ыть  личным: брат за брата,
обманутая   любовь...  После  всего  этого  дорожка  вывела  меня  прямо  на
экс-президента.  Я  не  только восторгался его великолепной биографией, я ее
на  ус  наматывал.  Но  и ему можно воздать должное. Все, что он делал, было
продумано  самым  тщательным  образом. Он составил шикарную программу, чтобы
ни  на час не упускать меня из виду, и я сам же докладывал ему обо всем, что
сделано  или  найдено.  Он  таскал  меня  по американским кладбищам, вел под
стены  цитадели  -  смотри, сколько смертей вокруг. Он опубликовал в журнале
фотографию  "кабанов",  на которой не хватало одного человека, и подложил ее
мне  -  ищи.  И  он  знал,  кого  там  не  хватает.  Он  подсунул  балладу о
предательстве  - видишь, предатель получил заслуженную кару. Он знал все про
"кабанов",  поэтому  он  с  такой  готовностью ухватился за нож, найденный в
хижине,  и  стал наводить меня на Матье Ру - иди по следу. Он рассказал свою
биографию - удивись!
     Он  продемонстрировал  свои  великолепные  монограммы  -  восхитись! Не
правда  ли,  адорабль?  Даже  вручение  ордена  и  медали  было своеобразным
отвлекающим  маневром, который входил в его шикарную программу. Он выкликнул
собственное  имя  у  могильного камня, и голос его не дрогнул. Он узнал, что
мы  поедем  искать  Альфреда  -  и его человек караулил нас в Шервиле, чтобы
сделать  отметку  на  колесе.  Он услышал, что мадам Констант предложила мне
поехать  с  ней  в  архив  генерала  Пирра  -  и тут же выкрал папку с делом
"кабанов".  Ему  нужно  было  это,  чтобы  проверить  еще  раз имена, клички
"кабанов"  и  навести  меня  на умершего Пьера Дамере. Он все время отвлекал
внимание,  баламутил  воду,  но с Матье Ру и особенно с женщиной в черном он
все-таки  промахнулся. Женщина в черном явно переиграла, хоть и не старалась
играть.  Она  была слишком искренней, да и невозможно сыграть такую роль. Но
все-таки  прошло  свыше двадцати лет. Не могло столько ненависти храниться в
ее  душе:  вдова  давно свыклась со своей трагедией. Но в том-то и дело, что
она  до  сих  пор  не  знала,  кто  убил  ее  мужа.  Она узнала об этом лишь
накануне.  И  рассказал  ей об этом Поль, сам или через подставное лицо, как
он  действовал  всю  жизнь.  Недаром мой невысказанный вопрос так мучительно
томил   меня  у  родника,  и  ответ  старого  Гастона  казался  не  очень-то
убедительным.  Не  Мишель Ронсо, а Мишель Реклю рассказал женщине в черном о
ее  муже.  И  не  двадцать  четыре  года  тому назад, а накануне. Вот почему
зажглись  ненавистью  ее  глаза  и заглохшая с годами боль вспыхнула с новой
силой.  Вот  почему женщина в черном вела себя столь ослепленно: она сыграла
не  по  задуманному  сценарию.  И  еще  кое-что  не  предвидел  Поль: что мы
докопаемся  до  темно-синего  "феррари" и засечем номер машины. На "феррари"
ложные  следы  в  первый  раз  пересеклись  с  истинными.  И  с Матье у него
получилась  осечка:  Поль  не  мог  знать,  что Альфред Меланже встречался с
Матье   после   войны  и  рассказал  ему  о  предательстве.  Во  второй  раз
пересеклись  следы.  Я  дал  клятву  на  могиле отца, и Поль понял, что я не
остановлюсь  и  пойду до конца. Мы нашли могилу Альфреда, Поль не выдержал и
подослал  черного  монаха,  а потом и сам явился за синей тетрадью. Но я был
уже  начеку.  Я  вызвал огонь на себя и ждал: кто же ко мне явится? Это было
неизбежно.  Черный  монах  провалился  со  своей миссией; но зато он узнал о
синей  тетради. И Щеголь должен был явиться за нею, он оказался тут как тут.
