ю, кто мой отец. И позавчера
Жорж сказал об этом.
     - Жорж? Кто такой Жорж?
     - Он работает в нашем магазине. Он говорил, что видел тебя внизу.
     - А Жорж откуда знает?
     - Он  все  время  живет в Эвае. Он был в партизанах и знал твоего отца,
то  есть  нашего.  И  когда  он увидел тебя, он сказал, что мы с тобой очень
похожи.  Жорж сказал, что наш отец и моя мать любили друг друга. Расскажи же
мне про отца. Все, что ты знаешь!
     - Расскажу,  Николь.  Я тебе расскажу, - но, бог мой, как трудно иногда
сказать  самые  простые  вещи.  Любила  и  предала  -  каким коварством надо
обладать,  чтобы поступить так. Предала отца, предала неродившуюся дочь... А
может,  именно  из-за  Николь она и решилась на это. Да, именно так. Вот он,
мотив,  которого  не  хватало. Чтобы люди не узнали, что у нее будет ребенок
от  русского  партизана,  и решилась она на этот отчаянный шаг! Но разве это
смягчает  ее  вину?  Отнюдь!  Бедная  сестренка  Николетт! Что станет с ней,
когда  она  узнает  о  матери.  Нет,  этого  нельзя  допустить,  надо как-то
предупредить  Антуана.  А  моя  мать?  Каково-то  будет  ей  узнать  об этом
предательстве?.. Как я ей расскажу?.. Вот как все сделалось сложно.
     - Ты  знаешь,  как  погиб  отец?  - продолжала вопрошать Николь себе на
беду.
     - Нет,  Николь,  - твердо ответил я, глядя в ее заискивающие глаза. - Я
многого еще не знаю. Давай подождем Антуана.
     - Я  прилечу  к  тебе в Москву, - заявила Николь, беспечно перескакивая
на  новую  тему.  - Я ведь сестра, а сестра может поехать к брату, правда? -
Она  увидела  визитную  карточку,  лежавшую  на  столе  рядом  с тетрадью, и
потянулась  к  ней. Я хотел было перехватить, но рукой махнул, пусть читает,
все равно не поймет.
     - Альфред Меланже, - прочитала она. - Кто это?
     - Он умер, - опустошенно ответил я. - Он был в одном отряде с отцом.
     - Он был "кабаном", да?
     - Откуда  ты знаешь про "кабанов"? - куда бы ни уходил наш разговор, он
любым путем возвращался к могильному камню.
     - Мне  Жорж  сказал.  Он  говорил,  что  у  отца была кличка. Его звали
Лесником,  это верно? - Она взяла меня за руку и робко спросила: - Почему ты
меня  не  поцелуешь?  Разве  я не сестра тебе? Или я тебе не нравлюсь? Может
быть, у вас не принято целовать сестер?
     - Ты  очень  красивая,  Николь, - я притянул ее, она приклеилась ко мне
щекой,  и  сладкий  холодок нежности пробежал по мне: вот когда я понял, что
она мне сестра.
     - И  ты  красивый, - она обжигающе взглянула на меня. - Я так рада, что
у меня такой красивый брат!
     На  дворе  послышался шум мотора. Я осторожно отодвинулся от Николь. Но
в  окне  показался "ситроен" с бежевым верхом. За рулем сидела женщина. Я не
сразу  узнал  ее,  а  когда  узнал, кулаки у меня сами собой зачесались. Но,
видит бог, я не хотел этого.
     - Я  приеду  к  тебе  в  Москву,  - тараторила Николь. - Интересно, как
встретит меня твоя мать?
     - Держись, сестренка, - проговорил я, вставая. - Сейчас что-то будет.
     С  неустрашимым  видом  Жермен вошла, нет, ворвалась в комнату. На меня
она  даже не глянула. Шаг, другой - и смачный шлепок пощечины звоном отдался
в моих ушах.
     - Нет,  нет!  - закричала Николь, хватаясь за лицо. - Я все знаю. Я все
сказала Виктору. Зачем ты бьешь меня?
