ми  была крепкая любовь, - перевел
Иван.
     Жермен  шла  по  длинному  коридору.  Пожалуй,  она  чуть полновата для
бельгийки.  Вроде  бы все в норме, но с небольшим перебором: как-никак внизу
целый  магазин,  набитый  снедью.  У  зеркала  она  приостановилась, на ходу
поправляя  прическу, улыбнулась самой себе, облизала губы. Так вот ты какая,
Жермен  Марке, связная особой диверсионной группы "Кабан", замешанная в этой
истории,  как  сказал  А.Скворцов. Ты уже ответила мне, как ты замешана. Что
еще откроешь ты мне?
     В конце коридора была вторая лестница. Жермен свесилась через перила:
     - Ив, к нам приехали гости.
     Мы  прошли  сквозь  стеклянную  дверь  и  оказались  на плоской крыше в
зимнем саду. Стол, два ярких дивана, низкое кресло с привернутым зонтом.
     Явился  Ив,  подтянутый,  официальный,  в  нейлоновом  рабочем  халате,
из-под  которого выглядывала рубашка с галстуком. За ним возникла продавщица
с  корзиной  вина  и  вазой  с фруктами. А у Ива в руках коробка с сигарами,
ваза  с  цветами.  Все  тут заранее продумано, все подготовлено. Если я хочу
узнать что-либо, надо быть наготове.
     Продавщица  сделала  книксен  и  вышла.  В дверях показалось любопытное
девичье лицо, но Жермен деловито цыкнула - и лицо исчезло.
     С  террасы  виднелись разноцветные крыши соседних домов, тесные садовые
дворики.  Горизонт перекрывала насыпь железной дороги с виадуком над шоссе и
железными мачтами по бокам. Дорога была пустынна. Дворики у домов безлюдны.
     Выжидательное молчание за столом начинало затягиваться.
     Едва  ступив  на  бельгийскую  землю, я подумал об этой женщине. Теперь
она  сидит передо мной, а я медлю. Все зависит от того, что она знает, а это
как раз и неизвестно.
     Ив  первым  прервал  паузу.  Может,  желаете мартини? Мартини со льдом?
Силь  ву  пле,  сигару, это настоящий "Упман", вам тоже со льдом? Мерси, мне
оранжад, пожалуйста, спасибо, вы так любезны. Светская жизнь продолжалась.
     Пора было решиться. Мы подняли бокалы.
     - Иван,  -  начал  я.  - Скажи мадам Жермен, что я пью этот бокал за ее
здоровье  и  счастье.  Я от всего сердца благодарю ее за то, что она сделала
для моего отца, за ухоженную могилу и все остальное.
     Жермен улыбнулась, благодаря меня взглядом.
     - Она  смеется,  -  сказал  Иван,  -  если  ты так много знаешь, она не
расскажет для твоего интереса ничего нового.
     Антуан был прав, тут надо держать ухо востро.
     - Скажи  ей,  что  мы как раз знаем очень мало, но хотели бы знать все,
что  было,  особенно  про  последний  бой  "кабанов". Пусть Антуан расскажет
сначала, где мы были, что узнали и увидели.
     Они  начали  свой  разговор.  Я сидел, потягивая мартини, и наблюдал за
Жермен.  Сколько  ей  лет? Тогда, по меньшей мере, было восемнадцать, а то и
больше,  все-таки  связная  особой  группы.  Значит, сейчас за сорок. Этого,
однако,  не  скажешь. Выглядит моложе. Умеет владеть собой. Тоже, видимо, не
прочь выведать, что я о ней знаю.
     Иван  приступил  к  переводу. До чего же нелепо он изъяснялся на родном
языке, смех и грех. Мне уж надоело поправлять его.
