воткнул
копье каменным наконечником в землю и произнес речь. Пока он  говорил,
никто из гавайцев не раскрывал рта, не двигался с места. А говорил  он
не меньше получаса. Лаперуз из его речи, конечно, ничего не понял.
   Кончив говорить, гаваец снял с себя мантию и, поклонившись, передал
ее Лаперузу.
   Толпа восторженно закричала.
   Лаперуз догадался, что ему оказана высокая честь. Он не хотел  быть
неблагодарным. Сняв свою шпагу, он прицепил ее к поясу гавайца.
   Воду Лаперуз пошел отыскивать сам, взяв с  собой  шестерых  солдат.
Капитан де Лангль и другие офицеры остались  возле  шлюпок.  Местность
вокруг бухты безлесная,  открытая,  и,  если  с  Лаперузом  что-нибудь
случится, ему всегда можно будет помочь.
   Но с Лаперузом ничего не случилось. Пройдя  мимо  деревушки,  возле
которой бегали дети и хрюкали свиньи, он нашел  глубокий  колодец,  на
дне которого было немного вонючей солоноватой воды. Этой грязной мутью
пользовалось все население бухты.  Брать  такую  воду  на  корабль  не
стоило, потому что она  была  нисколько  не  лучше  той,  которая  еще
хранилась в трюме.
   Невдалеке от колодца начинался склон высокой горы.  За  этой  горой
находится цветущая страна, где шумят  потоки.  Но  переход  через  эту
крутую каменистую гору займет пять или шесть  часов.  А  воды  с  того
берега без лошадей не дотащишь никак.
   - Нам здесь делать больше нечего, - сказал Лаперуз. - Мы сегодня же
уедем отсюда. До Америки нам придется пить несвежую воду.
   Погуляв по берегу часа два, Лаперуз вернулся на корабль.
   Вечером фрегаты вышли в море.


                               Мельник

   Экспедиция была обеспечена провизией чуть ли не на целый год. Трюмы
загромождали мешки с чилийской пшеницей, а за перегородками на палубах
визжали гавайские  свиньи.  Но  экипаж  страдал  от  недостатка  воды.
Несколько сот свиней выпивали столько воды, что бочки с пресной  водой
стали быстро пустеть. Людям воду выдавали по порциям. И вода эта пахла
болотом.
   С хлебом дело обстояло еще хуже. Обходя мыс Горн, Лаперуз  заметил,
что в холодном климате мука очень быстро покрывается плесенью. Поэтому
в Чили он вместо муки купил несколько тонн пшеничного  зерна,  которое
портится гораздо медленнее.  Он  полагал,  что  очень  нетрудно  будет
толочь это зерно в ступке. Но оказалось, что для того, чтобы  натолочь
муки на всю команду, нужно громыхать ступкой с утра до вечера, и  мука
получалась скверная. Хлеб выходил липкий, тяжелый, плохо  пропеченный.
Недоеденный хлеб приходилось отдавать тем же свиньям, и матросы начали
роптать.
   - Свиней поят и кормят, а человек сиди голодный и не смей попросить
вторую кружку воды!
   Тогда Лаперуз распорядился зарезать свиней.
   Свиные туши разрубили на части, посолили и сложили в трюме.  Вместо
свежего мяса матросы теперь получали солонину, но зато могли пить воды
сколько угодно.
   Хлебные затруднения тоже были скоро разрешены. Но  разрешил  их  не
Лаперуз, а простой матрос с "Астролябии" по имени Жак.
   Этот Жак был самый незаметный и самый  скромный  из  всех  матросов
"Астролябии". Деревенский парень, впервые попавший на корабль, потешал
моряков своей неуклюжестью. Матросы считали  его  дураком,  издевались
над ним. Ему постоянно давали самую грязную и неприятную  работу,  где
требовалась не сообразительность, а только сила.
   Недели через две после отбытия с Гавайских островов этот самый Жак,
увидев на палубе капитана де Лангля, подошел к  нему.  Де  Лангль,  не
привыкший к тому, чтобы с ним заговаривали простые  матросы,  нахмурил
брови. Но у Жака  было  такое  простодушное  и  доверчивое  лицо,  что
капитан не мог рассердиться.
   - Что тебе надо? - спросил он его.
   - Дома я работал на мельнице... - начал Жак.
   - Да, я вижу, что ты не моряк, а мельник, - перебил его де Лангль.
   Матросы,  столпившиеся  вокруг,  засмеялись.  "Мельниками"   моряки
называют неуклюжих растяп, которые в первый раз выходят в  море  и  не
знают морского дела.
   - Да, я мельник, - серьезно и даже гордо ответил  Жак.  -  Я  хотел
купить мельницу, но у меня не хватило денег, и вот мне пришлось уйти в
море на заработки. У вас здесь не умеют молоть муку. Где  это  видано,
чтобы зерно толкли в ступке? Если хотите,  чтобы  у  вас  был  хороший
хлеб, я вам построю мельницу...
   - Где же ты построишь мельницу? - спросил де Лангль. - На волнах?
   Матросы хохотали.
   - Нет, на палубе, - невозмутимо ответил Жак.
   Но, к удивлению всех, де Лангль не смеялся.
   - Как же ты построишь мельницу?
   - На кухне есть два больших точильных камня. Из них выйдут  хорошие
жернова. А крылья можно сделать из досок.
   Де  Лангль  задумался.  Да,   довольно   забавный   будет   вид   у
"Астролябии", гордости  французского  военного  флота,  с  мельничными
крыльями на палубе! Будь они в Бресте или в Марселе, де Лангль умер бы
со  стыда,  если  бы  ему  пришлось  командовать  фрегатом   с   таким
украшением. Но здесь их не увидит  никто,  кроме  туземцев...  А  ведь
хороший хлеб так нужен!
   - Строй, - сказал де Лангль.
   И  Жак  принялся  строить.  К  вечеру  под  фок-мачтой  завертелись
мельничные крылья, а на другой день матросы получили к ужину прекрасно
выпеченные булки.
   - Ура! - кричала команда "Астролябии". - Качать Жака, качать!
   И Жак полетел вверх.
   На специально присланной шлюпке его, гордого и счастливого, отвезли
на "Компас", чтобы он и там выстроил такую же мельницу.


