Я. Рапопорт.
   На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года

         МОСКВА "КНИГА" 1988
         Рапопорт Я. Л.
         OCR: Александр Продан

     На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. -- М.:  Книга, 1988. -- 271
с., ил.
     Яков  Львович  Рапопорт,  1898 г. рождения, известный советский  ученый
патологоанатом,  заслуженный деятель  науки, автор  ряда  выдающихся научных
исследований,  широко  известных в  СССР  и  за рубежом, Я. Л.  Рапопорт был
репрессирован  по  "Делу врачей"  1953 г  Эта  книга первый  и  единственный
литературный   труд,  освещающий   многие   стороны  этого  дела  и  попутно
затрагивающий   межнациональные  отношения  и  проблемы  морально-этического
характера. Оки заслуживают серьезного  осмысления,  тем более,  что автор --
бесспорно достойный  и  мужественный человек. Издается  на правах  авторской
книги. Для широкого круга читателей.

СОДЕРЖАНИЕ
Чингиз Гусейнов. Рассказывает Рапопорт... Предисловие автора
     Правительственное    сообщение    о    заговоре    медиков-террористов.
Врачи-убийцы в предшествующей истории ВЧК--МГБ
     Подготовка общественного мнения, предшествовавшая "делу врачей": борьба
с  космополитизмом,  "низкопоклонством  перед  Западом"  и  за  национальные
приоритеты. Общая обстановка террора в мире медицины и за его пределами
     1-я Градская больница. Место патологической анатомии в системе медицины
и роль патологоанатома
     Институт  им.  Тарасевича.  Аресты  микробиологов.  Общая  атмосфера  в
институте. Обследование состояния научных кадров и мои перспективы
     Сгущение   политической   атмосферы  1951--1952   гг.   Первые   аресты
профессоров-медиков.  Правительственное  сообщение  13  января  1953   года.
Реакция за рубежом и в СССР. Митинги, взрыв озлобления. Ожидаемые репрессии.
Панический страх перед медициной
     Предвестники ареста.  Арест, обыск,  реакция окружения. Лубянка, первые
впечатления
Тюрьма. Режим. Обвинения. Следствие и его детали
     Предвестники конца "дела врачей". Вызов на Лубянку 14 марта к генералу,
а 21 марта в правительственную комиссию. Разоблачение обвинений. Прекращение
следствия
     Освобождение. Правительственное  сообщение о  ликвидации "дела врачей".
Реакция в мире на это известие
Как создавалось "дело врачей" Заключение
Приложение.
Ближайшие и отдаленные предшественники "дела врачей"
Анатом академик АН СССР В. Н. Терновский
и аспирант Л. Ищенко
Академик Лина Штерн -- жизненные повороты
"Живое вещество" и его конец. Открытие О. Б. Лепешинской и его судьба

     Посвящаю моей покойной жене и другу Софье Яковлевне Рапопорт

РАССКАЗЫВАЕТ РАПОПОРТ...
     Все, что надо было бы сказать об этой книге, предварив ее  вступлением,
сказано в  ней самой достаточно полно, и, казалось бы, данное предисловие ни
к чему: автор, известный  советский ученый --  патологоанатом позаботился  о
том,  чтобы   с  присущей  ему  тщательностью  патологоанатома  исчерпывающе
"вскрыть" причины  и  следствия, расставить  все  точки  над i --  и  о себе
поведал, и о той  смертельной опасности, которая нависла  над ним  и многими
известными  врачами, не случись чуда... И благосклонная судьба позволит  ему
отметить   девяностолетие   со  дня   рождения  опубликованным  литературным
произведением.
     Книга  эта  --  о  "деле  врачей",  заключительном  аккорде  сталинских
злодеяний,  памятном  современникам,  но   старательно,  а  то  и  лицемерно
замалчиваемом в  течение многих лет,  очевидно, в надежде, что  оно канет  в
небытие, ибо сгинут палачи, забудутся жертвы, уйдут свидетели и очевидцы; но
живет единственный оставшийся свидетель -- автор, и тайное стало явным.
