свои
намерения. Вместо тех слов, которые он собирался  сказать  и  за  которыми
наверняка последовал бы очередной спор, и не обязательно по  делу,  а  так
ради удовлетворения собственных амбиций, Дмитрий сказал совсем другое.
     - А что, господа, не надоело ли нам это крепостное сидение? Все  одно
и то же, все в тех же стенах. Не  пора  ли  проветриться?  Я  тут  намедни
местечко одно присмотрел - для шашлыков изумительное. По-моему,  с  самого
начала мы на природе в полном составе  не  отдыхали.  Заодно  и  поужинаем
по-человечески... Тем более что и тучи вроде расходятся...
     - Что, прямо сейчас?
     - Именно. Долго ли собраться?..
     На самом деле, не прошло и часа, как, загрузив в рюкзаки и сумки все,
что    требуется    для    непритязательного    пикника,    соответственно
экипировавшись, по-студенчески шумная компания вывалилась из  ворот  Замка
и, прогремев шагами по легкому подвесному мосту, погрузилась в  окружавшую
высокие стены осеннюю темноту.
     Предводительствующий Воронцов включил мощный аккумуляторный фонарь и,
громко предупреждая о неровностях рельефа, повел свою  команду  в  сторону
гудящего прибоем берега.
     Место он  действительно  отыскал  отменное  -  густая  сосновая  роща
вплотную примыкала к каменистому пляжу,  мачтовые,  почти  совсем  как  на
Валгалле, сосны окружали небольшую полянку,  по  краю  которой  журчала  и
серебрилась под лучом света прозрачная мелкая речушка. Гул  набегающих  на
берег волн смешивался с шумом ветра в невидимых кронах деревьев.
     И никакой проблемы с дровами для  костра  -  вся  земля  вокруг  была
усыпана до звона сухими сучьями и огромными, в два кулака шишками.
     Еще через полчаса на  поляне  пылало  сразу  два  костра  -  в  целях
скорейшего получения нужного количества угольев, а также и  для  освещения
фронта работ. Берестин, Левашов и Новиков собирали и стаскивали в кучу все
новые и новые охапки дров - сухая сосна  горела  со  скоростью  соломы,  а
пикник намечался долгий;  женщины  накрывали  стол  на  большом  полотнище
брезента. Второе полотнище натянули сверху - на случай дождя. Воронцов  же
с Шульгиным занялись самым ответственным делом -  приготовлением  шашлыка.
Если имеется парное мясо совсем молоденького барашка, хорошее сухое вино и
необходимые приправы, процесс занимает совсем немного времени, но  требует
тщательности и своего рода таланта. Ибо настоящий шашлык - совсем не то же
самое, что поджаренная на углях баранина.
     Присев на теплый валун за пределами освещаемого костром пространства,
глядя на веселую суету друзей, Новиков в очередной раз не мог  не  оценить
воронцовского экспромта. В том, что  имел  место  действительно  экспромт,
Андрей не сомневался,  он  наблюдал  за  лицом  Дмитрия,  видел,  как  тот
колеблется, собираясь сказать нечто  неожиданное,  и  даже  готовился  его
прервать, слишком уж  неустойчива  была  общая  атмосфера,  и  легко  было
вызвать новую волну неконтролируемых негативных  эмоций.  Вот  что  значит
врожденный талант, никогда человек  не  изучал  тонкостей  психологии,  но
интуитивные его решения почти всегда  безукоризненны.  Неплохо  бы  теперь
выяснить, что же он все-таки собирался сказать...
     И все же Андрей решил не думать сейчас на "служебные" темы.  В  конце
концов, сам он тоже не железный, и тоже, имеет право хоть сегодня сбросить
с себя так называемую ответственность. Хоть до утра забыть обо  всем,  как
следует выпить и  закусить,  повалять  дурака,  непринужденно  пошутить  с
девушками, вспомнить к случаю пару анекдотов.
     Кстати, тыщу лет никто в  этой  компании  не  рассказывал  анекдотов.
Плохой, между прочим, признак. Немедленно нужно выдать что-нибудь смешное,
и желательно поглупее.
     - Леш, ты гитару не забыл? - окликнул  Берестина  Воронцов,  закончив
раскладывать вод малиново пылающими углями шампуры и вытирая разгоряченное
лицо.
     - Как можно...
     - Да я тут вспомнил один текст,  подходящий  к  случаю.  Пока  шашлык
доспевает, можно изобразить...
