м, на котором была
написана "Шамаханская царица", и мое произношение будет несколько хромать...
     Увидев  обалделое  выражение  лица  профессора, Кора получила искреннее
моральное  удовлетворение  --  пожалуй,  впервые  за   это   путешествие   в
параллельный  мир.  И  она решила никому не признаваться, даже под пыткой, в
том, что произнесенный ею текст она списала  со  шпаргалки  на  экзамене  по
литературе прошедшей весной и еще не успела забыть.
     Ротмистр  Покревский  сел  на  нарах.  Собственное горе даже потускнело
перед  невиданным  девичьим  талантом.  Но  Кора  быстро   вернула   его   к
действительности.
     -- Продолжайте,  ротмистр,  --  сказала она. -- Рассказывайте, что было
дальше.
     -- А что продолжать,  --  махнул  рукой  Покревский.  --  Я  кинулся  к
полковнику  Рай-Райи,  чтобы  вызвать  его на дуэль на любом виде оружия --в
конце концов, мне не привыкать к смерти. -- А полковник?
     -- Полковник вышел и в грубых выражениях потребовал, чтобы  я  убирался
прочь. Тогда я поднял палку и крикнул ему: "Защищайтесь, сударь!" -- А он?
     -- А  он  ничего  не ответил, потому что из той же двери выскочила ваша
подруга Нинеля. -- Из той же двери? -- удивился  профессор.  --  Из  той  же
двери!  Она  издавала  нечленораздельные  звуки,  она  налетела  на меня как
злобная фурия, она вырвала у меня палку и начала меня  избивать,  утверждая,
что  не  даст в обиду своего любимого. Затем прибежали медсестры и притащили
меня сюда... вот в таком виде. Но я же не мог поднять руку на женщину,  даже
если она хамка!
     -- Таинственная  история, -- сказал Калнин, -- но полагаю, что не такая
уж трагическая, как вам показалось. Если, правда, полковник не забавлялся  с
двумя девицами сразу.
     -- О,  только  не  это!  --  воскликнул ротмистр и сжал ладонями виски,
словно голова его раскалывалась от немыслимой боли.
     -- Тогда между ними происходило что-то совершенно невинное, --  заявила
Кора. -- Поэтому Нинеля так на вас рассердилась.
     -- Нет, -- твердо возразил капитан. -- Там происходило нечто ужасное.
     -- Я  вас пытаюсь убедить, -- сказал профессор, -- что принцесса умерла
пятьсот лет назад, что вы погибли полтора века назад, что здесь лишь Кора --
реальное живое существо. Мы же с вами -- привидения, фантомы.
     -- Чепуха, -- проворчал ротмистр. Но он был не уверен в  своих  словах.
-- Есть  только  этот  день и этот миг. За окошком перекликались часовые. --
Что на обед? -- крикнул ближний, второй ответил неразборчиво.
     Ротмистр молчал, лежа на нарах. Профессор все мерил камеру шагами. Кора
задумалась  --  она  пыталась  заставить  себя  поверить  в  то,  что  здесь
происходит что-то настоящее, реальное, что это ей не снится. Но убедить себя
трудно,  потому  что  память  Коры,  как и память По-кревского, отказывалась
перенестись в настоящее. Оставленный ими  мир  был  слишком  близок  и  куда
реальнее  этих  бараков,  этой духоты и уж тем более буйства ротмистра из-за
средневековой готской принцессы.
     -- И все же мне все это не нравится. -- Профессор Калнин стоял у стены,
запрокинув голову и вперив взгляд  в  забранную  решеткой  щель  окошка.  --
Генералы  что-то  задумали.  Гарбуй  прав,  они  что-то  задумали. Ты обрати
внимание -- они не были реально обеспокоены, в какое время попадут люди  при
возвращении  на Землю, -- а это для их планов должно быть ключевым моментом.
Если они решились  на  локальное  вторжение  и  похищение  военных  машин  и
технологий   --   это   хоть  и  звучит  наивно,  но  значит,  что  их  план
предусматривает обойти эту опасность. Но как?
     -- Но может  быть,  это  просто  ловушка,  игра  --  может,  они  и  не
собираются  захватывать  наш  мир,  потому  что понимают, что могут лишиться
своего?
     Коре было приятно разговаривать на равных с профессором и  чувствовать,
что он не старается приспособиться к ней.
     -- Интересно, -- сказал Эдуард Оскарович. -- И почему?
     -- Потому  что,  --  сказал  вдруг  ротмистр,  --  им нужна не война, в
которой они могут потерпеть поражение, а лихая подготовка к ней. Нужен образ
врага. Вы слышали об этом?
