ю давал эфир,- говорили вы экзаминаторам,
что работаете младшим врачом в Эберло?

   - Я назвал им ваше имя, доктор Луэллин,- ответил Эндрью любезно.- И
этого было достаточно.

   Оксборро и Медли не обратили никакого внимания на успех Эндрью. Экхарт
же был искренно доволен, но удовольствие это выразил залпом ругани:

   - Ах, Мэнсон, чтоб вам пусто было! Что ж вы это делаете, а? Хотите мне
ножку подставить?

   Желая польстить отличившемуся коллеге, он пригласил Эндрью на консилиум
к своей пациентке, больной воспалением легких, и захотел узнать его мнение.

   - Она поправится,- сказал Эндрью, приводя научные доводы.

   Но старый Экхарт с сомнением покачал головой.

   - Я никогда не слыхивал о вашей поливалентной сыворотке да антителах. Я
знаю только, что она - урожденная Пауэл, а когда кто-нибудь из этой семьи
заболеет воспалением легких и начинает пухпучь, то не проходит и недели,
как он умирает. У нее пухнет живот, ЕЫ видели, правда?

   И когда больная на седьмой день умерла, старик угрюмо торжествовал, что
посрамил ученую мудрость своего коллеги.

   Денни был за границей и ничего не знал о йогом успехе Эндрью. Зато
несколько неожиданно пришло длиннее письмо с поздравлением от Фредди
Хемсона. Фредди, прочитав в "Ланцете" о результате испытаний, кисло
поздравлял Эндрью с успехом, приглашал приехать в Лондон и подробно
описывал свои собственные головокружительные триумфы на улице Королевы
Анны, где, как он и предсказывал в тот вечер в Кардиффе, у него уже был
кабинет с новенькой, сверкающей медной дощечкой на дверях.

   - Просто стыд, что мы с Фредди совсем потеряли друг Друга из виду,-
объявил Мэксон.- Надо будет писать ему почаще. Я предчувствую, что мы еще
с ним опять очутимся вместе. Милое письмо, правда?

   - Да, очень милое,- ответила Кристин довольно сухо.- Но больше всего он
пишет о себе.

   К Рождеству погода стала холоднее, стояли бодрящие морозные дни и
безветренные звездные ночи. Твердая земля звенела под ногами Эндрью.
Чистый воздух пьянил, как вино. В голове у Эндрью рождался план новой
энергичной атаки на проблему вдыхания пыли в копях. Открытия, сделанные им
при наблюдении пациентов, окрылили его, и к тому же он получил от Воопа
разрешение периодически осматривать всех рабочих в трех антрацитовых
копях, что давало чудесную возможность расширить сферу исследований. Он
хотел провести сравнение между шахтерами и людьми, работавшими на
поверхности земли, и собирался приступить к этому после Нового года.

   В рождественский сочельник он шел домой из амбулатории с удивительным
ощущением радостного ожидания чего-то и физического благополучия. Проходя
по улицам, он не мог не заметить признаков наступающего праздника. В горах
Уэльса шахтеры очень весело празднуют Рождество. Всю предрождественскую
неделю парадная комната в каждом доме заперта, чтобы туда не проникли
дети. Она разукрашена гирляндами бумажных лент, в ящиках комода спрятаны
игрушки, а на столе разложен солидный запас разных вкусных вещей -
апельсинов, пряников, сладкого печенья, купленных на деньги, выдаваемые
клубом к Рождеству.

   Кристин, весело готовясь к празднику, заранее уже убрала дом ветками
остролистника и омелы. Но в этот вечер Эндрью, придя домой, сразу увидел
по ее лицу, что она чем-то особенно взволнована.

   - Не говори 1*и слова! - сказала она быстро, беря его за руку.- Ни
единого слова! Только закрой глаза и иди за мной!

   Он позволил ей вести себя в кухню. Там на столе лежали какие-то
свертки, неуклюже завернутые, некоторые просто в газетную бумагу, и к
каждому свертку была привязана записочка. Эндрью сразу догадался, что это
рождественские подарки от пациентов. Некоторые из этих даров были и вовсе
не завернуты.

   - Смотри, Эндрью! - выкрикивала Кристин.- Гусь!
   И две утки! И чудесный торт с сахарной глазурью! И бутылка бузинной
наливки. Ну, не великолепно ли это с их стороны? Не чудесно ли, что им
захотелось подарить тебе все это!

