лишь
на  носу  и  волосах  были  сколы. Голова изображала человека средних лет, с
низким выпуклым лбом, короткими, как войлочная нашлепка, волосами,  большими
негритянскими  губами  и  усами под округлым носом. Глаза этого мужчины были
малы и глубоко спрятаны под кустистыми бровями.
     Чуть далее она увидела лежащую статую того же человека  во  весь  рост.
Человек  был  облачен  в  некий форменный костюм или мундир и держал руки на
животе. Живот выдавался вперед, так  что  руки  проходили  под  ним,  словно
помогали телу поддерживать эту тяжесть, чтобы не сползла на колени.
     Из  груды  одинаковых  голов торчала рука, указующая в небо. Совершенно
очевидно, что  в  государстве,  куда  Кора  попала,  произошла  революция  и
освободившийся  от  тирании народ сверг памятники душителю свободы. Такое не
раз уже происходило на Земле, и до появления следующего мессии или диктатора
население государства брело по опасной дорожке демократических свобод, когда
монументы не воздвигались. Но то, что для Земли было давней историей, здесь,
видно, произошло лишь недавно.
     Россыпь статуй и голов убедила Кору, что все же она -- не жертва шутки,
а на самом деле оказалась в параллельном мире.
     Когда Кора поднялась выше по склону, к  тому  месту,  откуда  изливался
поток диктаторских голов, она обнаружила дорогу, правда, запущенную, кое-где
заваленную  камнями  и  заросшую  травой,  но  тем  не менее самую настоящую
асфальтированную дорогу, которая куда-то вела.
     Кора направилась по этой дороге на восток,  к  земной  Ялте.  Несколько
минут  она  шла  без всяких приключений, но когда дорога обогнула выдающийся
вперед утес, к своему удивлению, она увидела осыпь из каменных голов и  тел,
однако на этот раз обнаружила, что все головы и бюсты принадлежат совершенно
иному  человеку  --  узколобому  и  тонкогубому. И что важно -- вторая осыпь
образовалась куда раньше первой, головы большей частью заросли  колючками  и
сорняками,  были  присыпаны пылью и землей, словно уже несколько лет солнце,
ветер и другие стихии постоянно трудились над  превращением  этой  свалки  в
каменную  осыпь.  Этот процесс оказался особо очевидным на третьей осыпи, до
которой Кора  добралась  минут  через  пять.  Головы  бородатого,  заросшего
курчавыми  волосами  старика,  что  громадным холмом высились возле дороги и
скатывались  тысячами  до  самого  моря,  пролежали   там,   видно,   многие
десятилетия,  и  для  того чтобы разглядеть черты лица давнишнего диктатора,
Коре пришлось, присев на корточки, соскребать  ссохшуюся  землю  и  отдирать
плотный дерн.
     Это  уже  было  похоже на национальный обычай, и Кора рассчитывала, что
через несколько шагов увидит еще одну осыпь и так, постепенно  погружаясь  в
глубь веков, узнает в лицо всех повелителей этой страны.
     Однако  на  третьем  повелителе  все  закончилось,  потому  что  дорога
выбежала в долину, горы расступились, и над Корой возник  вертолет,  который
снижался,  а навстречу ей по дороге, гоня тучу пыли, неслась зеленая машина,
схожая с газиком, но в то же время не совсем газик.
     Параллельный мир собрался встретить  гостью,  и  Коре  лишь  оставалось
надеяться,  что  встреча  будет дружеской. Хотя в этом возникли сомнения. Во
встрече чего-то не хватало -- скажем, оркестра и неспешности, которая всегда
сопровождает радостную процессию.
     К сожалению, Кора оказалась права  --  в  параллельном  мире  оказались
достаточно  суровые  нравы:  вздымая  винтами  пыль,  вертолет  обрушился на
придорожный склон,  и  оттуда  начали  вываливаться  солдаты  в  камуфляжных
костюмах, тогда как подобные им солдаты выскакивали спереди из газика, и все
это  воинство  мчалось  к  Коре,  но,  не  добежав,  герои  рухнули  в пыль,
расставляя ноги и направляя на Кору стволы автоматов.
     -- Руки! -- завопил кто-то в хриплый  мегафон.  --  Руки  вверх,  а  то
стреляем!
     Кора  оглянулась,  никого  больше  на  дороге  не увидела и поняла, что
приказ относится к ней. Тогда она  подняла  руки,  отчего  чувствовала  себя
полной  идиоткой  --  ты  стоишь на Южном берегу Крыма, одетая по сезону, не
вооружена даже микрофончиком, не говоря о газовой капсуле, а  тебя  штурмует
взвод десантников.