     -- Я понимаю, что вы хотите сказать, ротмистр, -- согласился Калнин, --
пускай будет такая подготовка к войне, что война нам уже не понадобится.  Мы
под  шумок  пересажаем  всех  смутьянов  и  заодно  скушаем  с хреном самого
президента.
     -- А интересно, -- спросила Кора, -- президент это понимает?
     -- Мне интереснее, понимает ли Гарбуй.  Если  понимает  он,  то  сможет
убедить президента, -- сказал Калнин.
     Загремел засов, дверь отворилась -- там стоял полковник Рай-Райи.
     -- Выходите,  --  приказал  он,  --  обедать  пора. Ротмистр Покревский
отвернулся к стене. -- Все выходите, все, --  приказал  полковник.  --  Вас,
ротмистр,  это  тоже  касается.  Но  если вы все еще настаиваете на дуэли со
мной, я не возражаю. Вот кончу сегодняшние дела, и после ужина  сразимся  на
пляже. -- Вы не шутите? -- Покревский вскочил во весь рост.
     -- Я  вообще  не  умею шутить, -- ответил полковник. -- Но хотел бы для
ясности сообщить вам, что сегодня все  утро  в  моей  комнате  две  женщины,
которые  вам  известны,  приводили  в  порядок мой мундир, почти погубленный
вчера, когда я угодил в бетонную ловушку. Это я говорю не для оправдания,  а
для  сведения некоторых нервных господ. Принцесса же слишком черна и грязна,
чтобы меня соблазнить, и ни слова  не  понимает  по-русски.  ---  Врете,  --
сказал ротмистр.. , . -- А я полагал, что в вашей армии были приняты правила
вежливости  между  офицерами.  Так  что вы, ротмистр, остаетесь без обеда за
грубость старшему по званию.
     Покревский сделал было движение к двери -- во-первых, он  был  голоден,
во-вторых,  понял,  что  ведет  себя  не  самым  лучшим образом. Но гордость
заставила его остановиться. Так он и стоял -- высокая фигура в синем  рваном
халате.
     Но  сердцу  полковника не была свойственна жалость. Когда они поднялись
на второй этаж, он сказал: -- Покревский хотел меня убить и  мог  убить.  Он
был  груб со мной, хотя я его пожалел -- что мне стоило пристрелить его? Кто
бы меня осудил за это? Разве что вы, профессор?
     --И я в том числе, -- согласился профессор. В  столовой  уже  собрались
все остальные. Маленькая кучка людей с Земли, совершенно разных и чужих друг
другу. Журба прогудел:
     -- Где же вы загуливаете, господа, разрешите вас спросить?
     -- У тебя, Кора сзади к платью трава прилипла, -- крикнула Нинеля.
     Она  сделала  в халате глубокий вырез и откромсала рукава -- получилось
платье-ублюдок,  но,  по  крайней  мере,  оно  соответствовало   климату   и
демонстрировало нахальные груди разведчицы.
     Кора послушно постаралась отряхнуть платье сзади, раздался хохот Журбы,
ему вторила  Нинеля. Миша Гофман криво усмехнулся. Принцесса Парра подвинула
к себе миску и без помощи ложки быстро пила из  нее  суп.  У  принцессы  был
чудесный аппетит.
     Под  смех  зрителей  Кора  дошла  до  стола  и  уселась  на свое место.
Медсестры  снабдили  пришедших  мисками  с  гороховым   супом.   Полковнику,
пожелавшему  разделить  трапезу  с  пленниками,  вместо  миски  дали большую
фарфоровую тарелку и добавили к гороху кусок грудинки. Ну что же,  он  здесь
хозяин.
     -- Сегодня  начнем,  --  сказал  Рай-Райи,  опустошив  свою  миску,  --
собираться домой. -- Затем он протянул миску медсестре за добавкой.
     Так как все понимали: не зря же полковник сел за общий стол -- слов его
не пропустили. И поняли молчание как приглашение к вопросам.
     -- Возвращение добровольное? -- спросил Эдуард Оскарович.
     -- Совершенно добровольное. Желающие остаться у нас могут остаться.
     Полковник  улыбнулся  широко  и  бессмысленно  --  получилась  гримаса,
предназначавшаяся специально для профессора.
     -- Есть  ли  какие-нибудь  гарантии,  что мы останемся живы? -- спросил
инженер Всеволод.
     -- А какие могут быть гарантии? -- удивился полковник.
