му.  -  Кораблям,
вероятно, придется обходить мыс Горн поодиночке.
   Обсудив положение, капитаны назначили местом свидания остров  Пасхи
в Тихом океане.
   - Но если у  острова  Пасхи  вы  "Надежды"  не  найдете,  -  сказал
Крузенштерн, - ищите нас у острова Нукагива.  Этот  остров  совсем  не
исследован, и нам необходимо там побывать.
   Едва Крузенштерн вернулся на "Надежду", буря разбушевалась с  новой
силой. "Нева" исчезла в крутящемся  тумане  и  больше  не  появлялась.
Сквозь мрак и холод "Надежда" продолжала свой путь к югу.
   Наконец, 3 марта, увидели мыс Горн, огромную черную, голую скалу, о
которую разбивались пенистые волны - гребни их были  выше  корабельных
мачт. Осторожно, медленно "Надежда" обошла эту скалу и вышла  в  Тихий
океан.
   - Проскочили! - сказал Крузенштерн с облегчением.


                           Остров Нукагива

   Крузенштерн назначил Лисянскому встречу  возле  острова  Пасхи,  но
обстоятельства сложились так, что заходить к острову  Пасхи  оказалось
невыгодным. В южной части Тихого океана "Надежду" долго  не  оставляли
бури, сильно задержали ее и отнесли далеко на запад  от  первоначально
намеченного  курса.  Чтобы  подойти  к  острову  Пасхи,  пришлось   бы
возвращаться к востоку против сильного  встречного  ветра  и  потерять
много времени. И Крузенштерн решил идти прямо к острову Нукагива и там
ждать "Неву". Он  очень  спешил,  потому  что  задержался  в  Бразилии
дольше, чем предполагал, а осенью хотел быть уже в Японии.
   Запасы пресной  воды,  взятой  в  Дестеро,  подходили  к  концу,  и
Крузенштерн распорядился, чтобы никто  на  корабле  не  смел  выпивать
больше одной кварты в день. "Надежда" шла по  неведомой  части  Тихого
океана, где никогда еще не был ни один корабль. Днем  на  саллинге,  а
ночью на бушприте беспрестанно сидел матрос и  смотрел,  не  видно  ли
земли.
   Крузенштерн обещал вознаграждение тому, кто первый увидит землю. Но
проходили дни и ночи, а кругом ничего не было, кроме волн.
   17 апреля 1804 года перешли южный тропик. Еще через двадцать  дней,
7 мая, увидели наконец берега Нукагивы.
   Остров Нукагива, один из Маркизских островов, был  впервые  замечен
американским капитаном Ингрегэмом в 1791 году, за  тринадцать  лет  до
того, как его посетил Крузенштерн. Ингрегэм был невежественный  торгаш
и, посетив остров,  не  узнал  о  нем  почти  ничего.  А  Крузенштерну
хотелось исследовать Нукагиву.
   Остров казался густым темно-зеленым садом. В зелени разбросаны были
розовые, оранжевые, белые пятна - деревья,  покрытые  яркими  цветами.
Крузенштерн и  его  спутники  много  слыхали  о  прелести  тропических
тихоокеанских островков, но такой пышности и красоты не ожидали.
   "Надежда" шла вдоль берега, держась  от  него  на  расстоянии  трех
миль. Легкий ветерок приносил на корабль пряный и сладкий запах  леса.
Крузенштерн осматривал  берег  в  подзорную  трубу.  Он  искал  бухту,
обозначенную на карте Ингрегэма под  именем  бухты  Анны-Марии.  Среди
деревьев видел  он  крохотные,  едва  заметные  фигурки  голых  людей,
бегавших, прыгавших, размахивавших руками.
   Из-за мыса появилась  длинная  узкая  лодка.  Было  в  ней  шестеро
гребцов. Она быстро неслась к кораблю. Как  большинство  полинезийских
лодок, она имела так называемый противовес, то есть  бревно,  плывущее
рядом с нею и прикрепленное к ней палками; это бревно не давало  лодке
перевернуться. Сидевшие в лодке люди были голы, и  Крузенштерн  принял
их всех за туземцев. Он очень удивился, когда туземец, находившийся на
носу, вдруг поднял над собою развевающийся белый флаг.
   В Европе белый флаг - знак мира. Но народы других частей света, как
было известно Крузенштерну, знака этого не понимали. Не  мудрено,  что
моряки удивились, увидев белый флаг в лодке туземцев.
