Гаррисон говорил со страхом,- доктор Морис Гэдсби.

   Гэдсби представлял собой щуплого и малорослого человека с растрепанными
черными усиками и маленькими противными глазками. Недавно избранный членом
коллегии, он не обладал снисходительностью более старых экзаминаторов и
как будто нарочно старался провалить тех, кто у него экзаменовался. Высоко
подняв брови, он оглядел Эндрьго и положил перед ним шесть препаратов.
   Пять из них Эндрью определил верно, а шестого не узнал.
   И Гэдсби сосредоточил свое внимание именно на этом шестом. В течение
пяти минут он терзал Эндрью этим препаратом, который оказался яйцом
какого-то малоизвестного африканского паразита. Потом вяло, безучастно
отослал его к следующему экзаминатору, сэру Роберту Эбби.

   Эндрью встал и перешел через комнату, бледный, с громко стучавшим
сердцем. Исчезла вся та усталость, инертность, которые владели им в начале
экзаменационной недели. Ему до отчаяния хотелось выдержать экзамен. Но он
был убежден, что Гэдсби его "срезал". Он поднял глаза и увидел, что Роберт
Эбби смотрит на него с дружелюбной, полунасмешливой улыбкой.

   -Что такое с вами?-спросил Эбби неожиданно.

   - Ничего, сэр,- замялся Эндрью.- Я, кажется, плохо отвечал доктору
Гэдсби, вот и все.

   - Это не имеет значения. Просмотрите вот эти препараты. Потом скажите,
что вы о них думаете.

   И Эбби ободряюще улыбнулся. Это был гладко выбритый краснолицый мужчина
лет шестидесяти пяти, с высоким лбом и насмешливо выдвинутой верхней губой.
   Эбб'1 был теперь одним из наиболее известных в Европе врачей, в
молодости же он знал нужду, и ему пришлось вести упорную борьбу, когда,
приехав в Лондон из родного Лидса и не имея ничего за душой, кроме доброго
имени, которое он заслужил у себя в провинции, натолкнулся в столице на
предубеждение и вражду. Незаметно поглядывая на Эндрью, он заметил его
плохо сшитый костюм, мягкие воротничок и сорочку, дешевый, неумело
завязанный галстук, а главное - напряженно-сосредоточенное, стремительное
выражение его серьезного лица, и вспомнил дни своей собственной молодости.
Сердце его инстинктивно протянулось навстречу этому не похожему на других
кандидату, и, просмотрев лежавший перед ним лист, он с удовольствием
убедился, что отметки Эндрью, в особенности последняя, за практическую
работу, были выше среднего.

   Тем временем Эндрью, устремив глаза на поставленные перед ним
стеклянные банки, кое-как, с запинками, давал объяснения относительно их
содержимого.

   - Хорошо,- прервал его неожиданно Эбби. Он взял в руки один из
препаратов - аневризм восходящей аортыи стал дружеским тоном спрашивать о
нем Эндрью. Его вопросы, сначала простые, постепенно захватывали все более
широкую область, пока, в конце концов, не коснулись нопейшего
специфического лечения путем прививки малярии. Эндрью, ободренный
доброжелательным обращением с ним Эбби, развернулся и отвечал хорошо.

   Наконец Эбби сказал, ставя обратно банку:

   - А известно вам что-нибудь об истории аневризма?

   - Амбруаз Паре,- начал Эндрью, и Эбби уже было одобрительно закивал
.головой,-Амбруаз Паре считается первым, открывшим эту болезнь.

   Лицо Эбби выразило удивление:

   - Почему "считается", доктор Мэнсон? Паре действительно открыл аневризм.

   Эндрью покраснел, потом побледнел, но, очертя голову, ринулся в спор:

   - Да, сэр, так говорят учебники. Вы найдете это в каждой книге, я сам
видел это в шести, нарочно подсчитал.- Он торопливо перевел дух.- Но мне
случилось читать Цельса1, когда я повторял латынь, и я встретил у него
слово "aneurismus". Цельс знал о существовании такого явления. И описал
его подробно. А это было за тринадцать столетий до Амбруаза Паре.

   Последовала пауза, Эндрью поднял глаза, ожидая добродушно-иронической
реплики, но Эбби смотрел на него со странным выражением.

   - Доктор Мэнсон,- сказал он наконец,- вы первый человек в этом
экзаменационном зале, от которого я услыхал нечто не шаблонное, верное и
новое для меня. Поздравляю вас!

   Эндрью снова густо покраснел.