     - Как  вы  смеете,  мадам? - начал я по-русски, угрожающе надвигаясь на
Жермен.  -  Вы, кажется, забыли, что находитесь не у себя за прилавком, - но
она  цепко ухватила Николь и потащила ее к двери, продолжая гневно ругаться.
Николь все же вырвалась, отбежала за стол, загородившись от матери стулом.
     - Виктор мой брат, - кричала она в отчаянье. - Я Николь Масло!
     Жермен  продолжала  кричать. "Ты Николь Марке! Жорж ничего не знает", -
выхватывал я из ее быстрой речи.
     Жермен  отрекается  от отца. Опять она готова предать его. Тем хуже для
нее.  Тогда  и  я  молчать  не стану. Мотив я ухватил. Нечего в благородство
играть,  Николь  - взрослый человек и вправе сама сделать выбор, поэтому она
должна знать правду.
     - Сейчас  же едем домой, - кричала Жермен, стоя против Николь по другую
сторону стола. - Тебе здесь нечего делать! У тебя здесь никого нет!
     - Здесь  Виктор. Он мой брат, - твердила Николь, не трогаясь с места. -
Я хочу знать об отце.
     - Я  расскажу,  -  мрачно  пообещал я Жермен. - Николь узнает правду. И
сейчас же.
     Но  Жермен  было не до того, чтобы вникать в смысл моих слов, даже если
она  и  поняла  их. Жермен подступила к дочери, но Николь снова увернулась и
повисла на моей руке.
     - Ах  так!  -  Жермен  скривилась в бессильной ярости. - Я вижу, вы уже
сговорились.  Можешь  оставаться здесь. Но помни, тогда мой дом будет закрыт
для  тебя,  -  она  повернулась к двери. Я оставил Николь, подскочил к двери
первым.  Надо  задержать  ее  до  прихода  Антуана. Так просто ты не уйдешь,
Жермен! Сейчас ты узнаешь такое!..
     Жермен остановилась, с недоумением смотря на меня.
     - Одну  минуту,  мадам, - неудержимо начал я, доставая бумажник. - Вот!
Взгляните  на  это.  -  Я  поднес  карточку к ее лицу. - Жермен Марке делала
визит  в  Марш-ан-Фамен.  Вы надеялись, мадам, что мы не найдем Альфреда. Но
мы его нашли.
     Жермен  продолжала  смотреть  на  меня с гордым недоумением, но, видно,
то,  что  было написано на моем лице, говорило ей больше, чем мои слова. Она
поняла! Лицо ее сделалось жалким и старым.
     - Не   понимаю,  о  чем  вы  говорите,  -  пробормотала  она,  стараясь
сохранить остатки своей надменности.
     - Ты ездила в Марш? Зачем? - удивилась Николь.
     - Сейчас  вы  поймете,  мадам.  И  ты,  Николь,  узнаешь то, что хотела
узнать.  Здесь  все  написано.  Сезам,  откройся!  -  Я  поднял карточку над
головой  и  клятвенно  произнес:  - Отец писал это перед смертью. Понимаете?
Борис  писал  про Жермен. Небольшой "презент" пур мадам, для вас, Жермен. Но
он  стоит многого. Больше двадцати лет об этом никто не знал, теперь мертвый
Альфред  передал  мне  карточку,  и завтра об этом узнает вся Бельгия. Здесь
написано все!
     Николь бросилась ко мне:
     - Там написано про меня, да?