   Лодка подошла вплотную  к  кораблю.  Крузенштерн  приказал  бросить
конец. Человек,  державший  белый  флаг,  вскарабкался  по  канату  на
палубу.
   Голый, в одной только коротенькой юбочке, сплетенной из  травы,  он
подошел к  Крузенштерну,  низко  поклонился  и  проговорил  на  чистом
английском языке:
   - Меня зовут Робертс. Я здешний житель. К вашим услугам, капитан.
   Тут только Крузенштерн заметил, что человек этот белый. Вернее, был
когда-то белым, потому что  тропическое  солнце  обожгло  его  тело  и
покрыло темным загаром. Но все же он был  гораздо  светлее  коричневых
островитян,  сидевших  в  лодке.  Команда  "Надежды"  с   любопытством
разглядывала странного гостя.
   - Вы здешний житель? - удивленно спросил Крузенштерн. - Как  же  вы
сюда попали?
   - Буду с вами откровенен, - ответил Робертс с  поклоном.  -  Восемь
лет назад я сбежал с английского военного корабля,  проходившего  мимо
этого острова. Мой капитан много раз бил  меня  по  лицу.  После  года
службы у меня осталась только семь зубов. - Он открыл  рот  и  показал
беззубые челюсти. - Надеюсь, сэр,  вы  не  отправите  меня  обратно  в
Англию. Я могу быть вам здесь очень полезен.
   Крузенштерн, служивший в английском флоте, хорошо знал, как жестоко
обращаются на английских кораблях с  матросами.  Знал  он  также,  что
пойманного беглого матроса ждет в Англии виселица.
   - Какую же пользу вы можете нам принести? - спросил он.
   -  Большую  пользу,  -  убежденно  ответил  белый  островитянин.  -
Во-первых, я могу служить вам лоцманом и ввести ваш  корабль  в  бухту
Анны-Марии, а дело это для человека, не знающего прохода между рифами,
очень нелегкое. Во-вторых, я свободно говорю на языке здешних  жителей
и могу служить вам переводчиком. И,  в-третьих,  я  нахожусь  в  самых
близких родственных отношениях с королем. И вы понимаете, сэр, что  от
меня отчасти зависит, как вас встретят туземцы.
   Робертс сейчас же бойко  вскочил  на  капитанский  мостик  рядом  с
Крузенштерном и повел корабль меж розовых  коралловых  рифов  в  бухту
Анны-Марии. Он показывал Крузенштерну  глубокие  безопасные  места,  и
Крузенштерн видел, что без его помощи, пожалуй, трудно было бы  ввести
"Надежду" в бухту.
   Пришлось признать, что Робертс может  приносить  пользу  -  он  был
хорошим лоцманом.  Но  был  у  него  и  бросавшийся  в  глаза  крупный
недостаток - необыкновенная  болтливость.  Истосковавшись  по  родному
языку, он теперь трещал без умолку.
   - Здесь на острове живет еще один белый, - говорил ей.  -  Француз.
Тоже беглый матрос.  Негодяй,  каких  свет  не  видел.  Заклинаю  вас,
капитан, остерегайтесь этого человека. Он  непременно  явится  к  вам,
будет предлагать свои услуги. Но вы не верьте ни одному  его  слову  и
гоните в шею.
   "Робертс боится конкуренции", - подумал Крузенштерн и спросил:
   - Почему же он негодяй,  этот  француз?  Что  он  такого  негодного
сделал?
   - Он каждую минуту делает тысячи  пакостей!  -  заговорил  Робертс,
приходя в ярость. - Он хочет меня убить. Он  хочет  поссорить  меня  с
островитянами.
   - Вы с ним единственные европейцы на острове, - сказал Крузенштерн.
- Это должно было бы сблизить вас. Отчего вы с ним не помиритесь?
   - Вы не знаете, что это за человек! - возразил  Робертс.  -  Я  сам
вначале рассуждал, как вы, и много  раз  предлагал  ему  мириться.  Но
разве можно жить с ним в мире, если он все время норовит тебя зарезать
исподтишка!
   "Надежда" благополучно прошла между рифами и стала на якорь посреди
бухты. Мгновенно с берега к  кораблю  вплавь  кинулось  несколько  сот
островитян.
   Они чувствовали себя в воде свободно, как на  суше,  разговаривали,
плескались, двигались с необыкновенной быстротой и легкостью.  Никогда
еще русским морякам не приходилось видеть таких отличных пловцов.  Они
тащили к кораблю на продажу кокосовые орехи, плоды хлебного  дерева  и
бананы. Даже с тяжелым грузом они плавали как рыбы.