Я  был  готов  и  к  его  появлению  в  облике великолепного президента. Его
роскошная  фамилия  меня  уже  не  волновала,  потому что я давно вспомнил о
милом  друге,  который из Дюруа превратился в дю Руа, чтобы стать познатнее.
Я  тут  же  раскрыл  перед  ним  свои карты, чтобы побудить к более активным
действиям.  Он продолжал свою тактику: попробовал навести на несуществующего
Мишеля,  то  бишь  Буханку. Я выложил ему еще больше, рассчитывая, что он не
выдержит  и кинется на меня с поднятым забралом - тогда бы мы схлестнулись в
открытой   схватке.  Но  он  завладел  синей  тетрадью  и  стал  удирать.  Я
безмятежно   проводил  его  до  машины,  зная  о  том,  что  наши  пути  еще
пересекутся.
     И   вот  мы  несемся  следом,  до  "пежо"  -  двадцать  метров.  Как  я
распалился,  когда ложно решил, что предатель был в двадцати метрах от меня.
Не  в  двадцати  метрах  он  был,  а под боком - и ежечасно. Я жал его руку,
чокался  с  ним,  иудин  поцелуй  отпечатался  на  моей  щеке. Он действовал
уверенно  и  думал,  что  наверняка.  Так  оно и случилось бы, если б не мои
друзья. Без них ничего не удалось бы раскрыть. Каждый внес свою толику.
     Но  до  поры  до  времени Поль мог не бояться и моих друзей. Прекрасную
легенду  составил  он  себе:  ведь  он  мог выбирать из обеих биографий. Вот
когда  он стал предателем: в цитадели. Он попал туда за дело, но купил жизнь
ценой  предательства,  и  немцы  устроили  ему ложный побег через стену. Еще
там,  у  стены, когда я подумал о нем, мысль моя сама собой продолжилась: "А
ведь  таким  путем  немцы вполне могли заслать провокатора к партизанам". Но
тогда я и помыслить не смел, что предатель стоит рядом.
     Но  мотив,  мотив?  Похоже,  что  и  он проклевывается. Знакомый такой,
заигранный  мотивчик:  как  прекрасно  пахнут  ананасы  и как хорошо есть их
вместе с тобой... Сколько таких затрепанных мотивов болтается по свету...
     Виллем  сердито  ругнулся.  Впереди  показался  высокий фургон с белыми
крестами.  Поль обогнал автопопа и закрылся им как щитом. Но и поп теперь не
убережет.  Виллем  подошел вплотную к фургону, попробовал выскочить на левую
сторону  и  тут  же  вильнул  обратно  за спину попа: встречные машины вдруг
пошли  одна  за  другой,  а  для троих на этой дороге не было места. Стрелка
спидометра лениво сползала к нулю.
     Виллем  засигналил,  чтобы  поп прижался к обочине, но тот и пальцем не
пошевельнул.
     - Год фердом! - в сердцах произнес Антуан.
     Я засмеялся:
     - Грешно гневаться на бога, Антуан, ты же добрый христианин.
     - Ты  ошибаешься,  -  ответил  Антуан,  -  я  уже  много  лет не хожу в
церковь. Попы всегда вставали мне поперек дороги.
     Наконец,  на  третьей  попытке  Виллем высмотрел просвет и, газанув как
следует,  обошел  фургон  перед самым носом отчаянно засигналившей встречной
машины.  Поп  в  белой  сутане  собственной  персоной посиживал за баранкой.
Микрофон безмолвствовал. Зачем ты предал? Как прекрасно пахнут ананасы...
     Снова  перед  нами  свободная  полоса,  но  Поль  тем  временем ушел по
меньшей мере на полкилометра.
