се  вопросы,  которые
ему задавали.
   Теэрц услышал дребезжание и скрип -  по  коридору  катила  тележка  с
обедом. В радостном предвкушении он вскочил на  ноги  и  встал  у  самых
прутьев решетки, дожидаясь, когда она подъедет.
   Охранник открыл дверь, другой следил за  Теэрцем,  наставив  на  него
винтовку с ножом на конце. Тосевит, что раздавал пищу, протянул пленному
миску с рисом.
   - Спасибо, недосягаемый господин,  -  низко  кланяясь,  сказал  Теэрц
по-ниппонски.
   Охранник снова закрыл дверь на ключ, и тележка укатила прочь.
   Нужда заставила Теэрца научиться обращаться с  маленькими  палочками,
которыми ниппонцы пользовались вместо столовых приборов. Теэрц поднес ко
рту кусок рыбы, попробовал его языком. Вкус не такой,  как  в  последнее
время. Но вполне прилично.
   "Другие приправы", - подумал он и проглотил еду.
   Миска опустела почти мгновенно. Несмотря на то, что ниппонцы  кормили
его теперь лучше,  чем  прежде,  набрать  лишний  вес  ему  не  грозило.
Пробежав языком по жесткой внешней поверхности рта, чтобы  ее  очистить,
он стал ждать, когда придет чудесное ощущение  счастья,  которое  всегда
возникало после обеда.
   На сей раз ничего не произошло. Раньше вслед за восторгом и радостным
возбуждением, возникавшими  после  еды,  наступала  реакция,  и  у  него
портилось  настроение.  Теперь  же,  когда  Теэрц  не  испытал  никакого
подъема, его  охватило  отчаяние.  Ему  казалось,  что  его  предали,  а
железные прутья камеры наступают, сжимают,  не  дают  дышать.  Он  начал
метаться от стены к стене, колотя толстым обрубком хвоста по полу.
   Теэрц не представлял себе, насколько  сильно  зависит  от  ежедневной
порции эйфории, пока  его  не  лишили  ее.  Он  оскалился,  демонстрируя
(кому?) свои  острые  короткие  зубы.  Если  бы  сейчас  появился  майор
Окамото, Теэрц, не задумываясь, отгрыз бы ему… да что угодно!  И  пришел
бы в восторг от содеянного!
   Прошло совсем немного времени, и мечтам Теэрца суждено было сбыться -
появился майор Окамото. Ниппонец остановился у камеры,  и  все  мысли  о
мести улетучились  из  головы  пленного  ящера,  уступив  место  страху.
Впрочем, так происходило всегда, когда он видел Больших Уродов.
   - Добрый день, - поздоровался  Окамото  на  языке  Расы,  на  котором
научился изъясняться довольно прилично,  намного  лучше,  чем  Теэрц  на
ниппонском. - Как ты себя сегодня чувствуешь?
   - Я чувствую себя не так хорошо, как хотел бы, недосягаемый господин,
- ответил Теэрц; представители Расы понимали такие вопросы буквально.
   Окамото скривилось  -  теперь  Теэрц  знал,  что  так  Большие  Уроды
демонстрируют удовольствие или  удивление.  Теэрц  забеспокоился.  Когда
Окамото  бывал  доволен,  это   всегда   означало,   что   Теэрца   ждут
неприятности. Но тосевит мирно проговорил:
   - Возможно, я знаю, в чем причина  твоего  плохого  самочувствия.  И,
может быть, у меня найдется лекарство.
   - Правда? - с опаской спросил Теэрц по-ниппонски.  Лекарства  Больших
Уродов вызывали у  него  серьезные  сомнения  -  лучше  уж  болеть,  чем
принимать их.
   - Чистая правда, - ответил Окамото, тоже  по-ниппонски  и  достал  из
кармана маленький пакетик из вощеной бумаги.
   Затем он высыпал немного  коричневого  порошка  на  ладонь  и  сквозь
прутья решетки протянул ее Теэрцу.
   - Вот, попробуй.
   Теэрц сначала понюхал  порошок,  у  которого  оказался  резкий,  ярко
выраженный аромат, показавшийся ему  знакомым,  хотя  он  никак  не  мог
понять, откуда его знает. Теэрц подумал, что тосевиты могут убить его  в
любой момент, стоит им только пожелать. Зачем устраивать представление и
задавать ему сложные загадки, если они  хотят  видеть  его  мертвым?  Он
высунул язык и слизал порошок с ладони Большого Урода.
