гать  с места на место, приседал,
взмахивал  руками,  будто бросал гранату или стрелял из пулемета, ложился на
землю,  вскакивал,  снова перебегал. Иван повторял движения Антуана, рассказ
пошел прерывистый, сбивчивый, с перебежками и паузами.
     - Кого же нашел Антуан? Отца?
     - Антуан   нашел   двух  убитых:  Бориса  и  югослава,  которого  звали
Петровичем.  Антуан  вокруг  моста все облазил и увидел их на берегу ручья в
той  стороне,  они  лежали  недалеко  друг  от  друга. Рядом с Борисом стоял
ручной  пулемет,  он  из  него стрелял. И вот что понял Антуан. Этот югослав
Петрович  был  убит  сразу,  пуля  в  голову. А Борис был ранен в ногу, и он
остался  за  пулеметом,  чтобы спасти товарищей. Он сам уйти не мог, и тогда
он  крикнул:  "Уходите,  я  останусь  за  пулеметом  и  буду закрывать вас".
Понимаешь?  Так думает Антуан. Но вторая пуля попала ему в грудь, и тогда он
умер.  Он  погиб,  спасая товарищей. И тогда Антуан решил, наверное, кому-то
удалось  убежать от бошей. Антуан спрятал убитых и побежал в хижину. Он ждал
их  весь день, но никто не пришел, тогда он понял: они все погибли. Он пошел
к  товарищам,  чтобы  похоронить  Петровича  и  Бориса. В Ромушане у них был
знакомый  кюре, который имел симпатию до партизан, и они похоронили их ночью
в  этих  Ромушанах,  а  после  войны  Жермен  заказала  для Бориса памятник,
который  ты  видел.  А  пока  война  не  кончилась,  они  лежали просто так,
инкогнито.  После  войны  могилы  партизан  собирались  вместе, но Жермен не
разрешила трогать Бориса.
     - Значит,  Жермен  и  раньше  знала  отца?  Она  что,  связной  была  у
"кабанов"?
     - Антуан  тебе  отвечает: она сама тебе расскажет про Бориса. Пусть она
сама решит, что хочет рассказать.
     - Понятно, - сказал я, - история с романтическим уклоном.
     Многое в рассказе осталось еще неясным.
     - А на каком берегу находились партизаны? Спроси.
     - По  плану  было  так, - ответил Иван. - Четыре человека должны лежать
перед  мостом,  чтобы  кинуть  гранату  и  остановить машину. А семь человек
прячутся  под  мостом на откосах, по двум сторонам. Они выскакивают, убивают
бошей,  освобождают  тех  заключенных и убегают в лес. Это был хороший план,
так  Антуан  считает,  но  он  не  получился,  потому  что у бошей оказались
мотоциклы с пулеметами.
     - Почему  же  Антуан все-таки думал, что тут было предательство, как он
сам  вчера  говорил?  -  Здесь,  на  мосту, стоя с этими людьми, я не боялся
задать  свой  вопрос  прямо, хотя и знал заранее, что на исчерпывающий ответ
рассчитывать не приходится.
     Антуан ответил не сразу.
     - Еще  в хижине Масон говорил, что машина поедет одна, без охраны. А на
мосту  были  мотоциклы.  Почему  так  случилось?  Это подозрительный вопрос.
Дальше  он  говорит,  что  через  неделю после боя он побывал снова в хижине
"кабанов".  И  увидел,  что  в  хижине  был  чужой  человек,  все  вещи были
перевернуты.  Это  тоже кажется ему сегодня странным, хотя тогда он подумал,
что  это старый Гастон разворовал "кабанов" и взял их вещи. И еще он говорит
про карманы...
     - Про какие карманы? - удивился я.
     - Пойдем  туда,  где лежал Борис, - Иван показал рукой вниз по ручью, -
там он тебе все объяснит.
     Мы  спустились по откосу, пошли берегом ручья. Ручей извилисто бежал по
дну оврага, поэтому наш путь заметно удлинялся.
     Антуан остановился.
     - Он  говорит,  -  перевел Иван, - что тогда здесь не было таких густых
кустов. Это орех растет. И мост отсюда был хорошо виден.
     Я  с  беспокойством  следил  за  Антуаном:  вдруг  мы  не найдем? Но он
осмотрелся  и  решительно  двинулся  вверх по откосу. Орешник сделался реже.
Начался  молодой  сосняк.  Солнце  пятнами  падало  на  землю, это был южный
склон.
     Мы  разошлись  по  лесу,  не теряя друг друга из виду. Я тревожно шарил
глазами  по  земле: почерневший пень с косым срубом, высохшие сосновые лапы,
куча  хвороста, валежник, змеистые корневища, горелый ствол. Я разгреб землю
у горелого ствола. Ничего там не было.