     -- Я попал сюда, -- ответил инженер, -- потому что потерпел крушение  в
воздухе. Мой махолет сломался. Как мне теперь понятно, падая к земле, он был
подхвачен  вашим  аппаратом  и  приземлился  на  мягкий склон по соседству с
лагерем. Если вы вернете меня в точку, где  произошло  крушение,  я  из  нее
упаду на камни и разобьюсь. И этого я не желаю.
     -- А  может,  вы  сначала на кроликах попробуете? -- задумчиво произнес
Журба.
     -- Зачем? -- спросил полковник. Он сделал вид, что не понял. -- Кролика
не жалко.
     -- А вас, думаете, жалко? -- удивился Рай-Райи. -- Почему это я  должен
вас жалеть?
     -- Да  потому,  что  между людьми есть гуманизм, -- ответила Нинеля. --
Так учит партия. Мы не кролики, мы звучим гордо.
     -- Мы допрашивали вас и ваших товарищей, --  полковник  поднес  ко  рту
миску  и  допил  остатки похлебки, потом закончил: -- И поняли, что весь ваш
гуманизм и медйой монетки не стоит. В отличие от кроликов вы истребляли друг
друга миллионами. Так что не вам говорить о жалости.
     -- Вы все путаете, -- рассердилась Нинеля. -- Мы  уничтожали  врагов  в
порядке исторической справедливости. Как классовых, так и агрессоров.
     -- Вот мы и уничтожим всех вас тоже в порядке справедливости. Должен ли
я думать о вашем гуманизме, если я за ваш счет могу сделать жизнь моих людей
лучше и сытней? Ну, отвечайте.
     -- А  вот  задавать  такой  вопрос  вы  не  имеете морального права, --
сказала Нинеля. Грейпфруты ее грудей согласно качнулись, и полковник  замер,
зачарованный  этим зрелищем, благо верхние половинки грейпфрутов поднимались
над вырезом в синем халате, как будто плавали в синем пруду. --  Потому  что
наша человеческая жизнь не менее дорога, чем жизни ваших сотрудников.
     Нинеля  поправила  халат,  да  так  неудачно,  что  правая  грудь вовсе
оголилась, и полковник зашелся в кашле.
     -- Ладно, -- сказал Рай-Райи, -- наше дело  военное  --  как  прикажут,
туда  и  стреляем.  Пускай  ученые изучают, начальство решает, а мы подождем
этих мудрых решений. Что у нас сегодня по плану?
     Полковник достал блокнот, открыл его на  нужной  странице  и  некоторое
время шевелил губами, вникая в смысл слов.
     -- Ясно,  --  сказал  он  и хлопнул блокнотом. -- Значит, так, проводим
медицинский опыт на сексуальную совместимость наших пришельцев. Всем  пройти
в  душевую,  там  оставить  одежду  и  остаток  дня  провести  без  одежды в
гимнастическом зале...
     -- Боюсь, что это старая программа,  --  в  обалделой  тишине  произнес
Эдуард  Оскарович.  --  И  если  вы  справитесь о том у господина Гарбуя или
господина Лея, они выскажут вам свое неудовольствие.
     -- А что я могу поделать!  --  Полковник  вскочил  и  закричал,  словно
призывал  всех идти в атаку. -- Что я могу поделать, когда приказов десятки,
начальства в тысячу раз больше, чем вас, а я за все в ответе! Гарбуй  и  его
люди  требуют,  чтобы  мы  проводили  исследования  и опросы. Мое начальство
требует готовить вас к диверсиям! А я как мышь в плоскогубцах! С  меня  весь
спрос. Вы что думаете, мне нужно, чтобы вы голыми тут бегали и свальный грех
по углам устраивали? Раздевайтесь по плану!
     -- Господин  полковник,  я вас призываю к разуму! -- рассердился Эдуард
Оскарович.
     -- Ладно, запишем, что провели.  Этим  ученым  недолго  осталось  здесь
командовать. Все свободны. А вы, госпожа Нинеля, останьтесь для разговора.
     -- Ну  вот,  еще  чего  не  хватало!  --  воскликнула  Нинеля  с  таким
наслаждением в голосе, что Журба произнес: -- Эх, вкатил бы я  тебе  десяток
розг! -- Помолчите, а то самому достанется, -- отпарировала Нинеля.

     Вторая половина дня оказалась насыщенной событиями.