     - Сейчас  я  все  скажу,  -  торопился я. - Сначала я хотел проверить и
уточнить,  но раз она отрекается, я скажу сам. Вот что отец написал: "Жермен
Марке  предательница",  -  я  с  наслаждением  бросал  слова  в ее испуганно
окаменевшее  лицо.  -  А,  вы  не понимаете? Но я могу сказать и так, что вы
поймете...  Сейчас  вы  узнаете,  сейчас.  Диксионер,  сестренка? - Николь с
готовностью  схватила  словарь,  наши  руки  неловко  столкнулись, и словарь
выпал,  завалившись  под  стол.  Я нырнул за ним, судорожно листал страницы,
стоя  на коленях, потому что у меня уже не оставалось времени. Боже, сколько
слов  придумали  люди,  чтобы  оградить  себя  от  правды.  А мне необходимо
одно-единственное  слово, только оно и существует на свете: предчувствие, не
то,  предсказание, предикат, предбанник, не то, не то, кто же мог знать, что
мне придется учить такие слова, вот оно - предать!
     Но  в  словаре  уже не стало нужды. Дверь распахнулась, в комнату вошел
Антуан,  из-за  его  спины  выглядывало  любопытствующее  лицо  Ивана. Я так
увлекся,  что  даже  не слышал, как подъехала машина. Тем лучше - сейчас при
них скажу.
     Антуан  с  удивлением поздоровался с Жермен. Та несколько смутилась, но
все же попыталась ответить с достоинством. Николь сделала реверанс.
     Иван уставился на меня:
     - Что ты делаешь под столом?
     - Ищу  справедливость,  Иван,  -  отвечал  я  сконфуженно.  -  Но ее не
оказалось и там. Это Николь, познакомьтесь.
     Николь улыбнулась и снова сделала кокетливый реверанс перед Иваном.
     - Привез к себе свою бельгийскую невесту? - неуклюже пошутил Иван.
     - На  большее твоя фантазия не способна? Сейчас все узнаешь. Читай! - я
протянул ему карточку.
     Но Иван и бровью не повел.
     - Слышал от Антуана, - бросил он, - это надо еще проверять.
     Антуан  уже безмятежно разговаривал с женщинами, изредка бросая на меня
пытливые взгляды.
     - Внимание.  Атансьон,  -  выкликнул  я  устало.  -  Кончайте разводить
китайские  церемонии, мы не на королевском приеме. У нас есть дела поважнее.
Иван,  сейчас  же  скажи Николь, что ее мать предала нашего отца и виновна в
его смерти.
     - Почему  ты  говоришь  "нашего отца"? - удивился Иван. - Я не могу так
переводить.
     - Да  разве  в  этом дело? - я лишь рукой потерянно махнул. - Неужто ты
не понимаешь: предала, предала. Вот она перед тобой сидит.
     - Ты  говоришь  серьезные  слова, - настаивал Иван. - Я хочу переводить
точно. Так я только помешаю своей родине.
     Николь  смотрела  на  меня  с  тревогой  и надеждой, пытаясь понять наш
разговор.   Я  нагнулся,  поднял  словарь,  который  так  и  остался  лежать
раскрытым, и захлопнул его.
     - Ну  разумеется,  Иван,  -  только  и сказал я. - Не бойся! Моя родина
выдержит,   когда   узнает,  что  Николь  мне  сестра.  Ля  соер.  Или  тебе
по-китайски сказать, чтобы ты понял?
     - Николь ля соер, - подтвердила Николь.
     - Сейчас  я проверю, - Иван невозмутимо отвернулся от меня и перешел на
французский.
     Разговором  правил  Антуан:  удерживал  порывающегося  Ивана, терпеливо
втолковывал,  обращаясь  к  Жермен,  мягко  улыбался  Николь.  Мне он сделал
выразительный  жест,  призывая  к терпению. Жермен, конечно, темнила. Антуан
внимательно  слушал.  Николь  не  верила матери и порывалась вмешаться. Даже
Сюзанна,  расставив  посуду,  молвила  слово,  пытаясь  убедить Жермен. Иван
сокрушенно качал головой.
     А Жермен все отрицала.
     - Кончай,  Иван,  - перебил я, не выдержав. - Брат, сестра - сейчас это
дело  десятое.  Ты  лучше  записку  прочти:  пусть она узнает, кто она есть.
Только ты Николь это скажи, а я на них посмотрю, на обеих.