     Первым  к ней осмелился подойти офицер -- на нем была каскетка с пышным
гербом, золотые валики на плечах, пуговицы с гербами и сверкающие сапоги.  К
тому  же он был снабжен висячими усами и красным носом, что выдавало возраст
и жизненный опыт, чего не было у рядовых солдат.
     -- Руки вытянуть вперед! -- приказал он. Кора уже догадалась,  что  она
попала в чужой монастырь со своим уставом, и покорно протянула руки, даже не
задавая  сакраментальных  вопросов,  которых от нее, видимо, ожидали: "Где я
нахожусь?  Что  происходит?  Как  вы  смеете?"  Без  лишних   разговоров   и
сопротивления  офицер  надел  на Кору стальные наручники и, толкнув в плечо,
показал направление движения -- к газику.
     Там ей выделили место между двумя потными вонючими солдатами в давно не
стиранных куртках и штанах. Офицер сел рядом с шофером, вертолет взлетел,  а
джип поехал за ним.
     Машина  была снабжена примитивными колесами, как в историческом фильме,
и потому подпрыгивала на неровностях дороги, солдаты ругались,  и  некоторые
слова  были  Коре  известны  еще  по  детскому  дому,  но  другие  оказались
совершенно загадочными. Но в любом случае первый и совершенно категорический
вывод Коры заключался в том, что параллельный  мир  оказался  совершенно  не
таким,  каким  должен  был  оказаться и каким ожидали его увидеть сотрудники
полиции и разведки, так напуганные феноменом непрошеных соседей.
     Даже неопытного взгляда Коры было достаточно, чтобы  понять,  насколько
этот  мир отстал от нашего мира технологически, и это придавало всей истории
дополнительный оттенок тайны, которую следовало отгадать именно Коре, потому
что ее помощник,  а  может  быть  и  начальник  Миша  Гофман,  еще  проходил
инструктаж на вилле "Ксения".
     К  счастью,  если,  конечно,  это  не  дьявольская хитрость противника,
разговаривали  эти  люди  по-русски,  и  хотя  их   язык   пестрел   чужими,
устаревшими,  а то и просто непонятными словами, все равно в основе своей он
был понятен, и значит (а это горячо обсуждалось  на  Земле  перед  отправкой
Коры),  параллельный  мир,  из  которого  похищают  людей,  по своей судьбе,
истории и устройству близок Земле. По крайней  мере,  это  облегчает  работу
наших агентов среди тамошнего населения.
     Так  рассуждала  Кора,  не обращая особого внимания на неудобства пути,
неприятные запахи, пыль, грубые шутки солдат и даже их попытки  использовать
в  своих интересах тесноту на заднем сиденье. А когда один из солдат слишком
разошелся, Кора смогла изловчиться так, что он гулко стукнулся  лбом  в  лоб
солдата,  сидевшего  по  другую сторону пленницы. Офицер заметил, что за его
спиной идет локальная война, и высадил солдат из газика, заставив их  бежать
дальше  пешком.  Так  что  остаток пути Кора провела, развалившись на мягком
сиденье машины. Солдаты трусили рядом и об®ясняли ей особенности сексуальной
жизни ее мамы, солнце палило,  пыль  проникала  в  легкие,  наконец  впереди
показалась ограда из колючей проволоки, в которой был проезд, перегороженный
шлагбаумом.  Джип  миновал  в®езд  и  замедлил ход перед длинным одноэтажным
бетонным бараком, за которым возвышалось  скучное  четырехэтажное  здание  с
маленькими окнами, забранными на нижнем этаже железными решетками.
     Именно  к  этому зданию направился джип. Стоило машине затормозить, как
из стеклянной двери выбежало странное существо в длинном  платье,  платке  с
кокардой  и  мясницком  клеенчатом  переднике, из-под которого торчали носки
солдатских сапог. -- Привезли? -- закричало существо.
     -- Поймали, -- ответил офицер, спрыгивая на асфальт, которым был  залит
плац между бараком и четырехэтажным домом.
     -- Кто  это?  --  спросила Кора у солдата, который, запыхавшись, догнал
машину.
     -- Медсестра, -- ответил  солдат.  --  Не  подходи,  укусит!  Остальные
расхохотались.
     -- Слезай! -- приказала медсестра Коре. Голос у нее был басовитый.