     - У Андрея хлеб отбиваешь?
     - Куда уж мне. Я так, по-любительски...
     Пока Воронцов настраивал на  свой  вкус  гитару,  Шульгин  разлил  по
об®емистым серебряным чаркам  почти  черное  греческое  вино,  терпкое  от
виноградной смолы и растертой в порошок коры старых лоз.
     - Дураки мы все, братья и сестры, - меланхолически заявил он и тут же
пояснил свою мысль: - Не ценили на Валгалле своего счастья. Сколько  таких
ночей зря пропустили...
     - Ничего, - утешил его Берестин, - еще не вечер.  И  такие  будут,  и
лучше, ежели...
     - Что - ежели?
     - Ежели дураками больше не будем...
     - Да-а, зверски  тонкая  мысль.  Эрго  -  бибамус!  [следовательно  -
выпьем! (лат.)]
     Воронцов обычно избегал петь перед публикой, особенно  в  присутствии
гораздо более сильных исполнителей, как, скажем, Новиков, но слух  у  него
был неплохой, да и  голос  вполне  подходящий,  чтобы  в  разгар  сурового
мужского застолья заставить  умолкнуть  и  пригорюниться  самых  крутых  и
громогласных.
     Подобрав ритм и тональность к уже звучащим внутри и рвущимся на  волю
словам, он начал низко и угрожающе:

                          Кончено время игры,
                          Дважды садам не цвести,
                          Тень от гигантской горы
                          Пала на нашем пути.

                          Область унынья и слез -
                          Скалы с обеих сторон
                          И оголенный утес,
                          Где распростерся дракон.

                          Острый хребет его крут,
                          Вздох его - огненный смерч, -
                          Люди его назовут
                          Сумрачным именем: Смерть.

                          Что ж, обратиться нам вспять,
                          Вспять повернуть корабли,
                          Чтобы опять испытать
                          Древнюю скудость земли?

                          Нет, ни за что, ни за что!
                          Значит, настала пора,
                          Лучше слепое Ничто,
                          Чем золотое Вчера!

                          Вынем же меч-кладенец,
                          Дар благосклонных наяд,
                          Чтоб обрести наконец
                          Неотцветающий сад.

     Тишину, наступившую после  того,  как  смолк  долгий  звон  последней
струны, нарушил Шульгин.
     - Здорово... Это ты сам сочинил?
     Новиков   громко   хмыкнул,   а   Наташа    рассмеялась.    Не    над
необразованностью Шульгина, а от радости, что Дмитрий и здесь оказался  на
высоте, показал, что не уступит Новикову и  на  его  поле.  И  не  слишком
почитаемый ею Гумилев пришелся сейчас очень и очень к месту.
     Новиков же, в очередном озарении, не слишком, впрочем,  гениальном  -
отгадка лежала почти на поверхности, понял, что  задумал  и  о  чем  хотел
сказать Воронцов. Впрочем, что значит - на поверхности? Чтобы восстановить
ход мысли Воронцова, Андрею пришлось вспомнить некоторые ранние  беседы  с
ним на общеисторические темы, намеки Антона, да вдобавок сопоставить стихи
Гумилева с одной сценой из почти всеми забытого романа.
     Андрей одобрительно кивнул Воронцову и показал ему сложенные  кольцом
большой и средний  пальцы.  А  теперь  пусть  думает,  к  чему  этот  знак
относится: к песне или...
     Пикник же на самом деле удался  на  славу.  Казалось  бы,  все  давно
пресытились  и  чудесами,  и  приключениями,  любой  мыслимой  роскошью  и
неограниченным выбором самых экзотических блюд и напитков, а вот поди ж ты
- оказывается, звездного неба над головой, тепла и света костра, душистого
мяса, запиваемого дешевым вином, и разговоров, и песен под  гитару  вполне
достаточно, чтобы вновь ощутить себя молодыми, способными довольствоваться
столь малым, и вспомнить,  что  жизнь  и  вправду  хороша  сама  по  себе,
несмотря ни на какие "привходящие обстоятельства".
     Лариса, тоже давно забыв о своем недавнем срыве,  подбила  женщин  на
ночное купание в океане, и все согласились, даже Сильвия, самая молчаливая
и будто бы настороженная.
     - И чтоб не подсматривать! - крикнула Лариса, скрываясь в  темноте  и
на ходу начиная раздеваться.