     - Жермен  говорит,  что  она  два года состояла связной и часто прятала
русских  партизан  и американских летчиков, когда ей велели. Шеф Жермен имел
связь  с  Лондоном,  сервис  "Д",  а  она была при этом сервисе сержантом. В
сорок  третьем году они сделали передачу русских списков в Лондон, но она не
помнит, был ли там Борис написан, тогда она еще не свела с ним знакомства.
     - Английскую  награду она после войны получала? - спросил я. - Это было
в Льеже, да?
     Антуан  посмотрел  на  меня  с  некоторым  удивлением,  но  я  не  стал
объяснять ему.
     - Она  говорит,  что  боролась  с  бошами  не ради орденов, она патриот
ихней родины.
     - Ясно.  Тогда  спроси,  знает  ли  она монаха Роберта Мариенвальда, он
ведь тоже на англичан работал.
     Жермен  прошла  в дом и тут же вернулась со шкатулкой в руках. Шкатулка
была  большая,  с  инкрустацией.  Жермен  порылась в ней и достала небольшую
фотографию:  черный  монах  собственной персоной, но только в белой сутане с
муаровой  накидкой.  Он  стоял,  благолепно  сложив руки, рядом с ним кюре с
молитвенником,  ведущий  службу,  перед  ним мальчик с деревянным крестом на
груди.  На заднем плане на скамейках прихожане: лишь женщины и дети. Значит,
война.
     - Так она отвечает на твой вопрос, - сказал Иван.
     - Черный   монах   просит   благодати   у   всевышнего,  -  заметил  я,
переворачивая  фотографию. - Тут и надпись. Спроси, Иван, можно ли прочитать
ее?
     Жермен  кивнула,  продолжая копаться в шкатулке. Иван перевел: "Дорогой
Женевьеве - мсье Роберт".
     - Женевьеве или Жермен? - переспросил я.
     - Женевьева  - ее покойная тетка, - пояснил Иван, справившись у Жермен.
-  Сегодня  она  мало  с  ним  встречается,  он даже продукты берет сейчас в
монастыре.
     Так,  так,  выходит,  что  и  Мариенвальда  придется  записать на белый
камень.
     Иван продолжал:
     - Она   хочет  показать  тебе  более  интересную  фотографию.  Так  она
уверена, что это будет интереснее, чем жадный поп.
     Ба,  да  это  отец!  И не один. Рядом стоит густобровый мужчина с усами
щеточкой.  На мужчине партизанский берет со звездой, в руках автомат. А отец
простоволос  и  без  оружия,  на  шее  намотан  клетчатый  шарф.  На обороте
размашисто  написано  по-русски:  "Дорогой  Жермен  на  долгую  память в дни
партизанской жизни от Бориса. 10. 07. 44 года".
     Всего  за  десять  дней  до  смерти  писал  отец, но фотография сделана
раньше.  Они  стоят на фоне деревьев, листья только начали распускаться, это
мог быть апрель. Сбоку виднелся угол хижины.
     Я    внимательно    рассматривал   карточку,   стараясь   не   упустить
подробностей.  Второго  мужчину  я  тоже  видел,  это точно. Антуан заглянул
сбоку,  кивнул  мне  в  поддержку. Я достал из папки журнал "Патриот". Так и
есть, отец снялся с Масоном.
     - Узнай,  Иван,  кто стоит рядом с отцом? Скажи ей, что это очень важно
для нас.
     - Это  Альфред  Меланже,  -  тут  же  ответила  Жермен.  - Они оба были
"кабанами"  и  сильно  дружили  между собой. Альфред был командиром, а Борис
ему помогал. Потом Борис спас Альфреду жизнь, а сам погиб.
     Антуан тоже был поражен и опередил меня:
     - Разве Альфред не погиб?
     - Она  его  видела  после  освобождения,  перед арденнским наступлением
бошей,  - ответил Иван. - Бориса уже убили, а Альфред был ранен. Борис тогда
спас  Альфреда,  и  он  уполз от моста. Альфред говорил ей, что в него потом
стреляли  из  угла,  и он знает, кто это делал. Он говорил еще, что у него в
Арденнах много врагов. Тогда он оставил ей свою визит-карту.
