ссор  дю  Куврие  положил  листок  с  формулами  рядом с раскрытой
книгой, также заполненной цифрами. Склонив пегую узкую голову, он изучал  ее
долго,  минут  десять.  Ко  успела  трижды  проститься  с  жизнью,  когда он
отодвигал от себя бумаги, как  бы  отказываясь  иметь  дело  с  просителями.
Наконец он сказал удивленно: -- Странно. Формула крови точно совпадает. -- Я
знал,  --  сказал  Артур, щурясь как сытый кот. -- Странно, очень странно...
Попрошу  вас  показать  мне  отчет  об  особых  приметах  ребенка  во  время
поступления в детский дом.
     -- Пожалуйста, -- заявил Артур, не скрывая торжества.
     Он протянул профессору еще один, заранее подготовленный лист из папки.
     Профессор  вытащил листок из кипы бумаг, лежавших перед ним, и принялся
их сравнивать. Сравнение его удивило. Он поглядел на Ко.
     -- Странно,  --  сказал.  --  Подделать  ваши   бумаги   заранее   было
невозможно,  так  как о содержании моих документов вы не могли знать: в сейф
вы не забирались. Не забирались?
     -- Никто не знал, где вы храните свои  ценности,  --  уверенно  ответил
Артур.
     Ко  понимала,  что позиции Артура достаточно твердые. Она была уверена,
что Вероника и в самом деле нашла  своего  отца.  Кто-то  смог  выяснить  на
Детском  острове  действительное происхождение девушки, а затем выкрасть ее.
Так что теперь Ко стало ясно, зачем  была  затеяна  вся  авантюра:  убийство
Артема,  подмена жениха и бегство Вероники с острова. Все это было связано с
кражей документов из архива Детского острова -- ведь листы в папке Артура дю
Гросси явно были взяты там. Кто-то помогал на  острове  похитителям.  Теперь
оставалась лишь одна тайна -- зачем все это понадобилось князю Вольфгангу дю
Вольфу,  который,  без  сомнения,  стоял  за  этой операцией? Больше того, в
прошлом году он даже предпринял попытку навязать профессору дочку Кларенс  и
ошибся, не учтя, что профессор сможет разоблачить подделку. За последний год
князь  смог  хорошо  организовать поиски настоящей дочки профессора и в этом
преуспел.
     -- Ну что ж, -- произнес профессор, откладывая бумаги  в  сторону  и  с
интересом, но без теплых чувств разглядывая свою обретенную дочку.
     -- Чем-то  ты  похожа  на  свою покойную мать, которую довела до смерти
своим исчезновением, -- произнес он после паузы. --  Разве  я  была  в  этом
виновата?  Профессор  не  слушал  ее.  Он  резко  поднялся -- стул на тонких
железных ножках опрокинулся и ударился спинкой о цементный пол.
     -- Оставьте мне все документы, -- приказал он. -- Я изучу их на досуге.
Теперь вы можете идти. -- Кто? -- спросил  Артур.  --  Кто  может  идти?  --
Разумеется  вы,  идиот,  --  раздраженно  ответил профессор. -- Зачем вы нам
нужны?
     -- Разумеется, разумеется, -- согласился господин дю  Гросси,  атлет  и
красавец, родственник князя Вольфганга дю Вольфа, в чем, правда, его молодая
жена Ко сомневалась. -- Если я вам больше не нужен...
     Ко чуть было не схватила мужа за полу пиджака -- хоть он был негодяем и
обманщиком,  все  же  знакомый.  Профессор  же,  холодный,  как  сосиска  из
холодильника, был похож  на  причесанное  насекомое,  разумеется  бескрылое,
иначе  такое  сравнение  было  бы  оскорблением  для  милой  темнокожей мухи
Ванессы.
     -- Я пошел, Вероника, -- сказал,  лучезарно  улыбаясь,  ее  муж.  --  Я
позвоню  тебе попозже. Ты меня тоже не забывай, как ты знаешь, я остановился
в гостинице "Континенталь". Номер шесть. Это был их общий номер,  о  чем  Ко
еще  не  забыла.  --  Спокойной ночи, профессор. -- Артур казался вежливым и
воспитанным, словно вчера получил диплом Оксфорда.
     -- Погодите, погодите! -- остановил  его  профессор.  --  Вы  забыли  о
важной мелочи. -- Я? Забыл?
     -- Разумеется. Вы сказали, что у вас имеется живой свидетель. -- О да!
