осед по парте,
разумеется, выдал Базиля членам комиссии,  когда  те  заявились  на  остров.
Комиссия в сопровождении расстроенной госпожи Аалтонен направилась в подвал.
     Базиль  забаррикадировался  в  подвале  и  заявил,  что  не  сдастся до
последнего яйца. И 'пока члены  комиссии  с  помощью  дворника  и  садовника
ломали  дверь,  он  с®ел  все  шестьдесят  восемь  яиц,  некоторые вместе со
скорлупой. Когда комиссия ворвалась в подвал, Базиль был без сознания. Затем
его отвезли в реанимацию, и больше на остров он не  вернулся.  Рассказывают,
что он сошел с ума и содержится в специальной лечебнице.
     К   такой   же   породе   людей,  для  которых  предмет  бессмысленного
собирательства оказывается в конечном счете важнее самой жизни, относился  и
профессор  дю  Куврие,  отец Вероники. И, самое интересное, он не скрывал от
найденной дочки особенностей своей натуры.
     -- Разумеется, моя коллекция, будучи совершенной сама по  себе,  далека
от  совершенства,  как  любое  произведение великого искусства, -- продолжал
профессор. -- Коллекция картин Эрмитажа или Лувра  тоже  никогда  не  сможет
достичь  идеала.  Для  этого  необходимо  об®единить  по крайней мере тысячу
крупнейших мировых коллекций. А это, к сожалению, невозможно.  Но  даже  мое
скромное  собрание  вскоре  привлекло  внимание  криминальных  элементов.  Я
полагал, что никому не приношу зла, что могу в свое удовольствие  отдаваться
благородному  занятию.  Но  нет!  Словно  гиены  к падали, ко мне потянулись
мерзавцы разных мастей. Меня трижды пытались ограбить и  дважды  убить.  Мне
пришлось  эмигрировать  с Земли, чтобы скрыться в скромной надежности Марса.
Но и здесь за мной охотились. После того как  меня  попытались  выкурить  из
особняка,  который  я купил на пенсию и сэкономленные деньги, я был вынужден
построить вот это бетонное убежище.
     -- Надо было позвонить в полицию! -- посоветовала Ко.
     -- Дурочка! Полиция бессильна перед межпланетной мафией. Она вся у  нее
на  содержании.  --  И  ИнтерГпол  тоже? -- Разумеется. В первую очередь. Ко
послышался какой-то скрип. Она обернулась.  --  Что?  --  нервно  воскликнул
профессор. -- Ты что-нибудь слышала? -- Мне показалось.
     -- Если  что-то  услышишь, сразу сообщай мне! С возрастом мой слух стал
меркнуть.  Мне  нужны  твои  молодые  глаза  и  уши...  если  это  не  глаза
предательницы. Ты на самом деле моя дочь? -- Папа, вы же видели все анализы!
-- Анализы-манализы!  --  закричал профессор. -- Мне нужен один свидетель. Я
хочу понять, как они стибрили эти документы!
     -- Папа, лучше рассказывайте про  ваши  приключения.  Я  ведь  тоже  не
уверена, что желаю такого отца.
     Профессор  несколько  удивился, помолчал и произнес не столь громко: --
Родителей не выбирают.
     -- Хороших не выбирают, -- возразила  Ко,  --  а  таких,  которые  тебя
теряют,  можно  и  заменить.  --  Сделай еще кофе, -- велел профессор. Ко не
стала спорить. Она вернулась на кухню и занялась  приготовлением  кофе.  Она
пыталась  выглянуть  в  окно,  но  оно  было  высоко.  Ей пришлось встать на
табуретку, чтобы просунуть голову между прутьев решетки. Из окна была  видна
маленькая  каменная  пустыня -- наверное, единственное лишенное зелени место
под марсианским куполом. Но за забором Ко увидела знакомую фигуру. Это стоит
Артур. У него в руке телефон -- значит, он на  связи  с  князем.  Они  ждут.
Подать  знак?  Помахать  им  салфеткой в окошко, как принцесса, заточенная в
замке? Нет, она отогнала это желание. Ничем  я  им  не  обязана  и  не  буду
помогать. А вдруг они замыслили какую-нибудь пакость против дю Куврие?
     Когда Ко вернулась с полным горячим кофейником, профессор, оказывается,
совсем  забыл  о  ней.  Бумаги, касающиеся ее происхождения, он отодвинул на
край стола, а перед собой положил раскрытый альбом с марками. -- Я  принесла
кофе,  -- сказала Ко. -- Что? ---- удивился профессор.-- Что ты тут делаешь,
девочка?