   - А нельзя ли здесь купить свиней? - спросил Крузенштерн Робертса.
   Команда "Надежды" много месяцев питалась одной солониной и  мечтала
о свежем мясе.
   - Свиней тут мало, и  островитяне  ими  очень  дорожат,  -  ответил
Робертс. - Боюсь, что они вам их продавать не станут.
   Крузенштерн  поручил  вести  торговлю  с  островитянами  лейтенанту
Ромбергу и доктору Эспенбергу.  Они  показали  островитянам  несколько
железных топоров. Островитяне в воде подняли радостный крик,  потрясая
над головами кокосовыми орехами и бананами.  Но  Робертс,  по  просьбе
доктора Эспенберга, объяснил им, что топоры они могут получить в обмен
на свиней, а за фрукты им будут давать  обломки  железных  обручей  от
старых бочек. Обручам они тоже обрадовались и  охотно  давали  за  них
фрукты. Эспенберг и Ромберг спускали  им  с  палубы  куски  железа  на
канатах. Островитяне отвязывали железо и привязывали  к  канатам  свои
товары. Торговали они вполне честно.
   Подобно людям каменного  века,  они  изготовляли  все  свои  орудия
только из камня, из дерева, из кости. Добывать металлы они не умели  и
поэтому железом  дорожили  чрезвычайно.  "За  кусок  обруча,  -  пишет
Крузенштерн, - давали они обыкновенно по пяти кокосов или по три и  по
четыре плода хлебного дерева. Они ценили такой железный  кусок  весьма
дорого... Малым куском железного обруча любовались они,  как  дети,  и
изъявляли  свою  радость  громким  смехом.  Выменявший   такой   кусок
показывал его другим, около корабля плавающим, с торжествующим  видом,
гордясь приобретенною драгоценностью.  Чрезмерная  радость  их  служит
ясным доказательством, что они мало еще имели случаев к получению сего
высоко ценимого ими металла".
   Торговля продолжалась  уже  несколько  часов,  а  свиней  никто  не
привозил.
   Крузенштерн убедился, что Робертс был прав: свежим мясом  запастись
в Нукагиве было очень трудно.
   В четыре часа дня от берега отошла большая лодка, полная мужчин,  и
поплыла к "Надежде".
   - Кто это? - спросил Крузенштерн у Робертса.
   Русские видели, что  лодок  у  островитян  очень  мало  и  что  они
предпочитали двигаться по морю  вплавь.  От  берега  до  корабля  было
совсем недалеко, и любой островитянин мог переплыть это расстояние без
всякого труда. Крузенштерн удивился, увидев островитян,  которые  ради
такого короткого путешествия сели в лодку.
   - Это едет к вам король Тапега, - сказал Робертс.
   Едва лодка подошла к кораблю, спустили трап.  Тапега  взобрался  на
палубу вместе со свитой.
   Ему было лет сорок пять. Он носил такую же  юбочку,  как  остальные
островитяне,  но  все  его  тело  и  лицо  были  покрыты  татуировкой,
изображавшей листья, странных птиц и гроздья  бананов.  На  вельможах,
сопровождавших его, тоже были узоры, но не такие пышные и густые.
   Крузенштерн повел короля и его приближенных к себе в каюту. В каюте
они держали себя важно и  чинно.  Крузенштерн  подарил  королю  нож  и
двадцать аршин красной материи. Тапега сейчас же обмотал свое туловище
материей, как катушку обматывают ниткой.
   В капитанской каюте было большое зеркало, висевшее  на  стене.  Это
зеркало поразило и восхитило островитян.  После  нескольких  неудачных
попыток влезть в него они стали заглядывать в щель  между  зеркалом  и
стеной,  стараясь  разглядеть,  что  там  находится.   Король   Тапега
обрадовался своему отражению в зеркале и с  наслаждением  рассматривал
себя, подымая ноги, руки, приседая, строя рожи. Крузенштерн  с  трудом
оторвал его от этого занятия.
   "Портрет жены моей, написанный масляными красками, обратил особенно
на себя их внимание, - пишет Крузенштерн. -  Долгое  время  занимались
они оным, изъявляя разными  знаками  свое  удивление  и  удовольствие.
Кудрявые волосы, которые, вероятно,  почитали  они  великою  красотою,
нравились каждому столько, что всякий на них указывал".
   В соседней каюте висела  клетка,  где  жили  попугаи,  купленные  в
Бразилии. Эти попугаи понравились им  еще  больше,  чем  зеркало.  Они
никогда не видели таких пестрых красивых птиц. Особенно понравились им
красные загнутые, словно  крючки,  клювы.  Король  произнес  несколько
слов, обращаясь к Робертсу.