     Когда-нибудь,  вероятно,  будет  создан  на основе  архивов,  если  они
сохранятся, историко-психологический,  этико-политический или  какой  другой
трактат (а то и  напишут  не одну трагедию!),  и мы,  не только опираясь  на
"частные" воспоминания, а вполне  официально-достоверно, узнаем истину,  так
сказать, в последней инстанции об этом "деле":  как и почему оно зародилось,
как протекало  и  т.  д.; правда, в общих чертах мы,  к  счастью, еще живые,
знали многое, но теперь, когда книга вышла, раскрылась как бы панорама  всей
зловещей   картины;   и  хотя  автор  на   протяжении   всего  повествования
настоятельно  повторяет,  что  он  --  всего  лишь  летописец,  ограниченный
материалами личного опыта, его произведение -- "только личный план,  то есть
изложение личной информации  и  личных впечатлений",  --  все  же перед нами
важнейший  социально-художественный  документ  огромной  силы, без  которого
сегодня трудно представить современный литературно-идеологический процесс.
     Мы обогатились знанием системы фактов и "деталей" истории очень далекой
и близкой,  и  в  этом смысле  неоценимо  познавательное  значение книги; мы
заново прошли с автором все его адовы круги, содрогаясь и ужасаясь тому, что
это могло случиться с каждым, и в умении автора вовлечь читателя в мир своих
дум и  чувств,  заразить  его  неприятием  зла эстетическая  значимость  его
повествования.
     Две  сюжетные  линии  --  "национальная",  связанная  с  происхождением
автора,  и  "профессиональная"   --   предопределили  содержательный   объем
произведения,  и,  пересекаясь,  они, как  отмечает автор, сплелись  в "деле
врачей".
     Вот  и  не  верь  теперь,  прочтя  книгу,   в  "чудеса"!..  Как  же  не
поколебаться фундаменту научности и "объективной закономерности", когда лишь
"чистейшая случайность", смерть тирана,  пресекла  готовящееся преступление,
последствия  которого  трудно  вообразить.  Я  бы,  коль скоро  речь  идет о
медицинском, так  сказать,  мире,  поразмышлял о Смерти,  которая  в  данном
случае сыграла спасительную роль и для нашего общества, и для "дела врачей",
и для  автора. Ведь  надо  же:  умри Сталин позже, живи  и бодрствуй  он еще
некоторое  время, и...  даже  не  вообразить,  что  нас  ожидало: готовилась
показательная  казнь,  подстрекающая  к  погромным  акциям, печать  пестрела
взрывом  массового  "негодования",  нагнетался  антиеврейский, антиврачебный
психоз, изуверская  обывательская фантазия, как читаем  в  книге, изобретала
нелепости одна  похлеще другой.  Увы, Смерть порой  оказывается единственной
возможностью  для общества  приостановить  противозакония.  Продли  медицина
жизнь  тем, кто  стал  олицетворением  застоя, проживи  тот  или  другой еще
несколько  лет в  условиях выжидательной  немоты  недовольных и воинствующей
агрессивности восхвалителей, и  общество в ситуации отсутствия механизма или
рычагов    действенного    контроля,    демократической,    "цивилизованной"
сменяемости, выборности кадров терпит неисчислимые экономические, моральные,
психологические, а в  иных случаях,  о чем  -- книга,  и  физические убытки,
уроны.
     Всем своим пафосом книга  направлена  против  антисемитизма и  шире  --
против любого проявления  национализма, увы,  пока  живого и  лишь меняющего
свои формы, приемы  против чудовищного навета  на медицину вообще.  На нашей
совести --  ибо  в  каждом из  нас есть частица  вины за всякое антигуманное
преступное  "дело"  -- лежит  не только "дело врачей", но и предшествовавшая
ему   и   принявшая   антисемитский   характер   так  называемая  "борьба  с
космополитизмом",  --  расправа  над   членами   Еврейского  антифашистского
комитета.
     Читая книгу,  невольно думаешь:  не "кто-то" виноват, а все мы и каждый
-- одни промолчали, другие злорадно бросали в огонь хворост, третьи бездумно
верили, кто-то питал живучие "инстинкты", радуясь... И если повествование Я.
Рапопорта поможет  вселить в совесть каждого из нас эту частичку "вины",  то
можно будет надеяться, что такое больше не повторится. Никогда.
Чингиз Гусейнов Апрель, 1988 год.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
     Рожденные в года глухие
     Пути не помнят своего.
     Мы -- дети страшных лет России --
     Забыть не в силах ничего.