   И сразу понял, что это специя, которую не положили в последнюю  миску
с едой. Довольно быстро Теэрц сообразил, что до сих пор ниппонцы  давали
ему свое зелье  маленькими  дозами.  Ему  стало  не  просто  хорошо;  он
чувствовал  себя  так,   словно   неожиданно   выяснил,   что   является
родственником Императора, а тот, оказывается, значительно  ниже  его  по
происхождению. Править Расой - какая мелочь!  Ему  по  силам  взять  под
контроль все планеты в галактике!
   Однако охватившее Теэрца ощущение собственной значимости не  помешало
ему заметить, как снова скривилось лицо майора Окамото.
   - Тебе нравится, да? - спросил Большой Урод  на  языке  Расы,  только
последнее слово он произнес по-ниппонски.
   - Да, - ответил Теэрц так, будто находился  где-то  далеко  от  своей
тюремной клетки.
   Ему ужасно хотелось, чтобы Окамото убрался куда-нибудь подальше и  не
мешал ему наслаждаться восхитительными моментами бытия.
   Впрочем, тот и не думал ему мешать. Он прислонился к  решетке  пустой
камеры,  расположенной  напротив,  и  стал  ждать.   Теэрц   игнорировал
существо, не достойное не только его внимания, но  и  презрения.  Однако
восхитительное чувство, дарованное чудесным порошком, длилось не  долго.
А когда оно прошло…
   Когда оно прошло, Теэрц погрузился в такие глубины отчаяния,  которые
не могли сравниться даже с высотами, открывшимися  ему  несколько  минут
назад.  Все  миры,  что  казались  ему  такими  достижимыми  и  готовыми
покориться, погребли его под собой и раздавили. Теперь он не обращал  на
Окамото внимания,  потому  что  Большой  Урод  никак  не  был  связан  с
невыносимой болью, обрушившейся на него.  Причинить  ему  более  ужасные
страдания, чем те, что испытывали его тело и дух, ниппонец все равно  не
мог. Теэрц скорчился в углу своей  камеры,  мечтая  только  об  одном  -
поскорее умереть.
   Но тут до него донесся голос Окамото:
   - Что, теперь не так хорошо? Еще  хочешь?  -  Большой  Урод  протянул
широкую мясистую ладонь, в самом центре которой лежала маленькая горстка
порошка.
   Не успев сообразить, что делает, Теэрц вскочил на ноги и  бросился  к
решетке, между прутьями которой Большой Урод просунул  руку.  Но  прежде
чем его язык коснулся драгоценного  зелья,  Окамото  быстро  сделал  шаг
назад, и Теэрц чудом не врезался  мордой  в  холодные  железные  прутья.
Забыв об осторожности и  не  заботясь  о  собственной  безопасности,  он
принялся ругать Окамото, выплевывая в него все слова, какие только знал.
   Тосевит откинул голову назад и издал несколько громких лающих звуков,
заменявших Большим Уродам смех.
   - Значит, ты хочешь еще имбиря, я правильно понял? Так я и думал. Нам
удалось узнать, что самцы вашей Расы…  как  бы  получше  сказать…  очень
любят это растение.
   Имбирь. Теперь Теэрц знал имя таинственного порошка.  И  еще  сильнее
захотел получить ту  дозу,  что  лежала  на  ладони  Окамото.  Он  снова
погрузился в пучины депрессии и вместо того, чтобы зашипеть на тосевита,
жалобно попросил:
   - Умоляю, дайте мне имбиря. Как вы можете отказывать, зная, насколько
сильно я в нем нуждаюсь? Окамото снова рассмеялся.
   - Тот, кто позволяет захватить себя в плен,  не  достоин,  чтобы  ему
что-то давали. -  К  военнопленным  ниппонцы  относились  с  невероятным
презрением. - Впрочем, может быть - имей в виду, это только может  быть!
- тебе удастся заработать для себя имбирь. Ты меня понял?
   Теэрц слишком хорошо понял,  в  какую  страшную  ловушку  он  угодил.
Каждый  раз  в  его  еду  подмешивали  немного  имбиря,  он   привык   к
тосевитскому зелью, и тогда ниппонцы решили показать ему, как сильно  он
нуждается в очередной дозе. Они рассчитывали, что таким  образом  сумеют
подчинить его своей воле. Теэрцу пришлось признать, что они не  ошиблись
в своих предположениях. Презирая и  ненавидя  себя  за  жалобные  нотки,
появившиеся в голосе, Теэрц спросил:
   - Что я должен делать, недосягаемый господин?
   - Более точные ответы на вопросы, которые мы тебе  задаем  касательно
взрывных металлов, могут доставить нам удовольствие, - ответил Окамото.