     - И  Жермен  может  сказать,  где Альфред живет сейчас? - Что за чудеса
раскрывались  нынче! Чем больше я узнаю, тем больше встает вопросов, а я еще
ни на один не нашел ответа.
     - Одну  минуту,  -  Жермен порылась в шкатулке. Крышка была откинута, я
видел  там  всякие  фотографии,  безделушки,  конверты,  медали  с  пестрыми
колодками.
     Жермен  развела  руками, но, встретившись со мной взглядом, смутилась и
снова принялась с явной досадой рыться в шкатулке.
     - Она  говорит,  что  еще  в прошлом году видела эту карту, а теперь не
видит  ее.  Она  у Ива спрашивает, - уточнил Иван. - Но Ив тоже не знает, он
говорит,   что   не  вмешивается  в  ее  сердечные  дела.  Но  она  все-таки
постарается найти эту карту, мы можем позвонить к ней.
     - Где жил Альфред? Она не помнит?
     - Тогда он жил в Марше, но улицу она не помнит. Она к нему не поехала.
     - Ладно,  Иван, замнем для ясности. Спроси, почему Альфред говорил, что
у него в Арденнах много врагов?
     - Потому что это был особенный отряд, они карали предателей.
     - Говорят,  что  "кабанов"  тоже предали, так ли это? - я искоса глянул
на Жермен, чтобы не пропустить, как она будет реагировать.
     - Я такой вопрос не стану переводить, - нежданно обиделся Иван.
     - Ну,  ну, Иванушка, опять ты за свое, - засмеялся я. - Что тебе стоит,
переведи.  И  без  того  ты  даешь ей время на обдумывание. А то сам спрошу,
словарь при мне.
     Иван  неохотно  перевел.  Я  следил  за  Жермен. Она спокойно выслушала
вопрос и внимательно взглянула на меня. Иван заулыбался:
     - Вот  видишь,  я  же  тебе  говорил.  Она со мною согласная: не было у
"кабанов"  предателя.  Она говорит, что на войне люди должны погибать, иначе
это не война. А всяких мелочей об этом она не знает.
     - А  какая операция была в ту ночь, это она знает? - Я нарочно старался
засыпать  Жермен  вопросами,  чтобы не дать ей опомниться, но до сих пор она
сохраняла  полное  спокойствие.  Даже  с визитной карточкой у нее получилось
вполне  естественно:  была  и  потерялась,  с  кем  не  бывает!  Зато  она и
находилась  в  более  выгодном  положении: пока-то Иван переведет, потом мне
ответит,  есть  время  подумать и сказать только то, что она считает нужным.
Если б я мог с ней с глазу на глаз поговорить!
     - Они  должны были освободить транспорт с коммунистическими узниками, -
продолжал  Иван.  - Шеф Виль сказал ей, когда их повезут, и она передала это
лично  Борису.  Это  была  очень  срочная  операция,  и  у "кабанов" не было
времени  подготовиться,  они  узнали  про  машину  за один день. Может быть,
поэтому  саботаж  прошел  нехорошо,  и  отряд  погиб,  только  два  человека
спаслись.
     - Ты слышишь, Антуан? Двое? Кто же второй? Как она узнала про второго?
     Но, кажется, Антуан и сам уже спросил об этом.
     - Альфред  сказал  ей  тогда, что он видел: кто-то из "кабанов" прыгнул
за  ним  с моста в другую сторону и убежал в лес. Альфред говорил, что после
этого  он  два  дня  скрывался  в  лесу, хотел увидеть этого "кабана", но не
увидел. А потом его спрятали в доме, потому что он был сильно ранен.
     - Это был Матье Ру?