   - Скажите мне еще одно - просто чтобы удовлетворить мое личное
любопытство,- продолжал Эбби.- Что является вашим принципом, так сказать,
основным правилом, которым вы руководитесь в своей профессиональной
практике?

   Наступило молчание, во время которого Эндрью усиленно размышлял.
Наконец, чувствуя, что этим молчанием он портит благоприятное впечатление,
которое произвел, он несвязно пробормотал:

   - Я думаю... я всегда твержу себе: ничего не считать аксиомой.

   - Благодарю вас, доктор Мэнсон.

   Когда Эндрью вышел, Эбби потянулся за пером. Он чувствовал себя снова
молодым и в подозрительно-сентиментальном настроении. Он думал: "Скажи он
мне, ч;о он стремится исцелять людей, помогать страждующе?.:у
человечеству,- я бы его провалил уже просто, чтобы отомстить за свое
разочарование".

   Как бы там ни было, а Эбби поставил неслыханно высокую отметку, 100,
против имени Эндрью Мэнсона.

   Разумеется, если бы он мог, поставив отметку, сбежать (как он
красноречиво размышлял про себя), эта цифра была бы удвоена.

   Несколько минут спустя Эндрью сошел вниз вместе с остальными
кандидатами. Внизу у лестницы стоял швейцар в ливрее с пачкой конвертов в
руках. Когда кандидаты проходили мимо, он вручал каждому конверт с его
именем.
   Гаррисон, шедший перед Эндрью, торопливо вскрыл свой.
   Он изменился в лице и сказал быстро: "Оказывается, я завтра могу не
являться! -Затем с вымученной улыбкой:- А как вы?" У Эндрью дрожали
пальцы. Он едва мог прочитать бумажку. Ошеломленный, он слышал, как
Гаррисон его поздравляет. Значит, у него еще есть надежда. Он пошел в кафе
и выпил молока с солодом. Нервы его были сильно взвинчены, он твердил про
себя: "Если я теперь, после всего, не выдержу экзаменов, я... я брошусь
под автобус".

   Прошел еще один мучительный день. Осталось меньше половины
экзаменующихся, и поговаривали, что из этих оставшихся добрая половина
будет провалена. Эндрью не имел представления, какие у него отметки -
хорошие или плохие. Он знал одно - что голова у него болит невыносимо, что
ноги - ледяные, а внутри - пустота.

   Наконец все кончилось. В четыре часа Эндрью вышел из раздевальни,
измученный и расстроенный, падевая на ходу пальто. Вдруг он увидел Эбби,
стоявшего перед большим камином в вестибюле. Он хотел пройти мимо. Но Эбби
почему-то протянул ему руку, улыбнулся и заговорил с ним, сказав...
сказав, что он выдержал экзамены.

   О боже, так, значит, победа! Он добился своего! Он сразу ожил, чудесным
образом ожил, головную боль как рукой сняло, вся усталость была забыта. Он
мчался к ближайшему почтовому отделению, а сердце в нем пело, ликовало,
как безумное. Выдержал, победил, он, пришедший сюда не из Вест-Энда, и из
поселка шахтеров в далекой глуши. Его подхватила бурная волна восторга.
Значит, не напрасны были долгие ночи, сумасшедшая скачка в Кардифф,
изнурительные часы зубрежки!

   Он летел, как пуля, продираясь сквозь толпу, лавируя между колесами
такси и автобусов. Глаза его сияли.
   Он мчался телеграфировать Кристин весть о чуде.


   XI

   Поезд из Лондона, опоздав на полчаса, прибыл около полуночи. Всю дорогу
вверх по ущелью паровоз боролся с резким встречным ветром, и в Эберло,
когда Эндрью вышел из вагона на платформу, ураган чуть не сбил его с ног.
Вокзал был безлюден. Молодые тополя, высаженные в ряд у входа, при каждом
порыве ветра гнулись со свистом, как лук. Звезды над головой сверкали
ярким блеском, точно отполированные.

   Эндрью пошел по Вокзальной улице. Борьба с ветром бодрила тело, пьянила
душу весельем. Он был полон сознанием своего успеха, своей связи отныне с
миром великих и мудрых столпов медицины, в ушах его звучали слова сэра
Роберта Эбби; ему не терпелось поскорее увидеть Кристин, чтобы рассказать
ей обо всем, обо всем решительно. Из телеграммы она уже знает радостную
новость.
   Но теперь ему хотелось поделиться с нею своими впечатлениями, сообщить
все подробности. Шагая с опущенной головой по Толгартстрит, oil вдруг
услышал, что за ним бежит кто-то. Человек догонял его, тяжело дыша, но
громкий топот его сапог по мостовой совершенно терялся в реве урагана, так
что он казался бегущей тенью. Эндрью инстинктивно остановился.

