ру.
     -- Только не терять равновесия, когда будешь там! Они вошли в следующий
зал. --  Приготовься, -- приказал Милодар. Впереди стояли два саркофага. Они
стояли вертикально, торчком, и оттого, что так не бывает, у  Коры  мелькнуло
странное  сравнение  с  музеем  в  процессе  эвакуации.  Створки  саркофагов
открылись. -- Идем, идем, --сказал Милодар. -- Зачем? -- спросила Кора.
     -- Неужели ты думаешь, что мы  отправимся  туда  в  естественном  виде,
чтобы любой сбрендивший полковник мог нас пристрелить?
     Милодар  первым  ступил  в  саркофаг.  Коре  ничего не оставалось, как,
стараясь не шататься, последовать его примеру.
     И тут с ее телом произошла странная перестройка, которая была куда  как
знакома Милодару и некоторым другим сотрудникам ИнтерГпола, которые заменяли
себя в ответственных и опасных местах собственными голограммами, но для Коры
оказалась в новинку.
     Она понимала, что с ней что-то происходит в этом темном саркофаге.
     Будто  она,  подобно  куколке,  вылезает  из  своего  твердого кокона и
приобретает бабочкину свободу движений и возможность воспарить над миром.
     И когда передняя стенка саркофага растворилась, как дверца шкафа, и она
оказалась на улице перед виллой "Ксения",  то  эта  легкость  показалась  ей
восхитительной.  Она  посмотрела  направо  --  там  из  подобного  саркофага
выскользнул такой же легкий и знакомый ей именно этой легкостью комиссар. Но
она знала, что означала такая легкость у комиссара: это значило, что  он  --
собственная голограмма.
     Неужели  и  она  голограмма  тоже?  О  чем она и спросила комиссара. --
Разумеется, -- ответил тот, -- я же предупреждал тебя, что люблю свою  жизнь
и надеюсь, что это -- взаимно. -- А я? -- А ты тоже.
     -- Значит, я сейчас -- моя голограмма? -- Разумеется. -- А где я?
     -- Как  бы  грубая  физическая  нечистая  оболочка?  --  Называйте, как
хотите. Мне она нравится. -- Она осталась в хранилище. -- В саркофаге?
     -- Мы их называем гробиками. В каждом моем кабинете стоит  по  гробику.
-- Значит, в меня теперь можно стрелять? -- Разумеется!
     -- А  я  могу  проходить  сквозь  стены?  --  Это  опасно  и  неопытным
сотрудникам не  рекомендуется.  Можно  потерять  часть  своей  субстанции  в
преграде,  и  тогда уж это не восстановить. -- Я могу остаться без пальчика?
-- Ты можешь остаться без головки,  --  в  тон  ей,  так  же  мягко  ответил
комиссар.
     -- Давайте тогда не будем думать о дурном, -- сказала Кора. -- Пошли?
     И  они  помчались,  чуть касаясь ногами земли, к обрыву, где был открыт
переход  между  мирами  и  вот-вот  должно  было  начаться  широкомасштабное
вторжение генерала Лея.
     Центральная аллея Симеиза выглядела так же удручающе, как при взгляде с
параллельной  Земли. Так же на лавочках дергались, корчились умирающие люди,
медики в белых  халатах  пытались  им  помочь,  несколько  санитарных  машин
приехали  сюда,  но  горе  заключалось  в  том,  что и медики также не имели
иммунитета против чумы и почему-то легко и быстро поддавались болезни.
     -- Господи! -- расстроилась вслух Кора. -- Неужели вы  до  сих  пор  не
смогли принять действенных мер?
     -- А мы и не хотели, -- ответил жизнерадостно комиссар.
     -- Но  ведь  люди  страдают,  умирают...  --  Это тебя не касается, ими
займутся специалисты. А ты должна спасти одного больного, моего сотрудника.
     -- Мне не очень  нравится,  комиссар,  --  ответила  Кора,  --  что  вы
достаточно нагло делите мир на две категории...
     -- Моих  агентов и прочих, -- продолжил мысль Коры Милодар. -- Но это и
есть настоящий профессионализм. Каждый мой агент должен знать, что я денно и
нощно думаю и забочусь о нем. И если я перестал бдеть и заботиться,  значит,
этот агент уже не нужен или нужнее мертвый.
     От такой наглости Кора умолкла и грустно молчала до самого переходника.
     Чем  ближе они подходили к обрыву, тем чаще им встречались тела больных
чумой или уже умерших от страшного вируса.