     -- Неужели  вы  полагаете, что я удовлетворюсь бумажками, которые можно
подделать? -- Но как! Они же хранились у  вас  в  сейфе!  --  Нет  сейфа,  в
который  нельзя  было  бы  забраться.  --  Хорошо,  --  вздохнул Артур, и Ко
почудилось во вздохе нечто театральное, отрепетированное. И она  догадалась:
Артур ждал этого требования профессора и даже рассчитывал на него.
     -- Когда  здесь будет свидетель? -- спросил профессор противным голосом
старенького обиженного ребенка.
     -- Это зависит от вас,  профессор,  --  ответил  Артур.  --  Я  вас  не
понимаю!
     -- Уважаемый  господин  дю  Куврие,  -- сказал Артур. -- Мы с князем дю
Вольфом хотим людям добра. Но мы не настолько богаты, чтобы тратить миллионы
на добрые дела. Вы знаете, сколько стоит билет на курьерский рейс с Земли на
Марс? -- Представления не имею!
     -- Четыреста тысяч. И если вы дадите нам эту сумму, то получите  своего
свидетеля.
     -- Четыреста тысяч? -- Профессор не скрывал подозрений.
     -- Позвоните в космофлот, -- предложил Артур. -- А нельзя подешевле? --
сдался  профессор. -- Можно подешевле. На туристическом рейсе. Это обойдется
вам в триста двадцать тысяч и займет неделю. -- Вы с ума  сошли!  Какая  еще
неделя! -- Тогда решайте.
     -- Подождите.  --  Профессор  вернулся  к  столу, выдвинул ящик, достал
оттуда чековую книжку и с минуту размышлял, борясь с собой. Артур  подмигнул
Ко.
     А   Ко  вдруг  подумала,  что,  вернее  всего,  свидетель  прилетел  на
"Сан-Суси" и скрывался там в одной из сотни кают. Потому что его  не  хотели
показывать  Ко.  В  таком  случае  мошенники  Вольф и Артур уже прикарманили
солидную сумму. Профессор выписал чек и сухо произнес: --  Прошу  первым  же
рейсом.
     -- Завтра после обеда свидетель будет здесь. Фирма гарантирует.
     Артур  был весел и доволен собой. Очевидно, события развивались по их с
князем сценарию.
     Профессор проводил Артура до  выхода  из  дома.  Ко  пришлось  провести
минуты  три  в одиночестве. Она крутила головой, заглядывала в темные углы в
надежде различить там голограмму комиссара.  Неужели  он  не  придет  ей  на
помощь?  Но  в  углах  не  было ничего, кроме паутины. Наверное, комиссар не
может сюда проникнуть. Или, что хуже, потерял след своего  агента.  Вернулся
профессор  и  сварливо сказал: -- Ты еще мне не дочка, а уже меня разоряешь.
-- А кто просил вас вызывать свидетеля? -- огрызнулась Ко.  --  Поверили  бы
мне и сэкономили четыреста тысяч.
     -- Порой  лучше  потратить  миллион  и  сберечь  на  этом миллиард, чем
погнаться  за  десяткой  и  потерять  состояние,  --  разумно  ответил  отец
Вероники. -- Ты еще мала и глупа, чтобы принимать такие решения.
     Ко  захотелось тут же признаться профессору, что она замужем за Артуром
и вовсе не маленькая, но  она  сдержалась,  потому  что  поняла,  что  такое
заявление  полностью подорвет доверие профессора к Артуру и к ней. И никакой
свидетель тогда не поможет.
     Ко понимала Артура -- профессор  подозрителен  и  может  подумать,  что
Артур   пытается  втереться  в  его  семью.  А  он  не  хочет  иметь  лишних
родственников. Он и собственную дочку встретил пока что без особой радости.
     -- Не нравятся мне эти люди, -- сказал профессор, усаживаясь  вновь  за
стол и раскладывая бумажки -- из папки Артура и из собственного архива. -- В
прошлый  раз  с  Кларенс  приходил  розовый  седой  толстяк, завитой, словно
постаревший Нерон. Он  сожрал  у  меня  запасы  сахара  на  полгода  вперед.
Какая-то  патология.  Я  не  верю  в филантропию. Обычно филантропы -- самые
корыстные люди на свете. Они ничего  не  делают  бесплатно.  За  истраченный
франк они требуют тясячу долларов у судьбы, бога, вечности и человечества. А
так как человечество оказывается к ним ближе всего, то его-то они и грабят.
     -- Они сказали, почему помогают вам? -- спросила Ко.