   Когда человек подошел ближе, он узнал Франка Дэвиса, санитара из
антрацитовой шахты ј 3, который прошлой весной вместе с другими проходил у
него на участке курс первой помощи. И в то же самое мгновение Дэвис увидел
Эндрью.

   - А я шел за вами, доктор. К вам домой. Ветер начисто снес провода, так
что...- Порыв ветра унес остальные его слова.

   - Что случилось? - прокричал Эндрью.

   - Обвал в номере третьем.- Дэвис сложил ладони трубкой у самого уха
Мэнсона.- Одного из наших парней почти засыпало там. Его, видно, не могут
вытащить.
   Это Сэм БиЕен, он в вашем списке. Идите скорее к нему, доктор, да
смотрите, будте осторожны.

   Эндрью прошел несколько шагов рядом с Дэвисом, но вдруг остановился под
' влиянием внезапной мысли.

   - Мне нужна моя сумка,- прокричал он в ухо Дэвису.- Сбегайте ко мне
домой и принесите ее. А я пойду в шахту номер три. И вот что, Франк,-
скажите моей жене, куда я пошел.

   Пройдя по запасным железнодорожным путям и по Рос-лейн, подгоняемый
ветром в спину, он за четыре минуты добрался до шахты ј 3. Па спасательной
станции его дожидались помощник смотрителя и трое рабочих. При виде его
озабоченное лицо помощника смотрителя немного прояснилось.

   - Слава богу, вы пришли, доктор. Наделала нам хлопот эта буря. А в
довершение всего - скверный обвал.
   Никто, к счастью, не убит, но одному парню пригвоздило руку. Мы не
можем его вытащить ни на дюйм. А кровля совсем ненадежна.

   Они пошли к подъемной шахте. Двое рабочих несли носилки с привязанными
к ним лубками, а третий - деревянный ящик со всем необходимым для подачи
первой помощи. Когда они входили в клеть, через двор перебежал еще кто-то.
Это был Дэвис, запыхавшийся, с сумкой Эндрью в руках.

   - Быстро же вы сбегали, Франк,- сказал Мэнсон, когда Дэвис присел подле
него на корточках в клети.

   Дэвис только головой кивнул: он не мог вымолвить ни слова. Раздался
лязг, одно мгновение клеть качалась, точно в нерешимости, потом полетела
вниз, на дно шахты.

   Все вышли и потянулись гуськом: помощник смотрителя впереди, за ним
Эндрью, Дэвис, все еще несший сумку, и трое рабочих.

   Эндрью уже бывал в копях, он привык к высоким сводчатым пещерам в
рудниках Блэиелли, где гулко раскатывается эхо, к длинным темным коридорам
глубоко под землей, которые образуются там, где руду вынимают из ее ложа,
долбя и взрывая ее. Но шахта ј 3 была старая, с длинной, извилистой
откаточной дорогой, ведущей к выработкам. Откаточный путь представлял
собой не столько проход, сколько нору с низко нависшей липкой кровлей, с
которой текла вода. Сквозь эту-то нору они сейчас пробирались ползком,
часто на четвереньках, на протяжении почти полумили. Вдруг лампа, которую
нес помощник смотрителя, остановилась в воздухе как раз перед глазами
Эндрью, и он понял, что они пришли.

   Медленно пополз он вперед. Трое рабочих, лежа на животе в тупике этого
подземного коридора, старались, как могли, привести в чувство своего
товарища, который лежал бесформенной кучей: тело откатилось в сторону, а
одно плечо было отогнуто назад и скрыто среди массы обломков породы,
разбросанных вокруг. Рядом с засыпанным рабочим валялись его инструменты,
две перевернутые жестянки с едой, сброшенные куртки.

   - Ну" что там, ребята?-спросил помощник смотрителя; понизив голос.

   - Никак его не сдвинуть с места,- говоривший повернул к ним грязное
вспотевшее лицо.- Мы уже всячески пробовали.

   - А вы больше не пробуйте,- сказал помощник, метнув быстрый взгляд на
кровлю.- Здесь доктор. Отодвиньтесь немного назад, ребята, дайте нам
подойти. Я бы на вашем месте отполз как можно дальше.