     Но тут же спохватился, взял себя в руки и даже улыбнулся. Одними губами
-- получилась кривая гримаса.
     -- Старею, -- сказал он, -- совсем старею.  Но  прости  --  меня  вдруг
посетила  идея: нет ли в цеппелинах тридцатого года гребенчатой зубцовки? --
И как? -- спросила Ко, разливая кофе по чашкам. -- Завтра проверю, -- сказал
профессор. -- Сегодня у меня  гости.  По  крайней  мере,  кофе  ты  готовить
умеешь.
     -- Расскажите  мне дальше про вашу жизнь, папа, -- попросила Ко. -- Как
я пропала?
     -- Для того чтобы грабители не добрались до меня, я превратил мой дом в
крепость. Но однажды они подложили бомбу под входную дверь. Бомба  повредила
купол и чуть было не задушила все население нашего городка. К счастью, здесь
мы   обошлись   без  полиции  --  общественность  нашего  квартала  схватила
грабителей, и их тут же повесили на городской площади. -- Не может быть!
     -- Об  этом  писали  в  газетах,  --  ответил  профессор.  --  И  казнь
показывали  по  телевизору.  Разумеется,  потом  начались страшные скандалы,
родственники и друзья повешенных грабителей клялись, что это  были  невинные
молодые  люди,  которые приехали к нам на Марс на экскурсию. Был процесс. Но
мы доказали, что не превысили пределов оправданной самообороны. Если  бы  их
не  остановили  вовремя,  воздух  бы вырвался из нашего купола. Марс тебе не
Земля -- здесь бомбы кидать не положено. После этого мне  пришлось  положить
все  свои ценные экземпляры в сейф банка. Больше никому до них не добраться.
Но какое это горе для меня! -- Почему, папа?
     -- Потому что для настоящего коллекционера  самое  главное  счастье  --
наслаждаться  видом  своей коллекции. Говорят, что Тамерлан, собрав гарем из
трехсот  конфискованных  и  захваченных  в  плен  красавиц,   каждый   вечер
выстраивал  своих  жен на плацу, выбирая ту, с которой проведет ночь. Он был
настоящим коллекционером, мой древний коллега!
     -- История ругает его не только за это, -- напомнила Ко.
     -- История никогда не ценила коллекционеров. Я не надеюсь на  достойное
в ней место. -- И что же было дальше?
     Профессор задумался. Почему-то ему расхотелось рассказывать о прошлом.
     -- Может  быть,  пойдем,  я  покажу  тебе  твою комнату? Там спала твоя
покойная мама.
     -- Хорошо, только доскажите мне про то, как я потерялась.
     -- Ты не потерялась. Тебя украли. Это  долгий  разговор.  --  Разве  мы
спешим?
     -- У меня был трудный день, -- сказал профессор. -- Пора спать.
     -- Тогда  расскажите  в двух словах. -- Ты неприятно настырная девочка,
-- сказал профессор.
     -- Я давно живу без родителей, -- призналась Ко. --  Характер  ребенка,
лишенного родительской ласки, неизбежно ожесточается.
     Профессор внимательно посмотрел на дочь, глубоко вздохнул и заговорил:
     -- Я  положил ценности моей коллекции в швейцарский банк. До нее теперь
не доберется ни один искатель  сокровищ.  Но  они  попытались  пойти  другим
путем.
     -- При  чем  тут  я? -- спросила Ко. -- А при том, что банда грабителей
украла тебя. -- Зачем?
     -- Мне сказали, что вернут тебя в случае, если я передам им  коллекцию.
-- А если не передадите? -- Тогда они тебя убьют. -- И что же случилось?
     -- Разумеется,  я  сообщил  об  этом в полицию. И полиция обыскала весь
Марс. Но тебя на Марсе уже не было. Тебя увезли. -- И что же было дальше?
     -- Твоя мама умерла от горя. Да, я не скрываю  от  тебя  всей  жестокой
правды  жизни  --  ты  стала  причиной  гибели  твоей матери. Не зря же я ей
говорил: сделай аборт, мы не можем с тобой иметь сразу два сокровища! Но она
обещала родить мне сына, наследника, настоящего коллекционера. --  И  родила
меня?
     -- К  сожалению,  она  меня  обманула. Она родила тебя. -- И вы меня не
любили. -- Я к тебе лояльно относился. -- И  когда  меня  украли,  вы  сразу
приняли  решение? -- Ой, только не говори, что сразу! Мое решение стоило мне
бессонной ночи.
     -- И когда вы решили, что я не стою вашей коллекции, моя  мама  умерла?