     - Только смотрите, как бы нас не похитили... - игривым тоном добавила
Наташа.
     - Слушай, смех смехом, а как тут насчет  акул?  -  спросил  Воронцова
Новиков.
     - Не должно. Здесь мелководье, опять же речка  пресноводная  впадает,
но вообще надо предупредить, чтобы за отмель не заплывали.
     Когда он вернулся, проведя необходимый инструктаж, Шульгин  предложил
добавить по стопарику, пока бабы не мешают.
     - А то они когда-нибудь тебе мешали...
     - Не в том суть. Просто так положено. Они отвернулись, а мы раз  -  и
все...
     - Ну разве что положено...
     - И вообще, мужики, - сказал Воронцов, прислушиваясь к доносящимся  с
берега  крикам,  взвизгиваниям  и  смеху,  -  чтобы  со   всякими   такими
разговорами завязывали.  Хватит  философий  и  мировых  проблем.  Затянули
девушек в наши заварушки, так извольте хоть создать им подходящую жизнь.
     - А то она у них не подходящая, - тут же возразил Шульгин. - Где  это
они красивше видели?
     - Все правильно, - поддержал  Андрея  Левашов.  -  Наше  дело  решать
проблемы, а им "Санни сайд оф лайф"...
     Берестин молчал и ковырял гаснущие  угли  острием  шампура.  Новикову
стало неловко. Черт его знает, не одно, так другое.
     В обратный путь тронулись, когда небо над  океаном  начало  светлеть.
Гроза так и не собралась разразиться.
     Чуть приотстав от основной группы, Шульгин спросил Сильвию:
     - И как тебе наша компашка?
     - Трудно ответить сразу. Ты же  понимаешь  -  мне  нужно  привыкнуть.
Раньше у меня было несколько иное общество...
     Шульгин, по своей  российской  наивности,  предполагал,  что  Сильвия
станет рассыпаться в комплиментах и поведает о том, как она счастлива быть
принятой в столь приятной компании; он просто не принял во внимание, что в
отличие  от  Ирины,  изначально  запрограммированной  на  роль   советской
студентки и оттого легко и естественно вошедшей в их круг, Сильвия прожила
жизнь природной английской аристократки. Она  тоже  поняла,  что  обманула
Сашкины ожидания.
     - Но вот я наблюдала за вами всю ночь и абсолютно  не  могла  понять,
как вы - такие, какие есть - смогли все это сделать?  И  в  Москве,  и  на
Таорэре, и...
     - И с тобой, - мстительно продолжил Шульгин.
     - Да, и со мной тоже, - легко согласилась она.
     - Что же ты, столько лет прожила в Англии и даже про Джеймса Бонда не
смотрела? Он как раз англичанин и работал ничуть не хуже нас...
     - О чем ты говоришь... Саша? - его имя  она  произнесла  с  заминкой,
словно ей трудно было окончательно  перейти  на  русский  язык  и  русскую
манеру обращения.  -  Кто  же  всерьез  воспринимает  эту  бульварщину?  Я
привыкла общаться на ином уровне и исходить из совсем других критериев.  А
когда партнер, которого ты считаешь серьезным, начинает себя вести...  как
персонаж комикса...
     Шульгин рассмеялся самодовольно.
     - На это мы  как  раз  и  рассчитывали.  А  брак  по  расчету  бывает
счастливым, когда  расчет  правильный...  Ладно.  Привыкнешь,  как  другие
привыкли. Ты тут, кстати, не одна  такая  аристократка,  есть  и  покруче.
Причем настоящие, прямая линия аж с одиннадцатого века. Лучше вот что  мне
раз®ясни, раз к слову пришлось. Для чего вы с Джорджем  именно  такое  для
меня испытание выбрали, ну с тем,  с  наркомом?  Я  же  для  вас  все-таки
новозеландцем выглядел, и  вы  сами,  со  своими  британскими  привычками,
как-то, на мой взгляд, далековаты от сталинских  штучек.  Я  об  этом  все
время думаю.