   Эндрью не мог вымолвить ни слова. Он был растроган
   этим доказательством того, что люди, среди которых он жил, наконец-то
его оценили, полюбили. Он вместе с Кристин, жавшейся к его плечу, принялся
читать записки, безграмотные, написанные неумелой рукой, иногда
нацарапанные карандашом на старых конвертах, вывернутых наизнанку. "От
благодарного пациента с Сифен-роу ј З", "С благодарностью от миссис
Вильяме". Драгоценное, криво написанное послание от Сэма Бивена: "Спасибо,
доктор, за то, что выволокли меня на свет божий к Рождеству", и так далее.

   - Мы непременно все их сохраним, милый,- сказала Кристин тихо.- Я унесу
их наверх.

   Когда к Эндрью вернулась обычная словоохотливость - этому способствовал
стакан присланной в дар бузинной наливки,- он шагал по кухне взад и
вперед, пока Кристин начиняла гусей, и восторженно говорил;
   - Вот как следовало бы платить врачам, Крис. Не деньгами за каждый
визит, не по счетам - чорт их побери, эти счета!-не жалованьем подушно, по
числу пациентов. Хорошо было бы, если бы, вместо того чтобы стараться
нахватать побольше гиней, врач получал плату натурой. Ты меня понимаешь,
дорогая? Вот я вылечиваю больного, и он посылает мне что-нибудь из
продуктов его собственного производства. Ну, например, уголь, меток
картошки с его огорода, яйца, может быть, если он держит кур,- пойми мою
мысль. И вот тебе идеал этики!..
   Кстати, знаешь: эту миссис Вильяме, что прислала нам уток, Лесли пять
лет пичкал микстурами и пилюлями, а я вылечил ее от язвы желудка,
продержав пять недель на Диэте. Но о чем я говорил? Ах, да! Так видишь ли,
если бы врачи покончили с погоней за гонораром, вся система стала бы
морально чище...

   - Да, мой друг, понимаю. Достань-ка мне, пожалуйста, коринку. Она на
верхней полке в буфете!

   - Чорт возьми, Кристин, да ты не слушаешь меня!..
   А начинка, кажется, будет вкусная!

   На следующий день, первый день Рождества, погода стояла солнечная н
ясная. Вершины Тэллин Биконс в голубой дали были жемчужно-серы и покрыты
белой глазурью снега. После утреннего приема Эндрью, заранее радуясь, что
вечером приема в амбулатории не будет, отправился в обход квартир. Сегодня
список адресов был невелик. Во всех домиках готовили праздничный обед.
   В "Вейл Вью" Кристин была занята тем же. Он всю дорогу выслушивал
поздравления с праздником и без устали поздравлял сам. Он невольно сравнил
свое нынешнее радостное настроение с унынием, в котором ходил по тем же
самым улицам всего только год тому назад.

   Быть может, под влиянием этой мысли он вдруг остановился с какой-то
странной нерешительностью у дома ј 18 на Сифен-роу. Из всех ушедших от
него пациентов (не считая Ченкина, которого он сам отказался принять
обратно) не вернулся к нему один только Том Изенс. И сегодня Эндрью,
необычно растроганный, быть может, слишком восторженно уверовав в братство
всех людей, ощутил внезапное желание зайти к Ивенсу и пожелать ему
веселого Рождества.

   Постучав один раз, он открыл дверь и прошел в кухню. Здесь остановился,
пораженный. Кухня была убогая, почти пустая. На очаге тлели последние
искры. Том Ивенс сидел перед огнем на сломанном деревянном стуле, выгнув
скрюченную руку наподобие крыла. В сгорбленных плечах чувствовалось
безнадежное отчаяние. На колене у него примостилась четырехлетняя дочка.
Оба были погружены в безмолвное созерцание еловой ветви, вставленной в
старое ведро. На этой миниатюрной рождественской елке, за которой Ивенс
ходил за две мили через гору, висели три сальные свечки, еще не зажженные,
а под ней лежало рождественское угощение для всего семейства - три
маленьких апельсина.

   Ивенс вдруг обернулся и увидел Энлрью. Он вздрогнул, и по лицу его
разлилась краска стыда и гнева. Эндрью понял, как мучительно для Тома, что
врач, советом которого он пренебрег, застает его безработным калекой,
видит, что половина мебели уже заложена. Эндрью слыхал, что Ивенсам
живется юперь трудно, но он не ожидал увидеть такую печальную картину. Он
огорчился, почувствовал себя неловко и хотел уже уйти. Но в эту минуту в
кухню вошла с черного хода миссис Ивенс с пакетом подмышкой. Увидев
Эндрью, она так растерялась, что уронила сверток, который, упав на
каменный пол, раскрылся.
   В бумаге оказались две бычьи печенки, самое дешевое мясо' в Эберло.
Девочка, взглянув в лицо матери, неожиданно заплакала.