     Я кружил вокруг да около по этой земле.
     - Иди ко мне.
     Иван стоял ниже по склону. Я поспешил к нему.
     - Смотри, что я нашел.
     Из-под  белого  камня  торчал  конец  проржавевшей  железной  ленты  от
ручного  пулемета.  Я  кинулся на землю, и горло мне перехватило. Хотелось в
голос  завыть,  но  ни  слез, ни крика во мне не было, и я принялся в слепой
ярости  молотить  кулаками  эту землю, которая не смогла, не захотела укрыть
отца,  а притянула его к себе, напилась его жаркой кровью. Земля была сухая,
твердая,  колючки  впивались  в  кожу,  но  я не чувствовал боли и продолжал
колотить эту ненавистную землю, потому что не мог сделать ничего другого.
     Они  стояли  и  смотрели, как я надрываюсь в бессильной ярости и тоске.
Иван пытался меня образумить.
     - Ладно,  Виктор,  хватит тебе, вставай. У тебя же кровь идет, вставай.
Антуан хочет что-то тебе сказать.
     На руке и впрямь выступила кровь, ладони сделалось больно.
     Я  недвижно  прижался  к земле щекой. Что было на мосту? Земля молчала.
Земля сообщала мне о своей тайне, но не раскрывала ее.
     Я  сел,  поджав  ноги.  Снова  я  был  в  лесу  и  видел,  что этот лес
прекрасен.  Скрытая  ветвями,  восторженно  кричала  сорока.  Зеленые  сосны
вздыбились  над скалой, ветви их свадебно соединились, и солнце подступало к
самым глазам, неистово ослепляя их.
     Они  продолжали  смотреть на меня. Я виновато улыбнулся Антуану, потряс
ладонями, облегчая их от боли.
     Антуан ободряюще улыбнулся.
     - Он  спрашивает,  -  сказал  Иван, - продолжать ли ему рассказ? Может,
лучше дома поговорим, когда ты успокоишься?
     - Все,  ребята,  я в полном порядке. Было и прошло, теперь порядок. - Я
вскочил и снова помотал руками.
     - Тогда  слушай  внимательно, - продолжал Иван. - Он говорит, что Борис
лежал здесь в странном виде. Антуана это сильно поразило.
     - А конкретно?
     - У него не было лица, все было обожжено, узнать невозможно.
     - Обожжено? - удивился я. - Чем? И почему Антуан так думает?
     - Он  этого  не  знает.  Обожжено  огнем - и все тут. Кроме того, Борис
лежал  на  спине,  и все карманы у него были вывернуты. Антуан хотел забрать
его  вещи,  но  в  карманах  ничего  не  оказалось.  Петрович лежал рядом, у
Петровича карманы не были вывернуты.
     - Подумаешь,  какое дело! - отмахнулся я. - Немцы вполне могли обшарить
карманы. А Петровича не заметили.
     Антуан  с  сомнением  покачал  головой, но спорить не стал. Боль в руке
еще  не совсем прошла, и на глаза временами накатывался туман. Белый камень,
возле  которого  когда-то лежал отец, то расползался зыбким пятном, то снова
становился  белым  камнем.  Я  нагнулся,  потянул  на  себя конец пулеметной
ленты,  но  земля  цепко  держала  ее.  Я  дернул  сильнее.  Земля разошлась
змеистым   швом.   Лента   оказалась   довольно  длинной,  и  вся  она  была
расстреляна.  Куда улетели те пули? Я потряс ленту, чтобы обить землю, и она
распалась  на  два куска. Антуан поднял второй кусок, обтер руками. Я смотал
ленту в клубок - вот и все мое "наследство".
     - Послушай,  Антуан,  - спросил я, - а ты сам-то каким образом в хижине
у "кабанов" оказался?
     Шульга  перевел  мой  вопрос,  и  Антуан  громко рассмеялся. Они быстро
заговорили. Я ждал.
     - Ты,  наверное,  только  сейчас  подумал,  что Антуан и есть тот самый
предатель,  -  сказал Иван и тоже засмеялся. Он говорит, что все время ждал,
когда  ты  спросишь его об этом. Он говорит, что ихний комиссар Мегрэ первым
делом  дал  бы  ему  такой  вопрос.  Наверное, ты посчитал его шпионом, ведь
Антуан знал дорогу до "кабанов" и мог показать ее бошам.