     - Ничего странного. Новозеландец из тебя и вправду получился довольно
убедительный, только  мы-то  сразу  знали,  что  ты  русский.  Пусть  даже
"пришелец", однако с базовой подготовкой русского. Стоило тебе  появиться,
и я через минуту тебя идентифицировала. Мы  даже  сумели  определить  твое
подлинное имя... Жаль, что не имели  информации  об  эксперименте  Базы  с
Новиковым и Берестиным. Если бы знали, выбрали что-то другое. А так... Сам
по себе замысел был безупречен: ты подселяешься в уже измученного  страхом
человека, плюс шок от переноса матрицы, тут же арест,  тюрьма  -  а  этого
человека отвезли не на Лубянку, а  сразу  в  Сухановскую,  и  почти  месяц
непрерывно и жестоко пытали... Ты должен был сломаться...
     И Шульгин с запоздалым страхом  подумал,  что  ведь  действительно...
Откуда он знает, что стало бы с ним после  месяца  костоломных  упражнений
ежовских специалистов? На лихую эскападу он способен, на хороший техничный
мордобой, на  красивую  смерть  при  свидетелях,  в  конце  концов,  но  к
сталинским застенкам он себя не готовил. Зато...  Зато  подтвердилась  еще
одна теория, выработанная им умозрительно, а  сейчас  получившая  проверку
практикой. Точно как учили классики. Если бы он помедлил, решил подождать,
что дальше будет, опомнился бы только там, откуда и при  его  способностях
не убежишь. И, значит, все верно - сначала бей, потом думай...
     - Ты так спокойно мне повествуешь... - он заглянул в лицо  совершенно
нормальной на вид, милой и привлекательной молодой женщине.
     - Я говорю тебе о том, что планировала руководимая мной резидентура в
отношении  неизвестного,  внедряющегося  в  нее  с  заведомо   враждебными
намерениями. А не  я  -  нынешняя  Сильвия  -  собиралась  мучить  тебя  -
нынешнего Сашу... Для тебя есть разница? И еще заметь, ты по отношению  ко
мне  тоже  вел  себя  не  слишком  по-джентльменски...  Впрочем,  в  своем
теперешнем положении я ни на что не могу претендовать,  победитель  всегда
прав.
     Шульгин не совсем понял, означают ли  ее  слова  истинную  покорность
судьбе или имеет  место  в  лучшем  случае  кокетство.  Но  возмутился  он
искренне.
     - Вот этого не надо! У нас так не принято. Если ты с нами... со  мной
дальше быть собираешься, про то, что было - забудь. То есть никто  зла  не
таит и никаких больше счетов. Сумеем по-настоящему подружиться хорошо. Нет
- устраивайся по своему разумению.
     -  Извини.  Если  ты  действительно  так  думаешь  и  чувствуешь,   я
постараюсь...
     В предрассветных сумерках Шульгин вновь посмотрел ей в  лицо.  Может,
дело в сероватом рассеянном свете, но ему показалось, будто  выражало  оно
сейчас чисто русский бабий фатализм. Тех еще, естественно,  времен.  Когда
просватали за впервые увиденного мужика и делать нечего,  остается  только
надежда, что, может, сильно бить не будет, а то и приласкает при случае...
     Подчиняясь аналогичному, генетическому чувству, он слегка приобнял ее
за плечи и тут  же  отпустил,  чтобы  не  подумала,  будто  он,  пользуясь
случаем, пред®являет на нее свои  права.  После  той  лондонской  ночи  он
прикасался к ней впервые.
     И не желая выглядеть сентиментальным, снова вернулся  к  прежнему.  К
тому, что его волновало, несмотря на некоторую уже привычку.
     -  Ну  а  на  самом  деле,  что  это  было?  Фантоматика,  наведенная
галлюцинация или все же реальность?
     - Что ты имеешь в виду? Ах, это... Даже не знаю, как  тебе  ответить.
Для наркома совершеннейшая реальность. Он существовал на самом деле и  был
расстрелян. Убежать ему, естественно, не удалось.  Да  и  не  приходило  в
голову. С момента наложения на  его  мозг  твоей  матрицы  возникла  новая
реальность...
     Шульгин уже неоднократно обсуждал с друзьями временные  парадоксы,  в
которые им довелось попадать, но в отличие от Левашова или Новикова, Сашка
даже не делал вида, будто что-то понимает. Он  просто  выслушивал  те  или
иные доводы, согласно кивал, с умным видом говорил  что-то,  но  рано  или
поздно произносил одну и ту же ритуальную фразу: "Ну, про пар мне,  барин,
все ясно. Теперь только скажи, куды здесь лошадь запрягать?"
     - Значит, все-таки те чекисты были настоящими людьми?