     - Матье?  Матье  Ру?  -  Жермен задумалась, полураскрыв губы, все у нее
получалось  естественно,  даже  слишком.  Она  покачала головой. Нет, она не
помнит такого.
     Антуан задал новый вопрос.
     - О чем он у нее спрашивает?
     - Он  не  понимает,  почему она сказала, что Альфред прыгнул с моста? Я
ведь  правильно  тебе  перевел, да? А он теперь спрашивает, правильно ли она
это сказала? Как она сказала, так я и перевел.
     - Не суетись, Иван, что она отвечает?
     - Она  не  помнит  точно,  как  ей  Альфред  говорил. Она не думает над
каждым  своим  словом. А если вы хотите, чтобы она говорила точно, тогда она
позовет своего адвоката. Она на Антуана поимела обиду за такой вопрос.
     - Вопросец  что  надо!  Его  бы  записать  золотыми  буквами. Но она же
уходит, все время уходит от ответа! Разве ты не чувствуешь?
     - Она  хорошо тебе отвечает, - огорчился Иван. - Это тебе нехорошие сны
мерещатся.  Она сообщает тебе, что ты никогда не узнаешь, что было на мосту.
Как можно узнать, когда прошло столько лет?
     - Я узнаю, но ты не переводи, Иван.
     Антуан  продолжал  говорить  с  Жермен.  Они  улыбнулись  друг  другу и
чокнулись. Я присоединился к ним.
     - Инцидент  исчерпан. Пусть посмотрит еще раз нашу фотографию, не знает
ли она кого-нибудь еще?
     Жермен  вгляделась  в  фотографию  и  указала на третьего "кабана": его
звали  Мишель,  он  два  раза  приходил  к ней с Борисом. Его фамилии она не
знает, помнит только кличку - Щеголь.
     Постойте,  опять  M  попалось. Матье и Мишель! Значит, еще и Мишель? Не
много ли этих М? Одно из них явно ложное.
     Антуан повернулся ко мне.
     - Он  спрашивает,  -  перевел  Иван, - откуда ты узнал про этого рыжего
Матье?..
     - Перекрестный  допрос  продолжается,  -  рассмеялся  я.  -  Вы  что же
думаете,  я  по  музеям  нынче  шатался? Лучше спроси у Жермен, о чем ей еще
Альфред говорил?
     - Тогда  они  мало  говорили.  Больше  она  ничего  не может вспомнить.
Альфред тогда был очень странный.
     - Как  "странный"?  Что  она  под  этим понимает? - тут же спросил я. -
Быстрей переводи, Иван...
     Вот  когда  она  сбилась,  застигнута врасплох, смущена, глаза отводит.
Все ясно, Альфред не странным был, он ей доверял, вот где собака зарыта!
     А  Жермен  продолжала  прятать  глаза и еще больше замялась, прежде чем
ответить Ивану, - насторожилась. Нет, снова улыбнулась, руками разводит.
     - Она  не  знает,  как  это точно объяснить, - переводил Иван. - Просто
она  это  почувствовала  как  женщина.  Альфред  был  худой,  измученный, он
жаловался,  будто  у  него  болят  раны.  Поэтому она и решила тебе сказать,
будто  он был странный. Она не понимает, почему ты так удивляешься ею? Разве
человек  не  имеет  закона,  чтобы  быть странным? Она говорит, что тебе как
русскому представителю трудно понимать ихнюю психологию.
     - Вот  уж  действительно странное дело! Ничему я не удивляюсь, я вообще
перестал  удивляться.  И  если  еще  что-нибудь узнаю - и тогда не удивлюсь!
Впрочем,  это  не  переводи, Иван. Скажи, что мы благодарим ее за интересную
информацию. Все это очень важно для нас.
     - Она говорит, что имеет еще, о чем можно рассказать.
     - О чем же? - лениво полюбопытствовал я.
     - Она  знает  много других саботажей, которые имела группа "кабан". Они
нападали на военные объекты.