   Теэрц знал, что Окамото лжет. Что бы он ни делал, ниппонцы никогда не
станут относиться к нему лучше, ведь он позволил  им  захватить  себя  в
плен. А вдруг  они  решат,  что  он  не  представляет  для  них  никакой
ценности? Теэрц  уже  заметил,  что  отношение  Больших  Уродов  к  нему
меняется в зависимости от того, каких результатов  они  хотят  добиться,
допрашивая его. Если они будут довольны, он может получить  имбирь.  Эта
мысль металась у него в мозгу, точно эхо духового оркестра.
   Но несмотря ни на что, он ответил:
   - Я уже ответил - честно и подробно - на все ваши вопросы.
   - Ты так сейчас говоришь, -  заявил  Окамото.  -  Посмотрим,  что  ты
скажешь, когда желание получить имбирь станет нестерпимым. Надеюсь,  оно
освежит твою память.
   Ловушка оказалась не просто жестокой, а такой, из которой  невозможно
выбраться. Ниппонцы не только взяли Теэрца в плен, они решили  полностью
его поработить. Раса забыла о рабстве задолго до  объединения  Дома,  но
работевляне (или халессианцы? - Теэрц всегда спал на уроках истории)  на
своих планетах пользовались трудом невольников до  того  как  влились  в
Империю.  И  тогда  Раса  вспомнила,  что  это   такое   -   разумеется,
исключительно на  понятийном  уровне.  Теэрц  опасался,  что  здесь,  на
Тосеве-3,  возмутительный  институт  играет  в  общественной   структуре
значительную роль.
   А еще он вдруг понял, что без имбиря сойдет с ума. Желание было таким
сильным, что оно  разъедало  все  его  существо,  точно  капли  кислоты,
падающие на чешуйчатую шкуру.
   - Прошу вас, дайте мне имбиря, хотя бы чуть-чуть, - взмолился он.
   Кое-кто из ниппонцев  отличался  особой  жестокостью,  казалось,  они
получали удовольствие от того, что обладали неограниченной  властью  над
своими жертвами. Чем беспомощнее пленник, тем сильнее удовольствие.  Они
могут  отказать,  только  для  того,  чтобы  посмотреть,  как  он  будет
страдать. Однако следует отдать Окамото  должное  -  он  не  стал  этого
делать. Показав Теэрцу, что тот действительно угодил в  капкан,  Большой
Урод снова позволил ему проглотить наживку.
   Теэрца наполнило ощущение силы и мудрости. Оказавшись на самом  верху
блаженства, он придумает, как убежать из тюрьмы, в  которой  его  держат
ниппонцы. Какой-нибудь потрясающий по своей простоте план!
   Но в голову ничего не приходило. Может быть, имбирь и  в  самом  деле
немного обострял его аналитические способности, но Теэрц довольно быстро
понял, что ощущение гениальности всего лишь иллюзия, и  не  более  того.
Если бы не доза наркотика, которую он принял несколько минут  назад,  он
бы почувствовал разочарование. Сейчас же он просто  отбросил  неприятные
мысли как несущественные.
   Тосевиты отличались вспыльчивостью, высокомерием и  постоянно  что-то
делали. Представители Расы уважали  тех,  кто  обладал  терпением,  умел
методично изучать новую проблему и тщательно планировать свои дальнейшие
шаги. Так Теэрца учили с самого детства, а его личный опыт  не  позволял
ему  сомневаться  в  том,  что  говорил  офицерам   командир   эскадрона
истребителей. И вдруг к своему удивлению Теэрц увидел, что Окамото стоит
и спокойно ждет, что будет дальше - совсем, как самец Расы.
   А Теэрц? Когда радость, подаренная имбирем, пошла на  убыль,  оставив
только воспоминания о  приятных  минутах,  он  превратился  в  настоящую
пародию на какого-нибудь Большого Урода -  вцепился  в  прутья  решетки,
выкрикивал проклятья, тянулся к Окамото в безнадежной  попытке  получить
хотя бы чуть-чуть зелья. Иными словами, он совершенно забылся и не думал
о  последствиях.  Ему  следовало  стыдиться.  Он  и  стыдился  -  но  не
настолько, чтобы прекратить вести себя подобным образом.
   Окамото дождался, когда пройдет  действие  имбиря,  и  пленник  снова
погрузится в пучины депрессии, которая всегда наступала после эйфории, а
затем, безошибочно выбрав момент, сказал:
   - Расскажи мне все, что тебе известно о процессе, который  превращает
элемент под номером 92 в элемент под номером 94.
