Не видел ли ты еще кого-нибудь  из  матросов  "Агнессы"?  -  тихо
спросил он после продолжительного молчания.
   - Видел.
   - Кого?
   - Джефферсона. Мы гостили у его  хозяина,  вождя  Ваны.  Джефферсон
сошел с ума.
   - Я так и думал! - вскричал Рутерфорд.
   - Добрый Вана очень его любит, гордится им и всем  его  показывает.
Джефферсон ничего не помнит. Он разучился даже говорить.  Я  спрашивал
его, как ему живется, не скучает ли он по родине, не  обижает  ли  его
кто-нибудь. Но в ответ он только бессмысленно мычал. Целыми  днями  он
лежит, словно бревно, на  сене  и  смотрит  вверх.  Из  оцепенения  он
выходит,  только  когда  ему  приносят  еду.  Ест   он   много   и   с
необыкновенной жадностью. Вана  кормит  его  очень  щедро,  и  он  так
растолстел, что едва пролезает в дверь хижины...
   - А не встречал ли ты Джона Смита и Томпсона? - спросил  Рутерфорд.
- Что с ними?
   - Нет, повидать их мне не удалось. Они либо убиты, либо находятся в
плену у Сегюи. Ведь Сегюи уничтожил деревни, в которых они жили.
   Женщина,  спавшая  на  сене,  открыла  глаза  и  стала  внимательно
разглядывать Рутерфорда.
   - Это моя жена, дочь Отако, - сказал белый дикарь. - Она  ни  слова
не понимает по-английски. Дети мои растут, как настоящие новозеландцы,
и ничем не отличаются от прочих  здешних  детей.  Только  кожа  у  них
немного светлее.
   - А кто ты такой? - спросил Рутерфорд.
   - Меня зовут Джемс Маури,  -  ответил  белый  дикарь.  -  Я  беглый
австралийский каторжник.
   Он пристально взглянул Рутерфорду  в  лицо,  чтобы  увидеть,  какое
впечатление произвело на него это признание.  Но  лицо  Рутерфорда  не
изменилось. Тогда беглый каторжник продолжал:
   - Я был английским ткачом. Мы работали вручную, каждый  у  себя  на
дому. Наша работа кормила нас, хотя мы  были  очень  бедные  люди.  Но
скоро купцы построили суконную  фабрику.  На  этой  фабрике  поставили
машины. Фабричное сукно стоило вдвое дешевле нашего. И никто  не  стал
покупать наше сукно. Нечего стало есть. Моя дочка  умерла  от  голода.
Тогда мы, ткачи, собрались толпой, пошли  на  фабрику  и  сломали  все
проклятые машины. Нас арестовали и отправили в Австралию на  каторжные
работы. Три года  я  носил  кандалы  и  мостил  австралийские  дороги.
Наконец мне посчастливилось бежать, и я пробрался в Порт-Джэксон.  Там
я поступил матросом на корабль. Наш корабль зашел в Новую  Зеландию  и
остановился вот здесь,  у  этих  берегов,  в  Куковом  проливе,  чтобы
набрать пресной воды и пограбить дикарей. Пока мы стояли на  якоре,  я
поссорился с одним матросом, подлым и грубым человеком.  Он  знал  мою
тайну. Рассердившись на меня, он пошел к капитану и сказал ему, что  я
беглый каторжник. Капитан заявил,  что,  вернувшись  в  Австралию,  он
отдаст меня полиции. Тогда я бежал с корабля на берег и пришел  в  эту
деревню. Отако принял меня очень ласково. Я живу здесь уже восемь лет,
и это самые счастливые годы в моей жизни. Я не уеду отсюда, даже  если
мне пообещают полное прощение. Я ненавижу Англию!
   - А как ты стал вождем, Джемс Маури?
   - Я отличился во многих боях. Отако очень любит меня. Он ничего  не
предпринимает без моего совета. Я здесь вроде первого  министра.  Веду
всю политику и всю торговлю племени, заключаю союзы,  объявляю  войны.
Впрочем, я человек миролюбивый  и  мир  предпочитаю  войне.  Благодаря
союзам, которые я заключил с нашими соседями,  Таранаки  теперь  самое
сильное племя на всем побережье Кукова пролива. И, если бы  не  Сегюи,
могущественнее нас не было бы никого на всем острове. Но против  ружей
Сегюи мы ничего поделать не можем.
   -  Скажи,  Джемс  Маури,  откуда  у  Сегюи  ружья?  -  перебил  его
Рутерфорд.
   - Их подарил ему английский король.
   - Английский король! Разве английский король был в Новой Зеландии?