   - Тапега просит вас подарить ему одного попугая, - сказал  Робертс.
- Но я, сэр, не советую дарить ему. Он любит выпрашивать.
   - Пусть берет, - сказал Крузенштерн. - Но спросите его  раньше,  не
собирается ли он съесть этого попугая. Я дам ему птицу  только  с  тем
условием, что он будет о ней заботиться.
   Но король есть попугая не собирался.  Напротив,  он  стал  подробно
расспрашивать, чем его надо кормить, и по всему  было  видно,  что  он
хочет его  сохранить.  Крузенштерн  подарил  ему  маленького  попугая.
Тапега взял его в руки с величайшей осторожностью.
   Когда снова вышли на палубу, Крузенштерн  показал  королю  пушки  и
спросил через Робертса, знает ли король, что это такое.
   - Знаю, - ответил король. - Это гром, который разрушает деревни.
   "Здешним  жителям,  по-видимому,  пришлось  уже  испытать  на  себе
действие этого грома", - подумал Крузенштерн.
   - Этот гром не принесет тебе никакого вреда, Тапега,  -  сказал  он
королю, - если твои люди не будут обижать нас.
   - Мои люди никогда не обижают  чужестранцев,  -  ответил  король  с
достоинством, - но бывает так, что чужестранцы обижают моих людей.
   Крузенштерн отвел Робертса в сторону и спросил его:
   - Откуда у них такие сведения о пушках?
   - Лет пять назад сюда заходил один английский  корабль,  -  ответил
Робертс. - Он остановился у противоположного берега  острова.  Капитан
этого корабля хотел, чтобы островитяне доставляли ему провизию  даром.
И, конечно, ничего не получил.  Тогда  он  послал  своих  матросов  на
остров отбирать  бананы  и  свиней.  Но  островитяне  побили  матросов
камнями и заставили их  вернуться  на  корабль.  Капитан,  обозленный,
велел палить из всех пушек и уничтожил две деревни. Островитяне хорошо
запомнили канонаду - горы дрожали даже на этой стороне острова.
   Стало темнеть. Король начал собираться  домой.  Крузенштерн  обещал
завтра приехать к нему в гости. Они расстались дружески.


                          В гостях у короля

   На  другой  день,  рано  утром,  к  кораблю  подошла  лодка.   Двое
островитян привезли Крузенштерну в подарок от Тапеги  большую  свинью.
Свинья,  связанная,  была  втащена  с  помощью  канатов   на   палубу.
Наконец-то Крузенштерн мог накормить свою команду  свежим  мясом!  Это
была первая свинья, которую удалось достать на  Нукагиве.  Он  отлично
понимал  ценность  королевского  подарка   -   ведь   островитяне   не
соглашались менять своих свиней даже на железные топоры.
   Через час Крузенштерн поехал на берег, чтобы отдать  королю  визит.
Заодно он хотел поискать речку, где можно было  бы  запастись  пресной
водой.
   Всем хотелось ехать вместе с капитаном. Каждый мечтал  погулять  по
твердой земле. Крузенштерн собирался  сначала  взять  с  собой  только
посла Резанова, двух лейтенантов и шестерых вооруженных  матросов  под
начальством, поручика Федора Толстого для охраны, но, увидев, как были
огорчены остальные, он решил захватить с собой еще человек пятнадцать.
   - Как вы думаете, Робертс, - спросил он англичанина, который теперь
не отходил от него, - не опасно ли оставлять корабль под защитой такой
маленькой команды? Ведь почти все едут на берег...
   Вокруг корабля по-прежнему барахталось в воде множество туземцев.
   - А вы объявите корабль табу, - посоветовал Робертс, - и  никто  не
посмеет коснуться корабля.
   Крузенштерн  слышал  о   действии   на   полинезийцев   -   жителей
тихоокеанских  островов  -  таинственного  слова   "табу".   Об   этом
рассказано у многих путешественников. Табу можно было наложить на все,
что угодно: на жилище, пищу, оружие, человека. Ни один островитянин не
решался  даже  близко  подходить  к  предмету,  заколдованному  словом
"табу". Это суеверие помогало жрецам  властвовать  над  народом.  Одно
смущало Крузенштерна: может  ли  он  объявить  табу,  если  это  право
предоставлено только жрецам?
   - Вы  выше,  чем  жрец:  вы  святой,  -  объяснил  ему  Робертс.  -
Островитяне твердо  уверены,  что  корабли  белых  приходят  к  ним  с
облаков, где живут боги.