     -- Этот  князь  дю  Вольф  --  председатель Галактического союза помощи
потерявшимся родственникам. Неужели он тебе этого не сказал? -- Может  быть,
и говорил, но я забыла. -- Авантюрист, типичный авантюрист. И та девица, что
была  вместе  с  ним, хоть и изображала довольно убедительно мою дочь и даже
рыдала, чтобы я  ее  признал,  все  же  оставила  у  меня  самое  неприятное
воспоминание.
     Знал  бы  ты,  папа,  как  ее  наказал филантроп дю Вольф, подумала Ко.
Чучело в музее таксидермии.
     -- Но ты тоже мне кажешься  авантюристкой,  --  сообщил  профессор.  --
Почему  ты сидела столько лет в детском доме и никому не сказала, что у тебя
есть отец?
     -- Странно рассуждаете, папа, -- ответила Ко. --  Мне  было  два  года,
когда меня украли. Я даже не помню, как меня украли...
     -- Пошли  в  мой  кабинет,  -- предложил отец, который был удовлетворен
сравнением документов. -- Я тебя чаем угощу.
     Кабинет ее отца оказался небольшой комнатой, окна в которой были  также
забраны  железной  решеткой,  на  полу  лежал  потертый ковер, а у холодного
пыльного  камина  стояли  два  кресла.  Между  ними  --  низкий   столик   с
автоматическим кофейником.
     -- Надеюсь,  --  проскрипел  папа,  --  что  в  комбайне еще есть кофе.
Сегодня утром я так волновался перед встречей с  тобой,  что  позволил  себе
выпить тройную дозу кофе. Он включил аппарат.
     И  оказался  прав.  Тут же загорелась предупреждающая надпись: "Кофе на
исходе".
     Профессор злобно ударил по  кофейному  комбайну  кулаком.  Ко  обратила
внимание,  что  на  теле комбайна видны вмятины, -- видно, его наказывали не
впервые.
     -- Может, есть кофе на кухне? -- спросила Ко. -- Я могу принести.
     -- Принеси, -- неожиданно согласился отец  Вероники.  --  Вторая  дверь
направо. Там должна быть банка.
     И профессор снова принялся раскладывать на низком столике перед камином
пасьянс из документов.
     Ко  без  труда отыскала кухню. При виде девушки тараканы и пауки нехотя
уступили ведущие позиции. От каждого ее шага поднималось  небольшое  облачко
пыли.  Банка  с  кофе  была закрыта и была до половины наполнена зернами. Ко
повезло. Она включила  кофемолку,  а  сама  занялась  разведкой.  Пройдя  по
коридору,  она  увидела  приоткрытую  дверь в спальню профессора. Там стояла
продавленная тахта, накрытая  несвежей  простыней,  перед  тахтой  на  ковре
грудой были свалены какие-то справочники и альбомы.
     Если  когда-нибудь  Вероника  будет  жить  в этом доме, подумала Ко, ей
будет нелегко навести здесь порядок. А так как Вероника на  Детском  острове
была  известна  своей  пунктуальностью и невиданной аккуратностью, о которой
она забыла, лишь влюбившись в Артема, то профессору тоже  придется  нелегко.
Вероника своего добьется.
     Ко  вернулась  в  кабинет.  Только  теперь  она заметила, что по стенам
тянутся стеллажи с книгами и альбомами.
     -- Ты долго ходила, -- сказал профессор. -- Куда совала нос?
     -- В спальню, -- призналась Ко. -- Там  страшный  беспорядок.  Впрочем,
как и в кухне.
     -- Пожалуй, тебя это пока не касается. Дело в том, что уборка помещения
требует  участия  в  этом  процессе по крайней мере одного совершенно чужого
человека. Я же по специфике занятий никого и никогда не пускаю к себе в дом.
Я согласился на поиски тебя только потому,  что  понадеялся:  вдруг  у  меня
выросла  тихая,  работящая  и  нелюбопытная  дочка,  которой  будет  приятно
заниматься хозяйством  и  которая  будет  некрасивая,  желательно  хромая  и
одноглазая, чтобы никто на нее .не позарился.
     -- Ну почему вы желаете мне такой доли? -- удивилась Ко.
     -- Чтобы  ты не вышла замуж, не привела сюда наглого корыстного мужика,
не нарожала детей, не погубила весь мой мир... И вот теперь я вижу,  что  не
зря  опасался.  Ты  не  только отвратительно хороша собой, но возле тебя уже
вьется этот поганый дю Гросси, который смотрит на тебя, как на  помидор,  --
чтобы с®есть.
     Тем  не  менее профессор быстро проглотил три чашки кофе. Он обжигался,
отплевывался, словно опаздывая на поезд. Напоив его, Ко  отнесла  поднос  на
кухню.