-- спросила Ко, обнаружив несвойственную юности проницательность.
     -- Твоя   мама  умерла,  потому  что  не  уберегла  тебя,  --  возразил
профессор.
     -- Она предугадала ваше решение, папа? -- Поставь себя на мое место, --
ответил профессор дю Куврие, отводя взгляд в  сторону,  --  я  полагал,  что
ничего  страшного  не случится. Это шантаж! Я надеялся, что полиция с честью
выполнит свой долг и быстро тебя найдет.
     -- Папа, пять минут назад вы  мне  сказали,  что  вся  полиция  куплена
мафией и вы ей не верите.
     -- Ну,  в некоторых вопросах не верю, а в некоторых верю. Нельзя уж так
грубо обобщать! -- Мама предугадала все  заранее?  --  Она  сказала  мне:  я
больше  не  увижу моей дочки. Она ушла из дома, и на следующий день ее нашли
за пределами купола, в безвоздушном пространстве. Она умерла. Очевидно,  она
случайно  открыла  переходной люк, которым пользуются ремонтники, и вышла...
-- Случайно?
     -- Она была в стрессовом состоянии, она искала  тебя.  Она  чувствовала
свою  вину.  Повторяю:  ты убила свою мать. -- Тем, что меня украли? -- Тем,
что попалась!
     -- Может быть, стоило отдать им вашу коллекцию?  --  Что  ты  говоришь!
Чтобы  я, такой гордый и честный, поддался наглому шантажу грабителей? Ну уж
нет! У меня есть принципы!
     -- Главный принцип -- сохранить коллекцию? -- Такая коллекция, как моя,
принадлежит не только мне -- она принадлежит всему человечеству.  Я  не  мог
обездолить человечество! -- Наверное, она очень дорого стоит? -- Разумеется,
она  дорого  стоит!  --  Профессор  даже возмутился. -- Иначе она не была бы
лучшей.
     -- Вы совершили выгодный коллекционный обмен, папа, -- сказала  Ко.  --
Какой?  --  не  понял  профессор.  --  Вы  поменяли мою маму и меня на марку
острова Маврикий.
     -- Там не только Маврикий!  Там  такие  ценности...  --  Тут  профессор
осекся, потому что понял, что в запальчивости наговорил лишнего.
     -- Нет, я совсем не уверена, что хочу быть вашей дочкой, -- сказала Ко.
     --А  я  не  уверен, что мне нужна такая дочка. И должен тебе сказать --
моя дочь никогда бы не посмела так грубить своему отцу.

     Ко узнала голос темнокожей мухи Ванессы. Она обрадовалась,  что  кто-то
помнит  о ней. -- А где комиссар? -- спросила она. -- Он не может проникнуть
к тебе. Дом сделан из такого бетона, сквозь который не проходит  голограмма.
Но он помнит о тебе. Он желает тебе удачи. -- А в чем моя удача? -- спросила
Ко.  --  Он  не  сказал, -- ответила муха и исчезла. Улетела. За окном снова
загорелись яркие звезды на синем фоне.
     -- Я хочу уйти.
     -- Уйдешь, когда я решу, -- сказал профессор. -- Нет, я ухожу!
     -- Сейчас все закрыто. Автоматически.  Даже  я  сам  не  могу  до  утра
открыть двери.
     Ко  поняла, что профессор не шутит. Она смирилась и решила дотерпеть до
утра, а там -- хочет Милодар того или нет,  она  бросит  этого  сумасшедшего
эгоиста.
     Профессор  провел Ко в дальнюю, за кухней, комнату -- еще один каменный
мешок с окошком под потолком, освещенный голой слабенькой лампочкой.
     В комнате стояла  продавленная  в  середине  старая  кровать,  покрытая
покрывалом,  настолько  пыльным,  что когда Ко ударила по нему ладонью, пыль
поднялась густым серым облаком.
     Профессор стоял в дверях и надрывно кашлял.  --  А  другой  комнаты  не
найдется? -- спросила Ко. -- Нет! -- отрезал профессор. -- В других комнатах
марки-дубликаты, варианты, просто марки и конверты первого дня гашения.
     Ко  вдруг  увидела,  что  в  углу, почти скрытая открытой дверью, стоит
детская  кроватка  --  ее  собственная  детская  кроватка...   И   тут   она
спохватилась: при чем тут она? Это же кровать Вероники. Нельзя так входить в
роль...  Профессор пожелал Ко спокойной ночи. Ко подняла с кроватки Вероники
куклу. Надо будет отвезти ее подруге.