     Но  поначалу  ничто  не  предвещало  перемен. Если не считать того, что
тягостная жара  постепенно  превращалась  в  духоту,  которая  бывает  перед
сильной  грозой.  В небе все густели облака, и порой солнце отыскивало в них
прореху, чтобы обжечь и без того измученные жарой тела людей, но  затем  все
заволакивало   движением  мрачнеющих  туч,  и  уже  погромыхивало  где-то  в
немыслимой дали над морем, словно там,  за  горизонтом,  разгорелся  морской
бой.
     Движения  неизбежно замедлялись, и каждый шаг приводил к одышке, к поту
и звону в  ушах.  И  тем  более  странным  было  увидеть,  как  стремительно
пересекли  двор  полковник  и следом два доктора, сизолицый Крелий и другой,
незнакомый, с небольшим саквояжем, видно, прибывший недавно. Они  исчезли  в
административном  корпусе.  На  минуту  снова  наступила  недвижная  тишина,
отдаленно загромыхало. Из барака вышел Эдуард Оскарович. Не заметив стоявшую
в стороне Кору, он, делая вид, что прогуливается,  направился  к  кустам,  к
известной ей тропинке. Кору посетил было соблазн последовать за профессором,
но мысль о том, что ей придется карабкаться в гору сквозь колючий кустарник,
была   настолько   отвратительна,  что  чувство  долга  тихонько  свернулось
клубочком где-то внутри нее и замерло, надеясь, что его не заметят.
     -- Будет  гроза!  --  сказал  кто-то  так   неожиданно,   что   девушка
отшатнулась.
     Это  был инженер. Он снял халат и остался в длинных полосатых трусах. У
него было гладкое загорелое тело с  плоским  жестким  животом,  без  единого
грамма  жира.  Коре  было  приятно  смотреть  на него. В руке инженер держал
длинный прямой прут, который он очищал от коры.
     -- Видишь, -- сказал он, -- не могу остановиться.  Занимаюсь  тем,  что
подбираю материалы к новой модели. Глупо, да?
     -- Наоборот,  --  сказало Кора, глядя на склон горы. Ей показалось, что
она видит, как карабкается по тропинке пожилой неповоротливый Калнин.
     -- Мне кажется, что если я построю махолет  и  поднимусь  в  воздух,  я
смогу улететь из этой чертовой страны. Только надо подняться повыше.
     -- Повыше  у них летают истребители. Они не очень скоростные, винтовые,
но на тебя хватит.
     -- Знаю, -- согласился инженер. -- Но все равно  хочется  взлететь.  Ты
как думаешь, нам удастся вырваться отсюда?
     -- Ты  тоже  об  этом  думал?  -- спросила Кора. -- Я все время об этом
мечтаю. Мы же попали с тобой в какое-то средневековье. Я сначала решил,  что
они ищут пути к контакту, что они понимают, какое великое открытие им попало
в  руки.  Я,  наверное,  неделю все сомневался... но понял, что попал в стаю
павианов, у них свои интересы,  а  у  тебя  человеческие.  Знаешь,  чего  им
хочется?  Им хочется завоевать Землю. В их павианьих головках никак не может
вместиться тот факт, что павианам невозможно завоевать Землю  людей,  потому
что они не умеют говорить.
     -- Сейчас  у них другая идея, -- сказала Кора. -- Идея налета. Схватить
и унести.
     -- Ты знаешь, кто-то должен пройти к нам, вернуться  и  сказать,  чтобы
эту дверь прикрыли. -- А нас захлопнут здесь?
     -- Ну  кто нас захлопнет здесь! -- рассердился инженер. -- Конечно, нас
сначала вытащат.
     Инженер был устроен просто и  правильно.  В  нем  было  сильно  развито
чувство  справедливости,  он  хотел  ее восстановить, а потом снова заняться
своим махоле-том. Как, наверно,  хорошо  и  просто  иметь  такого  мужа.  Он
обязательно  будет  тебя  любить  и защищать, будет гулять с детьми и чинить
дома и на даче все выключатели и тостеры. Потом ты от него убежишь...
     -- Главное  сейчас  наладить  связь  с  нашей  Землей,  кто-то   должен
пробраться  туда  и  предупредить,  а  то  они  и  на  самом  деле  натворят
чего-нибудь. Но как это сделать?
     -- Наверное, надо снова броситься со скалы вниз, -- предположила Кора.
     -- Не спеши, -- остановил ее Всеволод. -- Это слишком рискованно. Но  я
подумаю. Надо изучить то место...
     Бормоча  что-то  под  нос  и забыв уже о Коре, он пошел прочь. Но через
двадцать шагов остановился и, обернувшись, громко заявил:
     -- Какие мы с тобой дураки, Кора! Там, где мы появились, никакой  скалы
нет! Она есть только на нашей Земле.
