Ванечка, переводи.
     - Она  тебе  отвечает,  -  продолжал  Иван,  -  что  ты не знаешь ихнюю
женскую  психологию.  Она бы не смогла жить с таким камнем на шее, зная, что
"кабанов"  предали.  И  постепенно  она убедила себя в том, что предателя не
было,  так  ей было спокойнее жить. В этом она готова раскрыться теперь. Она
долго  плакала после нашей встречи, а потом стала думать и придумала, что ты
ей  не  поверил.  И  еще  она  придумала,  что  ты  имеешь  право  знать про
предателя,  ведь  ты  можешь  отомстить и за нее. Но она не хотела, чтобы ты
узнал  про Николь, поэтому она так долго терзалась и думала. В последний раз
Альфред  видел  ее в положении, он был посвящен в ихний амур с Борисом. Если
вы узнаете об этом, Николь будет несчастлива, так она думала.
     - Я  знал  про  Николь,  -  с улыбкой заметил Антуан, - это хорошо, что
Жермен теперь сама говорит об этом.
     Смущенная Жермен снова взялась за платочек и принялась осушать глаза.
     - Она  просит  у  тебя  пардона,  - добросовестно переводил Иван, - она
имеет  надежду,  что ты поймешь ее, почему она села за руль и сама поехала в
Марш,  чтобы  предупредить  Альфреда  не  говорить  про  Николь,  и пусть он
расскажет  все  остальное. Ах, почему она не сказала тогда Борису про своего
инфанта? Это она так говорит, - заключил Иван, - а я только перевожу.
     - Хорошо  переводишь,  Ваня,  чистосердечно.  Эх, Антуан, ведь мы уже в
субботу могли синюю тетрадь заиметь, два дня, целых два дня...
     - Это мне переводить? - полюбопытствовал Иван на русском языке.
     - Сам  потом  Антуану  скажу.  Но  коль  Жермен сказала нам всю правду,
пусть назовет теперь предателя.
     - Она не знает, - обескураженно ответил Иван.
     - Как не знает? Разве Альфред ей не сказал?
     - Он  сделал  тонкий  намек, он сказал, что убьет этого предателя, если
узнает про него. Это было все. А дальше он смотрел на ее живот и молчал.
     - А  где  хоть был предатель: в отряде или со стороны? Скажи, Иван, что
это очень важный вопрос - вопрос всех вопросов.
     - Она  все-таки  думает на Мишеля: люди видели его после войны в горах.
Неужели ты снова не веришь ей? Она тебе удивляется.
     - Верю,  верю,  Иван,  но  я  же правду должен знать! Не до нюансов мне
теперь. На Мариенвальда, черного монаха, она не имеет подозрений?
     - Он   богатый   и   порядочный   человек.   Он  честно  сотрудничал  с
англичанами.  После  войны  он  еще  больше  разбогател. Теперь у него много
миллионов. Но он не мог знать про "кабанов".
     - А  полковник  Виль?  Он  не посвящал Жермен в свои планы относительно
банка.
     - Что ты? Это не женское дело. Об этом не знал никто.
     Я вздохнул:
     - Ну  что  же,  все  сходится.  Только предателя все не видать. Давайте
хоть поглядим на него.
     - Как же мы его увидим? - подивился Иван.
     - Счет  сравнялся, о отважный следопыт: один-один, - я горько засмеялся
и  достал  фотографию,  которую  привез Матье Ру. - Тут все "кабаны" налицо.
Сейчас  я сам определю Мишеля. Как там его окликали - Щеголь? Тогда вот этот
франт  с  пестрым  шарфом,  -  я  указал на жгучего брюнета, стоящего вторым
слева.
     Жермен покачала головой.
     - Ты показал на Милана Петровича, - отозвался Антуан.
     - Попробуем  еще  раз.  Значит,  кличка дана по контрасту. Вот он, этот
крючковатый  рохля  с  узким  лицом,  рядом  с отцом стоит. С таким носом он
никуда от нас не денется.