   - В чем дело, сэр? - решилась, наконец, спросить миссис Ивенс,
прижимая руку к груди.- Том ничего не сделал?

   Эндрью стиснул зубы. Он был так взволнован и удивлен всем тем, чему
нечаянно был свидетелем, что ему казался возможным только один выход.

   - Миссис Ивенс! - Он упорно не поднимал глаз.- Между мной и Томом было
маленькое недоразумение.
   Но сегодня Рождество и... ну, я хочу,-он беспомощно остановился,- я
буду ужасно рад, если вы все трое придете к цпм и разделите с нами
рождественский обед.

   - Но, доктор, право...-замялась миссис Ивенс.

   - Помолчи, девочка,- перебил ее Том свирепо.- Никуда мы не пойдем
обедать. Если мы не в состоянии ничего купить, кроме печенки, то мы ее и
будем есть. Не нуждаемся ни в какой мерзкой благотворительности.

   - Что вы болтаете! - в ужасе воскликнул Эндрью.- Я вас приглашаю как
друг.

   - А, все вы одинаковы! - ответил Ивенс с горечью.- Доводите человека до
нужды и потом знаете только одно - швыряете ему в лицо какую-нибудь
жратву. Ешьте сами свой проклятый обед. Не нужен он нам.

   - Перестань, Том,- робко унимала его жена.
   Эндрью обратился к ней, расстроенный, но все еще непременно желая
поставить на своем.

   - Уговорите его, миссис Ивенс. На этот рез я действительно обижусь,
если вы не придете. В половине второго. Мы будем ждать.

   И, раньше чем кто-либо из них успел сказать слово, он круто повернулся
и вышел.

   Кристин ничего не сказала, когда он рассказал ей, что сделал. Если бы
Вооны не уехали в Швейцарию кататься на лыжах, они наверно сегодня пришли
бы в "Вейл Вью".
   А он пригласил безработного шахтера с семьей. Вот о "ем Думал Эндрью,
стоя спиной к огню и наблюдая, как жена ставит на стол еще три прибора.

   - Ты сердишься, Крис?-спросил он наконец.

   - Я полагала, что вышла замуж за доктора Мэнсона, а не за доктора
Бернардо1,- ответила она чуточку резко.- Право, мий друг, ты неисправимо
сентиментален.

   Ивенсы явились точно в указанное время, умытые, приодетые, ужасно
смущенные я гордые и вместе испуганные.
   Эндрью, стараясь быть радушным хозяином, чувствовал, что Кристин права
и обед будет ужасно неудачен. јенс все время странно поглядывал на него.
Искалеченная рука не действовала, и жене приходилось разрезать и
намазывать ему маслом хлеб. К счастью, когда Эндрью взял в руки перечницу,
крышка ее упала, и все содержимое - пол-унции белого перца - угодило в его
тарелку с супом.
   Наступило минутное молчание, затем Агнес, дочка Ивенсов, вдруг весело
расхохоталась. Онемев от ужаса, мать наклонилась к ней, чтобы ее
побранить, но выражение лица Эндрью успокоило ее. В следующую минуту
хохотали уже все. Не опасаясь больше, что к нему отнесутся
покровительственно, Ивенс развернулся и, оказалось, что он усердный
футболист и большой любитель музыки. Три года тому назад он ездил в
Кардиген петь в Эйстедфоде. Гордясь тем, что может блеснуть знаниями, он
беседовал с Кристин об ораториях Эльгара, пока Агнес и Эндрью забавлялись
хлопушками.

   Затем Кристин увела к себе миссис Ивенс и девочку.
   Как только Эндрью и Ивенс остались вдвоем, наступило неловкое молчание.
Одна и та же мысль занимала обоих, но ни тот, ни другой не знали, как
заговорить об этом, Наконец Эндрью с каким-то отчаянием сказал:

   - Очень обидно, что у вас вышла такая неприятность с рукой. Том. Я
знаю, что вы из-за этого лишились работы в руднике. Не думайте, что я
способен злорадствовать... я чорт знает как огорчен...

   - Не больше, чем я,- ответил Ивенс.