     Вот  когда  Виллем  показал,  на  что  способен его заморский "мерлин",
приобретенный  по  дешевке.  Янтарный  "пежо"  притягивался к нам, словно на
тросе.  Мелькнула развилка, мост через канал. Справа показалась деревушка. Я
автоматически   отметил  на  карте:  Меткерк.  До  Брюгге  оставалось  шесть
километров,  островерхие  шпили  его  соборов  и  ратуш уже проклюнулись над
дорогой.
     - Хочешь,  прижму его и сброшу в кювет, - невозмутимо предложил Виллем.
- Я видел, как это делается.
     - Надо  взять  его  живьем,  -  возразил  я.  -  У меня к нему есть еще
вопросы.
     - Хорошая у вас машина, - вздохнул Антуан.
     - Вот он! Он обернулся! - восторженно вскрикивал Якоб.
     - Вы сошли с ума, - безгласно причитала Ирма.
     Наверно,  вот  так  же  двадцать лет назад настигал его Альфред Меланже
под  Шарлеруа, но тогда Поль ушел. Я вспомнил об этом и посмотрел на стрелку
бензиномера: горючего у нас хватало.
     Видя,  что  по прямой ему не уйти, Поль решил попытать последний шанс и
неожиданно  свернул  направо  к деревушке. Его машина оказалась на развороте
более резвой, он выиграл на этом десять метров.
     - Он  хочет  спрятаться  в префектуру, - с коротким смешком предположил
Антуан.
     - Увы, теперь его не спасет и сам король, - отозвался я.
     Показался   канал   и   мост.   Что   было  на  мосту?  Об  этом  будет
свидетельствовать  Виктор  Маслов.  За  каналом  вразброс  стояли  дома  под
красными  крышами,  высокие  белые  сараи,  исчерченные  черными  квадратами
деревянных  стропил.  Из-за  ближнего сарая вынырнула девочка на велосипеде,
она ехала довольно резво - и прямо к шоссе.
     Поль  уже  проскочил через мост. Дорога за мостом некруто поворачивала.
Мы  были  метрах в тридцати. От деревни к мосту катился трактор на резиновом
ходу.  А  девочка еще не замечала за поворотом светлой машины и косо выехала
на  дорогу.  Он  должен  был  затормозить, даже Виллем изготовился и сбросил
газ, чтобы не натолкнуться на него.
     А  он  пошел  прямо,  даже  не вильнул. Девочка слишком поздно заметила
накатывающуюся  на  нее  машину,  но  у  нее была хорошая реакция, она чудом
вывернулась  от  радиатора  и нажала на педаль, но все равно было поздно. Он
задел крылом по заднему колесу. Я машинально дернулся к рулю.
     Но Виллем и без того нажал на все педали.
     Велосипед  занесло  и  выбросило  с дороги. Хорошо еще, что там не было
кювета,  только  каменистая  кромка.  Девочка  отлетела на несколько метров,
пытаясь  сохранить  равновесие,  но  перекошенное  заднее  колесо  вихляло и
цеплялось. Она не удержалась и рухнула.
     Виллем  затормозил.  От  дальнего  дома  выбежал  на  дорогу  мужчина в
зеленой  рубахе.  Он  кричал  и махал руками в надежде остановить "пежо", но
Поль лишь дал деру. Крестьянин спрыгнул с трактора на землю.
     Я   подбежал   к   девочке  первым.  Она  была  жива  и  даже  пыталась
приподняться  на локтях, потому что велосипед лежал на ней, причиняя боль. Я
отбросил  велосипед  в  сторону.  Нога  у девочки была перебита, белая кость
разорвала кожу чуть выше ступни, трава потемнела от крови.
     - Не медли. Я останусь здесь, чтобы помочь ей.
     - Нет, Антуан, не могу, - твердо сказал я. - Мы останемся.