     - Да, это Мишель, - подтвердила Жермен.
     Отец  продолжал улыбаться, и предатель стоял рядом, положив руку на его
плечо.  Оглянись,  отец,  погаси  улыбку.  Иуда  рядом с тобой, неужто ты не
чувствуешь  дрожи  его руки, не видишь затаенное предательство в его глазах?
Но  отец  застыл  недвижно,  и  улыбка  не  сходит с лица. Таким он навсегда
останется.
     - Я  буду  искать  предателя вместе с вами, - отважно заявила Николь. -
Ведь Борис - мой отец. Пепел Клааса стучит в мое сердце.
     Я с тоской сжал ее руку.


ГЛАВА 19

     - Тут  опять  эти  закорючки,  -  лепетал  Иван,  -  я  забыл,  как  их
переводить.
     - Кавычки,  знак прямой речи, - пытаюсь втолковать ему, но он глядит на
меня  вопрошающими глазами. - Значит, отсюда начинается прямая речь. Кто там
говорит: Альфред или Виль?
     Антуан заглядывает в тетрадь.
     - Это Виль говорит. Они тогда поспорили и разошлись.
     - Ладно,  Иван.  Пусть  Антуан  забирает  тетрадь и сам читает, а потом
расскажет своими словами.
     Закуриваю.  Второй час ночи. Иван почти на каждой фразе спотыкается, но
упрямо  стоит  на  своем. Наконец на закорючках он сдается, уступает тетрадь
Антуану.
     - Перекур  с дремотой, - объявляю я. - Поговорим за жизнь. Ты не должен
переутомляться, Иван: родина ждет от тебя новых свершений.
     - Моя  Тереза  тоже плохо знает грамоту, - вздыхает Иван, - в войну она
училась  мало.  Но для Мари мы сделали хорошее образование. Мари обучалась в
свободной системе, за такую школу приходилось платить много денег.
     - Зять-то чем занимается?
     - Он  учится  фотографическому  делу. Но он еще молод. Я говорил им: не
надо  делать  детей.  Мари  познакомилась с ним на ярмарке. Клод проживает в
Льеже  и  часто оставался ночевать у нас в доме. Мы с Терезой ложились спать
в средней спальне, чтобы они не могли бегать друг к другу.
     - Проспал ты, Иван, - посмеиваюсь я.
     - Да, я проспал своего внука, пришлось вести их к кюре.
     Я  отправился  на  кухню,  чтобы сварить кофе покрепче. Выпили кофейку,
опять пообщались с Иваном.
     Наконец  Антуан  захлопнул  тетрадь  и  дал резюме. Не очень-то веселым
оказалось   оно.   Альфред   Меланже   не   выдержал   напряжения  поединка,
растянувшегося  больше чем на два года: заболел и попал в лапы к Мишелю. Тот
чисто  сработал. Еще до убийства Альфреда переменил имя и сделался П.Д. Даже
болезнью  Альфреда  сумел  он  воспользоваться: маячил перед ним и уходил. А
потом  простучала  та  очередь, прошившая ветровое стекло. Отныне Щеголь был
уверен  в  своей безнаказанности: не осталось ни одного живого свидетеля его
преступления.
     Зато  мы получили уравнение с двумя неизвестными: Мишель R. = П.Дамере,
кличка  Щеголь.  Это  и есть единственная наша ниточка, такая тонкая, что ее
даже  потянуть  боязно, того гляди оборвется. То он в Монсе, этот вездесущий
Щеголь,  то  в  Намюре,  то в Генте, ищи-свищи по всей Бельгии. Ни имени, ни
адреса,  ни знака. Альфред Меланже боялся довериться до конца даже бумаге, и
тайна  ушла  вместе  с  ним.  Правда,  можно поехать в Намюр или Монс, чтобы
попробовать  там раскопать, какой такой П.Д. покупал и продавал отели вскоре
после  войны:  в нотариальных конторах могут сохраниться записи, но это тоже
дело затяжное.