   -  В  нашем  языке  есть  специальное   слово,   которое   обозначает
интересующий вас процесс - "преобразовывает", - ответил Теэрц. - Процесс
имеет несколько этапов. Первый…
   "Интересно, сколько мне придется  рассказать,  прежде  чем  я  получу
награду?" - подумал Теэрц.

***

   Бобби Фьоре  сделал  несложную  подачу  в  сторону  китайца,  который
приготовился поймать мяч. Парню удалось это  сделать,  и  мяч  с  легким
шлепком влетел в кожаную перчатку, точно  близнец  похожую  на  перчатку
Бобби.
   - Молодец, очень хорошо! - похвалил Бобби, прибегая к помощи  жестов,
особому тону и выражению лица, чтобы выразить то,  что  не  мог  сказать
по-китайски. - Теперь кидай назад. - Снова показал жестами.
   Китаец, которого звали Ло,  подбросил  мяч  высоко  в  воздух.  Фьоре
подпрыгнул,  поймал  его,  легко  приземлился  и  приготовился   сделать
очередной бросок: после стольких лет на игровом поле, он, наверное, смог
бы проделать  всю  последовательность  во  сне.  Бобби  владел  мячом  с
кошачьей ловкостью и уверенностью.
   - Не бросай, точно баба, - сказал он Ло  и  на  сей  раз  порадовался
тому, что ученик не понимает по-английски.
   Бобби продемонстрировал, несколько утрируя, бросок от локтя, а  потом
принялся мотать головой, показывая,  что  это  не  самый  лучший  способ
добиться нужного результата. Затем он размахнулся,  изображая  движение,
которое американские мальчишки учатся делать на фермах, в  парках  и  на
пустырях.
   Л о явно не понимал, чем один бросок  отличается  от  другого.  Чтобы
доказать свою правоту,  Бобби  наклонился  и  подобрал  с  земли  камень
размером с яйцо. Они с Ло тренировались неподалеку от колючей проволоки,
ограждавшей лагерь. Он повернулся и забросил камень на зеленое  поле  за
импровизированным забором.
   Затем нашел еще один камень и передал его Ло.
   - Давай, посмотрим, удастся ли тебе меня побить - твоим  способом,  -
сказал он, снова отчаянно жестикулируя. Ло кивнул и, крякнув от  усилия,
метнул свой снаряд за ограду. Тот пролетел примерно половину  расстояния
до камня Фьоре. Китаец посмотрел на Бобби, кивнул и попробовал повторить
движение, которое показал ему американец. Фьоре  захлопал  в  ладоши.  -
Вот-вот, правильно!
   На самом деле, ему приходилось так себя вести,  чтобы  не  рассердить
выгодного клиента. Они с Лю Хань по-прежнему продолжали устраивать  свои
представления, но  теперь  они  приносили  меньше  денег,  чем  вначале.
Нескольких  китайцев  удалось  заинтересовать  игрой  в   мяч,   и   они
согласились платить за то, чтобы учиться у Бобби. Вот он и показывал им,
что нужно делать, чтобы правильно бросать и ловить мяч, как  действовать
битой. Если бы в лагере имелось больше свободного места, можно  было  бы
организовать настоящую игру.
   Бобби не нравилось кланяться китайцам, но он уже привык к тому, что у
них появились свободные деньги. Кроме того, Бобби ведь  не  продавал  им
то, без чего они не могли обходиться. Если клиент  будет  недоволен,  он
просто возьмет и уйдет. И потому Фьоре изо всех сил старался вести  себя
прилично.
   - Давай, попробуем с мячом, - сказал  он  и  бросил  мяч  Ло.  Китаец
швырнул его назад, не слишком удачно, но уже намного лучше. - Правильно,
вот так и  делай!  -  обрадовался  Фьоре  и  захлопал  в  ладоши,  чтобы
подбодрить ученика.
   После  нескольких  бросков,  показавших,  что  Ло,  наконец,   уловил
правильное движение, китаец снова поднял с земли камень и метнул его  за
колючую проволоку. Теперь он пролетел значительно большее расстояние, но
все равно до Фьоре ему было далеко. Бобби гордо выпятил грудь  уверенный
в том, что никто из китайцев никогда его не победит.
   Наверное, Ло подумал то же самое, потому что он  поклонился  Фьоре  и
произнес несколько коротких предложений. Неожиданно Бобби сообразил, что
понимает практически все, что тот говорит. Китаец хвалил его ловкость  и
спрашивал, может ли он привести своих друзей, чтобы они  тоже  научились
бросать мяч, как иностранец.
   - Да, конечно, будет здорово, - ответил Фьоре по-английски,  а  затем
попытался перевести свои слова на китайский.