     Крестьянин  склонился над девочкой, говоря ей что-то ласковое. Подоспел
и  тот  мужчина  в  зеленой  нейлоновой  рубахе,  который первым бросился на
дорогу.  Они быстро говорили. Девочка глухо стонала, в лице - ни кровинки. Я
встал  на  колени,  развернул чистый платок и подсунул под ногу, стараясь не
задеть  ее.  Девочка  пыталась  помочь  мне  и вскрикнула. Мужчина в зеленой
рубахе с жаром убеждал в чем-то Антуана.
     - Виктор,  вперед! - Антуан с силой тряхнул меня. - Они ей помогут, тут
есть доктор. А этот человек поедет с нами, чтобы догнать Поля. Вперед!
     Виллем  тоже  не  выдержал  и  дал сигнал. Я поднялся и пошел к машине,
оглядываясь на девочку. Пересиливая боль, она улыбнулась мне вслед.
     Я  подошел  к  багажнику,  вытащил  чемодан  и  лишь  тогда  двинулся к
Виллему.  Мужчина  в  зеленой  рубахе  уже  сидел  на  заднем  сиденье  и  с
нетерпением торопил. Виллем схватил меня за руку, с силой втянул в кабину.
     Мы  тронулись.  Поля  не  было  видно за домами, но далеко удрать он не
мог:  прошло  не  больше минуты, как мы остановились. И сворачивать ему было
некуда, разве что обратно в Вендюне, а это не имело видимого смысла.
     Мы  проскочили  деревню  и  увидели  его  впереди. Я положил чемодан на
колени, расстегнул замки.
     - Зачем тебе понадобился чемодан? - удивился Антуан.
     - Не  могу  же я явиться в мэрию в рваных штанах, - ответил я. - К тому
же  мое  инкогнито  давно  кончилось,  -  и начал переодеваться, стараясь не
мешать Виллему.
     - Ту сто четыре! - воскликнул Якоб, увидев мой китель с нашивками.
     Я застегнул пуговицы, поправил медаль.
     - Откуда у вас эта медаль? - спросил Виллем, скосив глаза.
     - Летайте Аэрофлотом, - ответил я, - и вы получите все, что пожелаете.
     Виллем  наддал  газу.  Перед  нами  была  свободная  дорога,  и стрелка
спидометра показывала сто двадцать.
     - Хорошо, что мы не дали ему сесть на "феррари", - заметил Антуан.
     - "Феррари"  -  сильная машина, - согласился Виллем. - Но и тогда бы он
не ушел от нас.
     Мы  нагнали его у самого въезда в Брюгге, но все-таки он шел еще метров
на  пятьдесят  впереди,  и  я подумал, что он начнет крутить, чтобы запутать
нас,  и  заранее  попытался  разобраться  в  плане  города.  Но он продолжал
мчаться  по  автостраде,  вонзавшейся в скопление старинных улочек. Проехали
над  каналом,  под  древними  воротами,  через второй канал. Дома все теснее
сдавливали  дорогу,  пока  она  не сжалась до ширины средневековой улицы, но
асфальт еще оставался на ней.
     Мы  шли  уже  впритык  за  ним.  Виллем  пытался  объехать его и встать
поперек,  но  на  узкой средневековой тропе никак не удавалось это. И тут он
начал вилять.
     Я  уже  разглядел  по  плану:  улица Каренмаркт была на противоположной
стороне  города.  Значит,  он  не туда спешит. Он боится выехать на площадь,
где мы можем обойти его и стать поперек.
     Он  крутился  по  улочкам,  но  Виллем шел за ним как привязанный, хотя
длинному  "мерлину"  непросто  было  изворачиваться.  То  и  дело  навстречу
попадались  старомодные,  об  одну  лошадь,  пролетки  с  туристами.  Виллем
гудками  прижимал  их к стенам, ни на шаг не отпуская "пежо". Мелькнул канал
с  плывущим  катером.  Старухи  сидели  у  домов, в двориках сушилось белье.