     -- Она  мужчина  или  женщина?  --  спросила  девушка.  -- Кому как, --
ответил солдат. -- А ты выходи, выходи, раз велят.  Кора  покорно  вышла  из
джипа. Медсестра сильно толкнула ее к дверям. -- Осторожнее, -- предупредила
ее Кора. -- Я могу упасть.
     -- Упасть? Так я тебе помогу, -- ответила медсестра. От сильного толчка
в спину Кора полетела вперед, в стеклянные двери, предусмотрительно открытые
вахтером,  и,  пробежав  пустой вестибюль, украшенный лишь синими волнистыми
узорами под потолком  и  портретами  самодовольного  узколобого  человека  с
напомаженным  коком  и  бородкой,  которая  вроде  бы  когда-то  именовалась
эспаньолкой, врезалась в стену.
     -- Эй, принимайте пополнение! -- крикнула медсестра.
     Оглушенная,  Кора  оглядывала  идущий  от  вестибюля  широкий  коридор,
покрашенный  в  приютский  голубой цвет. Двери его были когда-то побелены, в
простенках стояли стулья, а  над  ними  к  стенам  были  приклеены  плакаты,
рассказывающие  о  нужном  поведении  во  время  пожара или атомной тревоги.
Плакаты были нарисованы плохо, примитивно, но доходчиво.
     На стульях у правой двери сидело несколько  человек  в  синих  халатах,
словно  к зубному врачу. И Коре захотелось спросить, кто последний, несмотря
на всю нелепость такого вопроса.
     Однако Миша Гофман, который сидел на крайнем стуле, сам сказал ей:
     -- Я последний, гражданка. Вы будете за мной. Композитор-песенник  Миша
Гофман,  которого  здесь  оказаться' не могло, потому что он еще оставался в
нашем мире и даже способствовал падению Коры в мир этот, был облачен в синий
больничный халат, из-под которого были видны кальсоны с развязанными  белыми
шнурками, свисающие, как усы сомов, по сторонам тапочкиных морд. -- Миша? --
спросила  Кора.  --  Это  вы?  Странно  было  бы  здесь  заниматься играми в
конспирацию.
     -- Да, -- ответил Гофман, глядя в пол. -- Мы с вами где-то встречались?
     -- Да, встречались, -- сказала Кора и села на свободный стул.  Напротив
ее  оказалась  прелестная  на первый взгляд смуглая брюнетка. В ее спутанных
волнистых волосах горела маленькая диадема, а из-под  больничного  байкового
халата,  который  был  велик  размеров на пять, из-за чего пришлось закатать
рукава, выглядывала нежная узкая  ножка  в  расшитом  бисером  башмачке.  --
Здравствуйте, -- сказала Кора. Девушка захлопала глазами и ответила нечто на
незнакомом языке.
     Потом  она  принялась  тихо  плакать,  но  остальные не обращали на нее
внимания.
     Кора перехватила внимательный и настороженный взгляд соседа -- тот  был
молод,  худ, коротко пострижен, его щеку пересекал красный безобразный шрам,
который оттягивал вниз угол рта. Своеобразие его туалета заключалось в  том,
что  из-под  халата  торчали плохо начищенные сапоги со шпорами, что роднило
его с медсестрой.
     -- А почему мы сидим? --  спросила  Кора,  не  дождавшись  какой-нибудь
реакции от "больных".
     -- Ради Бога, помолчите! -- воскликнул Миша Гофман. -- Не привлекайте к
себе внимания.
     -- Сколько  вам  можно  говорить!  --  раздраженно  откликнулся пожилой
мужчина в  сильных  немодных  очках,  отчего  его  глаза  казались  голубыми
прудами.  --  Это  не  играет  роли. Главное -- не обращать на них внимания.
Игнорировать!
     -- Вам хорошо игнорировать! -- возмутился маленький, широкий в бедрах и
ватный в плечах гражданин с тупым неподвижным лицом. -- Вы с ними  бесед  не
имели.
     -- Ах,  оставьте!  --  отмахнулся  очкарик.  Он  был  лыс,  коренаст, с
красивыми губами и округлым подбородком.
     Дверь рядом с Гофманом открылась, и оттуда выглянул  дряблый  сизолицый
мужчина  в  белом  фартуке, повязанном поверх голубого халата. -- Гофман! --
приказал он. -- Заходите. Затем он окинул взглядом остальных  и  сказал:  --
Прочих  примем  после  обеда.  Но  тут  его взгляд упал на Кору, и сизолицый
удивился. -- А вы тут что делаете? --  спросил  он.  --  Меня  привезли,  --
призналась Кора. -- Кто привез?