   Очевидно, Ло его понял, потому  что  снова  поклонился  и  кивнул,  а
затем, передав Бобби перчатку, отправился восвояси.
   Довольный тем, как прошел день, Фьоре поспешил домой. Он  даже  начал
насвистывать веселый мотивчик, но  вскоре  замолчал  -  прохожий  китаец
наградил его весьма многозначительным взглядом.  С  точки  зрения  Фьоре
китайская музыка  напоминала  визг  кота,  которому  прищемили  хвост  -
точнее, нескольких котов, вопящих  вразнобой.  Местные  жители,  похоже,
точно так же относились к песенкам Бобби. Поскольку китайцев было много,
а он - один, Бобби решил помолчать.
   Когда Бобби открыл дверь в хижину, выделенную им с Лю  Хань  ящерами,
он почувствовал приятный аромат. Лю Хань готовила что-то очень  вкусное.
А с гарниром из незнакомых полусырых овощей придется смириться.
   - Пахнет хорошо, - сказал он и выразительно кашлянул.
   Лю Хань подняла голову от кастрюли очень необычной формы,  в  которой
что-то варилось.  Фьоре  диковинная  посудина  напоминала  остроконечные
шляпы китайцев.
   Лю Хань наклонила кастрюлю, чтобы показать ему большие куски курицы.
   - С пятью специями, - сообщила она.
   Бобби кивнул и улыбнулся. Он не знал, о каких пяти специях идет речь,
но уже успел выяснить, что с ними еда получается просто превосходной.
   После ужина он отдал Лю Хань  деньги,  которые  Ло  заплатил  ему  за
обучение.
   -  У  него   есть   знакомые,   которые,   наверное,   тоже   захотят
тренироваться, - сказал он Лю Хань. - Если все станут платить, как он, у
нас не будет никаких проблем с едой.
   Он сказал  это  сначала  по-английски,  а  потом  прибавил  несколько
китайских слов и выражений из языка ящеров, чтобы убедиться в  том,  что
Лю Хань его поняла. Разговаривая друг с другом, они использовали все три
языка и постепенно запоминали все больше и больше новых слов.
   - Если они будут платить серебром, как Ло,  я  стану  очень  толстой,
даже и без ребенка, - сказал Лю Хань.
   Ее  беременность  стала  заметной,  тонкое  хлопчатобумажное  платье,
которое совсем недавно  казалось,  слишком  широким,  плотно  обтягивало
живот.
   - Для меня ты все равно красавица, дорогая, - сказал Бобби, и Лю Хань
улыбнулась.
   То, что он, несмотря на беременность, продолжал ее хотеть, удивило Лю
Хань, как, впрочем, и самого Бобби. Довольно скоро выяснилось,  что  его
совершенно не беспокоит ее большой живот. Просто теперь  им  приходилось
заниматься любовью в других позах, что значительно расширяло горизонты и
очень нравилось Бобби.
   После таких мыслей ему тут же  захотелось  заняться  делом.  Лю  Хань
готовила так, что после еды не возникало ощущения,  будто  ты  проглотил
наковальню. Если ты переел, то теряешь интерес ко всему остальному.
   Бобби уже собрался сходить  за  одеялами,  когда  кто-то  постучал  в
дверь. Он  поморщился.  Лю  фыркнула,  кажется,  она  поняла,  какие  он
вынашивал планы.
   - Кто бы не явился, я от  них  быстро  избавлюсь,  -  пообещал  он  и
поднялся на ноги.
   Но, открыв дверь,  он  увидел  Ло,  за  спиной  которого  стояло  еще
несколько человек.
   "Пришли по делу", - подумал Бобби и пригласил гостей войти.
   Дела есть дела, а Лю Хань все равно  никуда  не  денется.  Посетители
ведь  уйдут  когда-нибудь  домой.  А  пока  она   побудет   хозяйкой   и
переводчицей. Лю предложила всем чай. Фьоре по-прежнему скучал по  кофе,
крепкому, со сливками и сахаром,  но  признавал,  что  чай  тоже  весьма
приятный напиток.
   Тот, кто шел последним, закрыл за собой дверь.  Ло  и  его  друзья  -
всего шестеро - разместились в крошечной хижине. Они вели себя вежливо и
сидели тихо, но чем внимательнее Фьоре на них смотрел, тем больше жалел,
что впустил в дом всех одновременно. Молодые, крепкие парни,  молчаливые
и, очевидно, более дисциплинированные, чем остальные китайцы,  жившие  в
лагере. Бобби изо всех сил  старал