     -- Какой ужас! -- вырвалось у Коры. -- Ну почему их не увозят?
     -- У нас не хватает машин и флаеров. Мы дали  знать  в  Москву.  Помощь
идет!
     -- Только  не  перезаразите  всю  Россию,  --  заметила  Кора, которая,
конечно, жалела заболевших, да и о самой себе не знала, вылечилась  она  уже
или нет, но еще больше жалела население, которое может так жутко пострадать.
     Обогнувши  флаер "скорой помощи", куда больные санитары втаскивали труп
девушки,  Кора  в  сопровождении  Милодара  оказалась  над  обрывом.   Обрыв
изменился.  Вместо  отвесной  стены  была  сделана  тщательно  обработанная,
крутая,  но  все  же  наклонная  плоскость,  обустроенная  лестницами,   как
веревочными,  так  и  вырытыми в скале. А само место перехода в параллельный
мир было обнесено столбиками, лампочками,  медной  проволокой  и  светящейся
полосой,  не  говоря уж о силовом поле. -- Держишься? -- спросил Милодар. --
Держусь, -- сказала Кора.
     -- Не забудь, что ты -- голограмма и тебе ничто не угрожает. -- Ага, --
откликнулась Кора, которая далеко не все понимала.
     -- Тогда скорее. Мы должны войти к ним в мир хотя бы за минуту до того,
как они вторгнутся к  нам.  Иначе  начнется  такая  толкучка,  что  придется
кого-нибудь  убить.  А  где  тогда  гуманизм?  Мне  без строгого выговора не
обойтись. И ты распрощаешься  с  первой  в  своей  жизни  благодарностью  от
министра Галактической безопасности.
     Работники  ИнтерГпола, прижавшиеся к откосу вокруг входа в тот мир так,
чтобы их не было  видно,  махали  руками,  кивали,  подмигивали  и  подавали
дружеские  знаки Коре и Милодару, одобряя их и понимая, что товарищи идут на
смертельно опасное ответственное задание.
     Хлоп! -- прорвалась пленка между мирами. Хлоп! --  еще  раз  прорвалась
она за спиной Коры. Это прошел комиссар Милодар. И тут Кора зажмурилась.
     Она  ожидала чего угодно, но не столкновения нос к носу с большим белым
жеребцом, который двигался, понукаемый всадником, к переходным вратам.
     А за всадником виднелись тупые рыла вездеходов и броневых машин, а  еще
далее  угадывались  нестройные  колонны  солдат  в  камуфляжных  костюмах  и
противогазах.
     Но  куда  более  удивился  и  испугался  незапланированного   появления
пришельца  всадник  на  белом  коне  в  парадном мундире и броневом шлеме, а
именно лично генерал Лей -- глазки как горячие точки, скулы под самый шлем и
выражение лица самое хулиганское, только нос и рот скрыты маской.
     И тут же выражение  лица  генерала  изменилось.  Им  завладела  гримаса
обиды,   которую   испытывает  ребенок,  протянувший  ручку  за  конфетой  и
увидевший, что куда более сильный мальчик, а  то  и  взрослый,  эту  конфету
уводит из-под его носа.
     -- Я  --  голограмма,  я  -- голограмма, -- дважды повторила себе Кора,
прежде чем смогла совладать с собой и твердо встать на пути коня, выбравшего
этот  неподходящий  момент,  чтобы  встать  на  дыбы  и  свалить  на   землю
Завоевателя Земли.
     От этого сразу остановились, взревев всеми моторами, танки и вездеходы,
смешалась в кучу бравая пехота.
     И  произошло это не столько от неожиданного падения лидера, как от того
таинственного и отвратительного  для  незащищенного  глаза  сияния,  которое
испускали мундиры Коры и ее низкорослого спутника.
     Для  любого солдата и офицера армии, вторгавшейся в неизведанный мир, к
тому же обязанных маршировать в напяленной на нос  защитной  маске,  вход  в
переходник   был   страшным   испытанием:   надо   было   шагнуть  в  темную
неизвестность, и даже присутствие впереди бравого  генерала  на  белом  коне
недостаточно  успокаивало,  потому что солдату известно, что генералы всегда
каким-то  образом  умудряются  возвратиться  домой  за  пенсией,  а  солдаты
остаются на чужбине под могильным холмиком, одним на целую роту.