     Потом она вынесла покрывало и подушку с кровати в коридор и  выбила  из
них  пыль. Профессор высунулся из кабинета и принялся было кричать, но Ко не
обратила на него внимания.
     К  счастью,  на  Марсе  всегда  тепло.  Ко  легла  поверх  покрывала  и
постаралась заснуть. За окном был виден клок исполосованного решеткой синего
неба.  На  фоне окна появилось нечто черное. Черное закрыло собой решетчатую
синеву и прошептало:
     -- Ко, держи себя в руках! От тебя сейчас все зависит.

     С утра профессор ждал доказательств тому, что  Вероника  его  дочь.  На
этот  раз  требовался  живой  свидетель.  Профессор  болтался  у  телефона в
ожидании звонка Артура. Наконец в десять позвонил Артур дю Гросси. -- Доброе
утро, профессор, -- сказал он. -- Сегодня, как договаривались, после  обеда.
-- А  раньше  нельзя?  --  Быстрее корабли не летают. Профессор злобно кинул
трубку и удалился к себе в кабинет.
     Ко маялась бездельем. Она попросила  профессора  показать  какие-нибудь
драгоценные  марки,  но  профессор  был непреклонен: ни одной марки, стоящей
больше ста тысяч экю,  дома  не  хранится.  Конечно,  если  девочка  захочет
позабавиться  движущимися  марками  Кассиопеи,  с®едобными  марками островов
Черной  туманности,   меняющими   рисунки   по   желанию   зрителя   марками
Сперендопской    Федерации   или,   наконец,   совершенно   белыми   марками
таинственной, еще не открытой планеты Фракас  --  ее  воля.  Все  эти  марки
хранятся  дома  и представляют интерес только для людей наивных и далеких от
классической филателии. Конечно, в другой ситуации  Ко  с  удовольствием  бы
поглядела  на  марки, которыми раньше не интересовалась, потому что в ней не
было коллекционерской жилки, но теперь ей не хотелось настаивать.
     -- Тогда я посмотрю наш семейный альбом, -- сказала она. -- Я же совсем
не помню моей мамы.
     -- Ах,  --  отмахнулся  профессор,  --   твоя   мама   была   человеком
непримечательным,  я  бы  сказал,  скучным.  Она  даже  не  могла родить мне
наследника.
     -- Женились бы  еще  раз,  --  предложила  Ко  без  всякой  симпатии  к
профессору; тот принял слова всерьез и ответил:
     -- Слишком велик риск. Если меня смогла так провести самая обыкновенная
женщина,  которая  вышла  за меня, когда я лечил рыб и не думал о марках, то
теперь  мне  бы  обязательно  подсунули  какую-нибудь   охотницу   за   моим
состоянием. Подобную тебе.
     Ко  не  стала  спорить.  Тогда  профессор  вздохнул,  с неудовольствием
оторвался от своих альбомов и принес небольшой альбом, который, конечно  же,
принадлежал  матери  Вероники. Там была она сама в форме выпускницы гимназии
-- серьезная черноволосая девушка с косой, венком  лежавшей  вокруг  головы,
очень  похожая  на  Веронику  и  немного  на  Ко.  Потом  Ко нашла свадебную
фотографию, на которой профессор был таким же, как сегодня, даже  пробор  не
изменился. А мама Вероники смущенно улыбалась, словно сбылась ее мечта... --
Как звали мою маму?
     -- У нее было нелепое имя -- Клара, -- сообщил профессор.
     А  вот  и появилась Вероника. Клара держит ее на руках -- они улыбаются
одинаково. А вот Вероника лежит на животике, задрав  пока  еще  почти  лысую
головку...
     От  князя  позвонил  толстый  обер-камергер.  Он  сообщил,  что  нужный
свидетель прибыл на Марс и готов к встрече.
     -- Так быстро этого быть не  может,  --  подумал  вслух  профессор.  --
Значит, этот свидетель у них был заготовлен заранее. Как же они рассчитывают
добиться моего доверия, если обманывают меня на каждом шагу?
     -- Я  думаю,  что они уже знают ваш характер, -- ответила Ко. -- Знают,
какой вы недоверчивый. Они и пригласили свидетеля заранее.
     "Зачем я их защищаю? Может, потому что профессор мне не  нравится?  Они
все  хороши  --  каждый тянет одеяло в свою сторону, так что ткань трещит. И
папочка-профессор с его марками, и князь с сахарными девочками,  и  красавец
Артур, которому не нужна Ко... Но кого они привезли в качестве свидетеля?"
