонец и еще десять лир.
     Теперь  он  окончательно  ощущал  себя  в  своей  тарелке.  Не  шваль
беженская, а снова боевой офицер, с деньгами, под хмельком и при оружии.
     Не зная, где придется ему  ночевать  уже  завтра,  он  тем  не  менее
заплатил греку за неделю вперед - "В  карты  выиграл,  да?"  -  равнодушно
спросил тот, принимая деньги, -  и  перенес  свой  вещмешок  с  веранды  в
крошечную, но с крепкой дверью каморку в мансарде,  из  полукруглого  окна
которой было видно море. Сверток с монетами он спрятал в щель за плинтусом
- мало ли что может случиться в ночных портовых трущобах,  и  неторопливо,
заложив руки за спину, словно не по  грязному  переулку,  а  по  Дворцовой
набережной, направился в "Казачий курень", где ежевечерне  собирались  для
тоскливого "веселья" и обмена  информацией  такие  же,  как  он,  "обломки
великой империи".
     Через  час,  в  отгороженном  грязноватыми   занавесками   "отдельном
кабинете" он, потребовав вместо вечной рыбы глазунью с колбасой,  разливал
по стаканам рыжий контрабандный коньяк и  начинал  осторожный  разговор  с
двумя  полузнакомыми  поручиками-дроздовцами,  ошалевшими  от  неожиданной
щедрости Басманова. Теперь уже он выступал в роли графа Монте-Кристо...
     Поручики эти сумели устроиться на работу по разоружению  и  демонтажу
береговых батарей, и по десять часов  в  сутки  вытаскивали  из  погребов,
протирали, смазывали  и  паковали  в  ящики  одиннадцатидюймовые  снаряды.
Платили им по три лиры в день, а сама работа успела  смертельно  надоесть,
выматывались они страшно и  без  чарки  "дузика"  почти  не  могли  спать.
Поэтому намек Басманова  на  возможную  работу  "по  специальности"  юноши
приняли с восторгом.
     ...В ресторан капитан явился за десять минут до назначенного времени,
тщательно  выбритый,  пахнущий  настоящим  "Вежеталем",  в  начищенных   у
мальчишки-курда сапогах. Сел за указанный ему столик и спросил оранжаду со
льдом.
     Точно в час в Дверном проеме обозначился Александр Иванович.  На  сей
раз он был один. Но такой же элегантный и непонятно веселый, как вчера.
     - Ну, вот и прекрасно, что пришли. Я в общем и не сомневался, в людях
редко ошибаюсь. Да и чего бы вам отказываться? Совсем молодой человек, вся
жизнь впереди, когда и ставить последний  рубль  ребром?  Хотя  другой  на
вашем месте вполне мог загулять суток  на  трое  или  просто  смыться.  От
добра, мол, добра не ищут. Ну ладно, это я так...
     Он протянул Басманову портсигар, но тот с  достоинством  отказался  и
закурил собственную "Месаксуди". Снова довольно хмыкнув, Шульгин перешел к
делу.
     - Так, Михаил  Федорович,  будем  считать,  на  первую  должность  вы
приняты. Будете у нас, так сказать, начальником  отдела  кадров.  Повторяю
задачу... - Он перечислил вчерашние требования к кандидатам и  добавил:  -
Только давайте без альтруизма. Я все понимаю, могут быть случаи -  хочется
помочь человеку, отчаянное положение, голодные дети... Так лучше вы  прямо
скажите,  кому-то  кое-что  можно  просто  выделить  из  представительских
сумм... А в целом исходите из того, что с выбранным вами человеком вам  же
и придется, скажем, в разведку идти, десять верст  с  пулеметом  на  плече
бежать по песку или джунглям, ну и все  тому  подобное.  А  вдруг  у  него
дыхания не хватит, струсит, вас же или товарища раненого бросит, да просто
скандален, неуживчив, к мордобою склонен... Надеюсь, все понятно?
     Тогда  далее.  Очень  нас  интересуют   люди,   умеющие   автомобилем
управлять,  на  мотоцикле  ездить,  вообще  к  технике  причастные.   Если
авиаторов найдете - совсем  чудесно.  Ну  там  артиллеристы,  пулеметчики,
специалисты по штыковому бою  -  само  собой.  Особая  статья  -  кадровые
штабисты, лучше даже - генштабисты с полным курсом Академии...  Для  таких
требования к здоровью могут быть и помягче.
     "Черт возьми, - думал Басманов, - так они что, действительно  империю
в дебрях Африки основать задумали? Размах, однако! Что ж, тем интереснее".
Но вслух ничего не сказал, только кивал понимающе.
     - Оклад содержания лично вам  определим  для  начала  в  три  тысячи.
Золотом, естественно. Знаете, - доверительно понизил голос  Шульгин,  -  я
как-то не слишком верю в бумажки, пусть это даже фунты. Согласны?
     Как он мог быть не согласен? Все это выходило за пределы самых смелых
и горячечных мечтаний. А вдали, в таком случае, вырисовываются перспективы
совсем уже  сказочные.  Он  вспомнил  о  матери  и  сестре,  оставшихся  в
Петрограде. Последний раз они  виделись  зимой  восемнадцатого,  и  больше
известий от них Басманов не имел.
     Об ужасах, что творили большевики в столице,  он  слышал  немало,  но
надеялся, что родных террор не коснулся. В конце концов о том, что он  жив
и ушел к Корнилову, не знал никто, кроме самых  близких  родственников,  а
две безобидные женщины ЦК вряд ли заинтересуют.
     Ну, если все образуется, имея деньги,  можно  будет  через  Финляндию
пробраться в Питер и как-нибудь их разыскать...
     ...Началась его работа. В наскоро оборудованной под контору  квартире
в первом этаже большого и запущенного дома неподалеку  от  Долма-Бахче.  В
приемной сидела барышня-машинистка из беженок, в  прошлом  бестужевка,  не
успевшая дойти до панели, поскольку ее отец сбежал из Одессы вовремя и  не
с пустыми руками. В кабинете Басманова  стоял  большой  обшарпанный  стол,
несколько стульев и, для солидности, желтое шведское бюро с  кучей  пустых
коленкоровых папок. Для выдачи авансов он получил под отчет  десять  тысяч
рублей и право испрашивать сколько потребуется, в зависимости от  гр