жа легко
покрывалась румянцем -- загореть же она еще не успела, да к  тому  же  такая
кожа  плохо  поддается загару. -- Вы что-то хотели сказать? -- спросила она.
-- Нет, -- коротко ответил инженер и вновь углубился в чтение.
     ^^^осле обеда, который вкушали все  вместе  ^  ^/^  молочном  кафе  над
пристанью,  они  отправились  на  площадку  за  скалой Дева, где должны были
находиться  остатки  форпоста  или  крепости,  откуда   кидалась   в   воду,
превращаясь в птицу, несчастная девица. Под®ем был пологим, незаметным, жару
разгонял легкий ветер, который скатывался с гор, донося тонкие пронзительные
переклики скалолазов, которые тренировались на обрывах.
     Вероника   отстала   и   потянула   за   собой  Кору.  И  хоть  мужчины
приостановились, ожидая их, Вероника замахала им: идите, мол, дальше, вы нам
не нужны. Кора подумала, как они сильно изменились с Вероникой с  той  поры,
как  обе  жили  в  приюте  для  галактических найденышей на Детском острове.
Теперь Вероника стала...
     Кора не успела додумать, кем стала Вероника, потому что  Вероника  сама
заговорила именно на эту тему.
     -- Как  ты  думаешь, -- спросила она подругу, упершись ей в лицо синими
глазами, -- тебе не трудно будет, так, между прочим,  в  разговоре,  сказать
ему,  что  у  меня  есть  дворец  в  Люксембурге?  Так,  между  прочим... --
Влюбляешься? -- спросила Кора. -- Хочу, чтобы он  ответил  мне  взаимностью,
прежде  чем  ты его соблазнишь, -- ответила подруга. -- Я боюсь, что он меня
не принимает всерьез.
     -- И ты решила, что если он узнает, что ты -- первая невеста Марса,  он
сразу в тебя влюбится?
     -- Любовь -- это чувство, -- раз®яснила Вероника, -- и его не купишь. Я
это проходила. Но удивить мужчину богатством можно.
     -- Удиви   композитора   Мишу,   он  любит  дворцы  в  Люксембурге,  --
посоветовала Кора. -- Со Всеволодом этот  номер  не  пройдет,  поверь  моему
жизненному  опыту.  -- Он у нас одинаковый, -- заявила Вероника. От основной
дороги оторвалась тропинка, которая повела между скал, поросших дикой вишней
и акацией, налево, к обрыву над морем.
     -- Мы правильно идем? -- спросил рыжий  композитор,  который  ненавидел
пешие прогулки.
     -- Должно  быть близко, -- ответил поэт Карик, державший в руке планшет
с наклеенной на него схемой из путеводителя. Конечно же, можно  было  искать
крепость  более  цивилизованными методами, но если ты романтик, то не будешь
вызывать летающий глаз из ялтинского информатория.
     В кустах жужжали пчелы, шмель вылетел подобно пуле навстречу  Веронике,
она  кинулась  на  шею  инженеру  Всеволоду,  но  промахнулась. Кора оценила
элегантную ловкость, с которой ицженер произвел этот маневр и удержал девицу
на вытянутой руке.
     -- Он очень грубый, -- сказала Вероника, приблизившись снова к Коре. --
Погляди, какие обезьяньи губы. И ноздри как у лошади. Мне кажется, что он по
ночам страшно храпит.
     Тропинка вывела их на обрыв -- никакого форпоста не обнаружилось.  Были
лишь  кусты,  которые  расступились,  обнаружив старую железную скамейку, на
которой  сидела  старушка  и   вязала.   Правда,   вид   оттуда   открывался
изумительный:  море  поднималось до уровня глаз, но начиналось в невероятной
глубине под ногами. Оно меняло цвет  от  серо-синего  до  серебряного  и  на
горизонте  сливалось  с  таким  же серебряным небом. По этой почти невидимой
границе полз прогулочный пароходик.
     Компания стала бурно из®являть разочарование тем, что никакого форпоста
они не обнаружили. Претензии обращены были к инженеру  Всеволоду,  и  громче
всех  их  высказывала  разочарованная  в  нем  Вероника.  Кора вздохнула: по
многолетнему опыту дружбы с Вероникой она знала, что такое шумное  и  резкое
неприятие мужчины означает, что Вероника в него уже втюрилась.
     -- Вы  ищете  Птичью  крепость?  --  спросила  бабушка в черном платье,
отрываясь от вязания. -- Давайте я вам ее покажу.