     - Я не могу так для тебя переводить, - настаивал Иван.
     - Ты  на  кого  работаешь? - я изумился. - На них или на свою родину ты
работаешь? Здесь же черным по белому написано...
     Жермен замолчала и слушала наш разговор.
     - Ты  не знаешь ихних законов, - ответил Иван. - Если ты скажешь, и это
будет  неправда,  Жермен  будет  писать  на  тебя  в  суд.  Она сделает тебе
сатисфаксьон и спрячет тебя в тюрьму.
     Я невесело усмехнулся:
     - Хорошие   перспективочки   ты   мне  сулишь,  о  Иван,  закованный  в
капиталистические  цепи.  То  сватаешь  меня  хозяином  бистро,  то в тюрьму
запрятать  грозишь. Давай, Иван, трудись. А то, что отец здесь написал, тебе
плевать, это же не твой отец.
     - А как попала визитная карта к Альфреду, ты знаешь?
     - Спроси  что-нибудь  полегче.  Альфред сам и взял ее у отца, когда тот
был убит.
     - Напрасно  ты  так  рассуждаешь,  -  желчно  произнес Иван. - А где та
карта лежала?
     - Один-ноль  в  твою  пользу,  Иван,  - льстиво признался я. - Гордись,
Шульга.  Нашел конверт на полу кабины? Ты крупный следопыт. - Николь подошла
ко  мне  и  стала  за  спиной.  Я облегченно взял ее руку. - Не тревожься за
меня, сестренка, кажется, мы обойдемся без сатисфакции.
     - Пожалуйста,  мы  от тебя ничего не скрываем, - с торжеством продолжал
Иван. - Конверт нашел Антуан. Он не будет его прятать от тебя.
     - Остается взглянуть на штемпель. Значит, ты считаешь...
     - Я  с  вами  не  ездил,  -  уязвленно  перебил  Иван. - Это Антуан так
считает. А я с ним лишь говорил, когда мы сюда ехали.
     Антуан  достал  из  пиджака  конверт.  Штемпель  в самом деле поблек от
времени,  но  разобрать  его  все  же можно было. Я вгляделся: 15 марта 1947
года.  В  какой  же  шкатулке  почти два года беспросветно таилась отцовская
записка?  И  как  стремительно  она  выскочила на свет - через два дня после
смерти Альфреда.
     Подходящую загадку задал мне Антуан.
     - Что  это  за  конверт?  -  спросила  Николь, настороженно отступая от
меня. - Ты что-то скрываешь от меня? Я должна знать.
     - Сейчас Антуан тебе все объяснит. Слушай его, Николетт.
     Жермен  уже  не хорохорилась и сидела притихнув. Она поняла: происходит
нечто серьезное, и она имеет к этому прямое отношение.
     Антуан начал. Иван великодушно переводил на своем языке:
     - Эту  карту  писал Борис, но попала она в чужой адрес. Помнишь, Антуан
говорил  на  мосту,  что у Бориса все карманы были вывернуты. Значит, кто-то
обшарил  Бориса,  когда  тот  был уже мертвый. Антуан не думает, что это был
Альфред,  карточка  два года лежала в чужих руках. Но вот Альфреда не стало,
и  через  два  дня послали карточку на его убитое имя. Конверт был послан из
Ла-Роша,  тут  и  штемпель  отеля есть. Кто же послал этот конверт? Тот, кто
шарил  отца,  владел  карточкой  и  убил  Альфреда.  Это  был  один и тот же
человек.  Он думал, что власти или друзья Альфреда начнут искать автора этой
пули, и потому хотел сделать так, чтобы не быть на следу у искателей.
     - Замести  следы он должен был, это верно, - машинально поправил я. - О
вывернутых карманах я и сам думал.
     - Кроме  того,  Антуан  говорит,  что  в  синей  тетради  написано, кто
стрелял в Альфреда первый раз, когда он ездил к Матье Ру.
     - Еще  бы.  Синяя  тетрадь молчать не будет, - я воодушевился. - Кто же
это? Я же не мог без вас прочитать тетради...