     На  этот раз ее появление на кухне окончательно всполошило ее хозяев --
насекомых. Они поняли, что это человеческое  существо  может  завести  здесь
свои порядки и придется отступать. А может, и вообще погибнуть.
     Пока  Ко  мыла посуду, брызгая горячей водой на особо наглых тараканов,
профессор продолжал в кабинете  ворчливый  монолог,  словно  не  заметил  ее
ухода.
     Когда  Ко  вернулась, профессор чуть подобрел и стал расспрашивать ее о
том, как она провела последние годы и что представляет собой Детский остров.
Ко честно рассказывала об острове и чем дольше говорила,  тем  настороженней
становился профессор.
     -- Значит,  я  должен  понять,  --  сказал он наконец,.-- что документы
воспитанников хранились в особом сейфе в кабинете директрисы. Ты видела этот
сейф и полагаешь, что случайный человек открыть его не мог. Тогда  возникает
вопрос:  кто  же такой неслучайный человек, который его открыл и достал твою
генетическую карту?
     -- Не все ли равно, -- отмахнулась Ко. -- Главное, что мы вместе.
     -- А кому это нужно? -- спросил профессор. -- Что вы имеете...  что  ты
имеешь  в  виду,  папа?  --  Не  называй  меня папой... пока. Я хочу сначала
понять, почему такие секретные документы оказались в лапах  князя  и  твоего
Артура. Я встревожен... это заговор, конечно же, это заговор!
     -- Может  быть,  мне  лучше  уйти?  -- спросила Ко. -- В конце концов я
прожила большую часть своей жизни без родителей и, пожалуй, обойдусь без них
и дальше.
     -- Стой! Пойми же, если в  самом  деле  моя  дочь  нашлась,  это  сразу
снимает  целый  ряд  проблем.  Но  я должен знать об этом наверняка. А вдруг
документы подделаны?
     -- То есть сначала их украли у вас, папа,  --  заметила  Ко,  --  потом
скопировали,  потом  твои  вернули на место, а копии принесли тебе вместе со
мной.
     -- Чепуха, чепуха! Не мели чепухи! Это невозможно! И  это  меня  больше
всего  возмущает.  Я  уверен,  что документы настоящие и, судя по анализам и
всем документам, -- ты моя дочь. Но как эти  документы  попали  им  в  руки?
Почему они стали тебя искать ца острове?
     -- Это  единственное  место, куда свозят найденышей с других планет, --
сказала Ко. -- Если ты решил искать сиротку, то прежде всего надо  ехать  на
наш  остров. Простота этого аргумента сразила профессора. -- В конце концов,
-- сообщил он Ко, -- совсем не обязательно, чтобы кто-нибудь  догадывался  о
твоей  красоте.  Ты  никогда не будешь выходить из дома. И мы с тобой славно
поживем вдвоем.
     -- Еще чего не хватало! -- не выдержала Ко. -- Значит, я из  тюрьмы  на
острове Кууси попаду в тюрьму на Марсе? Лучше я уйду.
     -- Нет, нет, погоди, мы что-нибудь придумаем, -- удержал ее профессор.
     -- Папа,   --  спросила  Ко,  --  мне  никто  не  рассказывал,  чем  вы
занимаетесь. У вас столько книг -- может, это секретная работа?
     -- Ты честно не знаешь о моих занятиях? -- Честное слово.
     -- Впрочем, я не  рекламирую  свои  занятия.  По  специальности  я  был
ихтиологом,  крупнейшим  специалистом  по болезням рыб в Нижней Саксонии. Но
мое истинное призвание заключалось в организации международных конференций и
с®ездов. Я был вице-президентом  шестнадцати  различных  обществ  и  союзов,
связанных  с  моей  специальностью.  Мое  имя  было известно в Монтевидео не
менее, чем в Пекине. И так как я не выношу что-либо выкидывать, то постоянно
мой  дом  наполнялся  старыми  конвертами  --  письмами  от  моих  коллег  и
всевозможных  организаций.  Моя  молодая  жена полагала, что письма собирают
столько пыли, что наш будущий ребенок, то есть ты, родится уродом, как  рыба
в  отравленном  водоеме.  Я  этого не хотел! Но я не мог просто выкинуть эти
чудесные конверты. Я сначала снял с них  почтовые  марки.  Ребенок,  правда,
тогда  не  родился  -- мы сделали с мамой аборт. До твоего появления пройдут
еще годы  и  годы...  С  этого  дня  почтовые  марки  околдовали  меня.  Они
молчаливы, они стремятся к порядку, они настолько символизируют порядок, что
я постепенно оставил свои ихтиологические штудии и отдался филателии.