     Она легко поднялась с лавочки, и никто ее не останавливал, не возражал.
     -- Я -- местный мельник, -- сообщила бабушка.  --  Мои  предки  жили  в
Феодосии.  Теперь  я  на  пенсии  и  работаю наблюдателем за птицами. Отсюда
удобно наблюдать за птицами.
     Бабушка показала на оставленный  на  скамейке  прибор.  --  Я  фиксирую
полеты  членов  птичьих семей, -- сказала она. -- Меня интересуют сухопутные
хищники. Морскими птицами занимается мой коллега капитан Громобой. Воон там.
     Она показала вниз, и все увидели маленькую  шлюпку  --  как  соринку  в
глазу  моря.  --  Капитан  фиксирует чаек и бакланов. -- А они вас знают? --
спросил охотник Грант. Кора увидела, как сжался его кулак. Охотник ничего не
мог с собой поделать -- ему хотелось стрелять в птиц. Еще  вчера  композитор
Миша   сплетничал,   что   охотник  Грант  в  порыве  страсти  перебил  всех
родственников своей Кломдидиди и, только когда она прибежала их  оплакивать,
догадался,  что  уничтожил  целое  разумное  племя.  И  его любовь к зеленой
девушке была вызвана раскаянием и надеждой, что  она  родит  от  него  новое
поколение  своих  единоплеменников  и  таким образом он хоть в малой степени
загладит экологическое преступление.
     Бабушка провела примолкшую  почему-то  компанию  назад  по  тропинке  и
показала  узкий  проход  между  пышными кустами акации. И когда они миновали
этот проход, то оказались в узком коридоре, образованном стенами, сложенными
из грубо отесанных каменных плит, -- оказалось, что это -- ворота  в  Птичью
крепость.
     Сама  крепость  была не похожа на крепость -- это была пыльная каменная
площадка размером с трехкомнатную квартиру, с разрушенными лентами  каменных
фундаментов.  Со  стороны, обращенной к морю, сохранился угол стены по грудь
человеку и перед ним -- неглубокая яма, из которой косо торчали две каменные
плиты. Вот, пожалуй, и все.
     Старушка  словно  почувствовала  вину   за   ничтожество   таинственной
крепости,  стала  быстро говорить, что в окрестных кустах можно отыскать еще
плиты, потому что сама крепость была куда больше размером, и  еще  в  начале
двадцатого  века  сохранялся нижний этаж одной из двух ее башен. Но никто не
хотел лезть в кусты в поисках плит .и башен, все сгрудились в углу крепости,
глядя на небо и море, а бабушка все  еще  продолжала  оправдывать  крепость,
сообщила,   что   с   ней   связано   несколько  легенд,  которые  как  одна
свидетельствуют об исчезновении людей.
     -- Знаем, -- сказала Вероника, не сводя пристального взгляда с инженера
Всеволода, -- про княжну Ярославну на городской  стене  в  Путивле,  которая
ждала князя Игоря, не дождалась, прыгнула вниз и улетела в виде вороны.
     -- Очень  похоже  на фольклор, -- улыбнулась старушка, -- к тому же это
говорит о вашей начитанности.
     -- А что? -- насторожилась Вероника, которая  всегда  боялась,  что  ее
малое знание русской литературы будет поставлено кем-то под сомнение.
     -- Я  могу  привести  еще  два или три случая такого рода. Впрочем, они
описаны в книге, которую ваш друг так осторожно держит под мышкой. Вы  ее  в
Ялте заказывали? -- Да, -- сказал инженер.
     -- Очень неплохая книга. В то время, когда Сладков-ский ее писал, здесь
жило множество  племен  и  народов,  и  каждый  имел  свои  легенды. Все они
переплетались одна с другой, и многие имели корни  в  действительности.  Как
легенда  о капитане Покревском. -- А что это такое? -- спросила Кора. -- Эта
история случилась здесь  поздней  осенью  1920  года,  когда  красные  взяли
штурмом  перекопские  укрепления  и  устремились  к  морю.  Здесь,  в Крыму,
скопилась большая армия белых, множество гражданских лиц... и  вот  по  мере
того,  как  красные двигались на юг, положение в Крыму становилось все более
отчаянным...
     -- Следовало заключить мир, -- сказал поэт Валик. -- Как Алая  и  Белая
розы.
     -- Обе стороны в той войне так ненавидели друг друга, что о мире и речи
быть не  могло  до  полной  победы  одних  или  других. -- И кто победил? --
спросил Карик. -- Красные, красные, -- быстро сказал композитор Миша.  --  И
правили этой страной много лет.
