ии. Эндрью обвел глазами весь ряд. Затем торопливо сел подле Гоппера.
 
   - Я, кажется, просил вас прийти пораньше,- сказал адвокат недовольным
тоном.- Первое дело уже кончается. Опоздать на заседание совета было бы
фатально.
 
   Эндрью ничего не ответил. Гоппер был прав,- председатель уже читал
приговор по предыдущему делу. Приговор был неблагоприятный: исключение из
состава врачей.
   Эндрью не мог отвести глаза от осужденного, виновного в каком-то
неблаговидном поступке. Это был жалкий, обтрепанный субъект, вид которого
говорил о тяжелой борьбе за существование. Выражение полнейшей
безнадежности на лице этого человека, осужденного высоким собранием его
коллег, пронизало Эндрью дрожью.
 
   Но он не успел ни о чем подумать, только почувствовал мимолетный порыв
сострадания. В следующую минуту вызвали его. С сжавшимся сердцем слушал
он, как читали официальное обвинительное заключение.
 
   Затем выступил мистер Джордж Бун, представитель обвинения. Худая,
подтянутая фигура во фраке, гладко выбритое лицо, пенсне на широкой черной
ленте. Он заговорил неторопливо, размеренно.
 
   - Господин председатель и вы, господа, дело, которое вам предстоит
рассмотреть, не имеет ничего общего ни с одной из систем лечения,
предусмотренных разделом двадцать восьмым Акта о врачевании. Напротив, оно
является явным примером связи лица медицинской профессии с лицом, не
числящимся в списках врачей, и позволю себе напомнить, что совет совсем
недавно имел случай осудить аналогичный поступок.
 
   "Факты таковы. Больная Мэри Боленд, страдающая туберкулезом верхушек
легких, была принята в палату доктора Сороугуда больницы Виктории
восемнадцатого июля сего года. Там она находилась под наблюдением доктора
Сороугуда до четырнадцатого сентября, когда она выписалась из больницы под
предлогом, что желает вернуться домой. Я говорю "под предлогом", так как в
день ее выходи пациентка домой не уехала, а была встречена у сторожки
привратника доктором Мэнсоном, который тотчас отвез ее в лечебное
заведение, именуемое "Бельвью" и предназначенное, насколько я знаю, для
лечения легочных заболеваний.
 
   "По приезде в место, именуемое "Бельвью", пациентка была уложена в
постель и осмотрена доктором Мэнсоном совместно с владельцем предприятия
мистером Ричардом Стилмеиом, не имеющим диплома врача и... э... надо
добавить, чужестранцем. После осмотра на консилиуме - прошу совет
запомнить эту фразу - на консилиуме доктора Мэнсона с мистером Стилменом
было решено подвергнуть больную операции, то есть привести ее в состояние
пневмоторакса. После этого доктор Мэнсон сделал местную анестезию, и
вдувание было произведено доктором Мэнсоном и мистером Стилменом.
 
   "Теперь, господа, после краткого изложения фактов я, с вашего
разрешения, вызову свидетелей. Доктор Юстесс Сороугуд, пожалуйста".
 
   Доктор Сороугуд встал и вышел вперед, сняв очки и держа их наготове.
Бун начал опрос.
 
   - Доктор Сороугуд, я не хотел вас беспокоить. Нам прекрасно известна
ваша репутация, можно даже сказать - ваша слава специалиста по легочным
болезням, и я не сомневаюсь, что вами руководила лишь снисходительность к
младшему коллеге. Но скажите, доктор Сороугуд, верно ли, что в субботу
утром десятого сентября доктор Мэнсон настоял на консультации вашей с ним
по поводу больной Мэри Боленд?
 
   - Да.
 
   - И верно ли также, что во время этой консультации он настаивал на
методе лечения, который вы находили неподходящим?
 
   - Он хотел, чтобы я ей сделал пневмоторакс.
 
   - Совершенно верно. И в интересах больной вы отказались?
 
   - Отказался.
 
   - А после вашего отказа не заметили ли вы чего-нибудь странного в
поведении доктора Мэнсона?
 
   - Как вам сказать... -замялся Сороугуд.
 
   - Смелее, смелее, доктор Сороугуд. Мы понимаем ваше естественное
колебание...
 
   - Он в то утро был не совсем такой, как всегда. Кажется, он был не
согласен с моим решением.
 