     Последняя  остается  зацепка:  "Остелла"  -  предсмертный клич Альфреда
Меланже.  Случайно  ли это вырвалось в полубредовом беспамятстве, или то был
пророческий вскрик отчаявшегося сердца?
     Утро  вечера  мудренее.  Иван  поехал домой, мы с Антуаном разошлись по
спальням.  Тот  поспал всего три часа и помчался к своей цистерне. Я встал с
неясной  головой,  побежал к роднику. Распавшиеся камни тайно поблескивали в
воде, ничто не могло потревожить их ломчатого покоя.
     Я   побежал   обратно,  хватая  с  кустов  ежевику.  Факты  нужны  мне,
достоверные  факты,  а  их  как  раз  и не было. Зато загадок сколько хочешь
надавала  синяя  тетрадь:  Лошадиная скала, дом в горах, еще один "кабан" по
кличке  Буханка  -  откуда  он взялся? И снова путается под ногами полковник
Виль  -  на  кой  черт  он  мне сдался вместе с его Веллингтон-стритом? Тени
обступают меня, сплошные тени, и с каждым разом их становится все больше.
     Как  же  все  было?  Мишель  сделал вид, будто ушел на охоту, и передал
план  операции  немцам. Но мотив, каков мотив предательства? Только он может
сцепить добытые факты, соединить распавшиеся камни.
     Бегу  по  открытой  дороге,  и дальние холмы влекут меня. Он где-то там
бродит.  Он  предал,  убил,  но  совесть  его  не  терзает,  он крепко спит,
исполнив  свой  предательский мотив, и голоса им убиенных не тревожат его по
ночам.  Живой и невредимый, преуспевающий, жуирующий, самодовольный, лгущий,
обжирающийся,  произносящий речи, попивающий "клико" - так и останется, если
я не найду его и не совершу свой суд. А я сам на бобах сижу.
     Сюзанна  домовито  распоряжалась  у очага, бросая на меня соболезнующие
взгляды.  Я  подмигнул  ей:  ничего,  Сюзи,  как-нибудь выкрутимся. Начнем с
"Остеллы" и выкрутимся.
     Для  начала  подведем  все  же  предварительные  итоги.  След на Жермен
оказался  ложным,  зато он привел меня к Николетт. Но кто же указывал мне на
этот  след?  Отец  и черный монах. Отец обманулся, черный монах - навряд ли.
Значит,  мы  имеем  и  кое-какие положительные выводы даже из ложного следа.
Синяя  тетрадь  также  отметает подозрения на Жермен. Но по-прежнему главным
остается  вопрос: находился ли предатель среди "кабанов" или надо искать его
дальше?  Тетрадь  отвечает  на  этот вопрос довольно туманно, но все же след
прощупать  можно.  И  ошибка  отца,  если  он  сам писал записку, имеет свои
основания.
     Жермен,  Матье  Ру,  Мариенвальд - все имена, начертанные было на белом
камне,  отпали.  Впрочем,  не  совсем:  черного  монаха  мы  пока подержим в
резерве.  И  новое  возникло  имя:  Мишель  R.  =  П.Д.,  пока  оно  еще  не
расшифровано.  Но  монах-то  явно  связан с этим человеком, пусть не сейчас,
так  в прошлом, иначе зачем было ему наговаривать на Жермен? Куда-то выведет
новый  след?  На "Остеллу"?.. Или он опять окажется пустым? Но нет пока иной
нити.
     Сюзанна  взяла  плетеную  корзину, спустилась в погреб. Резко прозвучал
телефонный  звонок, перебив мои разбегающиеся мысли. Я даже вздрогнул от его
внезапной тревожности - что сулит этот ранний звонок?
     Телефон  залился  снова.  Я  один  на  один с телефоном. Третий звонок.
Сейчас  на том конце провода положат трубку, и я никогда не узнаю, что хотел
сказать неуслышанный голос.
     - Это  дом  Форетье?  -  спросила по-французски женщина, я тотчас узнал
ее.