   Табу над "Надеждой" было объявлено так: Крузенштерн вышел на палубу
с рупором  под  мышкой  и  замахал  рукой,  чтобы  привлечь   внимание
плававших в бухте людей. Когда они все оглянулись на него,  он  поднес
рупор ко рту и трижды громко проревел замогильным голосом:
   - Табу! Табу! Табу!
   И указал рукой на свой корабль.
   А  чтобы  "табу"  было  крепче,  он,  по  совету  Робертса,   велел
выстрелить из пушки холостым зарядом.
   Островитяне очень перепугались, и  Крузенштерн  даже  пожалел,  что
послушался совета Робертса. Они все бросились к берегу.
   Впрочем, испуг их был непродолжителен, и  бухта  снова  наполнилась
плавающими. Но к кораблю они больше в тот день не подплывали.
   Отправлявшиеся в гости к королю отошли от корабля на двух  шлюпках.
Командование "Надеждой" на время своего отсутствия Крузенштерн передал
Ратманову. Ратманов  сам  мечтал  посетить  остров,  но  ему  пришлось
остаться.
   На берегу моряков встретила толпа в несколько тысяч человек.  Стало
немного жутко. Но  островитяне  встретили  русских  моряков  весело  и
дружелюбно. Приходилось страдать только от их чрезмерного любопытства:
каждый островитянин старался не только осмотреть моряка поближе, но  и
потрогать.
   Крузенштерн искал глазами в толпе короля. Но Тапега  не  пришел  на
берег встречать гостей.
   - Он встретит вас у дверей своего дома, - объяснил Робертс. - Здесь
такой обычай.
   Вместо  себя  король  прислал  высокого,  красивого  островитянина,
который  подошел  к  Крузенштерну  и  заявил,  что  он  будет  служить
чужестранцам  проводником.  Это  был  важный  вельможа  -  королевский
огнезажигатель.  Жители  Нукагивы,  чтобы  добыть  огонь,  терли  одну
палочку о другую. Никакого другого способа  они  не  знали.  Зажигание
огня - тяжелая, ответственная работа, требовавшая большого  умения.  И
вельможа, зажигавший огонь в  королевской  хижине,  был  очень  важным
человеком.
   Крузенштерн прежде всего хотел найти  место,  где  можно  наполнить
бочки пресной водой. Оставив у  вытащенных  на  берег  шлюпок  четырех
вооруженных  матросов  и  приказав  им  не  заводить  никаких  ссор  с
туземцами, он  попросил  Робертса  отвести  его  к  речке.  Робертс  и
королевский огнезажигатель повели маленький отряд по  узкой  Тропинке,
вокруг  которой  росла  трава  в  человеческий  рост.   Необыкновенная
пышность   растительности   на   Нукагиве   поражала   русских.   Лес,
переплетенный лианами, казался непроходимым. Путников  опьянял  пряный
запах цветов и гниющих плодов.
   Наконец моряки, сопровождаемые огромной  шумной  толпой  любопытных
островитян, не отстававших от них ни на шаг, подошли к  устью  светлой
маленькой речки. Набирать воду  здесь  было  удобно  и  просто:  речка
впадала в ту самую бухту, где стоял корабль.  Чтобы  не  терять  даром
времени, Крузенштерн попросил отвести себя сейчас же к королю.
   Минут  через  двадцать  они  увидели  несколько  десятков   круглых
тростниковых хижин без окон, с маленькими дверцами,  войти  в  которые
можно было только низко согнувшись. У околицы гостей встретил  статный
седой старик с  перевязанным  глазом.  Это  был  дядя  короля  Тапеги,
прославленный воин, потерявший глаз в бою с воинами соседнего племени.
Он повел Крузенштерна и его спутников через деревню к жилищу короля.
   Хижина Тапеги ничем не отличалась от  остальных  жилищ  деревни.  У
дверей  прибывших  встретил  наконец  сам  король.  Он  ввел  в   свой
тростниковый  дворец  Крузенштерна,  Резанова,  Головачева,  Ромберга,
Эспенберга и Робертса. Остальные русские и все островитяне  принуждены
были остаться на дворе: русские потому, что  дворец  не  мог  всех  их
вместить, а островитяне потому, что  королевское  жилище  для  простых
людей было табу.
   В  хижине  короля  на  циновках  сидела  вся   королевская   семья,
состоявшая главным образом  из  женщин.  Королева  и  ее  дочери,  уже
в