   - Благодарю вас, доктор Сороугуд. А скажите, ничто не давало вам повода
предполагать, что больная недовольна своим лечением в больнице, - при
одной мысли об этом по чопорному лицу Буна скользнула бледная усмешка,-
что она имеет какие-либо основания жаловаться на вас или младший персонал
больницы?
 
   - Ровно ничего. Она всегда казалась довольной, веселой и счастливой.
 
   - Благодарю вас, доктор Сороугуд. - Бун взял со стола другую бумагу.- А
теперь, сестра Майлс, пожалуйте.
 
   Доктор Сороугуд сел на свое место. Сестра его палаты выступила вперед.
Бун продолжал:
 
   - Сестра Майлс, в понедельник утром двенадцатого сентября, на третий
день после консилиума доктора Сороугуда и доктора Мэнсона, приходил ли
доктор Мэнсон навестить больную Боленд?
 
   - Приходил.
 
   - А он обычно бывает в этот час в больнице?
 
   - Нет.
 
   - Что же, он осматривал больную?
 
   - Нет. Он не просил у пас ширмы. Он просто сидел и разговаривал с ней.
 
   - Совершенно верно, сестра. Имел с ней долгий и серьезный разговор, как
сказано в вашем формальном заявлении. Но теперь расскажите нам своими
словами, сестра, что произошло сразу по уходе доктора Мэнсона.
 
   - Приблизительно через полчаса номер семнадцатый, то есть Мэри Болеид,
обратилась ко мне: "Сестра, знаете, я все обдумала и решила ехать домой.
Вы очень хорошо за мной ухаживаете, но я все-таки хочу выписаться в
будущую среду".
 
   Бун поспешно перебил ее:
 
   - В среду. Так. Благодарю, сестра. Это я и хотел установить. Это все.
Вы свободны пока.
 
   Сестра Майлс вернулась на место. Адвокат сделал учтиво-довольный жест
своим пенсне на ленте.
 
   - Теперь, сестра Шарп, пожалуйста.
   Пауза.
 
   - Сестра Шарп, вы можете подтвердить заявление относительно действий
доктора Мэнсона в среду четырнадцатого сентября?
 
   - Да, я была там.
 
   - По вашему тону, сестра Шарп, я заключаю, что вы были там против воли.
 
   - Когда я узнала, куда мы отправляемся и что этот Стилмен вовсе не
доктор, я была...
 
   - Возмущена,- подсказал Бун.
 
   - Да, возмущена,- затараторила Шарп. - Я всегда, всю жизнь работала
только у настоящих докторов, у подлинных специалистов.
 
   -Так, так,-промурлыкал Бун.-Теперь, сестра Шарп, имеется еще один
пункт, который я попрошу вас вторично осветить перед советом.
Действительно ли доктор Мэнсон помогал мистеру Стилмену при выполнении
операции?
 
   - Помогал,- мстительно подтвердила Шарп.
   В эту минуту Эбби наклонился вперед и через председателя мягко задал ей
вопрос:
 
   - А скажите, сестра Шарп, когда происходили эти события, вы уже были
предупреждены доктором Мэнсонок об увольнении?
 
   Шаоп сильно покраснела, растерялась и пробормотала:
 
   - Да.
 
   Через минуту она села на место. На Эндрью повеяло теплом,- Эбби во
всяком случае остался ему другом.
 
   БУИ, немного рассерженный этим вмешательством, повернулся к столу, за
которым заседал совет.
 
   - Господин председатель, господа, я бы мог продолжать вызов свидетелей,
но я не хочу отнимать у совета драгоценное время. Кроме того, я считаю,
что дал исчерпывающие доказательства. Нет ни малейшего сомнения в том, что
больная Мэри Боленд была исключительно благодаря пособничеству доктора
Мэнсона увезена из палаты видного специалиста в одной из лучших больниц
Лондона в сомнительное учреждение (что уже само по себе является серьезным
нарушением профессиональной этики), и здесь доктор Мэнсон с заранее
обдуманным намерением произвел совместно с неквалифицированным владельцем
этого предприятия опасную операцию, которая была больной противопоказана,
по заявлению доктора Сороугуда, специалиста, морально ответственного за ее
лечение. Господин председатель и вы, господа, разрешите мне почтительно
указать, что здесь мы имеем дело не с единичным явлением, как может
показаться с первого взгляда, не с случайным проступком, а с сознательным,
заранее обдуманным и почти систематическим нарушением закона.
 