     - Бонжур,  Любовь Петровна, - отвечал я бодро, она-то никогда не узнает
о моей печали.
     - Как поживаете, Виктор? - голос ее не обещал ничего доброго.
     - Гран  мерси,  Любовь  Петровна. У нас, как говорится, полный манифик,
Антуан  на  работе,  мы только что позавтракали с Сюзанной. Жду Ивана и Луи.
Президент обещал позвонить. - Все ей доложил, пусть возрадуется.
     - А сегодняшнюю газету вы читали? - с наслаждением спросила она.
     Так  вот  оно что - еще и газета! Вариант не из худших, но и радости от
него ждать не приходится.
     - Ах,  Любовь  Петровна.  Я  так тоскую здесь без газет. Где моя родная
"Комсомолка"?  Слышали  про  такую?  Иван обещал привезти из Льежа, говорят,
там  есть  магазин,  где продаются московские газеты. А что же пишут в ваших
газетах? - поддел я ее.
     - Я  и сама-то еще не читала, - продолжала она злорадной скороговоркой.
-  Муж  позвонил с работы и сообщил: очень интересная заметка про вас. Вот я
и решила телефонировать.
     - Мерси,  Любовь Петровна, мы непременно вам сообщим, что там написано.
Может,  вы  с  Сюзанной  хотите  поговорить, она на минутку отлучилась, но я
могу позвать.
     - Я к вам, пожалуй, загляну. Буду сегодня в ваших краях.
     Я тут же подхватил:
     - Непременно  приезжайте,  Любовь  Петровна.  Мне  крайне необходим ваш
совет.  Я  имею  в  виду  барона  Мариенвальда?  Как  вы  думаете, ему можно
довериться?
     - Он вполне солидный человек. Я связана с ним контрактом.
     - Да,  да, он говорил мне. Ведь вы же и сказали ему о моем приезде?! Он
произвел на меня самое благоприятное впечатление.
     - Этот  скряга  угощал  вас!  - теперь она была удивлена бесконечно. Но
я-то  уже  не удивлялся. - Мне показалось, что он был весьма озабочен, когда
я ему сказала, что вы приезжаете к нам.
     - Ну  зачем же так, Любовь Петровна? Вы же сами сказали, что он лоялен.
Он  был  искренне  рад  встретиться  с  соотечественником. Сообщил мне массу
интересных  вещей.  Шерше  ля  фам,  -  поведал  он мне. Кстати, ведь это вы
рассказали  московскому  корреспонденту  про  Жермен?  Там,  в Ромушане, еще
весной. Наверное, он, этот фон-барон, и доложил вам про темную историю?..
     - А  про то, как он дерет с меня три шкуры, он вам не докладывал? - она
уже завелась, я только посмеивался.
     - Об  этом  речь  как-то не заходила. Приезжайте к нам, с удовольствием
вас  послушаю.  Вы ведь все тут знаете, Любовь Петровна, все темные истории.
Кто такой Щеголь - не слышали?
     - Что еще за Щеголь? Я могу показать вам свои материалы...
     Но  я  уже  не  слушал и скоро положил трубку. Не знает она про Щеголя,
слухи  только  собирает.  Вот  и про газету сообщила. Итак, газета. Нетрудно
представить,  что они там изобразили. Я прошел в гостиную и увидел газету на
телевизоре, куда Сюзанна положила ее, на развертывая.
     Газета  как  газета - ихняя, как говорит Иван, газета. На первой полосе
целуется  парочка:  фрак,  фата,  обручальные кольца - гвоздь номера. В углу
перевернувшаяся  машина - тоже не про меня. На второй полосе девица, похожая
на  Терезу,  демонстрирует  купальник,  не  она ли это? Мало ли их, похожих?
Дети купаются в бассейне, парочка в купальниках отплясывает твист...
     А  вот  моя персона... Стою на фоне церкви в Ромушане, клятвенно подняв
руку,  и  рот  раскрыт  в  той  же клятве. Рядом Луи, чуть дальше президент.