А. Блок
     Эти  слова эпиграфа из стихотворения А.  Блока,  относимые  к  далекому
прошлому -- событиям первых  десятилетий  нашего  века,  --  сохраняют  свою
современность. Отсюда их пророческое звучание.
     Я вошел в  жизнь в конце XIX  века и продолжаю  ее  в конце XX. Надо ли
говорить   о  той   насыщенности  событиями   мирового   значения,  которыми
характеризуется  этот период и  которые изменили  лицо  планеты? Эти события
отразились  и на  советском  медицинском микромире, в  котором автор  прожил
основную  часть жизни и отдал  ему немало "ума холодных  наблюдений и сердца
горестных замет".
     Возвращаюсь к  эпиграфу  к этой книге. Нередко встречаются высказывания
отдельных лиц  (особенно среди  числа  лично  заинтересованных) о  том,  что
многие события прошлых мрачных лет должны быть забыты. О них, по мнению этих
лиц,   не   следует  напоминать,  чтобы  не  омрачать  светлого  настоящего.
Гениальный  поэт  А. Блок, отнеся цитированные строки эпиграфа к близким ему
годам начала века,  утверждал,  что  "дети  страшных лет России забыть  не в
силах ничего".  Можем ли  и мы, современники страшных лет  середины годов XX
века,  забыть их, к чему нас  иногда призывают, да и нужно ли их забыть. Это
-- проблема не эмоциональная. Это проблема нашего долга перед следующими  за
нами поколениями и перед историей.
     Наша обязанность -- раскрыть перед ними всю правду прожитой нами жизни,
долгие  годы  бывшую под запретом. Эта обязанность стала уже  литературным и
лозунговым трюизмом. Научная  история  нуждается  не только в документальных
материалах. Для нее чрезвычайно важны и литературные материалы современников
не только публицистического, мемуарного, но и художественного характера. Эти
материалы  призваны  осветить  и  дополнить  документальные,  и  часто,  как
показывает  опыт научных исторических исследований,  они играют в них важную
роль.
     Книгу  я  писал,  что  называется, --  на одном  дыхании,  ориентируясь
главным образом только на свою память, поскольку  она долго мне не изменяла.
Да и документальные материалы оставались и до сего времени остаются для меня
недоступными. Впрочем, я не испытывал большой нужды в них: ведь я не историк
в обычном смысле этой отрасли знаний, и не стремился  к исследованию  их.  Я
хотел   и   старался   с   объективностью,   окрашенной  только   совершенно
естественными эмоциями, описать  с возможной последовательностью  все факты,
свидетелем и жертвой которых я  был. Я прибегал лишь к немногим литературным
источникам, дополняющим мое повествование.
     Я  торопился  писать: поджимали  годы, боязнь  не дописать. Конечно,  с
течением  времени под различными информативными воздействиями может меняться
понимание  фактов,  изложенных  в книге, их  анализ  и  интерпретация.  Ведь
мышление  -- не застойно. И может быть, если бы я сегодня описывал некоторые
события и факты,  изложенные в  книге  15--13 лет тому назад, то угол зрения
был бы другим. Но  это, как и во  всяком литературном  произведении,  вправе
сделать сам читатель, независимо от  автора: "фактура" же книги изменению не
подлежит.
     Я хочу пояснить мотивировку  названия книги: "На рубеже двух эпох. Дело
врачей   1953  года".  Действительно,   "дело   врачей"   было  кульминацией
сталинского 30-летнего периода произвола и беззакония. "Дело" как бы провело
рубеж  этому периоду как особой эпохе, за пределами  которого началась эпоха
восстановления ленинских норм жизни советского народа. Я считаю своим долгом
напомнить с благодарной памятью  решительные  мероприятия нового руководства
страной, предпринятые в первые же дни по  ликвидации "дела  врачей", и вслед
за ними мероприятия  по восстановлению справедливости и законности. Особенно
я  хочу напомнить  о  мужественной роли Н. С. Хрущева. Мои  друзья и ученики
неоднократно   и   настойчиво   убеждали   меня  в   необходимости  оставить
литературный след моего жизненного опыта в разных сферах,  в  частности -- в
"деле врачей",  как  к моему долгу. Это совпадало  и с  моими  намерениями и
желаниями. Результатом этого является настоящая книга, как выполненный долг.

     ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ    СООБЩЕНИЕ    О    ЗАГОВОРЕ    МЕДИКОВ-ТЕРРОРИСТОВ.
"ВРАЧИ-УБИЙЦЫ" В ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЙ ИСТОРИИ ВЧК -- МГБ
     13 января 1953 года весь мир был ошеломлен сообщением, опубликованным в
центральных  советских газетах и переданным  по радио. В  этом сообщении мир
был информирован о  раскрытии  в Советском Союзе (главным образом, в Москве)
преступной организации крупных  работников  медицины, совершавших чудовищные
преступления: пользуясь  доверием своих  пациентов, они подло умерщвляли их,
назначая  заведомо противопоказанные им по характеру заболевания и состоянию
здоровья  мероприятия, приводившие  часто  к неизбежной гибели.  Их  жертвой
стали выдающиеся деятели Советского государства -- Щербаков, Жданов, крупные
военачальники.  В эту организацию входили виднейшие  представители советской
медицины -- профессора и академики  (в дальнейшем к ним присоединили большую
группу  врачей,  рангом  пониже).  Их преступная деятельность,  которую  они
осуществляли по заданию  разведок капиталистических стран, не ограничивалась
умерщвлением пациентов; одновременно  они  вели шпионскую  работу по заданию
тех  же  разведывательных  органов.  В этом  сообщении  были  названы  имена
некоторых  активных членов  преступной  организации  (М.  С.  Вовси,  Я.  Г.
Этингер,  Б. Б. Коган,  М.  Б. Коган, А. М. Гринштейн и  другие),  к ним был
присоединен и  народный  артист СССР и  видный  общественный  деятель  С. М.
Михоэлс, убитый за несколько  лет  до этого  в  Минске  наездом неизвестного
грузового автомобиля.  Автомобиль  и его водитель остались  необнаруженными.
Идейной платформой  этой  группы преступной  шайки  был еврейский буржуазный
национализм,  вдохновленный  связью  с американской  еврейской  организацией
"Джойнт", о  существовании которой,  как впоследствии выяснилось, многие  из
привлеченных по  этому делу не подозревали и даже не  знали такого названия.
Все сообщение имело яркую антиеврейскую направленность.
     Помимо террористической организации еврейских буржуазных националистов,
был  арестован по аналогичному обвинению до этого сообщения и после него ряд
крупных ученых  медиков  нееврейской национальности (В. Н. Виноградов, В. X.
Василенко,  В.  Ф. Зеленин, Б. С. Преображенский, М. Н. Егоров  и другие), а
еврейская  группа  была  дополнительно  укомплектована  профессорами  И.  А.
Шерешевским,  M.  Я. Серейским,  Я. С. Темкиным, Э.  М. Гельштейном,  Б.  И.
Збарским, М. И, Певзнером, И. И. Фейгелем, В.  Е. Незлиным, Н.  Л.  Вильком,
автором этих строк и многими другими. Некоторые из них умерли до организации
этого дела и до сообщения о нем и были "арестованы" посмертно (М. Б. Коган и
М. И. Певзнер, а Я.  Г. Этингер, арестованный в 1950 году, умер  в тюрьме до
его включения в список "извергов рода человеческого").
     Само  сообщение 13 января  об аресте  большой  группы  медиков  не было
неожиданным. Аресты начались с  ноября-декабря 1952 года; имена арестованных
и  число  их  не могло  быть секретом для широких кругов  населения Москвы и
крупнейших центров.
     Групповые аресты  специалистов по  профессиональному  признаку не  были
новостью для  советских граждан. Наряду с арестами, больших  масс  населения
преимущественно из интеллигентной среды  без профессионального разбора, были
аресты групп, дифференцированные  по их специальностям (инженеры, строители,
военные,   геологи,   работники   сельского    хозяйства    и   т.    д.   и
общественно-политические деятели). Из них формировались в недрах  ГПУ -- МГБ
специализированные   заговорщицкие   группы   с    последующим    физическим
истреблением  по  приговорам  открытого  или  --  чаще  --  закрытого  суда.
Неожиданностью был чудовищный  характер обвинения  большой массы медиков,  к
тому же известных клиницистов с большой профессиональной популярностью.