   Мистер Бун, очень довольный собой, сел на место и принялся протирать
очки. Некоторое время стояла тишина.
   Эндрью упорно смотрел в пол. Для него было пыткой слушать такое
тенденциозное изложение дела. Он с горечью подумал, что с ним обращаются,
как с каким-нибудь уголовным преступником. Его поверенный выступил вперед
и приготовился говорить.
 
   Гоппер, как всегда, был красен, возбужден и растерянно рылся в своих
бумагах.
 
   Но странно - это как будто расположило совет в его пользу. Председатель
сказал:
 
   - Итак, мистер Гоппер?
   Гоппер откашлялся.
 
   - Господин председатель и вы, господа, я не стану оспаривать
свидетельские показания, собранные мистером Буиом. Я вовсе не желаю
плестись в хвосте фактов. Но то, как их здесь истолковали, нас весьма
огорчает. Кроме того, имеются некоторые добавочные обстоятельства, которые
показывают все дело в свете, более благоприятном для моего клиента.
 
   "Здесь не было отмечено, что мисс Боленд лечилась сначала у доктора
Мэнсона, что, раньше чем обратиться к доктору Сороугуду, она еще
одиннадцатого июля советовалась с доктором Мэнсоном. Далее, доктор Мэнсон
был лично заинтересован в излечении этой больной: мисс Боленд - дочь его
близкого друга. Таким образом, он считал, что на нем лежит ответственность
за состояние ее здоровья. Надо прямо сказать: доктор Мэнсон сделал ложный
шаг. Но я позволю себе почтительно заметить, что в его поступке не было
ничего бесчестного и ничего предумышленного.
 
   "Мы слышали сейчас о небольшом расхождении во мнениях между доктором
Сороугудом и доктором Мэнсоном по вопросу о лечении больной. Принимая в
ней горячее участие, доктор Мэнсон, естественно, стремился снова взять ее
лечение в свои руки. Но так же естественно, что он не хотел обижать
старшего коллегу. Только это и побудило его действовать тайно, как здесь
подчеркивал мистер Бун.
 
   Гоппер сделал паузу, вынул носовой платок и откашлялся.
   У него был вид человека, который приближается к самому трудному
барьеру. - А теперь переходим к вопросу о сообщничестве, о мистере
Стилмене и "Бельвыо". Я полагаю, что членам совета имя мистера Стилмена
небезызвестно. Хотя он и не имеет диплома врача, он пользуется
определенной репутацией, и о нем даже писали, что он первый добился
излечения некоторых трудных больных".
   Председатель важно перебил его:
 
   - Мистер Гоппер, что можете вы, человек другой профессии, знать об этих
вещах?
 
   - Вы правы, сэр, - поспешно согласился мистер Гоппер. - Я только хотел
указать, что мистер Стилмен - человек известный. Много лет назад он
познакомился с доктором Мэнсоном, написав ему письмо по поводу
исследовательской работы Мэнсона в области легочных болезней.
   Позднее они встретились уже просто как знакомые, когда мистер Стилмен
приехал сюда открывать свою клинику.
   Таким образом, со стороны Мэнсона было хотя и неосмотрительно, но
вполне естественно то, что он, ища места, где бы можно было лечить мисс
Боленд, воспользовался удобствами, которые предоставили ему в "Бельвыо".
Мой друг, мистер Бун, назвал "Бельвыо" "сомнительным учреждением".
Пожалуй, совету будет интересно выслушать мнение об этом свидетелей. Мисс
Боленд, прошу вас!
 
   Когда Мэри поднялась, взгляды всех членов совета обратились на нее с
заметным любопытством. Несмотря на то, что она волновалась и не сводила
глаз с Гоппера (ни разу не взглянув на Эндрью), у нее был вид вполне
здорового человека.
 
   - Мисс Боленд, - обратился к ней Гоппер, - прошу вас сказать нам
откровенно, были ли вы чем-нибудь недовольны во время своего лечения в
"Бельвыо"?
 
   - Нет, напротив, очень была довольна.
 
   Эндрью сразу понял, что Мэри предварительно научили, как надо отвечать.
Она говорила с настороженной сдержанностью.
 
   - Вам не стало хуже?
 
   - Наоборот. Мне лучше.
 
   - Что же, вас там лечили именно так, как обещал вам доктор Мэнсон во
время первого разговора между вами, происходившего... постойте... да,
одиннадцатого июля?
 
   -Да.
 
   - Разве это существенно? - спросил председатель.
 