Слушают.
     И  заголовок про меня: "Ле рюс шерш ле третр". Тут и за словарем ходить
нечего,  до  гроба  не  забуду  этого слова - предатель. Ах, мадам Констант,
вечно  они вперед лезут. Русский ищет предателя да еще двести строк текста в
придачу.  Ищет русский, ищет - но только где его искать? И кто он есть, черт
возьми?
     И  опять  зазвонил  телефон.  Сюзанна уже стояла там, оставив корзину с
бутылками  и банками на погребной лестнице. Я подхватил корзину, вернулся на
кухню.
     Звонила  мадам  Жюли,  мать  Антуана,  "Журналь,  журналь",  - твердила
Сюзанна,  шаря  глазами  по комнате. Я поставил корзину, протянул ей газету.
Сюзанна  закончила  разговор,  глаза  ее жадно забегали по строчкам. Что они
там  на  меня настрочили? Просим предателя "кабанов" явиться с повинной, что
будет  учтено  при  вынесении приговора как смягчающее обстоятельство. Прием
предателей  во  Дворце Правосудия ежедневно с трех до шести. Вход свободный.
Вот и мне на собственной шкуре пришлось испытать нравы этой печати.
     - Сенсация!  -  заключила  Сюзанна,  посмотрев  виновато.  И  правильно
заключила. Нужна мне эта сенсация, коль я на бобах сижу!
     Сюзанна  снова  схватилась  за  трубку,  я  плечами пожал и принялся за
кофе.  Теперь  он  уже не смолкал, этот черный трезвонящий аппарат. Позвонил
Ру,  чтобы  узнать  результаты  вчерашней поездки к Альфреду, и ответил, что
вечером  сам  приедет.  Николь  доложила, что тоже прочла газету и спешит ко
мне.  Поздравительный  звонок  от  президента:  это  прекрасно,  что  газеты
оповестили  всех  о  вашей  клятве...  Мерси,  мсье  президент.  Оскар, брат
Антуана,  в чем-то упрекал Сюзанну, а та возражала, я уже не вникал. Я устал
от  звонков,  хотел  было  пойти на ежевичную тропу, чтобы на покое обдумать
ситуацию, как Сюзанна протянула трубку мне.
     - Мой  друг,  поздравляю  вас  с  высочайшей  королевской  милостью,  -
распинался  фон-барон  Птеродактиль.  - Отныне для вас в Бельгии открыты все
дороги.  Даже в нашем ордене не все бельгийцы удостоены такой награды. Я так
жалел,  что не мог позавчера присутствовать на церемонии, чтобы лично пожать
вашу  руку.  Но я еще не теряю надежды сделать это, разговор с вами произвел
на   меня   самое  глубокое  впечатление,  трагическая  судьба  вашего  отца
взволновала  меня.  Я  долго  думал  над  вашими  словами,  и мне кажется, я
вспомнил имя той женщины из Эвая. Ее зовут Жермен, она...
     - Вы  имеете  в  виду племянницу мадам Женевьевы? - перебил я, чтобы не
дать  ему  опомниться,  но  не  таков  был  фон-барон, реакция у него вполне
подходящая.
     - Совершенно  верно, именно благодаря незабвенной Женни, да упокоит бог
ее  душу,  я и вспомнил, как звали племянницу. Ведь она была тогда еще дитя,
такая голенастая девчонка, она безумно любила сладости.
     "Эх  ты,  поп толоконный лоб, - я уже забавлялся, слушая его, - фиговая
у  тебя реакция, куда тебе против Виктора Маслова: с животиком уже была твоя
голенастая  Жермен,  когда  ты  вез  ее  в  Эвай,  не гонялся бы ты, поп, за
дешевизной".
     - Так  вы  ее  видели?  - не выдержал он. - Она, разумеется, наговорила
вам немало любопытного? Не я ли предупреждал вас...