     Кора задержалась было возле генерала Лея, который пытался, отталкиваясь
локтем  от  земли,  вытащить  ногу  из  стремени,  но  Милодар  приказал  ей
по-французски, чтобы Лей  не  понял,  бежать  в  административный  корпус  и
выяснить, что там с Мишей. Оправдается ли слабая надежда на то, что человек,
пораженный  вирусом  двухдневной  чумы,  проводит  последние  сутки  жизни в
глубокой коме, схожей  со  смертью,  либо  Миша  уже  погиб  окончательно  и
оживлению не подлежит?
     -- Беги!  --  приказал  Милодар по-французски. -- Ты можешь это сделать
быстрее всех. И если найдешь -- сразу сигналь мне.
     Кора обогнула генерала и затрусила к ближайшему танку.
     Очень хорошо и утешительно знать, что тебе не страшны пушки.  Но  когда
ты  идешь  на  пушку и заглядываешь в ее дуло, то сомнения в силе голографии
тебя покидают.
     Для солдат изготовившейся к завоеванию Земли армии она  была  существом
совершенно  сверх®естественным. Облаченная в сверкающий мундир, отражавшая и
в то же время пропускающая свет фигура неслась к административному  корпусу,
и некоторые из солдат кидались в стороны, другие приседали от ужаса, одно из
орудий  вознамерилось было выстрелить, но замерло в молчании -- лишь изнутри
танка доносился шум драки.
     Так, ножом сквозь масло, Кора пронизала колонну штурмовиков.
     Справа остался длинный барак, в котором она провела немало горьких,  но
поучительных  часов.  В  дверях барака стояли две медсестры. Они присели при
виде Коры, не сообразив, что надежнее  убежать  внутрь.  Кора,  погрозив  им
кулаком,  останавливаться  не стала -- с медсестрами разберемся потом. Вот и
административное здание. Сверкающая фигура  в  мундире  из  далеких  будущих
фантастических  романов  приблизилась к административному зданию, и стоявшие
возле  него  медики  и  штабной  парод,  наблюдавший   издали   за   началом
победоносного вторжения, кинулись врассыпную. Кора вошла внутрь.
     К счастью, часовой на входе так перепугался, что не смог убежать.
     -- Стоять!  --  приказала  ему  Кора. Часовой вздрогнул, вытягиваясь во
фрунт.  --  Где  находится  тело  убитого  вами...  --  Глаза  солдата  были
бессмысленны, -- где лежит мертвый? -- Не могу знать. -- Где начальство? Ну,
есть тут кто-нибудь?
     -- Не могу знать. -- Где? Твой? Начальник?
     Солдат показал наверх. Об®яснить словами он уже не мог.
     Кора  побежала  на второй этаж, пробежала мимо открытых дверей -- везде
было пусто. Руководство операцией по завоеванию Земли шло не  отсюда.  Может
быть, и тело Миши тоже эвакуировали?
     До  нее донеслись голоса. Они гулко звучали в пустом коридоре. Кажется,
хлопнула дверь.
     Оттуда, от входа. Солдат говорил с кем-то. Может,  ее  догнал  Милодар.
Кора  побежала  обратно.  Там было пусто. Солдат тоже отсутствовал. И все же
Коре было трудно покинуть здание. Хотя бы для  очистки  совести  она  должна
спуститься  в подвал, где ночью лежал мертвый Миша. Может быть, там найдутся
какие-то следы. Тишина. Все ушли на фронт...
     Кора  спустилась  по  лестнице  в  подвал  и  побежала  по  коридору  к
стеклянной  перегородке. От движений ткань ее мундира переливалась и бросала
на стену разноцветные зайчики. Будто праздник уже начался.
     Дверь в стеклянной перегородке была приоткрыта, далее царил беспорядок,
словно только что оборвалась, так и не закончившись, срочная эвакуация, либо
здесь побывали неопытные грабители.
     Вторая версия оказалась куда ближе к действительности.
     Стоило Коре шагнуть за перегородку, спереди словно  забегали  крысы  --
громкое  шуршание,  стук,  что-то  прокатилось  по  полу... -- Кто здесь? --
спросила Кора. И тут же из внутренней  комнаты  выскочили  две  медсестры  в
солдатских  сапогах  и  мясницких  фартуках,  под которыми они таили мешки с
барахлом.
     При виде Коры  они  завизжали,  подобрали  длинные  халаты  и  кинулись
бежать, чуть не сшибив ее с ног.
     Кора  не  обратила  на них внимания, потому что увидела, что стеклянная
дверь в самый последний отсек, где и умер Миша Гофман, была разнесена пулями
или молотом, и -- сначала она даже не поняла, что же  это  значит,  но  Миша
лежал,  как  и в последний раз, когда она его увидела, а длинная, склоненная
над ним фигура была занята странным делом -- стаскивала с Миши ботинки...