   - Я больше не имею вопросов к свидетельнице, сэр,- быстро сказал
Гоппер. И, когда Мэри села на место, он умилостивляющим жестом протянул
обе руки к судьям за столом.
 
   - Джентльмены, я беру на себя смелость утверждать, что лечение,
проведенное в "Бельвью", являлось, собственно, идеей доктора Мэнсона,
осуществленной другими лицами.
   Я считаю, что профессионального сотрудничества в том смысле, в каком
предусматривает его закон, между Стилменом и доктором Мэнсоном не было. Я
прошу, чтобы вы выслушали показания доктора Мэнсона.
 
   Эндрью встал, остро сознавая, что все глаза устремлены на него. Он был
бледен, лицо у него вытянулось. Он ощущал внутри холод и пустоту.
 
   Гоппер обратился к нему.
 
   - Доктор Мэнсон, вы не извлекли никакой материальной выгоды из
сотрудничества с мистером Стилменом?
 
   - Ни пенни.
 
   - У вас не было при этом никаких тайных мотивов, никакой корыстной цели?
 
   - Нет.
 
   - Вы не имели намерения подорвать авторитет вашего старшего товарища,
доктора Сороугуда?
 
   - Нет. Мы с ним были в хороших отношениях. Просто...
   в этом случае наши мнения не совпали...
 
   - Понятно,- перебил его Гоппер с несколько излишней поспешностью. -
Итак, вы можете заверить совет честно и искренно, что у вас не было
намерения нарушить закон и вы не имели Н;Е малейшего представления, что
поступок ваш сколько-нибудь позорит вас как врача?
 
   - Совершенная правда.
 
   Гоппер подавил вздох облегчения и кивком головы отпустил Эндрью. Считая
себя обязанным вызвать его для показаний, он все время боялся
необузданности своего подзащитного. Но все прошло благополучно, и Гоппер
решил, что если теперь в краткой речи суммировать факты, то есть еще
слабая надежда на успех. Он заговорил с покаянным видом:
 
   - Не хочу больше отнимать у совета время. Я старался доказать, что со
стороны доктора Мэнсона здесь была просто несчастная ошибка. Я взываю не
только к справедливости, но и милосердию совета. И в заключение хотел бы
обратить внимание совета на заслуги моего клиента. Такой биографией всякий
мог бы гордиться. Всем нам известны случаи, когда люди знаменитые
совершали одну единственную ошибку,-и так как не встретили к себе
милосердия, слава их навсегда затмилась. Я молю бога, чтобы с этим
человеком, которого вам предстоит судить, не произошло то же самое.
 
   Смирение и сокрушенный тон Гоппера произвели прекрасное впечатление на
совет. Но сразу же опять встал Бун и обратился к председателю:
 
   - Разрешите, сэр, задать два-три вопроса доктору Мэнсону. -Он
повернулся и, взмахнув очками, подозвал Эндрью к эстраде. - Доктор Мэпсон,
ваш последний ответ мне не совсем ясен. Вы сказали, будто не имели понятия
о том, что поведение ваше сколько-нибудь бесчестно. А между тем вы знали,
что мистер Стилмен - не профессионал.
 
   Эндрью исподлобья смотрел на Буна. Тоном своим этот чопорный адвокат
как бы давал ему понять, что он виновен в чем-то позорном. И в холодной
пустоте его души медленно начало разгораться пламя. Он сказал отчетливо:
 
   - Да, я знал, что он не врач.
   Неприязненная усмешка скользнула по лицу Буна.
   Он язвительно произнес:
 
   - Так, так. Но даже это вас не остановило.
 
   - Даже это, - повторил Эндрью с внезапной злобой.
   Он чувствовал, что его покидает самообладание. Глубоко перевел дух. -
Мистер Бун, вы тут задавали множество вопросов. Но позволите ли мне задать
вам один? Слыхали вы когда-нибудь о Луи Пастере?
 
   - Да, - ответил Бун с удивлением, - кто же о нем не слыхал?
 