     -- Где  мы  встретимся?  --  Профессор  задумчиво смотрел на экран. Там
торчала завитая голова камергера, человека пожилого  и  грузного,  --  князь
избрал солидного посредника.
     -- Я  согласен  разговаривать со свидетелем в главном зале почтамта, --
сообщил профессор. -- Сегодня как раз проводится гашение первого дня  серии,
посвященной  открытию Марсианского зоопарка. В два я получу свои конверты, а
после этого мы сможем поговорить. -- Прямо в зале? -- удивился камергер.  --
А  чем  это  место  хуже другого? -- Но вас там, наверное, все знают. -- Тем
более вы не сможете совершить по отношению ко мне никакой подлости.
     -- Мы и не собирались, ваше сиятельство, -- буркнул  камергер  с  видом
человека, который не намерен от подлостей отказываться.

     Профессор  дю  Куврие  собирал  в  большой  старый  портфель кляссеры и
тетрадки с наклеенными марками, поучая Ко, словно надеялся  сделать  из  нее
филателиста.
     -- Тебя может удивить, -- говорил он, -- что, собираясь на столь важную
встречу, я беру с собой портфель, наполненный посредственными дублями.
     По крайней мере, он признает, что собирается на важную встречу.
     -- Для  настоящего коллекционера не бывает пустяков. Честно скажу тебе,
что получил куда большее  удовольствие,  потому  что  выменял  случайно  эту
непритязательную  марочку  на  пустяковую  картинку  лунной  флаерной почты,
нежели купив за нормальную цену квард-блок беззубцового полярфрахта. Ты меня
не понимаешь, и не надо тебе этого понимать. Главное -- я всегда должен быть
настороже! Я должен быть готов в любой момент  вытащить  из  этого  боевого,
заслуженного  портфеля  нужный кому-то клочок бумаги или пластика и получить
за  это  вдвое  больше.  Именно  поэтому  я  стал   знаменитым   и   великим
коллекционером.   Захватывая   столицу  государства,  не  забывай  о  тысяче
окружающих деревень и поселков.
     Ко смирилась с особенностями  характера  профессора  --  труднее  будет
Веронике.  Но ведь никто не заставит ее переехать к отцу и коротать свой век
в марсианском  захолустье.  Может  быть,  в  ее  сердце  проснутся  дочерние
чувства, которые заставят не замечать некоторые черты его характера?
     Быстро,  без  суеты,  как  хирург,  собирающий саквояж на выезд к месту
катастрофы, профессор наполнил  портфель  кляссерами  и  каталогами  и,  уже
направившись к выходу, вдруг заявил:
     -- По  крайней  мере,  если  ты  окажешься  поддельной  и тебя придется
вернуть на расправу князю Вольфгангу, то я смогу остаться на почтамте  и  не
зря потеряю время.
     Ко  вздрогнула. Оказывается, лицемерный профессор знал или догадывался,
на какую судьбу он обрек  Кларенс,  разоблачив  ее  и  отказавшись  признать
дочерью. Конечно, Ко не знала Кларенс и видела ее уже только в образе чучела
в  музее таксидермии, но Ко была уверена, что Кларенс была жертвой не только
князя, но и профессора. Обоим  плевать  на  Кларенс,  Ко  или  Веронику.  Но
Вероника-то в безопасности! Как это несправедливо: Вероника оказалась дочкой
профессора,  а  расплачиваться  за  обман придется Ко. Так сильные мира сего
удовлетворяют свои страсти за счет простого народа. Ведь  генералы  сидят  в
надежных  укрытиях,  тогда  как  солдаты  ждут  под  дождем,  в грязи, своей
бесславной гибели.
     По пути к почтамту, видно, в ожидании  успешных  коллекционных  сделок,
профессор подобрел и даже сказал:
     -- Не  исключено, что у тебя и на самом деле найдется свидетель. С моей
точки зрения, достойный. Не исключено. Тогда  ты  станешь  моей  дочерью.  И
первой  помощницей.  Давно  пора разобрать шкафы в подвалах -- там скопились
тысячи альбомов. Я ведь скупал коллекции и вынимал из  них  одну-две  марки.
Кое-что  продавал,  чтобы  окупить  приобретение.  А  остальное оставалось в
подвалах. Может пригодиться...
     Ко поежилась. Менее  всего  ее  устраивала  судьба  разборщицы  пыльных
завалов.  Может,  уже  сейчас  признаться,  что  она знакома с его настоящей
дочкой? Это, конечно, приятно, но где гарантия, что Милодар успеет спасти Ко
от гнева Вольфганга? Нет такой гарантии.
     Когда