Ветерок  принес тягучий запах замоченной в чанах кожи - Брюгге представлялся
нам не музеями и соборами, а бытовой изнанкой.
     Но  рано или поздно Поль должен остановиться. Я протянул Якобу визитную
карточку  мадам  Констант,  на  обороте  которой  был  написан  ее "морской"
телефон.
     - Как  только  станем, позвонишь по этому телефону, расскажешь, где нас
искать...
     - Похоже,  что  он  стремится  к "Храброму Тилю", - предположил Антуан,
переговорив с нашим новым попутчиком.
     И  впрямь.  Он  резко  затормозил  у серого с замшелым фасадом здания с
двумя  висячими  фонарями  над  подъездом.  Мне  было  ближе  к  тротуару, я
выпрыгнул,  но  он успел обежать радиатор и нырнул в дверь на секунду раньше
меня.
     Я  юркнул  следом.  Холл  прорублен по-современному, но все равно в нем
было тесновато и не густо светом.
     - Меня  преследуют! - закричал он кому-то, бросаясь в сторону от двери.
- У них фальшивые паспорта.
     Дорогу  мне  преградил  полицейский  в  черной  шинели.  Рядом  с ним я
разглядел и второго, похоже, повыше чином. Антуан уже дышал за моей спиной.
     - Ваши  документы! - потребовал младший чин, властно потянувшись ко мне
рукой. - Кто вы такой?
     - Гражданин Советского Союза, - и вручил ему свой паспорт.
     - Это  мой  гость  в  Бельгии, советский летчик Виктор Маслов, - быстро
проговорил Антуан.
     - Почему  вы  проникли  в  отель  "Палас"  по  чужим паспортам? - резко
спросил второй, они и об этом знали уже.
     А   я  не  сводил  глаз  с  Щеголя,  выискивая  мгновенье  для  прыжка.
Вцепившись  руками  в  портфель,  тот  стоял  у стены, почти в углу: с одной
стороны  от  него  -  барьер  конторки, с другой его прижимала мощная фигура
Тиля,  отлитая в рост из чугуна. Щеголь тоже неотрывно смотрел на меня: губы
нервно  подергивались,  в  глазах  таилась усмешка: что? напоролся? сейчас я
погляжу,  как  тебя  поволокут в кутузку. И лишь в глубине под этой усмешкой
можно  было  разгадать  страх, да еще какой! С этого страха и начиналось его
раздвоение:  вроде бы это еще и прежний Поль Батист - осанка, свежий костюм,
платочек  из  кармашка,  перстни на тонких пальцах. И вместе с тем это уже и
не  он.  Что-то размякшее и темное выползало из него - передо мной стоял уже
разоблаченный  Поль  Делагранж, бывший независимый демократ, экс-президент и
все такое.
     - Доброе  утро,  Щеголь, - сказал я с полупоклоном. - Кажется, мы так и
не поздоровались нынче. Это не манифик.
     - Задержите  этих  людей,  господин  инспектор,  - ответил он, принимая
жалкую  позу экс-президента. - У них фальшивые документы, они напали на меня
в Вендюне...
     - Итак,  я  хотел  бы  услышать  от  вас,  -  снова  спросил инспектор,
обращаясь  на  сей  раз  к Антуану, - с какой целью вы проникли в "Палас" по
чужим документам?
     - Пусть   этот  франт  сначала  ответит,  почему  он  задавил  девочку,
господин  инспектор!  - выкрикнул мужчина в зеленой рубахе, непредусмотренно
вламываясь в разработанный сценарий.
     - Какую   девочку?   -  удивленно  спросил  инспектор  и  повернулся  к
кричавшему.  Первый  полицейский, который стоял на моем пути и подозрительно
перелистывал паспорт, тоже глянул в ту сторону.
     - Задавил ребенка и удрал, перевернутый горшок...