     -- Солдаты,  --  сказала  Кора, изображая полную наивность. -- Я шла по
дороге, а меня нашли и привезли на машине.
     -- Так вы местная? -- спросил сизолицый. --  Нет,  я  из  Москвы.  Я  в
отпуске.  --  Господи,  ну  какая может быть еще Москва! Что за чушь? Вы мне
скажите, вы включены в контингент или вы из обслуживающего персонала?
     В полной растерянности Кора поглядела на Мишу Гофмана.
     -- Вот такой здесь бардак, -- сообщил Миша. Под глазом  у  него  чернел
синяк. -- Сами не знают, чего хотят. Но измываются над людьми.
     -- Помолчали  бы, Гофман, ваша судьба вызывает у меня большие опасения,
-- сообщил сизолицый доктор. --Я бы за вас и двух резан не дал.
     -- Я молчу, но это мне не помогает, -- ответил Гофман.  --  Я  попал  в
атмосферу всеобщей подозрительности и террора.
     -- Другой  атмосферы я вам предложить не могу, -- ответил сизолицый. --
Нет у нас другой атмосферы. Так что кроме Гофмана и новенькой все  свободны.
-- Он  почему-то  погрозил Коре пальцем и добавил: -- Только чтобы туда вот,
напротив, ни ногой! Ясно?
     Кора почувствовала себя беззащитной, как всегда  беззащитен  человек  в
больнице,  где  нет  знакомого  доктора  или хотя бы сестры, к которой можно
обратиться по имени и как  бы  призвать  ее  покровительницей  против  духов
болезней.
     -- Не  волнуйтесь,  девушка,  --сказал  ей лобастый очкарик с красивыми
губами, -- в данный  момент  их  в  самом  деле  не  волнует  ничего,  кроме
предварительного знакомства с вами.
     Он улыбнулся так мягко и даже застенчиво, что Коре сразу стало легче.
     Все посетители этой "поликлиники" поднялись и потянулись к выходу. Кора
осталась  в  коридоре  одна. На месте не сиделось. Она поднялась и подошла к
двери, в которую сизолицый доктор  не  велел  заходить.  Раз  он  не  велел,
значит,  за  дверью  скрывалось  что-то  интересное,  а  может, и важное для
разведчицы Орват. Так что  Кора  прислушалась,  но  ничего,  кроме  неясного
рокота, не услышала.
     Тогда  она осторожно приоткрыла дверь. За столом сидел еще один доктор.
Грузный человек с убранными за уши длинными серыми волосами, неопределенного
возраста, и у него был такой громадный мягкий  обвислый  нос,  что  придавал
доктору сходство с морским слоном.
     -- Заходите,  --  буркнул  доктор.  --  Раздевайтесь. Он поднял голову.
Увидел  Кору  и  удивился.  --Я  вас  не  знаю,--  сказал  он.  --  Я  тоже,
--согласилась  Кора.  Но  доктор напротив не велел мне к вам ходить. Почему?
Главное -- казаться очаровательной дурочкой.  --  Почему?  --  Морской  слон
быстро приходил в ярость. Тяжелой тушей он поднялся над столом. -- А потому,
что  эти  военизированные  коновалы  не  способны  понять,  зачем  они здесь
находятся, и думают, что будут мною командовать!  Да  Гарбуй  их  в  порошок
сотрет!
     И с этим криком, чуть не раздавив Кору, морской слон вылетел в коридор,
пересек его и ворвался в кабинет к своему сизолицему коллеге.
     Посреди  небольшого  кабинета  стоял  совершенно обнаженный, голубой от
холода или волнения Миша Гофман, вытянув вперед руки и поставив ноги вместе.
Глаза  его  были  закрыты.  Сизолицый,  не  обращая  внимания  на  вошедших,
приказывал ему:
     -- Поднять  правую  руку, не раскрывая глаз поднести ее к кончику носа.
Ну вот, промахнулись! Сколько же можно! А  теперь  левую  руку...  и  только
посмейте  мне  промахнуться,  я  вас тут же спишу в обслуживающий персонал и
лишу усиленного питания... ну вот, лучшего я от вас и не  ждал.  Где  у  вас
нос? Нет, это не нос, а это ухо!
     -- Доктор  Крелий!  --  прервал  монолог  морской  слон.  -- Вы успеете
разобраться с этим неврастеником. Но меня интересует, какое вы имеете  право
хватать  пришельцев, которые еще не прошли моего обследования? Вы понимаете,
что ваши армейские интриги здесь не пройдут!