     - Вот  это  выдал  текст,  - я тоже засмеялся. - Я ж не Мегрэ. Да и сам
Мегрэ  тут  ничего  не  распознал  бы:  двадцать четыре года прошло, никаких
вещественных доказательств, только лента пулеметная, фляга да нож.
     - Какой нож? - уставился Иван.
     Я показал ему нож из хижины.
     Антуан начал говорить. Иван послушно переводил.
     - Он  говорит,  что  сначала  ты сам должен угадать, как он попал в эту
хижину.
     - Откуда  я  знаю?  Наверное,  отец  приехал  к  ним  в  Ворнемон. Дела
какие-нибудь.
     - Антуан  дает  тебе  Гран-При:  ты  угадал. У Бориса были партизанские
дела.  Тогда  Антуан  еще  ничего  не  знал  про  хижину и думал, что больше
никогда  не  увидит  Бориса.  Но  рядом  с  его  домом у леса стоит отель, и
однажды  ночью  Антуан услышал, что партизаны приехали туда на машине делать
реквизицию.  Он  побежал  к  ним, чтобы они взяли его в свой лес. И это были
"кабаны".  Борис  узнал  Антуана,  они  обнялись.  В  то время уже и у них в
Ворнемоне  был партизанский отряд, им командовал отец Антуана Эмиль Форетье.
Антуану  было  тогда  семнадцать  лет,  и  отец не брал его на саботажи и не
давал  оружие.  Антуан  был  только связным. И он хотел убежать в лес, чтобы
стать  настоящим партизаном. Но Борис тоже сказал: "Мы не можем взять тебя с
собой,  подожди,  когда  ты  еще  немного  вырастешь. А пока носи продукты и
табак  в  нашу  хижину".  Ихний  командир,  которого  прозывали  Масон  -  я
правильно   говорю:   Масон,   может,   надо  сказать  по-нашему:  каменщик?
Правильно?  Тогда Масон заупрямился и не хотел показать Антуану, где хижина.
Но  Борис  сказал:  "Мы  можем  ему  доверять,  как  себе". Они показали ему
хижину,  и Антуан ходил туда с продуктами. Тогда он и познакомился со старым
Гастоном...
     - Интересная  картинка,  -  перебил  я,  подходя  к  ближней  сосне.  -
Взгляните сюда, друзья. Вам это ни о чем не говорит?
     На  высоте человеческого роста на шершавой коре были отчетливо вырезаны
ножом две буквы, конечно же, те самые M и R.
     Антуан  присвистнул  и  принялся  бродить  вокруг  сосны, принюхиваясь.
Потрогал руками надрез и снова присвистнул.
     - Чему вы удивляетесь? - спросил Иван.
     - Те же самые инициалы, что и на ноже. Тебя это не удивляет?
     Иван  сосредоточился  и  тоже  подошел к сосне. Разрезы на коре не были
свежими,  это  было  видно невооруженным взглядом. Но кто мог это сделать? И
зачем это понадобилось?
     - Это вырезано много лет назад, - объявил Шульга.
     - Нет,  - возразил Антуан. - Буквы вырезали в начале лета, потому что в
надрезах не видно следов смолы.
     - Ты  говоришь  так,  словно  я  не  понимаю дерева, - обиделся Иван. -
Сосна слишком старая, она не обязательно должна давать сок.
     - Пари, - предложил Антуан. - На сто франков.
     - Мне  остается  лишь  надеяться,  -  сказал я, - что я буду свидетелем
того, кому достанется выигрыш.


ГЛАВА 7

     В  давние  времена  говаривали:  точность - это вежливость королей. Наш
просвещенный   век   и   тут   произвел   поправку:  точность  -  вежливость
президентов.
     Мой  президент,  само  собой,  был  сверхвежлив.  Без двух минут десять
янтарный  "пежо"  показался  на  нашем  дворе.  Рядом  с  президентом сидела
женщина.  Я  подумал,  разбежавшись,  что сама мадам президентша прибыла, но
женщина   вышла  из  машины  и  заговорила  по-русски,  да  еще  на  певучем
украинском говоре. Мы познакомились. Это была фрау Шуман.
     Президент   так  и  сверкал  белоснежной  рубашкой,  перстнем,  линзами
фотоаппарата  и  даже  синтетическим пером на шляпе личной переводчицы. Плащ
от  Бидермана,  костюм  от  Анкоза  -  доступно и достойно. И разговор у нас
пошел самый что ни на есть изысканный.
     - Сегодня  прекрасная  погода,  - говорил президент, радостно оглядывая
горизонт.
     - Совершенно  согласен  с  вами,  отличная видимость. Лучший день за то
время, что я в Бельгии.