   - Нет. Но Сегюи был в Англии и представлялся английскому королю.
   - Когда?
   - Он вернулся на родину всего полтора года  назад.  Неужели  ты  но
слышал об этом? Ведь ты тогда уже находился в плену.
   - Я в первый раз это слышу! - воскликнул Рутерфорд.
   - Лет шесть назад Сегюи  был  верховным  вождем  одного  маленького
племени на  восточном  побережье  нашего  острова.  Капитан  какого-то
торгового судна отвез его в Англию. Там Сегюи приняли как вельможу,  а
полтора года назад английский военный корабль  высадил  его  снова  на
берег Новой Зеландии вместе с двумя тысячами ружей.
   "Сюда приходил английский военный корабль, который мог  взять  меня
на родину, а я ничего не знал об этом!" - с горечью подумал Рутерфорд.
Но мысли своей вслух не высказал, потому что Джемс  Маури  стал  таким
новозеландским патриотом, что доверять ему планы о побеге было опасно.
Вместо этого Рутерфорд спросил:
   - А зачем английский король дал ему столько ружей?
   - Английский король заключил с Сегюи договор, что тот  покорит  всю
Новую Зеландию и подарит ее Англии. Тогда Англия получила бы еще  одну
богатую колонию, а  Сегюи  был  бы  здесь  чем-то  вроде  королевского
наместника. Вот какой ценой Сегюи достались его ружья. Но Сегюи  решил
перехитрить английского короля.  Англия  отсюда  далеко.  Он  покоряет
своими ружьями Новую Зеландию, но не для Англии, а для самого себя.
   Джемс Маури помолчал и наконец прибавил:
   - Хитер Сегюи, но в конце концов Англия перехитрит его.
   - Каким же образом? - спросил Рутерфорд.
   - Эта война целые племена  стирает  с  лица  земли.  Десятки  тысяч
новозеландских воинов уже пали в бою. Множество крепких и-пу  сожжено.
Сегюи свирепый людоед. С тех пор как он вернулся из Европы, его войско
ест почти одно только человеческое мясо. Война  отвлекает  жителей  от
охоты, от земледелия, стране грозит голод.  Еще  несколько  лет  такой
истребительной войны, и Новая Зеландия превратится  в  пустыню.  Тогда
Англия завоюет ее голыми руками.
   Рутерфорд  сосредоточенно  слушал  своего  собеседника.  Он  боялся
пропустить хотя бы одно слово. До сих пор он жил как впотьмах,  он  не
понимал, что совершается вокруг  него.  А  для  того  чтобы  правильно
поступать, чтобы действовать самому,  нужно  знать  решительно  все  о
жизни той земли, куда его забросила судьба.
   - Новая Зеландия превратится в пустыню, - продолжал Джемс Маури,  -
если мы не положим предел этому разорению. Вся северная и  центральная
часть острова в руках Сегюи. Но этим побережьем  владеем  мы.  Нас  от
Сегюи отделяют горы. Если он выступит против нас, мы  встретим  его  в
наших горах, где нам известна каждая  тропинка,  и  он  будет  разбит,
несмотря на все свои ружья. Он знает это и ждет, чтобы мы первые пошли
на него войной. Ну что ж, он дождется. Настанет время -  мы  пойдем  и
победим.
   - Когда же настанет это время?
   - Когда у нас будет немного больше ружей, чем сейчас.
   - А разве у вас сейчас есть ружья?
   - Вон гляди, - сказал  Джемс  Маури,  показывая  Рутерфорду  ружье,
висевшее на стене.
   - И ты думаешь, что одно твое ружье лучше тех двух тысяч, которые у
Сегюи! - рассмеялся Рутерфорд.
   - У нас не одно ружье, а  двести,  и  скоро  будет  еще  больше,  -
ответил Джемс Маури. - Ружья нам  привозят  китоловные  суда,  которые
останавливаются здесь, в Куковом  проливе,  чтобы  запастись  водой  и
лесом. Мы разрешаем китоловам выйти на берег, набрать  воды,  нарубить
дров и за это берем с них дань  ружьями  и  порохом.  Китоловы  охотно
соглашаются на такую  сделку.  Они  отлично  знают,  что  если  мы  не
захотим, им не удастся выйти на берег.
   - И часто вас посещают эти китоловы?
   - Примерно раз в два года. Иногда чаще, иногда реже.
   "Как хорошо, что я попал в Таранаки!" - радостно подумал Рутерфорд.
Погасшие было надежды снова вспыхнули в его сердце.