     Когда Кора ворвалась в  отсек,  человек,  разувавший  Мишин  труп,  уже
услышал и осознал вопли медсестер и обернулся, держа ботинок в руке.
     И  хоть  полковник  Рай-Райи был в защитной одежде и маске, закрывающей
нос и рот, Кора его узнала сразу, он ее  --  чуть  погодя,  потому  что  она
допускала,  что  может  встретить  его  здесь,  а  он был убежден, что живой
никогда ее не увидит. Тем более никогда не увидит в роскошной и вернее всего
-- генеральской форме.
     От ценного ботинка отказаться было  трудно  --  народ  на  параллельной
Земле  был  нечист  на  руку, так что полковник ботинка не выпустил, но стал
тащить из кобуры револьвер.
     -- Перестаньте, полковник, -- медленно произнесла Кора, уже ощущая свою
неуязвимость и поняв, что это  животное  ее  боится.  А  любой  женщине  при
встрече с противным мужчиной так приятно ощущать свою неуязвимость!
     -- Долой! -- визгливо закричал полковник, и визг получился приглушенным
из-под  маски  --  глаза  его, такие же черные, яркие, пронизывающие, тут же
затуманились, он никак не мог расстаться с ботинком и вдруг, словно  сообщал
о погоде, сказал, протягивая Коре ботинок Миши:
     -- Натуральная   кожа.   У  нас  так  уже  не  делают!  И  когда  Кора,
ошеломленная этими словами, протянула руку, чтобы послушно пощупать ботинок,
полковник начал  стрелять  в  Кору,  он  стрелял  часто,  насколько  успевал
сгибаться указательный палец, нажимая на курок.
     Разумеется,  повредить  Коре,  которая  фактически находилась на другой
Земле, он не мог, но определенное взаимодействие зарядов  с  голографической
субстанцией  происходило,  и  оттого  мундир,  да  и  само  тело  Коры резко
увеличили свечение, и Кора запылала искристым светом,  так  что  ослепленный
полковник  стрелял  зажмурившись  и притом приглушенно верещал, словно не он
стрелял, а Кора его поджаривала.
     Разумеется, этот  инцидент  не  мог  остаться  без  внимания  Милодара,
задержавшегося  у  входа  в  чужой мир по государственным делам, связанным с
ликвидацией вторжения.
     -- Что там у тебя, девочка? -- спросил он, перекрывая грохот  выстрелов
и звон бьющихся колб и пробирок.
     -- Меня расстреливает один местный полковник. Садист и негодяй.
     -- Зачем  он  это делает? -- спросил комиссар. -- Он очень перепугался,
когда я застала его раздевающим тело Миши.
     -- Значит, ты нашла его! -- закричал радостно  Милодар.  --  Он  сильно
мертвый?
     -- Я  не  могу  подойти,  полковник  еще  не  расстрелял все заряды, --
ответила  Кора,  которой  стало  щекотно  от  выстрелов,  что  было   ложным
ощущением, на самом деле ей только казалось, что она чувствует щекотку.
     -- Бегу! -- крикнул Милодар. -- Только медиков возьму.
     Тогда  Кора, успокоившись за ближайшее будущее, направилась к Рай-Райи,
будто желала принять из его дрогнувшей руки ботинок, а полковник,  в  полном
отчаянии,  расстреляв  патроны,  начал  колотить  Кору  по  голове рукояткой
револьвера. Вот этого ему делать не следовало. Рука его  свободно  проходила
сквозь  голову  и  тело Коры, однако электрическое поле, существовавшее там,
передало полковнику часть свечения и подняло его возбуждение до невыносимого
состояния, о чем и сама Кора не подозревала.
     Пока она шла по коридору,  то  думала:  а  почему  они  тут  занимались
грабежом?  Ведь  куда  слаще  пограбить  Землю?  Но  телевизор  с  маленьким
черно-белым экраном, что стоял у проходной и показывал переход  на  Землю-2,
видно,  уже  давно  показал,  что великое нашествие провалилось. И наверное,
полковник, прежде чем побежать за Мишиными  ботинками,  успел  увидеть,  как
свалился с коня сам генерал Лей.
     Сейчас  на  экране  была совсем уж странная сцена. Генерал Лей сидел на
походном складном стульчике. Напротив него на барабане восседала  голограмма
комиссара  Милодара,  хотя  Лей не знал о существовании голограмм. И высокие
стороны договаривались...