     Президент заулыбался еще радостнее:
     - Надеюсь,  он  окажется  лучшим вашим днем не только благодаря погоде,
но и благодаря тем удовольствиям, которые нам предстоят.
     - Я полностью в вашем распоряжении, мсье президент.
     - Тогда  вперед, навстречу нашим удовольствиям, - объявил он, натягивая
замшевые перчатки.
     Я  прихватил  чемоданчик,  заветную  папку.  Сюзанна помахала нам, и мы
тронулись.
     По  просьбе президента фрау Шуман села впереди. Она, конечно, не немка;
муж  ее  был  немцем,  а  она  русская.  Они  жили  под  Одессой  на станции
Раздольная.  Никогда  не  думал,  что  в  маленькой Бельгии окажется столько
русских, каково-то им живется вдали от Родины?
     Светский разговор продолжался в машине.
     - Вы  посетили вчера могилу в Ромушане? - спросил президент. - Надеюсь,
она вам понравилась?
     - Прекрасное  надгробие,  -  отвечал я. - Жаль только, кюре на месте не
было.
     - Всем  нашим  людям  уже  дано  распоряжение  находиться  на  месте  в
воскресенье,  когда  будет проходить церемония. Тогда мы и познакомим вас со
всеми  ими.  Уход  за  партизанскими могилами - одна из почетных задач нашей
организации...
     У   меня   была   своя   задача   -  знакомиться  с  людьми,  узнавать,
восстанавливать прошлое. Поэтому я спросил о своем:
     - Не  помнит  ли  мсье  президент, говорил ли он о моем приезде Роберту
Мариенвальду?
     Так я и предполагал: президент вскинул брови.
     - Почему вы об этом спрашиваете? - ответил он вопросом.
     - Антуан ему не говорил. А он знал, что я должен приехать.
     - Наша  организация  довольно  многочисленна,  -  заметил  президент, -
весьма  возможно,  ему  сказал  кто-то другой. Многие знали о вашем приезде.
Если  желаете,  могу навести справки. Мы уже начали по вашей просьбе поиски,
и  у нас появилась некоторая надежда, что удастся найти живых свидетелей тех
далеких событий.
     - Вы имеете в виду членов группы "Кабан"? - спросил я.
     Президент   не   ответил,  сосредоточенно  обгоняя  грузовик  с  сеном.
Президент  царствовал  за  рулем  и  не  торопился.  Протащившись  следом за
туристским  автобусом,  мы,  наконец,  свернули к большому фанерному щиту на
вершине холма.
     - Не  сердитесь,  что  я  прерву  наш  разговор,  -  сказал  президент,
притормаживая.  -  Перед нами первый объект сегодняшней программы - монумент
Неизвестному  партизану.  Несколько  бельгийских  провинций оспаривали честь
поставить  такой  монумент  у  себя,  и  после долгих дебатов эта честь была
оказана  провинции  Льеж  за  ту выдающуюся роль, которую сыграл Льеж в годы
Сопротивления. Этот монумент воздвигнут также и в честь короля Альберта.
     Мы  вышли  из  машины.  Памятник  был  установлен  в глубине небольшого
парка. У входа росла березка, хорошо она тут смотрелась.
     Монумент  был лаконичен и строг: гранитная плита, поставленная на ребро
и грубо обитая с боков. Внизу - белый шлифованный камень в виде книги.
     Президент торжественно пояснил:
     - Надпись  на  этом  монументе гласит: "Во славу бельгийских партизан".
Здесь   похоронены   участники   Сопротивления,   имен  которых  не  удалось
установить.  В  те  годы партизаны должны были скрывать свои имена. Особенно
сложно  в  этом  отношении  было  бельгийцам, ведь их могли опознать свои же
сограждане   во  время  операций;  бельгийцам  приходилось  конспирироваться
особенно  тщательно.  И  многие погибли безымянными. Иногда мы не знаем даже
их  кличек.  Внизу  вы  видите белый камень, он символизирует книгу, которая
когда-нибудь   будет   написана   о   замечательных   подвигах  неизвестного
партизана.
     И  мой  белый  камень  до сих пор целомудренно чист. Только два знака и
есть на нем: M и R.
     Мы  постояли  перед  памятником  и двинулись обратно. Девочка с обручем
подбежала к президенту и обратилась к нему с вопросом:
     - О чем она говорит? - спросил я у фрау Шуман.
     - Она  спрашивает  у  господина  председателя,  на каком языке я с вами
разговаривала?
     Я опешил:
     - Как  вы  сказали:  господин  председатель?  Разве мсье де Ла Гранж не
президент?
     - Кто вам сказал, что он президент?