     Я  мягко пригнулся и поднырнул под руки полицейскому. Еще полпрыжка - и
я  перед  Щеголем.  Он  притиснулся  к  стене, уронил портфель и закрыл лицо
руками,  заслоняясь от удара. Инспектор с предостерегающим жестом кинулся за
мной,  но  это  было  без  пользы. Я уже придавил Щеголя коленом и с треском
вывернул  наружу  его карманы. На каменный пол со звоном просыпалась мелочь,
ключи,  перочинный нож. Упал и раскрылся от удара плоский голубой футлярчик,
длинное  ожерелье  змеисто выползло на пол. Портфель валялся у ног железного
Тиля.
     Инспектор  схватил меня за руку, но я уже распрямился. Антуан подскочил
и застыл рядом, готовый рвануться на помощь.
     - Это  все,  господин инспектор, - сказал я. - Так он поступил когда-то
с моим отцом. Теперь мы квиты.
     Инспектор  с  недоумением  отпустил меня. Я чиркнул зажигалкой и пустил
струю  дыма  в размякшее лицо Щеголя. Вот когда в его глазах возник ничем не
прикрытый  страх:  лишь  он  да  Антуан могли уяснить значение этой сцены. И
понял  Щеголь  -  если  я  знаю  то,  о  чем  никто не ведает, то знаю и все
остальное. Он даже нагнуться не смел, чтобы подобрать свои сокровища.
     - Что  вы  имеете  к  мсье де Ла Гранжу? - спросил инспектор, оглядывая
мой китель и медаль, по-моему, он только сейчас разглядел ее.
     - К  Мишелю  Реклю, хотите вы сказать, господин инспектор, - уточнил я.
- Это человек не тот, за кого выдает себя.
     - Это  гнусная  клевета, господин инспектор. Они самозванцы... - Щеголь
суетно  отделился  от  стены  и  сделал  шаг, предусмотрительно укрывшись за
инспектора.  Он  уже  несколько  овладел  собой, во всяком случае понял, что
бить его больше не будут, и надо изворачиваться.
     - Паспорт  настоящий,  -  сказал  полицейский, захлопывая мой паспорт и
передавая его шефу. - Виза действительна по двадцатое августа.


ГЛАВА 27

     - Что здесь происходит? - раздался голос от дверей.
     В  холле  столпился  разнообазный  люд,  я  не  вмиг разглядел, кто там
вошел,  хотя  нетрудно  было  догадаться по голосу. Мужчина в зеленой рубахе
стоял  на  первом  плане, за ним, скрестив на груди руки и посасывая сигару,
сурово  возвышался  Виллем, рядом - притихшая Ирма. Они обернулись на голос.
Администратор  за  конторкой приподнялся, инспектор тоже посмотрел в сторону
дверей,  не  выпуская, однако, и меня из поля зрения. Все присутствующие так
или  иначе  принимали  участие  в  нашей сцене, лишь Храбрый Тиль безучастно
"наблюдал" из угла за происходящим.
     Уверенно  раздвигая  толпу,  к нам пробирался ван Сервас. Он попробовал
было  сдвинуть  с  места  Виллема,  но  тот  тихонько  рыкнул,  и ван Сервас
пустился под крылышко к комиссару.
     А  вот  и  фон-барон показался, я не сразу узрел его. Сутану-то сбросил
черный  монах,  в  светское  нарядился.  Черный  костюм  с  иголочки,  белая
рубашечка, замшевые перчатки - хоть сейчас под венец.
     - Кого  я  вижу?  -  радостно воскликнул я по-русски. - Вы не опоздали,
сударь, сейчас мы завершим наши дела. Привет от Терезы.
     Он  скользнул по мне взглядом, который должен был изображать презрение,
и с ходу перешел в наступление.
     - Это  самозванцы,  господин  инспектор, вы должны немедленно задержать
их,  я предъявляю им обвинение в использовании чужих документов, в похищении
мадемуазель  Терезы  Ронсо  и  в  нападении на мою виллу в Вендюне, куда они
проникли с целью грабежа.