     С дикими  глазами,  тупо  повторяя:  "Убью!  Всех  перебью,  убью!"  --
полковник приложил револьвер к виску и принялся нажимать на курок.
     Кора  как  зачарованная  смотрела,  как  после  каждого  щелчка барабан
револьвера поворачивался на одно гнездышко -- оно оказывалось пустым,  снова
раздавался  щелчок,  снова  поворачивался  барабан.  И  на  шестом  движении
барабана оказалось, что одна пуля все же в револьвере затаилась...
     Полковник рухнул со всего роста,  опрокинувшись  на  койку,  где  лежал
скрючившись, как замерзший младенец, Миша Гофман.
     И   именно   в  этот  момент  в  подвал  вбежали  два  наших  медика  в
бронекостюмах, с самодвижущимися носилками на воздушной подушке, похожими на
атомную бомбу.
     -- Какой из них? -- глухо спросил первый  из  медиков  через  опущенное
забрало шлема.
     -- Верхнего оставьте. Я спрошу комиссара, стоит ли нам его оживлять.
     -- Не оживишь, -- ответил медик, -- он же себе мозг разворотил.
     -- Правильно, -- согласилась Кора. -- Может, вы проверите Мишу Гофмана?
Милодар  сказал,  что,  по  нашим исследованиям, человек на второй день этой
чумы впадает в кому... значит,  можно  успеть.  --  Мы  дома  посмотрим,  --
ответил  медик.  Крышка носилок откинулась, манипуляторы осторожно перенесли
внутрь Мишу.
     Все произошло мгновенно -- снаряд уплыл, набирая  скорость,  а  за  ним
помчались медики. Кора посмотрела на Рай-Райи.
     Он был совсем не страшен. Маска сползла с губ, и рот приоткрылся. Усики
над верхней губой казались наклеенными.
     И  тут  Кора  поняла,  что  ей Рай-Райи не жалко, хотя бы потому, что и
самому полковнику такое  понятие  было  неизвестно.  Она  вышла  из  пустого
административного здания.

     На  улице,  на  ступеньках  административного блока, горбился профессор
Гарбуз. Как-то успел прибежать сюда с виллы "Радуга".
     Увидев Кору, он, разумеется, удивился, а потом спросил:
     -- Здравствуйте. Вас так быстро вылечили? -- Нет, мне  еще  лечиться  и
лечиться, -- ответила Кора. -- Но мне надо было вернуться за Мишей Гофманом.
     -- Да,  --  сказал  Гарбуз,  --  наломали мы дров. Вот что значит -- не
верить в прогресс.
     -- Но на вас, наверное, никто  не  сердится,  --  сказала  Кора.  --  В
крайнем случае, мы с Калниным замолвим за вас слово.
     -- Не  знаю,  насколько  оно  будет  веским,  --  сказал Гарбуз. -- Все
утихло. Думаю, что идут переговоры.
     -- Да, я только что видела по телевизору, что наш комиссар уже  говорит
с генералом Леем.
     -- Значит, моя голова полетит, -- обреченно произнес Гарбуз.
     Он  делился  с  подружкой своей бедой: будут пороть, потому что потерял
ключи от дома. Будут пороть...
     -- Вы всем еще пригодитесь, -- сказала Кора. -- Это я точно  знаю.  Они
еще за вас бороться будут.
     -- Вы  так  думаете?  --  У Гарбуза в глазах мелькнула надежда. -- Ведь
меня нельзя отнести к военным преступникам?
     -- Пошли, -- сказала Кора, увидев, как к административному зданию катит
еще один газик. -- Может, это мародеры,  а  мне  вас  не  защитить.  Я  ведь
всего-навсего голограмма, собственная об®емная копия.
     -- Неужели?  Я  об  этом  не  знал. Расскажите принцип! Гарбуз послушно
побежал следом за Корой, и хотя Кора не могла ему толком об®яснить  принципы
развития  голографии  за  последние  века, он извлекал из ее рассказа нужные
себе детали и ахал от радости. Можно было подумать, что  он  бросает  все  и
переходит в годографы.
     Так,  таясь за бараками и кустами, они добежали до перехода. Обстановка
там была тихой, мирной, но антураж -- внушительным.
     Насколько мог видеть глаз, к переходу стягивались и тормозили  танковые
части,   моторизованная  пехота  и  даже  кавалерия.  За  неимением  приказа
следовать далее, части сдвигались, теснились, и потому Коре с Гарбузом  было