     -  Нет,  это  удивительно!  У  вас,  русских,  мозги  совершенно   по
Достоевскому устроены. В каком-то смысле они, безусловно, были настоящими.
Но, с другой точки зрения, как можно беспокоиться о судьбе людей,  которые
умерли задолго до твоего рождения? В данной реальности ты,  в  собственном
физическом облике, никого не убивал. А за поступки не существующего  здесь
и сейчас человека, телом которого ты якобы управлял,  отвечаешь  никак  не
больше, чем драматург или актер.
     Явно пришло время Шульгину опять вспомнить про паровоз и лошадь.  Тем
более что не волновала его  мифическая  вина,  а  именно  хотелось  понять
соотношение вымысла,  реальности  подлинной  и,  так  сказать,  реальности
второго порядка.
     Они постепенно так отстали от компании, что уже  и  голоса  стали  не
слышны. И вполне можно было сменить пластинку,  начать,  как  подсказывала
обстановка, закреплять успех на любовном фронте, тем  более  что  Сильвия,
похоже,  ждала  после  первого  робкого  прикосновения  более  решительных
действий. Но Шульгин решил раз и навсегда покончить  с  прошлым,  выяснить
все, что пока оставалось непонятным, и более к этому уже не  возвращаться.
Чтобы завтра, то есть сегодня, после восхода солнца, общаться  с  Сильвией
"с чистого листа".
     И очень уж отчетливо запечатлелась в памяти картина: несущаяся сквозь
ночь машина, два нагана в  карманах  кожаного  пальто,  "ТТ"  под  ремнем,
перепуганная женщина и двое детей за спиной, которых он обязан  спасти,  и
не поймешь, чья своя собственная, или теперь  уже  наркомовская  решимость
прорваться, с боем или без, умереть, если придется, но никогда  больше  не
позволить тем, от сержантов с малиновыми  петлицами  до  усатого  Хозяина,
распоряжаться его судьбой...
     - Зачем только вы меня выдернули оттуда? Как он там  один,  сумеет  -
или снова лапки кверху?
     -  Как  ты  понимаешь,  в  наши  планы  не  входило  развлекать  тебя
вестернами "а ля рюсс". И  так  вместо  запланированного  шока  получилось
нечто противоположное. А твой нарком... Если  очень  хочешь,  верните  мне
универблок, и попробуем посмотреть, чем дело кончилось.
     Такого предложения Шульгин не  ожидал  и  вместе  с  острым  желанием
действительно  вернуться  и  доиграть  партию  до   конца   ощутил   вновь
проснувшееся недоверие. Верни ей блок, а  она?  Впрочем,  как-нибудь,  под
строгим контролем Ирины...
     - Канэшно, хочу... - ответил он словами грузина из анекдота и  поймал
удивленный взгляд Сильвии. - Попробуем, когда время будет, -  уточнил  он,
подумав, что вот и опять ситуация поразительным образом повторилась. Тогда
Андрей с Алексеем оставили  своих  персонажей  в  машине  в  самый  острый
момент, вот и он тоже. Не зря  сказал  однажды  Воронцов:  "И  обязательно
приезжаешь на станцию. Как правило - с буфетом".
     Словно не подлинную жизнь они  живут,  со  свободой  воли  и  прочими
неотчуждаемыми правами, а возятся с кубиками, которые,  как  ни  верти,  а
ничего, кроме того, что на них нарисовано, не сложишь.
     - И последний теперь уже вопрос, - извиняющимся тоном  сказал  он.  -
Замучил я тебя, да вон уже и ворота  показались.  Раз  вы  убедились,  что
испугать меня не вышло, зачем была еще и та ассирийская хохмочка?
     - Наверное, потому, что  мы  тоже  действовали  в  условиях  стресса.
Кардинально менять планы было просто некогда. Увидели,  что  ты  вышел  из
положения, да  еще  так,  что  твоя  самоуверенность  должна  была  только
возрасти, и сразу включили следующую программу, которая была  под  руками,
подготовленная   для   другого   случая.   Ты   считаешь   себя   сильным,
героем-одиночкой, которому  вся  тайная  полиция  нипочем,  так  как  тебе
понравится в теле  прокаженного  калеки?  Мы  тебе  снизили  напряженность
матрицы, чтоб не мог пользоваться его памятью, и собирались подержать  там
подольше, чтобы выветрились воспоминания