     -- Конечно же, -- сказала Вероника.-- И что же здесь случилось?
     -- Отряд  Махно  гнался  за  эскадроном  капитана Покревского от самого
Бахчисарая. Капитан доскакал до этой крепости, и вот здесь,  где  мы  стоим,
его  настигли.  Тогда  он  направил своего коня через парапет -- вон туда, в
море! Конь послушно совершил гигантский прыжок.  И  этот  прыжок  был  виден
многим...  Капитан  прыгнул,  но  не  долетел  до  моря. Его конь разбился о
камни... но без всадника.
     -- Он превратился в чайку, -- сообщила Вероника. -- Как та принцесса.
     Вероника попыталась засмеяться, но ее никто не поддержал.
     -- Я пошла,--сказала бабушка. -- И если вы не верите моему рассказу, то
можете заглянуть в большой труд "Были и легенды Крыма". Ее написал Муслимов.
Она есть в любой библиотеке. Там приводится легенда о капитане Покревском.
     -- Все же легенда! -- торжествующе заявила Вероника, как будто одержала
победу над невидимым противником.
     Старушка пожала плечами и покинула компанию:  она  спешила  фиксировать
повадки местных орлов и соколов.
     Остальные  некоторое  время  стояли  на  месте бывшей крепости, а потом
решили возвратиться к морю. Чтобы еще раз выкупаться  перед  ужином.  Так  и
сделали.

     Кopa  встретила  бабушку,  наблюдательницу  за  хищными птицами, тем же
вечером, возле танцевальной эстрады. Туда,  в  парк,  стягивались  жители  и
отдыхающие  Симеиза  от  мала  до  велика,  независимо от того, умели ли они
танцевать, либо их просто тянуло к людям, когда воздух  становился  синим  и
густым  от  гудения  цикад,  горизонт  исчезал,  с®еденный  темнотой,  и мир
с®еживался до пределов ближайших фонарей.
     Старушка сидела на скамеечке возле эстрады, наслаждалась легкой музыкой
и не спеша обсасывала пышный  ком  мороженого,  норовивший  стечь  по  вафле
конического стаканчика.
     -- Простите.  --  Кора  присела  рядом  с  ней.  -- Но, может быть, тот
капитан упал в кусты у моря -- там осыпь и кустарник.
     -- Ваша трезвая хорошенькая головка не хочет мириться с  легендами,  --
засмеялась  старушка. -- Я также была к ним скептически настроена. Тогда еще
я отыскала сына одного из тех, кто гнался за капитаном. И  легенда  получила
для  меня  неожиданное  воплощение  в  виде старого горбатого пенсионера; он
тысячу раз слышал эту  историю  от  своего  отца.  Оказывается,  когда  этот
капитан  прыгнул  на  своем  коне  с  обрыва,  этот безумный поступок видели
рыбаки, что скучали в лодках в бухте. Неподалеку  от  берега  в  тот  момент
проходил  авизо -- то есть посыльный корабль из Севастополя. И с борта этого
корабля также был виден самоубийственный акт белогвардейца. Кстати,  он  был
описан  в  севастопольской  газете  "Голос  Тавриды"  и  в  "Симферопольских
новостях". И все в один голос утверждают, что до моря капитан не  долетел  и
на  камни  у  берега  не  падал.  Десятки  людей  видели,  как  он буквально
растворился в воздухе. Одно мгновение -- он  летит...  Следующее  --  воздух
пуст!  Представляете?  --  Нет,  --  призналась  Кора, -- не представляю. --
Единственное разумное об®яснение, -- сказала бабушка, хрустя стаканчиком, --
это превращение Покревского в птицу. В орла.
     Кора поняла, что бабушка предпочитает верить в легенду. Что ж, ее дело.
Надо уважать или по крайней мере не высмеивать старческие причуды.
     -- Вы хорошая девочка, -- сказала старуха. -- другая на вашем месте  не
удержалась бы от издевки.
     -- Мне  уже приходилось видеть разные чудеса, -- сказала Кора. -- Это я
только кажусь молодой. На самом деле внутри я старше вас.
     -- Чудесно сказано! -- обрадовалась бабушка. -- И сколько же тебе  лет,
моя старушка?
     -- Мне  скоро  будет двадцать. А моей подруге Веронике уже исполнилось.
-- Вы студентки?
     -- Да, мы  учимся  в  Суриковском  институте.  Это  был  такой  древний
живописец, хотя как художника я его не признаю.