   Трое рабочих отползли из тупика, и когда они с трудом протиснулись мимо
Эндрью, он шагнул вперед. На один короткий миг в голове его промелькнуло
воспоминание о недавнем экзамене, он подумал об успехах биохимии, звучной
терминологии, ученых фразах. Таких случаев, как этот, они не
предусматривали.

   Сэм Бивен был уже в полном сознании, но лицо у него под слоем пыли было
измученное. Он сделал слабую попытку улыбнуться Мэнсону.

   - Что, доктор, опять практикуетесь на мне в подаче первой помощи? -
Бивен также учился на курсах скорой помощи, и часто его использовали в
качестве манекена, на котором все учились делать перевязки,
   Эндрью подошел к нему. При свете лампочки, которую помощник смотрителя
держал над его плечом, он ощупал пострадавшего. Все тело Бивена было
свободно, за исключением левого предплечья, которое было придавлено и
размозжено громадной тяжестью обвалившейся глыбы, державшей его в плену.

   Эндрью сразу увидел, что единственный способ освободить
Бивена-ампутировать руку. И Бивен, напрягая помутившиеся от боли глаза,
прочел это решение на лице Эндрью в тот самый миг, когда оно было принято.

   - Делайте, что надо, доктор,- пробормотал он.- Только поскорее вытащите
меня отсюда.

   - Не беспокойтесь, Сэм,- сказал Эндрью.- Я вас сейчас усыплю. А когда
вы проснетесь, вы уже будете у себя дома в кровати.

   Лежа плашмя в луже грязи, под двух4"утовой кровлей, он сбросил пальто,
свернул его и положил Бивену под голову. Потом засучил рукава и попросил,
чтобы ему подали его сумку. Помощник смотрителя протянул ее ему и при этом
шепнул на ухо.

   - Ради бога, поторопитесь, доктор. Эта кровля нас задавит раньше, чем
мы успеем опомниться.

   Эндрью раскрыл сумку и тотчас почуял запах хлороформа. Еще раньше, чем
он сунул руку внутрь и нащупал острый край разбитого стекла, он уже знал,
в чем дело.
   Франк Дэнис, спеша на рудник, впопыхах уронил сумку, Склянка с
хлороформом разбилась, содержимое ее разлилось.

   Дрожь пробежала по телу Эндрью. Послать наверх за хлороформом не
оставалось времени. Усыпить Сэма было нечем.

   На каких-нибудь полминуты он точно окаменел. Затем машинально нащупал в
сумке шприц, наполнил его и впрыснул Бивену максимальную дозу морфия.
Ожидать, пока морфий окажет полное действие, он не мог.
   Отложив сумку в сторону, так, чтобы инструменты были у него под рукой,
он снова нагнулся над Бивеном. Зажимая вокруг руки турникет1, сказал:

   - Закройте глаза, Сэм.

   Лампочка светила тускло, тени колебались вокруг, мелькая в беспорядке.
При первом надрезе Бивен застонал сквозь стиснутые зубы. Застонал опять.
Потом, к счастью, когда нож заскрежетал по кости, он лишился чувств.

   Холодная испарина выступила на лбу Эндрью, пока он зажимал щипцами
среди растерзанного мяса артерию, из которой стру„й била кровь. Он делал
все не видя. Он чувствовал, что задыхается здесь, в этой крысиной норе
глубоко под землей, лежа в грязи. Ни наркоза, ни операционной, ни сестер
милосердия, выстроившихся в ряд, готовых броситься на его зов. Он не
хирург. Он невероятно копается. Он никогда не доведет до конца операцию!
Кровля обрушится и раздавит всех их!

   За его спиной учащенно дышит помощник смотрителя.
   С кровли медленно каплет на затылок холодная вода.
   Его пальцы, испачканные теплой кровью, работают лихорадочно, Визжит
пила, откуда-то издалека - голос сэра Риберта Эбби: "возможность работы по
научному методу..." О господи! Кончит он когда-нибудь?!

   Наконец! Он чуть не заплакал от облегчения. Наложил подушечку марли на
кровавую рану. Пытаясь встать на колени, сказал;
   - Вытаскивайте его!

   Когда они отошли на пятьдесят ярдов назад и очутились на откаточном
штреке, где можно было стоять во весь рост, Эндрью при свете уже четырех
лампочек закончил операцию. Тут сделать это было легче. Он обмыл рану,
перевязал кровеносные сосуды, пропитал марлю антисептическим раствором.
Теперь трубка. Потом наложить пару швов! Бивен все еще был в обмороке. Но
пульс его, хотя и слабый, бился ровно. Эндрью провел рукой по лбу.
   Конец.