     - Ах,  Роберт  Эрастович,  -  я  тяжко вздохнул, чтобы он услышал. - Вы
лучше  меня  знаете  женщин. Они нас любят, и они же первыми забывают. Се ля
ви,  как  говорят  в  Париже.  Мадам  Жермен даже на церемонию не соизволила
приехать в этот день, видно, курицы бойко шли...
     - Но  вы  не пробовали, мой друг, поинтересоваться у нее подробностями,
которые  привели  к столь трагическому концу? - наставлял меня черный монах,
фон-барон  недобитый.  -  Я читал сегодняшнюю газету. Вы сказали прекрасные,
благородные слова...
     - Нет,  мсье  Мариенвальд,  -  остановил  я его излияния. - Это была не
Жермен.  То,  что вы имеете в виду, сделал человек по кличке Щеголь! - Так я
ему  выложил,  пусть он остолбенеет, услышав это слово. - Вот если бы вы мне
про Щеголя рассказали, ах, как я был бы вам признателен...
     Увы, все-таки неплохая у него реакция!
     - Щеголь,  Щеголь, - зашептал он, вспоминая. Я отчетливо представил его
глаза,  молитвенно  закатившиеся к потолку. - Щеголь... Знакомая кличка. При
каких  же  обстоятельствах  я  слышал ее? Дайте вспомнить. Ах да, это стоило
мне  голодной  весны.  Я  накупил  продуктов  на три месяца вперед, и чей-то
отряд  нагрянул  ко  мне,  чтобы произвести реквизицию. Все они, разумеется,
были  в  масках.  И  кто-то  окликнул:  "Щеголь!" Да, да, я совершенно точно
вспоминаю.  Это  был  их  командир.  И  он  крикнул: "Щеголь, принеси пустые
мешки".
     - А  Буханки  там  не было? Вы не помните? - Я послал воздушный поцелуй
Сюзанне, которая заинтересованно слушала наш разлюбезный разговор.
     - Буханка?  -  удивился  он  упавшим голосом. - Какая буханка? Это хлеб
или кличка? Но, кажется, я не помню...
     - Огромное  спасибо, Роберт Эрастович, - отвечал я с подтекстом. - Я ни
минуты  не  сомневался,  что  вы  скажете  мне всю правду. Я тоже, как и вы,
считаю,  что  предатель был в отряде. Как только мы найдем этого Щеголя, тут
же приведу его к вам для опознания, ведь, кроме вас, его никто не знает.
     Я  бросил  трубку,  не  дав  ему ответить, и прошелся колесом по кухне.
Сюзанна  с  недоумением наблюдала за мной. Я приземлился перед ней и чмокнул
в щеку. Сюзи потупила глазки.
     - Продолжаю  вызывать огонь на себя, - известил я ее. - Звоночек-то был
от  П.Д.  Виват,  Виктор  Маслов! Виват, мадам Констант! Виват, Сюзанна! Еще
одно последнее сказанье - и сойдутся белые камни.
     На  дворе  заурчала  машина.  Прибыл  Луи  Дюваль,  и  в  руках у него,
естественно, газета.
     Луи был озабочен и потрясал газетой:
     - Год  фердом?  Как  они смели? Они же его предупредили, этого бандита.
Теперь он скроется, он улетит на самолете.
     Я развел руками.
     - Сенсация,  Луи,  -  теперь  уже  я  его  утешал. - Им нужна сенсация.
Бум-бум!  А  на  истину  им наплевать. Однако и нам следует поторопиться. Мы
должны ехать в "Остеллу".
     - По  Терезе  соскучился?  -  Луи усмехнулся, принимая от Сюзанны чашку
кофе.
     Я молча раскрыл перед ним синюю тетрадь.
     - Слушай  внимательно,  Луи.  Альфред  Меланже был убит, но его тетрадь
нам  кое-что  рассказала.  И  последнее слово в этой тетради "Остелла". Тебе
это о чем-нибудь говорит?
     Луи  забыл  про  кофе,  схватил  тетрадь. Я показал ему наиболее важные
места