     В  уголовной  истории   Советской   страны  уже  были  известны  случаи
аналогичных  обвинений  врачей,  но  они  касались  отдельных представителей
врачебного сословия.  В хронологическом порядке  этот вид уголовной хроники,
по-видимому, открыл хирург доктор Холин. Он внезапно исчез в конце двадцатых
годов, и было совершенно непонятно, за что он арестован,  какое преступление
он мог совершить.  По просочившимся слухам  (они в основном  подтверждались)
передавали,  что он был арестован в  связи с операцией,  произведенной М. В.
Фрунзе. Об  этой операции  по поводу  язвы двенадцатиперстной  кишки  ходили
слухи, что она была произведена по настоянию  Сталина.  31 октября 1925 года
через  двое  суток  после операции,  произведенной крупнейшими  хирургами во
главе с профессором  И.  И. Грековым, М. В.  Фрунзе скончался. В этих слухах
был  намек на то,  что  Сталин  был  заинтересован  в операции и ее  роковом
исходе, и эта  версия была  использована в качестве сюжета для литературного
произведения  известного писателя Б. Пильняка "Повесть о непогашенной луне".
Вероятно, именно  эта повесть стоила Б. Пильняку  жизни. В  разгар репрессий
1937  года он был арестован, обвинен  в  шпионаже в пользу Японии (он был  в
Японии  и свои  впечатления  о  поездке  отразил в  книге  "Корни  японского
солнца") и расстрелян. Циркулировавшие непосредственно после  смерти  Фрунзе
версии  о  сомнениях  в необходимости  операции  с последовавшим смертельным
исходом  ее,  по-видимому,  все  же  достигли  высших  сфер, поскольку через
несколько дней после похорон Фрунзе профессор И. И. Греков выступил в печати
с  путаными  разъяснениями  об обстоятельствах операции и смерти.  В них  он
оправдывал необходимость операции  и утверждал  наличие показаний  к ней,  а
смертельный исход объяснял (крайне  невразумительно), главным образом, общим
отягощающим фоном организма М. В. Фрунзе.
     Многие  из  циркулировавших  версий  о  причине  смерти  М.  В.  Фрунзе
(особенно  --   версия  о  смерти  от  хлороформного  наркоза)  могут  иметь
правомерное медицинское основание. Следует при этом категорически отвергнуть
мысль  о  заведомо  криминальных  действиях хирургов --  известных уважаемых
ученых.   В   настоящее   время,   по-видимому,   придется   удовлетвориться
официальными материалами  1925 года  с свидетельством современников о смерти
Фрунзе; расчеты на другие  источники, вероятно, лишены надежды *. Какие-либо
сведения о  роли  Холина в операции Фрунзе  отсутствуют. Если его арест имел
какое-либо отношение к этой роли, то наиболее вероятно предположение, что он
нужен  был  "органам",  только  как источник  для  криминального  "досье" на
оперировавших хирургов, на всякий случай -- авось понадобится.
     *  После  сдачи книги в печать, редакцией журнала "Дружба народов" было
получено письмо  Ю.  К. Вишневского,  сына  члена КПСС  с 1919 г., активного
участника  гражданской войны,  расстрелянного  в  сентябре  1941  г. В  этом
письме, стимулированном  моей  публикацией в  "Д.  Н." "Воспоминания о "деле
врачей",   содержатся   интересные  детали  о  смерти   М.   В.  Фрунзе,  по
воспоминаниям    современников   этой   трагедии.   Эти   детали   усиливают
подозрительную роль Сталина.

     Такие  "досье"  были в  практике  ГПУ --  МГБ.  В них  арестованными  и
признавшими  свою  вину  были  второстепенные  участники  "преступлений",  а
основные даже не подозревали об участии  в них и продолжали трудиться, часто
--  в  почете.  Нередко  такие   "досье"  оставались  "вещью  в  себе",  без
употребления за отсутствием подходящей ситуации.
     Приведу известный мне такой "парадокс" сталинской эпохи.
     Во 2-м Московском медицинском институте клиникой факультетской хирургии
в  течение многих лет (1926-- 1943) заведовал  известный хирург-профессор, а
впоследствии академик  -- С. И. Спасокукоцкий.  В  числе его ассистентов был
некий доктор Арутюнов.  В 1938 году  он был арестован  органами ГПУ  и,  как
всегда,  исчез  бесследно.  Причина  ареста,  тоже