                               Ожидание

   Долго прожил Рутерфорд в  стране  Таранаки,  а  суда  китоловов  не
появлялись. Каждый день выходил  он  на  берег  и  подолгу  смотрел  в
бушующее море. Но море было пустынно. Он не видел никаких судов, кроме
новозеландских пирог. Грустный возвращался он в деревню. Но надежды не
терял и на следующее утро снова шел к морю.
   Отако и Маури ждали китоловов с таким же нетерпением,  хотя  совсем
по другим причинам. Им хотелось поскорее получить ружья и начать войну
против Сегюи.
   - Они запоздали, но они непременно явятся, - уверенно говорил Джемс
Маури, - нужно только подождать еще немного.
   Маури  очень  нравился  Рутерфорду,   и   оба   англичанина   скоро
подружились. Но Рутерфорд не признавался своему новому  другу  в  том,
что мечтает вернуться  на  родину.  Беглый  каторжник  стал  настоящим
новозеландцем, ненавидел Англию, в которой испытал столько мук, и всем
сердцем привязался к своей новой отчизне. Рассказывать ему свои  планы
о возвращении в Англию было так же опасно, как  рассказывать  их  Эмаи
или Отако.
   Рутерфорд и сам полюбил Новую Зеландию. Ему нравились  благородство
и мужество этих жестоких, нищих, невежественных людей.  Он  восхищался
их природным  умом,  их  верностью  и   дружбой.   И,   если   бы   не
отвратительный обычай людоедства, он совсем примирился бы с ними.  Еще
больше,  чем  люди,  нравилась  ему  природа  Новой  Зеландии.  Он   с
наслаждением бродил по безмолвным темным  лесам,  преследуя  одичавшую
свинью, лазил по неприступным  горным  кручам,  пил  ледяную  воду  из
стремительных речек, дышал мягким, всегда теплым воздухом.
   Но все же он  мучительно  тосковал.  По  ночам  снились  ему  улицы
больших городов,  грохот  бесчисленных  дилижансов  и  кэбов,  высокие
каменные дома, витрины и вывески магазинов,  шум  матросских  кабаков,
родная английская речь на всех перекрестках. Он просыпался и, лежа  на
земляном полу, долго стонал и охал, переворачиваясь  с  боку  на  бок.
Ведь у него в Англии остались замужние сестры, племянники,  друзья,  и
он страстно хотел их повидать.
   У обоих белых были разные планы, и они по-разному жили. Джемс Маури
изо всех сил старался как можно больше  походить  на  новозеландца.  У
него было ружье, но на охоту он ходил с копьем и долго учился  владеть
мэром. У него был  железный  топор,  но  он  предпочитал  пользоваться
каменным. Пищу он готовил только по-новозеландски, и хижина, в которой
он жил, ничем не отличалась от прочих хижин деревни.
   Рутерфорд, напротив, больше всего любил  те  европейские  предметы,
которые у него еще оставались, - топор, нож и пистолет. Владеть копьем
он так  и  не  научился  -  отправляясь  на  охоту,  он  выпрашивал  у
кого-нибудь  ружье  или  расставлял  птицам  хитроумные  силки.  Отако
подарил ему клок земли под огород, и он возделывал  ее  не  палкой,  а
самодельной деревянной сохой, в которую впрягался сам  вместо  лошади.
Жилище себе он опять построил на европейский лад - не из тростника,  а
из толстых бревен. Ему теперь нужен был  дом,  а  не  крепость,  и  он
прорубил в  стенах  настоящие  окна,  которые,  за  неимением  стекол,
закрывались деревянными ставнями.
   Кое-чему он обучил и новозеландцев. Он показал  им,  например,  как
надо плести сети. До него новозеландцы о сетях не имели  ни  малейшего
представления. Через два  года  после  его  прибытия  в  Таранаки  все
прибрежное население ловило рыбу сетями и улов увеличился в  несколько
раз.
   Первые сети были сплетены Эшу из волокон дикого  льна  по  указанию
Рутерфорда. Рутерфорд вышел на пироге в море, и, когда  вернулся,  его
пирога была полна рыбой. Тогда  все  стали  плести  сети.  Скоро  рыбы
оказалось столько, что ее не успевали  съедать  всю  и  стали  коптить
впрок. Даже собаки и свиньи досыта нажирались рыбой.
   Одной только Эшу рассказывал Рутерфорд свои мечты о возвращении  на
родину, так как знал, что она его не выдаст.