   - Осторожно идите с носилками. Укройте его одеялом.
   Как только выйдем наверх, понадобятся горячие бутылки.

   Медленно двигавшиеся люди, сгибаясь пополам в низких переходах,
спугивали тени, колебавшиеся на откаточной дороге. Не прошли они и
шестидесяти шагов, как во мраке за ними прокатился грохот обвала. Это было
похоже на последнее глухое громыхание поезда, входящего в туннель.
Помощник смотрителя не обернулся. Он только сказал Эндрью с мрачным
хладнокровием:

   - Слыхали? Это остаток кровли.

   Путешествие наверх заняло почти целый час. Приходилось в неудобных
местах продвигать носилки боком.
   Эндрью не мог определить, сколько времени они уже пробыли под землей.
Но в конце концов они пришли к дну шахты.

   Вверх, вверх стремглав летела клеть из глубины. Ветер встретил их
острыми укусами, когда они ступили из клетки на землю. Эндрью в каком-то
экстазе вздохнул всей грудью.

   Он стоял у нижней ступеньки, держась за перила.
   Было еще темно, но во дворе рудника повесили большой факел, который
шипел и плевался множеством языков пламени. Вокруг факела стояла группа
ожидавших. Среди них были и женщины в накинутых на голову шалях.

   Вдруг, когда носилки медленно двигались мимо него, Эндрью услыхал, как
кто-то неистово выкрикнул его имя, и в следующее мгновенье руки Кристин
обхватили его шею. Истерически рыдая, она припала к нему. Простоволосая, в
одном только пальто, накинутом на ночную сорочку. в напяленных на босу
ногу кожаных туфлях, она казалась беспомощной и хрупкой на этом ветру, во
мраке.

   - Что случилось? - спросил Эндрью с испугом, пытаясь разнять ее руки и
заглянуть ей в лицо.

   Но она не выпускала его. Цепляясь за него, как обезумевшая, как
утопающая, она с трудом произнесла:

   - Нам сказали, что кровля обвалилась... что ты не... не выйдешь оттуда
больше.

   Она вся посинел а, зубы у нее стучали от холода. Эндрью повел ее к огню
на спасательную станцию, сконфуженный, но глубоко тронутый. На
спасательной станции им дали горячего какао. Они пили из одной чашки, и
прошло много времени, раньше чем они вспомнили о том, что Эндрью получил
высокую ученую степень.


   XII

   Спасение Сэма Бивена прошло незаметно в городе, который в прошлом не
раз переживал ужасы и несчастья больших обвалов в копях. Но в его участке
этот случаи сослужил Эндрью большую службу. Успех в Лондоне сам по себе
вызвал бы только новые насмешки над "разными новомодными глупостями". А
теперь ему кланялись и даже улыбались люди, которые раньше, казалось, и не
замечали его. Подлинные размеры своей популярности врач в Эберло может
определить, проходя по улицам рабочего квартала. И там, где Эндрью до сих
пор встречал лишь ряд наглухо закрытых дверей, он находил их сейчас
открытыми. Отработавшие свою смену мужчины курили, стоя без курток на
пороге, и всегда готовы были перекинуться с ним несколькими словами. Их
жены приглашали его зайти, когда он проходил мимо, а дети весело окликали
по имени.
   Старый Гас Пэрри, мастер-бурильщик из копи ј 2.
   и староста западного участка, как-то, глядя вслед уходившему Эндрью,
резюмировал за всех новое мнение о нем:

   - Знаете что, ребята: он, конечно, книгоед, но он умеет и дело делать,
когда это требуется.

   Лечебные карточки начали возвращаться к Эндрьюсначала понемногу, а
потом, когда оказалось, что он не издевается над вернувшимися ренегатами,
они толпои повалили обратно. Оуэн был рад тому, что список пациентов
Эндрью все увеличивается. Встретив его как-то раз на площади, он сказал
смеяс.ь:

   - Нy что я вам говорил?

   Луэллин изобразил величайший восторг по поводу результатов экзаменов.
Он поздравил Эндрью по телефону, рассыпаясь в любезностях, потом со своим
неизменным кротким благоволением навалил на него вдвое больше работы в
операционной.

   - Да, между прочим,- спросил он у Эндрью после одной длительной
операции, во время которой Эндрь