   Последовала новая пауза, затем Эндрью докончил:

   - Я хотел спросить, разрешите ли вы мне поговорить насчет вас с
мистером Вооном. Если вам мое вмешательство неприятно, скажите прямо...
Дело в том, что я имею на него некоторое влияние и уверен, что смогу
выхлопотать Для вас какую-нибудь службу наверху... Место табельщика или
что-нибудь в этом роде...

   Он остановился, не смея взглянуть ня Тома. На этот раз молчание
тянулось долго. Наконец Эндрью поднял глаза, но тотчас же снова потупил
их. Но лицу Ивенса катились слезы, все его тело тряслось от усилий
сдержать рыдания. Но усилия были напрасны. Он положил здоровую руку на
стол, уткнулся в нее головой.

   Эндрью встал и отошел к окну, где оставался несколько минут. Ивенс за
это время успел овладеть собой. Он не сказал ничего, ровно ничего, и глаза
его избегали глаз Эндрью. Но его молчание было выразительнее слов.

   В половине четвертого Ивенсы ушли в совсем другом настроении, чем
пришли. Кристин и Эндрью вернулись в гостиную.

   - Знаешь, Крис,- философствовал Эндрью,- в песчастьи этого бедняги, то
есть в том, что у него рука не сгибается в локте, виноват вовсе не он. Он
мне не доверял как новому человеку. Нельзя же от него требовать, чтобы он
знал то, что знаю я относительно проклятой известковой мази. Но приятель
Оксборро, который принял от него лечебную карточку,- ему это знать
следовало. Полнейшее невежество, проклятое невежество!.. Следовало бы
издать закон, обязывающий врачей итти в ногу с наукой. Во всем виновата
наша гнилая система. Нужны принудительные курсы повышения квалификации, и
нужно обязать врачей проходить их через каждые пять лет...

   - Послушай, милый,- запротестовала Кристин, улыбаясь ему с дивана,- я
весь день терпела твою филантропию. Любовалась, как ты, вроде архангела,
осеняешь людей своими крылами. А в довершение всего ты начинаешь
ораторствовать! Поди сюда, сядь ко мне. Сегодня мне весь день хотелось
остаться с тобой наедине, потому что у меня есть на то серьезная причина.

   - Вот как?-усомнился Эндрью. Потом, негодуя:- Надеюсь, это не жалоба?
Мне кажется, я вел себя как порядочный человек. В конце концов... сегодня
Рождество.

   Кристин неслышно рассмеялась.

   - Ах, мой друг, как ты мил! Если через минуту поднимется метель, ты,
верно, выйдешь с сен-бернаром, закутанный по уши, чтобы привести с гор
какого-нибудь заблудившегося путника, поздно-поздно ночью...

   - Я знаю одну особу, которая примчалась к шахте номер три поздно-поздно
ночью,- ворчливо ответил ей в тон Эндрью.- И даже не закутавшись.

   - Сядь сюда,- Она протянула руку.- Мне надо тебе сказать одну вещь.

   Он только что подошел к дивану, чтобы сесть рядом с нею, как вдруг
перед домом громко заревел чей-то клаксон.

   "Крр-крр-ки-ки-ки-крр!"

   - А, чорт!.. -отрывисто выбранилась Кристин. Только один-единственный
автомобильный рожок в Эберло издавал такой звук. Это был рожок Кона
Боленда.

   - Разве ты им не рада? - спросил несколько удивленный Эндрью.- Кои мне
вскользь говорил, что они, может быть, заедут к чаю.

   - Ну что ж! - только и сказала Кристин, вставая и идя за ним в переднюю.

   Они вышли за ворота встретигь Болендов, восседавших в
реконструированном Коном автомобиле. Кон сидел за рулем очень прямо, в
котелке к громадных новых рукавицах, подле него - Мэри и Теренс, а трое
младших были кое-как запиханы на заднее сиденье подле миссис Боленд,
державшей на руках ребенка. Несмотря на то, что Кон удлинил автомобиль,
все теснились в нем, как сельди и бочке. Вдруг рожок начал снова:
"Крр-крр-крр",- это Кон нечаянно, выключая, нажал кнопку, и она так и
осталась зажатой. Клаксон не желал умолкнуть. "Крркрр-крр", кричал он,
пока Кон суетился и сыпал проклятиями. В домах напротив стали открываться
окно за окном, миссис Боленд сидела с мечтательным видом, невозмутимая,
рассеянно прижимая к груди младенца.

   - Господи боже! - закричал Кон, усы которого топорщились из-за
автомобильного щита.- Я трачу даром бензин. Что случилось? Короткое
замыкание, что ли?