     -- И  что  это  означает?  -- спросила Кора. -- Это означает, -- сказал
инженер, -- что, если отсюда есть ход к нам, он совсем иначе устроен. А  как
-- я обязан догадаться. Я ведь изобретатель.
     Когда  инженер  исчез. Кора стала снова вглядываться в кусты на склоне.
Но профессора не увидела. Видно, он хорошо спрятался.
     На площадке вновь появился Миша Гофман. На этот раз он  шел  быстро  и,
проходя совсем рядом с Корой, не повернув головы, быстро произнес:
     -- Если  со  мной  что-нибудь  случится, ты должна оставаться здесь как
можно дольше. Не пытайся уйти самостоятельно, даже если  тебя  будут  звать.
Твоя задача все узнать...
     Чтобы  иметь  возможность  договорить,  Миша  присел завязать шнурок на
казенном ботинке.
     -- Меня требуют к докторам. Они мне не доверяют. Но  я  буду  и  дальше
играть роль дебила. Из столовой выбежала медсестра.
     -- Вот вы где, Гофман! -- пробасила она укоризненно. -- Ведь доктор вас
ждет. Неужели это так непонятно?
     -- Я не хочу к доктору, -- тупо произнес Миша, глаза его остекленели, в
углу рта появилась слюна.
     Медсестра  жестко  взяла  его под локоть и повлекла к административному
зданию.
     "Бедный Мишка", -- подумала Кора. Она еще не знала, чем  это  кончится,
но боялась за него.
     Стало  темнее. Плотная, почти непроницаемая для лучей света туча тяжело
перевалила через стену гор и, набирая скорость, покатилась по склону к морю.
Она толкала перед собой стену воздуха, та  в  свою  очередь  поднимала  тучи
пыли, веток, листьев и даже мелкие камешки.
     Коре показалось, что со стороны административного корпуса донесся крик.
     Но  тут  же все звуки были сожраны раскатистым и долгим громом, который
вызывали молнии, пока еще не добравшиеся до вершины горы  и  лишь  озарявшие
черную тучу огненными зарницами.
     Каково же профессору там, в горах? А что, если он заблудится?
     Странно,  как  меняются  человеческие  отношения.  Три  дня  назад  она
соперничала с Вероникой за  сердце  инженера  Всеволода.  Теперь  он  здесь,
рядом,  и  сам  тянется  к  ней.  И  нет  соперницы.  Но  нет,  инженер стал
неинтересен -- он был спутником для вольного отдыха в тихом  месте,  он  был
романтической принадлежностью махолета и олицетворением риска...
     И  оказалось,  что  ей интереснее всего немолодой очкастый профессор из
середины прошлого века, которому давным-давно лежать бы в могиле. Они с этим
профессором даже ни разу не заговорили на личные темы: не до этого. Она даже
забыла расспросить, как же профессор здесь  оказался  --  в  самом  ли  деле
вычислил дорогу сюда или шутит? И профессор тоже никакого особого внимания к
Коре не проявлял -- просто он был чудесный.
     От шума ветра и пыли Кора не сразу увидела, что в ворота в®ехал, вернее
ворвался, автомобиль, вроде джипа, синий с зеленой крышей.
     Разгоняя  радиатором  песок и ветки, джип промчался к административному
корпусу. Молния, сорвавшаяся с неба, ударила в землю рядом с  джипом,  будто
природа  была недовольна его появлением. Джип подпрыгнул, но не остановился.
Он развернулся у входа в корпус и только  тогда  замер.  Из  джипа  выскочил
генерал  Лей.  Порывом  ветра  с  него  тут же сорвало высокую фуражку, и он
побежал за ней.
     Фуражку несло к Коре, и той ничего  не  оставалось,  как  включиться  в
погоню.
     Они  с  генералом настигли фуражку посреди плаца, и их руки столкнулись
над добычей.
     -- Спасибо, -- сказал генерал, глядя пронзительными светлыми глазами на
коленки Коры. Та выпрямилась и сделала шаг назад. -- Ты из этих? -- Да, я  с
Земли, -- сказала Кора. -- Ага, вспомнил, -- сказал генерал, -- я тебя видел
в лабиринте.
     Вблизи  он  еще  более  казался  солдафоном.  Был он приземист, подобен
горилле, его сильные широкие руки опускались до колен. Низкий лоб прикрывала
челка, но глядевшие из глубоких глазниц глаза  были  живыми  и  умными,  как
бывают у обезьяны.
     Они  стояли  друг  против  друга -- генерал был ниже ростом, но широк и
у