     -- Я слышала о нем, -- согласилась бабушка. -- Он хороший колорист.
     -- Он  никуда  не  годный  колорист,  --  возразила Кора, -- потому что
подчинял  художественные  задачи  задачам  социальным,  а  это  смерть   для
искусства. -- И Вероника учится с тобой? -- А где же еще? -- удивилась Кора.
-- Мы с ней вместе жили в детском доме и вместе оттуда вырвались... -- Разве
в наши дни есть детские дома? -- Для галактических найденышей. -- Ах, помню!
Я  где-то  читала  об этом. И кажется, одна из воспитанниц стала наследницей
какого-то сказочного состояния.
     -- К сожалению, не я, -- ответила Кора. -- Но к счастью,  --  Вероника.
Ее  папа  был  самым  крупным  филателистом в Солнечной системе. Он погиб, а
Вероника живет теперь на проценты с коллекции. Но  ведь  скучно  просто  так
сидеть. Поэтому она решила стать самой обыкновенной.
     -- Правильно,  --  согласилась  старушка.  --  Вот  я по происхождению,
например, из семьи Романовых. И прихожусь правнучкой последнему  претенденту
на  престол.  То есть я живая носительница романовских генов. -- Так займите
престол! Никто  не  будет  возражать!  --  Будут,  --  сказала  бабушка.  --
Завистники  всегда  найдутся.  К  тому же престод стоит в Петербурге, а мне.
болыпе нравится крымский климат.
     Бравый моряк из  местных,  возможно  из  севастопольского  флота-музея,
пригласил  Кору  танцевать  и  принялся  не  в  такт  рассказывать ей о том,
насколько она красива. Кора попросила его говорить комплименты в такт, но  у
морехода не нашлось музыкального слуха.
     Когда  она  вернулась к скамейке, наследница престола уже ушла, и Кора,
оказалось, не знала ее имени. А ведь наследниц престола следует именовать по
имени-отчеству.
     Потом Кора отыскала инженера Всеволода.  При  свете  фонарей  его  лицо
казалось  более  суровым, чем днем. Глаза спрятались под крутыми надбровными
дугами. -- Вы не танцуете? -- спросила Кора. Музыка замолкла, цикады  вопили
хором, стараясь заполнить паузу. В кустах заверещала незнакомая птица.
     -- Я  давно  не  танцевал, -- сказал инженер. -- Танцы изменились. Даже
смешно. Между нами гигантская разница в возрасте. По крайней мере,  с  вашей
стороны.
     -- Лет  десять,  -- сказала Кора. -- Я уже догадалась, что это вовсе не
разница. Пушкин был куда старше Наталии Николаевны.
     -- И чем все это кончилось... -- заметил инженер. У него были  красивые
руки с длинными сильными пальцами, как у хирурга или взломщика сейфов.
     Тут же, конечно, возникла Вероника. Словно поджидала в кустах.
     -- Всеволод  не  будет танцевать, -- сообщила она подруге. -- Мы хотели
пойти к морю. Пошли, Сева.
     Вероника засмеялась нарочито низким голосом соблазнительницы.
     Кора запрезирала инженера, который тут же покорно позволил себя  увести
по темной аллее к морю. Темные аллеи -- где-то ей попадалось такое название.
Наверное, американский фильм ужасов.
     ...Темные  аллеи.  Почему, когда тебе нравится мужчина, сразу возникает
какая-нибудь пустоголовая Вероника, которая  переползает  с  курса  на  курс
только  потому,  что  умеет мило улыбаться стареньким сластолюбивым доцентам
или намекать на свое бешеное богатство пожилым  дамам-преподавательницам.  А
сама...
     Кора постаралась остановить в себе поток мелкой ненависти к подруге. Не
нужен  ей  этот инженеру который еще толком не успел произойти от гориллы. И
пускай он не изображает из  себя  интеллигента  --  у  него  это  получается
неубедительно.  Так  же неубедительно, как его заверения в том, что он умеет
изобретать махолеты и птицелеты -- аппараты девичьей Мечты...
     Но от таких чувств инженеры не возвращаются.  Они  остаются  на  берегу
моря  в  обществе твоей чернокудрой Вероники, которая, надо признать, первой
заявила  свои  права,  застолбила  этот  участок  дикой   растительности   с
сомнительными золотыми россыпями.
     Опять  появился  моряк.  Глаза  у него пылали -- он готов был переплыть
Черное море ради любви такой девушки, как Кора. Но Коре не  хотелось,  чтобы
случайные моряки плавали ночами по Черному морю. И она пошла домой.