   - Мне грустно будет с тобой расставаться, Желтоголовый, -  говорила
девушка. - Я хочу, чтобы корабль твоего племени пришел сюда как  можно
позже. Но я понимаю, что жить одному среди чужого народа очень тяжело,
и мне тебя жалко. Смотри, как  тоскует  мой  отец  по  нашей  деревне,
которую уничтожил Сегюи. А ведь он находится от нее гораздо ближе, чем
ты от своей родины, и окружен друзьями.  Нет,  если  бы  мне  пришлось
навсегда покинуть этот остров и попасть к чужеземцам, которые  говорят
на чужом языке, я бы потеряла рассудок.
   "Да, некоторые от этого  теряют  рассудок",  -  подумал  Рутерфорд,
вспомнив несчастного Джефферсона.
   Эмаи по-прежнему  любил  Рутерфорда  и  не  забыл  своего  обещания
сделать его вождем. Как-то  (это  было  уже  на  второй  год  жизни  в
Таранаки) он собрал на поляне  всех  своих  воинов  -  жалкие  остатки
прежде большого племени, обитавшего в нескольких  дюжинах  многолюдных
деревень, - и сказал длинную речь, в которой восхвалял храбрость, ум и
силу Рутерфорда самыми пышными выражениями. Речь  эта  длилась  больше
часу. Окончив говорить,  он  подозвал  к  себе  Рутерфорда.  Рутерфорд
опустился перед верховным вождем на колени. Эмаи поднял его с земли  и
долго  терся  с  ним  носом.  Потом  подарил  ему   большую   циновку,
выкрашенную красной охрой, и приказал татуировать  новому  вождю  лоб.
Татуировка на лбу  -  главный  отличительный  признак  новозеландского
вождя, так как, кроме вождей, никто не имеет  права  татуировать  себе
лоб.  Рутерфорд  без  единого  вздоха  вынес   мучительную   операцию,
длившуюся больше получаса. Когда татуировка была кончена, он,  скрывая
боль, накинул себе на плечи новую циновку, украсил  голову  перьями  и
устроил пиршество для воинов Эмаи. Гости съели несколько пудов соленой
рыбы, пойманной Рутерфордом и засоленной на всякий случай про запас, и
двух свиней, подаренных ему вождями соседних деревень за  то,  что  он
научил их плести сети. Пиршество длилось всю ночь до  утра.  Утром  на
поляну явился Отако  и  в  знак  дружбы  преподнес  Рутерфорду  ружье,
несколько пригоршней пуль и несколько фунтов пороху.
   Теперь,  когда  Рутерфорд   стал   вождем,   воины   племени   Эмаи
беспрекословно ему подчинялись. Воины племени  Таранаки  относились  к
нему с почтенном. А сам он обязан был повиноваться одному только Эмаи.
И ни одно важное совещание по вопросам войны и политики по  обходилось
без него.
   А совещаться было о чем. Каждый месяц в страну Таранаки приходили с
севера голодные, усталые, покрытые ранами мужчины и  женщины,  беглецы
из разоренных деревень, жалкие остатки  могущественных  и  многолюдных
племен. Они приходили к Отако и умоляли его немедленно отправиться  со
всем своим войском на север и истребить кровожадную свору вонючего пса
- Сегюи. Чего-чего только они не обещали своему покровителю  в  случае
победы!
   И каждый раз Отако созывал к себе на совещание всех  своих  младших
вождей и всех вождей союзных племен, которые гостили в  его  деревнях.
Совещание  собиралось  обыкновенно  перед   хижиной   Отако.   Сначала
пришельцы с севера рассказывали о своих несчастьях и умоляли помочь им
отомстить. Потом все вожди сообща в течение  нескольких  часов  громко
проклинали Сегюи и предрекали ему самую ужасную смерть. Затем  съедали
свинью. Когда от свиньи оставались только кости, вставал Джемс Маури и
говорил, что скоро придет корабль белых и привезет ружья, а до тех пор
начинать войну с Сегюи - это значит идти на верную гибель. Пришельцы с
севера принимались кричать, что откладывать войну  больше  невозможно,
но Отако неизменно соглашался со своим первым министром,  и  совещание
решало ждать корабля белых.
   Но время шло, а долгожданный корабль не появлялся.
   Многие опасались, что Сегюи, который покорил уже всю северную часть
острова, сам пойдет войной на страну Таранаки. Но Джемс  Маури  считал
это маловероятным.
   - Сегюи не так глуп, - говорил он. - Ему отлично  известно,  что  у
нас в горах мы подстережем его где-нибудь в ущелье и сверху  забросаем
камнями. Нет, он ждет, чтобы мы сами пришли к  нему.  Едва  наши  горы
останутся у нас за спиной, мы со своим жалким вооружением будем  перед
ним бессильны.
   Так тянулось это утомительное ожидание неминуемой войны.