     - Надо  мне  самому  почитать,  - объявил Иван. - Пока Антуан видел там
только буквы, как это сказать?
     - Инициалы.
     - Да,  те  самые  твои  инициалы, которые ты нашел на ноже и на дереве:
"М"  и  "R".  А  потом  тот  человек  их переменил. Но Антуан думает, может,
Альфред написал хотя бы его имя.
     - Значит,  тетрадь зашифрована? Интересный винегрет, - насмешливо начал
я.  -  Какие  вы  все великие конспираторы: пароли, клички, шифр. Как я могу
работать  в  таких  условиях?  Вот они, ваши распрекрасные законы! Отряд был
предан,  а  предателя  нет.  Но ведь только три человека знали, что "кабаны"
пойдут  на мост: Альфред, отец и Жермен. Опять мы вернулись к нашим баранам.
Выходит,  если  Жермен  тут  ни при чем, они сами себя предали. Сами пошли к
немцам  и  сказали:  в среду мы нападем на мост через Амбле, встречайте нас.
Рандеву  назначаем  вам на двенадцать ноль-ноль. Так, что ли, было на мосту?
Снова ты, Иван, путаешь все мои карты. Никакого сладу с тобой нет.
     - Антуан  говорит,  -  терпеливо  ответил Иван, дав мне излиться, - что
мог быть и четвертый человек, который знал об этом.
     - Ну разумеется, Жермен ему сказала.
     - Да, он говорит, что надо спросить у Жермен.
     - Опять  она начнет увиливать. Не верю я ей. Неужто ты не видишь, Иван?
И в первый раз она увиливала. Теперь от отца отрекается. Тоже красиво.
     - Антуан  говорит  наоборот,  -  возразил  Иван.  -  Он  сказал ей, что
понимает ее мотивы.
     - Знаю я эти мотивы! Не хочет она правды - вот ее мотив.
     - Антуан все равно решил ей сказать, он ведь тоже упрямый, вроде тебя.
     - А я о чем вам два часа толкую? И до тебя дошло, наконец?
     Все  это  время Жермен напряженно слушала наш разговор. Николь тревожно
переводила  глаза  с меня на Ивана, потом опять на меня, она буквально в рот
нам  глядела.  Все ждали. Но вот Антуан взял со стола карточку и обратился к
Жермен.  Он  сказал  ей  несколько  слов.  Жермен  тут же обмякла и залилась
слезами.  Я  увидел  в  глазах  Николь  испуг  и  осуждение. Она подбежала к
матери, прильнула к ней.
     - Нет, нет! - вскричала Жермен.
     - Какой  приятный  пассаж! - я рукой махнул. - Двадцать лет спустя, или
Запоздалое раскаянье, третья серия. Что Антуан сказал ей?
     - Он только прочитал, что там было написано.
     Антуан  подошел  к  Жермен,  говоря  ей  что-то  болеутоляющее.  Жермен
всхлипывала. Николь смотрела на меня с укоризной.
     Нет,  я  не  жалел  Жермен,  она  лишь свое получила. Но все-таки я был
старшим  братом,  у  меня  появились  обязанности.  Я подошел к Николь, взял
похолодевшую ее руку.
     - Не  горюй,  сестренка.  Перед  тобой-то  я не виноват. Твоя мать ради
тебя  старалась.  И  я ради тебя. Я сам виноват, что конверт обронил. А Иван
нашел, смотри, какой счастливый сидит. Пожилой следопыт называется.
     - Этого я не буду переводить, - обиделся было Иван.
     - А мы с Николь и без тебя отлично общаемся. Правда, сестренка?
     Николь  доверчиво  пожала  мою  руку. Жермен продолжала всхлипывать, но
уже  с  передышками.  Сюзанна  вошла  в  комнату и тоже слушала, что говорит
Жермен.
     - О  чем  она?  Признает  меня  за  пасынка  и утверждает в наследстве?