   - Вот, вот, совершенно верно. Кто же о нем lie слыхал! Но вам,
вероятно, неизвестно, мистер Бун, так разрешите вам сказать, что Луи
Пастер, величайшая фигура в научной медицине, не был врачом. Не был им и
Эрлих, человек, подаривший нам лучшее и наиболее специфическое средство
лечения, какое знает история медицины.
   Не был им и Хавкин, который боролся с чумой в Индии успешнее, чем все
врачи-профессионалы. Не был врачом и Мечников, слава которого уступает
только славе Пастера. Простите, что я напоминаю вам такие элементарные
факты, мистер Бун. Да убедят они вас, что далеко не всякий, кто борется с
болезнями человеческими, не имея на то диплома, непременно мошенник или
невежда!
   Молчание, словно насыщенное электричеством, До этого момента заседание
происходило в атмосфере мрачно-торжественной, избитой рутины уголовного
суда.
   Теперь же все члены совета выпрямились, насторожились.
   Эбби до странности пристально смотрел на Эндрыо.
 
   Гоппер, прикрывая лицо рукой, даже застонал от ужаса. Он был уверен,
что дело проиграно. Бун, сильно обескураженный, сделал, однако, попытку
оправиться.
 
   - Да, да, все эти славные имена нам известны. Но вы, конечно, не
станете равнять Стилмена с такими людьми?
 
   - А почему бы и нет?-стремительно отпарировал Эндрью в бурном
негодовании. - Они знамениты потому, что уже умерли. А при жизни Коха
Вирхов высмеивал и поносил его. Теперь мы Коха больше не оскорбляем, мы
оскорбляем таких людей, как Спалингер и Стилмен. Да, вот еще
пример-Спалингер, великий и оригинальный ученый мыслитель. Он не врач. У
него пет диплома. Но он для медицины сделал больше, чем тысячи людей с
дипломами, людей, разъезжающих в автомобилях, собирающих гонорары,
свободных, как ветер, тогда как на Спалингера клевещут, его позорят и
обвиняют, ему дали истратить все его состояние на исследования и лечение
людей, а затем оставили одного бороться с нищетой.
 
   - Что же, прикажете нам думать, - фыркнул Бун,- что вы так же точно
восхищаетесь мистером Стилменом?
 
   - Да! Он большой человек, всю жизнь отдавший на пользу человечеству.
Ему тоже пришлось воевать с завистью, и предрассудками, и клеветой. У себя
на родине он из этой борьбы вышел победителем. Ну, а у нас, очевидно, нет.
   И все же я убежден, что он больше сделал для излечения туберкулеза, чем
кто-либо в нашей стране. Он не принадлежит к людям нашей профессии. Но
среди этих людей слишком достаточно таких, которые всю жизнь лечили
больных от туберкулеза и не принесли им ни одного атома пользы.
 
   В длинном высоком зале царило волнение.
   Глаза Мэри Боленд, теперь устремленные на Эндрью, сияли восторгом, в
котором сквозила тревога. Гоппер медленно и уныло собирал бумаги и
укладывал их в портфель.
 
   Председатель остановил Эндрью:
 
   - Вы понимаете, что говорите?
 
   - Да. - Эндрью крепко ухватился за спинку стула.
   Он сознавал, что увлекся и сделал большую оплошность, по решил
отстаивать свои взгляды. Он учащенно дышал, нервы его были натянуты до
последней степени, какой-то задор овладел им. Если они намерены его
исключить - пускай, по крайней мере, получат к тому основания. Ион
стремительно продолжал:
 
   - Я слушал обвинения, которые здесь сегодня высказывались по моему
адресу, и все время спрашивал себя, что я сделал дурного. Я не желаю
работать с шарлатанами.
   Я не верю в шарлатанские средства. Вот потому-то я не читаю половины
тех "высоконаучных" реклам, которые дождем сыплются в мой ящик с каждой
почтой. Я знаю, что говорю резче, чем следует, но иначе не могу. Мы
недостаточно терпимы. Если мы будем упорно считать все, что внутри нашей
корпорации, правильным, а за всем, что в нее не входит, будем отрицать
право на существование, - это будет гибелью прогресса в науке. Мы
превратимся в тесное и замкнутое монопольное предприятие. Нам давно пора
начать наводить у себя порядок. Я имею в виду не поверхностные недочеты.
Начнем сначала: вспомним, какую никуда не годную подготовку получают врачи.
   Когда я окончил университет, я был угрозой для общества.
   Названия нескольких болезней и лекарств, которые полагалось прописывать
против них, - вот все, что я знал.
   Я не умел даже закрыть акушерские щипцы. Всему, что я знаю, я научился
потом. А много ли врачей научается чему-либо, кроме тех элементарных
знаний, которые дает им практика? Им некогда, беднягам, они с ног валятся.
   Вот где