                              Перебежчик

   Однажды Отако получил ошеломляющее известие, что с севера  вошло  в
горы полчище каких-то людей, среди  которых  одних  воинов  не  меньше
тысячи человек. Судя по слухам, они были очень похожи  на  сторонников
Сегюи, так как несли множество ружей. Но вели они себя очень странно -
вместо того чтобы  громить  горные  деревушки,  они  обращались  с  их
жителями как с друзьями, всюду  поносили  Сегюи  и  громко  восхваляли
Отако. Дойдя до подножия горы Эгмонта, они  остановились  там  большим
лагерем, а вождь их пошел к Таранаки один.
   Когда он  вошел  в  хижину  верховного  вождя,  там,  кроме  Отако,
находились Эмаи, Джемс Маури и Рутерфорд. Незнакомый вождь, ни на кого
не глядя, упал перед Отако на колени. Отако молчал, ожидая, что  будет
дальше. Только огромное перо птицы моа слегка  колыхалось  у  него  на
голове. Незнакомец тоже молчал. И вдруг тишина была прервана  яростным
криком Эмаи:
   - Я знаю его. Это Тогаре, верная собака Сегюи. Я видел  его,  когда
горела моя деревня. Он стоял, глядел на пламя и громко смеялся.
   Эмаи схватил пришельца за горло и занос над ним свой мэр.
   - Остановись! - крикнул Отако. - Пусть он говорит. А убить  его  мы
всегда успеем.
   Эмаи отпустил свою жертву и, глухо ворча, сел в угол.
   - Я пришел к вам один, вожди, - заговорил Тогаре, - и вам, конечно,
нетрудно убить меня здесь. Но раньше выслушайте меня. Да, я и все  мои
воины сражались вместе с Сегюи, потому что Сегюи верховный вождь моего
племени. Да, ты прав, Эмаи, я был  твоим  врагом  и  радовался,  когда
горела твоя деревня. Но теперь я твой друг, Эмаи. Я твой друг,  потому
что у нас есть один общий враг. Этот враг - Сегюи.
   Тогаре начал говорить спокойно. Но тут он заволновался. Все слушали
его с напряженным вниманием.
   - Сегюи покорил весь наш остров, - продолжал Тогаре. - Одно  только
племя Таранаки  осталось  ему  неподвластно.  Он  опустошил  вражеские
земли, и в деревне его больше мертвых голов, чем живых. Рабы ходят  за
ним толпой - он их кормит свининой,  а  сам  ест  только  человеческое
мясо. Но он думает, что мы, вожди его племени,  тоже  обязаны  служить
ему, как рабы. Он забыл, что это нашими руками и руками  наших  воинов
он добыл все свои победы. Мы сражались за него в  боях,  а  теперь  он
отнимает у нас нашу добычу и снимает частоколы наших селений,  селений
своего собственного племени, чтобы мы, его  младшие  вожди,  не  могли
восстать против него. Он всегда был кровожаден и труслив,  но,  с  тех
пор как побывал за  морем  у  белых  людей,  стал  еще  кровожадней  и
трусливее. Я не в силах был терпеть, вожди, и я не вытерпел! -  кричал
он. - Я поднял жителей трех селений нашего племени и привел их к  вам.
У меня тысяча воинов и шестьсот ружей. Все мои воины рвутся в бой. Все
они стремятся освободить свое  племя.  Я  пришел  сюда  спросить  вас,
вожди, согласны ли вы идти вместе с нами войной против Сегюи?
   Тогаре замолчал, пристально глядя в лицо Отако.  Маури  нагнулся  к
Рутерфорду и сказал ему по-английски:
   - У нас двести ружей, у Тогаре шестьсот. Итого восемьсот.  У  Сегюи
осталось всего тысяча четыреста.
   Отако вопросительно взглянул на Джемса Маури.  Джемс  Маури  кивнул
ему головой.  Тогда  вождь  племени  Таранаки  встал  и   торжественно
произнес:
   - Мы принимаем твою дружбу, Тогаре. Завтра утром можно выступить  в
поход.
   Эмаи хмуро взглянул на своего  бывшего  врага,  но,  не  сказав  ни
слова, пошел собирать своих воинов.


                              Перед боем

   Всю ночь к селению Отако шли люди из соседних деревень.
   Частокол не мог вместить  всех,  и  они  располагались  табором  на
окрестных холмах. До утра горели  огромные  костры,  до  утра  гремели
хвастливые песни. Все радовались предстоящей воине, как празднику, все
заранее торжествовали и ликовали.  Этот  воинственный  народ  не  знал
никакого другого счастья, кроме боя.
   Во всем стане не радовался тол