Получишь первую курицу, Иван.
     - Зачем  ты смеешься? - вступился Иван. - Она сейчас очень страдает. Ей
тяжело  думать, что Борис считал ее предательницей и умер с этой мыслью, так
она  говорит.  Поэтому  она  плачет.  Он ведь не знал про Николь, она ему не
сказала,  потому что была тогда не совсем уверена. Она надеялась, что скажет
ему  в другой раз, но он больше никогда не пришел к ней. Если бы она сказала
Борису, он бы так не писал.
     - Надо  с первого раза говорить правду, мадам. Ладно, Иван, не переводи
ей.  Скажи  Николь, что отец про меня тоже не знал. Двое нас у него - и ни о
ком  он  не знал. Сиротинки мы с тобой, Николетт, - я петушился из последних
сил,  а  на  душе  кошки скребли. Если даже тетрадь зашифрована, не скоро мы
доберемся  до  правды.  Ах,  как  я  был  раздосадован.  Отец обманулся, а я
поддался  ложным подозрениям, потому что не мог не поверить отцовскому зову.
- А Жермен передай, что я виноват перед ней. Я же не учел конверт.
     Иван  перевел.  Жермен  улыбнулась сквозь слезы, а Николь повернулась и
чмокнула меня в третий раз.
     - Жермен  говорит,  что ты хороший сын и не мог поступить иначе. Но она
просит  и твоего понимания. Разве могла она предать? Невозможно сказать, как
страдала  она  от  этой  пули, которая убила Бориса, это было все равно, что
пуля  в  нее.  Она любила Бориса и не могла предать его по закону любви. Как
хорошо,  что  у  нее есть дочь от любимого. Она жалеет лишь об одном, что не
сказала тогда Борису. В этом ее большая вина.
     - А  я виноват, что было заподозрил ее. Я же не мог знать про Николь, -
так  мы  изо  всех сил великодушно винились друг перед другом. - Передай ей,
что я постараюсь быть хорошим братом для Николетт.
     - Мерси, Виктор, - ответила Жермен.
     - Она произносит тебе мерси, - трудолюбиво перевел Иван.
     - О  ля-ля!  - воодушевился Антуан. - Теперь мы можем поздравить сестру
и брата. К тому же мы проголодались.
     - Сначала все же спросим Жермен, знает ли она о четвертом человеке.
     - Это  был  Мишель,  которого  окликали  Щеголем,  - ответил Иван. - Он
знал, что "кабаны" пойдут на мост.
     - Каким же образом он узнал?
     - Он  был телохранителем Альфреда и Бориса и всегда ходил с ними. В тот
день,  когда  они  виделись  последний  раз,  Борис пришел вместе с Мишелем.
Партизаны  не  имели  такого  права,  чтобы ходить одинокими. Жермен и Борис
вели  свой  разговор на кухне, а Мишель сидел в саду. Если бы он захотел, он
мог бы все услышать через окно. И он все слышал.
     - Почему Жермен так уверенно говорит об этом?
     - Потому  что  потом  Борис  пошел  к  американскому  летчику,  который
прятался  в  Эвае.  Борис  мечтал  пробраться в Англию, чтобы бить бошей. Он
ушел  договариваться,  а  Мишель  появился  на кухне и спросил у Жермен: "Ты
пойдешь  с  нами  на  мост в среду?" И Жермен ответила: "Я в леса не хожу, я
женщина".  Она  тогда подумала, что это Борис сам сказал Мишелю про мост, но
теперь  она  уверена,  что  тот  все  пронюхал  через  окно.  После того как
"кабаны"  погибли,  она  имела  подозрение  на  предательство,  на  это даже
Альфред  намекал,  вот  почему она подумала о нем, что он такой странный. Но
что может сделать женщина? Она даже не знала, кому должна мстить...
     - Женщина может сказать правду с первого раза, - в сердцах перебил я.
     - Можно тебя переводить? - со светской улыбкой спросил Иван.
     - Не стесняйся,