     - И тогда она тоже заранее знала время и место операций?
     - Да,  так  она говорит. Она получала приказ, от шефа Виля и передавала
это Альфреду или Борису.
     - А что этот шеф потом сделал, она в курсе?
     - Вот  видишь, она подтверждает меня, об этом вся Бельгия знает. Я тебе
неправильно   не  перевожу.  Она  говорит,  что  он  очень  смело  поступил,
обеспечил  себя  на  всю жизнь. Он на банк налетел в городе Льеже и взял там
сто  сорок  девять  миллионов  франков.  Я  тебе потом расскажу, а то Жермен
будет недовольная, что мы без нее говорим.
     - Валяй,  валяй, Иван, тут надо по-светски, мы же в хороший дом попали.
Видишь, она одобряет своего дорогого шефа.
     - Она  не  сказала,  что  его  одобряет, как ты говоришь. Он был бедный
человек,  не  имел  никакого  имущества.  Он был бедный и смелый. А на ихней
войне все наживались. И поп твой наживался, купил себе три отеля.
     - Разве он мой? Первый раз об этом слышу.
     - Так  она  говорит,  что  мы  с тобой и с ним одинаково русские. Но ты
верно  заметил,  надо ей объяснить, я сейчас ей объясню. Этот поп - эмигрант
от  Николая,  мы  с  ним  разные  русские.  Ладно,  я ей потом расскажу, она
требует,  чтобы я переводил без задержки, она продолжает за шефа Виля. Тогда
он  был  хозяином  всех  Арденн, все его боялись и делали, как он скажет. Но
как  ему было жить после войны? Его приглашали в колониальную армию в Конго,
но  он  устал  воевать и не хотел туда идти. Если бы Жермен была бельгийской
королевой,  она  сама  дала  бы  ему  сто  миллионов за то, что он уничтожил
столько бошей. А он решил взять их сам.
     - Ладно, этот Виль тут ни при чем. Так что же это за операции?
     - О, они делали большое число всяких операций: саботаж, парашютаж...
     - Что  за  парашютаж такой, с чем его едят? - Иван перевел мои слова, и
они  засмеялись.  Иван  повторил:  -  У  нас  все  так  говорят:  парашютаж.
Англичане  бросали  нам  на  парашютах  оружие, консервы, гранаты. Надо было
поджечь  для них сигналы, поймать эти парашюты и быстренько убежать из этого
леса,  пока  немцы не приехали. Я тоже парашютаж делал, - похвастал он. - Мы
из этих парашютов рубахи шили для своего тепла.
     Ив вышел и вскоре вернулся с новой бутылкой.
     - Он  принес  старое  бургонское вино. Ты должен его попробовать. А она
за  это  расскажет  тебе  про  такой  саботаж,  за который твой отец получил
орден.
     - Ты  меня  смешишь,  Иван.  Говоришь  про орден, словно это всем давно
известно. Я, например, об этом первый раз слышу.
     - Разве я сказал тебе про орден? - Иван сделал невинные глаза.
     - Не знаю уж, кто из вас сказал, но я хотел бы выяснить подробности.
     - Сейчас я у нее спрошу, кто это сказал? - заволновался Иван.
     У  них  пошел  долгий  разговор.  Антуан тоже включился, даже Ив молвил
слово.
     - Она  не помнит, был ли там орден, - объявил наконец Иван после бурных
переговоров. - Но это ты можешь спросить у президента.
     - Разумеется,  спрошу,  -  пообещал  я. - А теперь, если у вас охота не
пропала,  давайте  все же послушаем, за что он его получил? Но, по-моему, вы
уже десять раз об этом друг другу пересказали.
     - Это  было  так,  -  начал Иван старательно, не замечая моей иронии. -
Однажды  шеф  Виль  встретился  с помощником генерала Пирра в секретном доме
для  важных  разговоров,  и  немецкий  патруль  захватил  их  для  проверки.