     - Иван  Шульга,  который переводил позавчера. Он сказал, что мсье де Ла
Гранж - президент Армии Зет.
     - Похоже,  ваш  Иван  -  не самый точный переводчик, - усмехнулась фрау
Шуман. - Председатель по-французски и есть президент. Он перевел буквально.
     Вот  это  номер!  Мой  ослепительный  президент  Поль  Батист  вовсе не
президент, а всего лишь председатель.
     - Как  же  называется  организация,  в  которой председательствует мсье
Поль Батист? - спросил я с последней надеждой.
     - Секция  ветеранов  войны, - ответила фрау Шуман. - Я иногда делаю для
них различные переводы и многих там знаю.
     Президент,  то  бишь  председатель,  ответил  девочке,  погладил  ее по
голове,  и  та  с  криком  "рюс",  "рюс" побежала к машине, а я никак не мог
прийти  в  себя.  Поль  Батист  де  Ла  Гранж  в  один  миг был низвергнут с
пьедестала.
     - Ради   бога,   фрау  Шуман,  -  попросил  я,  -  не  передавайте  наш
разговор...
     - Я скажу, что рассказывала о себе.
     А   господин   председатель,   ни   о  чем  не  догадываясь,  продолжал
разглагольствовать:
     - Теперь,  когда  вы  своими  глазами  увидели наш скромный монумент, я
повезу  вас  к  памятнику,  сделанному другой страной, а по дороге, чтобы не
терять  времени,  совершим  небольшую  экскурсию  в прошлое и перенесемся на
некоторое время в ряды бельгийского Сопротивления.
     - Вы  хотели  рассказать о живых свидетелях, - напомнил я, не давая ему
уклоняться от главного.
     - Постепенно  мы  подойдем  и  к  вашему  вопросу,  я  помню о нем. Как
известно,  Бельгия  была  оккупирована  немцами  в  1940  году.  На реке Лис
бельгийские  войска  под  командованием  своего  короля  Леопольда  Третьего
вступили  в  отчаянное  и  мужественное сражение с немецкими танками. Однако
бельгийские   патриоты  не  покорились.  Уже  в  сорок  первом  году  начали
действовать  отряды Сопротивления. С каждым годом их становилось все больше.
В  сорок  втором  году  и  в  начале  сорок  третьего в партизанских отрядах
появилось   много  русских,  которые  бежали  из  немецких  лагерей,  и  это
обстоятельство   весьма   активизировало   нашу   борьбу.   Сначала   отряды
действовали  разрозненно,  но  потом  были объединены в более крупные боевые
организации.  В  провинции  Льеж  была  развернута четвертая зона Армии Зет,
которой  командовал  полковник  Виль, я уже рассказывал вам о нем. Полковник
Виль  исчез,  мы  даже  не  знаем, жив ли он. Но подвиги особой диверсионной
группы  "Кабан"  живут  в  преданиях.  "Кабаны"  выполняли  самые  сложные и
опасные   операции.   По   приговору   Армии  Зет  они  расстреляли  четырех
предателей.  Под Новый год, когда немецкие офицеры собрались в военном клубе
недалеко  от  города Спа, "кабаны" заложили туда мину и взорвали клуб вместе
с  немцами.  При  этом партизаны предупредили бельгийцев, что будет взрыв, и
ни  один  патриот  не пострадал. В другой раз они напали на склад горючего и
подожгли несколько цистерн с бензином.
     Я  слушал  с  интересом.  К  тому же, как я улавливал из перевода, фрау
Шуман  все  время  называла  Поля  Батиста  "мсье  президент".  Все-таки  он
неплохой  мужик,  этот  де  Ла  Гранж. К "кабанам" он относится правильно. Я
произвожу  его  в  президенты, и пусть он останется таковым. Президент Армии
Зет  Поль  Батист  де Ла Гранж, член многих клубов, попечительских советов и
так далее, всеми уважаемый и неизменно единогласно избираемый президент.
     - Значит,  отыскиваются  следы и к "кабанам", - не удержался я. - Каким
образом удалось узнать об этих операциях?
     В смотровое зеркальце я видел, как Поль Батист улыбнулся.
     - Мой  молодой  друг,  я составил программу не только для вас, но и для
себя.  Я  вам  уже говорил, что наши поиски, к сожалению, осложнены, и, пока
мы  не  выясним  некоторых  подробностей,  я  затрудняюсь  сказать  что-либо
определенное.  Пока  мы  будем  выполнять  нашу сегодняшнюю программу. Перед
нами объект номер два.
     Машина  свернула  в  сторону  длинного сквера, в дальнем конце которого
высился  огромный  белый  куб.  Он п