     -- Но откуда у тебя были деньги? -- перебила профессора Ко.
     -- Я -- талантливый коллекционер. Не менее талантливый, чем организатор
ихтиологических  конгрессов.  Я  люблю  порядок,  и порядок любит меня. Ведь
обычные люди суетятся, ищут от добра добра, меняются ради обмена,  бегут  за
журавлем  в  небе...  Я  просто  не  совершал  ошибок.  А вокруг меня все их
совершали. Через десять лет я стал уже одним из крупнейших коллекционеров на
Земле. К моменту твоего рождения я  был  королем  Вселенной.  Разумеется,  в
филателистическом  смысле...  И тогда я ушел в отставку. И переехал на Марс.
Мне не к чему стало стремиться -- потому что я достал все самые редкие марки
прошлого. Голубой Маврикий?  У  меня  есть  Голубой  Маврикий.  Американские
конфедераты? У меня есть все конфедераты, даже с ошибками. Английский черный
пенни  --  первая марка на свете, у меня есть чистая в квардблоке, а есть на
письме,  которое  отправил  мистер  Белл,   изобретатель   почтовой   марки,
английской  королеве  с  поздравлениями по случаю этого события. У меня есть
все, что стоит иметь!
     Профессор покраснел, его щеки  пылали,  малиновым  светом  просвечивали
уши,  даже  пробор  стал  розовым.  Ко поняла, что имеет дело с настоящим, а
потому очень опасным коллекционером.
     Небольшой жизненный опыт Ко тем не  менее  включал  в  себя  встречи  с
коллекционерами,  самой  опасной  и  вулканически кипящей породой людей, для
которых преступления, могущие потрясти воображение самого страшного  злодея,
кажутся  обыденными  слабостями.  Болезнь,  ведущая к превращению обычного и
даже доброго человека в безудержного коллекционера,  совершенно  не  изучена
медиками,   и  потому  последствия  ее  не  учитываются,  а  потери  от  нее
неизвестны. Настоящий коллекционер лишь кажется человеком и лишь ведет  себя
как  человек. На самом же деле он низменный и ничтожный раб своей коллекции,
которая приказывает ему обманывать, убивать и жечь приюты. К счастью, судьба
награждает коллекционеров слабым воображением, фантазии их несмелы  и  более
связаны   с  опасением  потерять  накопленное,  нежели  со  смелыми  планами
приобрести  накопленное  другими.  Коллекционер   --   чаще   всего   монстр
бережливости.  Именно  охраняя  свое  гнездо,  он, подобно волчице, способен
разорвать на куски льва. Это Отелло, которому настоящий Отелло не годится  в
подметки,  потому  что  ради  спасения своей коллекции от подозреваемого Яго
Отелло-коллекционер задушит всех женщин Венеции.
     К счастью, болезнь коллекционирования куда чаще  поражает  мужчин,  чем
женщин, ибо женщины по натуре своей куда более настойчивы, последовательны и
цепки,  чем мужчины, и если коллекционирование у мужчин почти неизлечимо, то
у женщин оно неизлечимо вообще.
     У Ко в классе было два или три мальчика, которые собирали  марки,  один
собирал  монеты,  один  --  ракушки.  Но  самым  знаменитым  и  единственным
настоящим, смертельно  больным  коллекционером  был  некий  Базиль,  который
собирал птичьи яйца. Почему птичьи яйца?
     А  почему  иные  коллекционеры  тратят  жизнь  на  поиски старых писчих
перьев, спичечных коробков или пылесосов? Судьба не  разбирается,  награждая
тебя редкой болезнью. У тебя всю жизнь болели зубы, а помрешь ты от нарыва в
пятке.  А  другой,  с  распухшей пяткой, скончается от флюса. Фатум выбирает
нас, как волк овцу в покорном стаде.
     Базиль  собирал  птичьи  яйца.  Он  собрал  их  шестьдесят  восемь.  Он
переписывался  с  двумя  другими  коллекционерами.  Он намеревался поехать в
Бразилию и собирать яйца там, в сельве. И  тут  обнаружилось,  что  собирать
птичьи  яйца  категорически  запрещено  Ведомством  экологии. Коллекционеров
стали преследовать, некоторые покончили с собой, другие все же сдали яйца  в
музей  и  перешли  на  собирание  мраморных шариков. Но не таков был Базиль.
Сначала он, узнав, что едет экологическая комиссия, чтобы  конфисковать  его
коллекцию,  спрятал ее в подвале замка. Но его лучший друг и с