Телохранитель  Виля  успел  убежать и рассказал партизанам, что боши забрали
шефа.  При  штабе  был  большой  страх. Хорошо еще, что боши не знали, какие
люди  попали  к  ним,  тогда  они  сразу бы их расстреляли. Партизаны решили
спасти  своего  Виля.  Тогда  они  узнали,  что боши повезут их на поезде из
города  Намюра  в  город Льеж. Три человека из "кабанов" поехали на машине в
ихний  Намюр,  купили  билеты  и  сели  в  тот  же поезд. Когда вагон набрал
скорость,  Альфред  Меланже  и  Борис  налетели  на охрану. Борис так смешно
рассказывал  ей  об  этом,  но  она  думает, что ничего смешного в поезде не
было.  "Кабаны" вошли в купе, выхватили пистолеты. Боши перепугались, они их
перевязали  веревками,  остановили  тормоз и спокойно сошли вместе с Вилем и
вторым  офицером.  Об  этом  даже в газетах тогда писали, боши обещали много
франков  тому,  кто  укажет  на  партизан.  А  Виль потом целовал Альфреда и
Бориса.
     - Президент  об  этом  эпизоде не рассказывал. И про орден он ничего не
говорил.
     - Не  отвлекай меня, - отмахнулся Шульга. - Я тебя не слышу, потому что
она сейчас говорит.
     - Веселенький у нас разговор, - заметил я с кислой улыбкой.
     Иван отругнулся на меня по-французски. Все засмеялись.
     - Вот видишь, я все перепутываю, - обиделся Иван на русском языке.
     - И без того запутал, без словаря не разберешься.
     - Теперь  она  спрашивает,  - продолжал Иван, - слышал ли ты про пожар,
который  они устроили на складе для бензина? Такой пожар, что его было видно
за  пятьдесят  километров.  Никто  не  мог попасть на этот склад, а "кабаны"
попали.  Немецкий грузовик ехал по дороге, за рулем сидел бош. Борис вскочил
на  машину,  зарезал  боша ножом и забрал руль. А этот грузовик имел пропуск
на  склад,  так  они  проследили.  И  Борис въехал на склад на грузовике. Он
швырнул  гранату  прямо  в  бак,  все  у них загорелось, а Борис удрал. Боши
боялись  "кабанов".  За  каждого  "кабана"  они  назначили  большую  цифру -
пятьдесят  тысяч франков. Борис однажды сам принес ей такое объявление. И он
снова  смеялся  над  бошами.  Он был всегда веселый, пел ей русские песни. -
Жермен  посмотрела  на  меня влажными глазами, пригубила бургонское. - Боже,
как  ты  похож  на  Бориса,  -  она уже решила быть со мной на "ты". - Прямо
живой  Борис.  И  голос  у  тебя  такой  же,  и  сердишься ты так же. - Иван
послушно переводил, а Антуан посмеивался. Ив флегматично потягивал вино.
     Мне сделалось не по себе под ее взглядом.
     - Спроси,  Иван,  что  мадам  Жермен  делала  во время войны? Как она с
отцом познакомилась?
     - Ей  было  всего семнадцать лет, когда сюда пришли эти боши. У нее был
жених  по имени Арман, так его арестовали в армию, обрезали волосы на голове
и  убили  на  фронте.  Младшая  сестра  Жюльетта  поехала  на велосипеде, ее
ударили  палками.  И  тогда  Жермен подумала сама с собой и решила: если она
поимеет  к  тому  возможность,  то  она  будет  мстить этим проклятым бошам.
Трудно  было  найти  связь  с  партизанами,  но она нашла и стала работать в
сервисе  "Д".  Тетка  Жермен  умерла, и ей достался этот магазин. Когда боши
приходили  сюда  покупать  товары,  она  смотрела  на  них с презрением. Они
говори