     Вероника  заявилась  поздно, когда Коре уже удалось себя усыпить и даже
сердце не билось от ревнивого бессилия. Надо отдать  Веронике  должное,  она
была  достаточно  уверена  в себе, чтобы не придумывать подвигов, которых не
было.
     -- Я ему говорю: послушайте,  как  бьется  мое  сердце,  --  доносилось
сквозь  сон...  --  А  он убирает руку с моей высокой груди и рассказывает о
том, насколько махолет экономичнее флаера... Я ему  предлагаю  искупаться  в
первозданном  виде,  а  он  отвечает,  что  не хотел бы меня смущать. У него
начисто атрофировано чувство юмора. Ну  что  ж,  впереди  еще  почти  месяц.
Неужели  я  не  сломлю  его  сопротивления и не уложу его к себе на грудь, в
лучших борцовских традициях?
     Кора не ответила, ибо любой ответ был бы или груб, или неискренен.
     Вероника ушла к себе и скоро погасила  свет.  Кора  подумала,  как  она
любит подругу, но больше, когда той не везет в любви.

     С  утра  обнаружилось,  что инженер Всеволод исчез. Уехал в Симферополь
получать свои летучие  игрушки.  Обещал  быть  к  вечеру,  чтобы  завтра  их
продемонстрировать  друзьям.  Он  решил  испытывать  их над обширным склоном
Ай-Петри, где воздушные потоки разнообразны и опасны, что  и  требуется  для
настоящего испытателя.
     И  день  тоже не задался: ветер дул такой, что гнал по. полого идущей к
центру поселка улице листву и ветки, где-то выше  он  набирал  звук,  оттого
гудел,  как  эолова  арфа.  Кора подозревала, что он гудит, как эолова арфа,
хотя никогда ее не слышала и даже не видела.
     Ветер был злым, горячим и сушил кожу, будто  прилетел  из  какой-нибудь
Сахары,  которой  нет  дела  до  наших  отдыхающих. На Веронику такая погода
оказывала  удручающее  влияние.  Когда  же  она,  заявившись  на  пляж,   не
обнаружила  там Всеволода, то тут же заявила, что забыла дома недосмотренную
кассету и жить без нее не может. Она вызвала из Симферополя аэротакси, чтобы
поскорее долететь до Москвы. Миша  Гофман  упросился  ее  сопровождать:  его
ждали  в  Москве творческие дела. Поступок Вероники в мгновение ока разрушил
иллюзию замкнутости крымского мирка -- он оказался  лишь  тем,  чем  был  на
самом  деле,  -- продолжением настоящего мира, щупальцем действительности. И
за это Кора была обижена на Веронику -- ведь обещали друг дружке ни  за  что
не мотать в столицу, иначе отдых не получится.
     У  моря  было  неуютно,  о  купании и речи не шло, зеленая возлюбленная
охотника Гранта почему-то плакала, Кора решила, что она жалеет своих родных,
убитых Грантом по ошибке. Потом Грант ее увел. Кора тоже потихоньку  сбежала
от  остальных  и  пошла  наверх,  к Птичьей крепости. Бог знает, что ее туда
влекло -- может, просто хотелось посидеть с бабушкой,  послушать  ее  низкий
надтреснутый голос знатной дамы.
     Наверху,  на  скамейке  над обрывом, никого не было. Но лежала открытая
книжка -- аккуратный репринт "Опасных связей". Кора  почему-то  решила,  что
оставить его могла лишь старушка, имя которой ей так захотелось узнать.
     Кора уселась на скамейке -- небо было огромным. По нему неслись рваные,
суматошные облака, будто спасались от ненастья.
     Пахло дождем, но облаков на него не хватило. Они лишь пугали ливнем.
     -- Кора, -- раздался знакомый голос. -- Давно не виделись, моя девочка.
     Рядом  с ней на скамейку уселся сам комиссар Милодар, начальник земного
отдела ИнтерГпола, то есть ИнтерГалактической полиции,  человек,  от  одного
имени   которого  падали  в  обморок  известные  разбойники  и  наркобароны.
Коварный,  но  справедливый,  осторожный,  но   отважный,   вездесущий,   но
неуловимый,  жестокий  к  врагам и не всегда справедливый к друзьям, Милодар
был личностью удивительной, порождением  сложностей,  достижений  и  проблем
двадцать первого века.
     Кора  была знакома с комиссаром,