     -- Я сделал то, что считаю нужным. Девушку нашли наши сотрудники. Вы ее
вообще проморгали. Где был ваш Гарбуй? Опять политикой  занимался?  Опять  с
президентом шептался? -- Не вам об этом судить!
     -- Нет, мне. За нами будущее. А вас мы отправим на помойку истории.
     -- Прежде  чем  вы  успеете  отправить,  вы  побываете  на кладбище! --
сообщил морской слон и со страшным ревом кинулся на сизолицего.
     Но тот был готов к  нападению.  Отшвырнув  в  сторону  маленького  Мишу
Гофмана, он схватил металлический стул и помчался на морского слона, который
выхватил  из верхнего кармана мясницкого фартука отлично отточенный пинцет и
стал остро, резко, горизонтально махать им, чтобы выколоть противнику глаза.
     Кора и Миша убежали из  кабинета  и  оказались  в  коридоре.  Вслед  им
неслись отдельные вопли и рев докторов.
     Уйти  далеко  им  не  удалось,  даже  обменяться фразами они не успели,
потому что двери с улицы распахнулись и в вестибюле  поликлиники  загремели,
затопали,   тяжело  задышали  солдаты  в  боевой  форме,  бронежилетах  и  с
карабинами в руках. Окруженный ими,  шел  человек  высокого  роста  с  очень
маленькой  головой,  откинутой  назад,  будто  владелец  головы  только  что
отшатнулся от неприятного запаха или вида насекомого. Плечи  господина  были
очень  узки,  затем туловище плавно и постепенно перетекало в живот и бедра,
составляющие нижнюю часть этого конуса, а ноги  были  на  редкость  коротки,
словно обрублены.
     В  отличие от солдат он был безоружен, если не считать шпаги, свисавшей
с  золотой   перевязи,   пересекающей   темно-оранжевый   мундир,   расшитый
серебряными  дубовыми  ветками.  На  голове офицера набекрень сидела красная
каскетка,  украшенная  плюмажем  из  павлиньих  перьев,  которые  все  время
задевали то за притолоку, то за люстру, а то и за потолок.
     Натолкнувшись  в  дверях  на  Кору  и Гофмана, усатый офицер на секунду
задумался, затем сообщил:
     -- Тебя я знаю. Ты -- Гофман, агент земных разведок, большой  мерзавец.
И я тебя задушу собственными руками. А вот девицу не имел чести... Я не имел
чести или я имел честь? -- Мы не знакомы, -- сказала Кора. -- Вот именно. Из
этого  я  делаю  вывод,  что  ты и есть наше новое приобретение, которое эти
недоумки Гарбуя упустили, а мои соколы отыскали  и  привезли.  Тебя  солдаты
привезли? -- Солдаты. Офицер говорил хрипло, надрывно, напористо.
     -- Будем  знакомы! -- сказал он. -- Полковник Рай-Райи, кавалер степени
нежданного нападения.
     -- Кора, -- ответила девушка. --  Кора  Орват,  студентка  Суриковского
института. -- Степень имеешь?
     -- Степени  не  имею  и не знаю, что вы имеете в виду. --А то у вас как
институт, сразу доктор или профессор. Слушать противно.
     Вроде бы разговор шел по-русски, но собеседники  друг  друга  не  очень
понимали.
     -- Чего  я  не хотел, -- продолжал полковник Рай-Райи, -- так это чтобы
ты сперва попала в лапы молодчиков Гарбуя. Они из тебя вытянут, что им надо,
а от нас могут и скрыть... Понимаешь?
     Полковник показал на дверь, из-за которой доносилось  рычание  и  звуки
разбивающихся предметов -- бой между докторами продолжался.
     -- Эти  недоумки  даже  шпиона выследить не могут -- хороши бы мы были,
если бы оставили этого... -- он показал на вздрогнувшего Мишу Гофмана, -- на
свободе. Откуда мы знаем, где его сообщники.
     -- Это трагическое недоразумение, -- произнес Гофман.
     -- Я из тебя еще выбью добровольное признание, --  пригрозил  полковник
Рай-Райи  и,  толкнув  дверь  сапогом,  первым  вошел  в кабинет, где бились
доктора.
     Те не заметили, что появилось несколько зрителей, так как, разбежавшись
по углам кабинета, метали друг в друга острые и тяжелые предметы.  По  лицам
докторов сочилась кровь, на лбах и темени вздувались шишки. -- А ну, стоять!
-- крикнул полковник Рай-Райи. Первым опомнился сизолицый.
     -- Ваше  постоянство!  --  воскликну