   - Это кнопка, папа,- сказала Мэри спокойно и ногтем мизинца вытащила
ее. Шум сразу прекратился.

   - Ну, наконец-то,- вздохнул Кон.- Как поживаете, Мэнсон, дружище? Как
вам теперь нравится моя старая машина? Я ее удлинил на добрых два фута.
Великолепно, не правда лн? Вот только еще с передачей не совсем хорошо.
Никак не удавалось взять подъем.

   - Мы застряли только на несколько минут, папа,- вступилась за
автомобиль Мэри.

   - Ну, да ничего,- продолжал Кон.- Я и это скоро налажу. Здравствуйте!
миссис .Мэнсон! Вот мы и приехали все поздравить вас с Рождеством и
напиться у вас чаю.

   - Входите, Кон,- улыбнулась Кристин.- А перчатки у вас какие красивые!

   - Рождественский подарок жены,- пояснил Кон, любуясь своими рукавицами
с большими крагами.- Военного образца. Нх до сих пор выпускают массами,
можете себе представить! Ох, что такое случилось с дверцей?

   Не сумев открыть дверцу, он перекинул через нее свои длинные ноги,
вылез, помог сойти с заднего сиденья детям и жене, осмотрел автомобиль
(заботливо сняв со стеклянного щита комок грязи) и, с трудом оторвавшись
от созерцания его, пошел вслед за остальными в дом.

   Чаепитие прошло очень весело. Кон был в превосходном настроении и весь
полон мыслями о своем сооружении:

   "Вы его нe узнаете, когда я его еще немного подкрашу".
   Миссис Боленд рассеянно выпила шесть чашек крепкого черного чаю. Дети
начали с шоколадных пряников, а кончили дракой из-за последнего кусочка
хлеба. Они очистили все тарелки на столе.

   После чая Мэри ушла мыть посуду,- она настояла на этом, уверяя, что у
Кристкн усталый вид,- а Эндрью отнял у миссис Боленд малыша и стал играть
с ним па коврике у камина, Это был самый толстый ребенок из всех виденных
им когда-либо, настоящий рубенсовский младенец, с подушечками жира на
ножках и ручках и громадными глазами, с священной серьезностью глядевшими
на мир божий. Он упрямо пытался сунуть палец себе в глаз, и всякий раз,
когда ему это не удавалось, на его личнхе появлялось выражение глубокого
удивления. Крнстин сидела, праздно сложив руки па коленях, и смотрела, как
муж играет с малышом.

   Но Кон и его семейство не могли оставаться долго в "Вейл Вью". На дворе
уже темнели, а Копа беспокоил недостаточный запас бензина, и он питал
некоторые сомнения (которые предпочел не высказывать вслух) относительно
исправности своих сигнальных 4"юнaPeи Когда они собрались уходить, он
предложил хозяевам:

   - Выйдите и посмотрите, как мы будем отъезжать.
   Снова Эндрью и Кристин стояли у ворот, а Кон упаковывал в автомобиль
свое потомство. Несколько раз покачнувшись, машина, наконец, поддалась, и
Кон, победоносно кивнув Эндрью и Кристин, натянул рукавицы и лихо заломил
котелок. Затем гордо воссел на переднем месте.

   В этот момент сооружение Кона треснуло, и кузов, кряхтя, расселся.
Перегруженный семейством Боленд, автомобиль медленно свалился на землю,
подобно вьючному животному, издыхающему от переутомления. На глазах у
ошеломленных Эндрью и Кристин колеса вывернулись наружу, послышался шум
разлетавшихся частей, ящик изверг из себя все инструменты - и корпус, как
лишенное конечностей тело, упокоился на мостовой. Минуту назад Это был
автомобиль, теперь-ярмарочная гондола. В -передней половине остался Кон,
все еще сжимавший руль, задней - его жена, прижимавшая к себе ребенка. Рот
миссис Боленд широко раскрылся, ее мечтательные очи загляделись в
вечность. На ошеломленное лицо Кона без смеха невозможно было смотреть.

   Эндрью и Кристин так и прыснули. Раз начав, они уже не могли
остановиться. Они хохотали до упаду.

   - Господи, твоя воля! - произнес Кон, потирая голову, и выбрался из
автомобиля. Убедившись, что никто из детей не пострадал, что миссис
Боленд, бледная, но, как всегда, безмятежная, сидит на месте, он принялся
осматривать повреждения, оторопело размышляя вслух.

   - Саботаж!-объявил он наконец, осененный неожиданной идеей, уставясь на
окна напротив.- Ясно, что кто-нибуд