                            Среди бурунов

   Дул  сильный  попутный  ветер.  Корабли  быстро   шли   на   север.
Тропический зной остался позади. Небо покрылось тучами. Несмотря на то
что стоял июнь, Лаперузу пришлось раздать матросам шерстяные фуфайки.
   23 июня с "Компаса" заметили снежную вершину горы Ильи.  Гора  Ильи
находится в Северной Америке,  недалеко  от  Аляски.  До  Лаперуза  ее
видели всего два мореплавателя - русский капитан Беринг  и  англичанин
Джемс Кук. Эта гора так высока, что  заметить  ее  можно  с  огромного
расстояния. Лаперузу пришлось плыть еще  двое  суток,  прежде  чем  он
увидел берег.
   Берег был скалистый, поросший густым  сосновым  лесом.  Море  перед
берегом было так мелко, что  со  дна  торчали  утесы,  вокруг  которых
ревели и пенились  буруны.  Подойти  к  берегу  невозможно  -  корабли
налетят на мель. Пришлось остановиться в двух милях от береговых скал.
Нужно было во что бы то ни стало найти хорошую гавань.
   Но это оказалось не легким делом. Хотя до  берега  было  всего  две
мили, моряки очень смутно различали его  очертания.  Берег  был  скрыт
туманом. Над туманом возвышалась только снежная вершина горы Ильи.
   Корабли медленно пошли вдоль берега. Лаперузу пришло в голову,  что
шлюпка могла бы подойти к берегу  гораздо  ближе,  чем  корабль.  Быть
может, с шлюпки  удастся  заметить  какой-нибудь  залив,  какую-нибудь
бухту. И решено было спустить шлюпку.
   Шлюпкой командовал лейтенант Д'Экюр. Д'Экюру тоже не удалось близко
подойти к берегу, потому что  бушующие  буруны  преградили  ему  путь.
Попади шлюпка в такой бурун - и ее мигом разобьет в щепки о камни.  Но
все же берег был виден с шлюпки гораздо яснее, чем  с  корабля.  Берег
подымался крутой, скалистый. Гавани здесь не было. А между тем  гавань
была необходима. Нужно было отдохнуть и запастись  водой,  прежде  чем
начать поиски пролива, соединяющего океаны.
   И семь суток корабли  Лаперуза  медленно  ползли  вдоль  берега  на
север. А между кораблями и берегом шныряла шлюпка, с  которой  следили
за каждым мыском, за каждым изгибом береговых скал.  Лейтенант  д'Экюр
еще в  морской  школе  прославился  своей  храбростью.  Эта  репутация
осталась за ним и впоследствии. Он заставлял свою шлюпку проходить так
близко от ревущих бурунов и водоворотов, что даже привыкшие  ко  всему
гребцы-матросы бледнели от страха. Но д'Экюр смеялся над их  трусостью
и нарочно подводил шлюпку к самому краю клокочущей пены. Брызги летели
ему в лицо. С  раннего  утра  стоял  он  на  носу  шлюпки,  пристально
вглядываясь в туманные очертания  берега,  и  возвращался  на  корабль
только в сумерки.
   - Гавани нет! - спокойно  докладывал  он  Лаперузу,  обедал  и  шел
спать, чтобы назавтра снова весь день шнырять вдоль берегов.
   Но 2 июля д'Экюр вернулся на "Компас" гораздо раньше обыкновенного.
До сумерек оставалось еще несколько часов, когда он поднялся по  трапу
на борт и вошел в каюту капитана.
   - Гавань найдена, - сказал он, сверкая в  лицо  Лаперузу  задорными
глазами. - Здесь море входит в глубь материка. Это либо бухта либо...
   - Либо что?
   - Либо пролив, соединяющий Тихий океан с Атлантическим.
   - Странно, -  сказал  Лаперуз.  -  Все  это  побережье  исследовано
капитаном Куком. В описании его путешествий говорится,  что  здесь  он
нашел совершенно ровный берег, без всяких бухт.
   Перед ним  на  столе  лежала  карта  западного  побережья  Северной
Америки, составленная капитаном Куком.  Берег,  перед  которым  сейчас
находились корабли капитана Лаперуза, был обозначен на карте прямым  и
ровным, без малейшей впадины.
   - Капитан Кук либо не заметил этой бухты, - сказал д'Экюр,  -  либо
нарочно не обозначил ее на карте.
   "Что, если д'Экюр прав? - подумал Лаперуз. - Что,  если  эта  бухта
выведет нас в Атлантический океан?"
   Он резко спросил д'Экюра:
   - А могут корабли войти в бухту? Вы уверены, что мель не  преградит
нам дорогу?
   - Почти уверен,  капитан.  Полоса  бурунов  перед  входом  в  бухту
прерывается.  Следовательно,  там   глубокое   место.   Этот   проход,
разделяющий две мели, не слишком широк, но все  же  оба  наши  фрегата
свободно поместятся в нем.
   - Измерьте точно ширину и глубину прохода между мелями, -  приказал
Лаперуз.
   Для измерения входа в  бухту  были  отправлены  две  шлюпки.  Одной
командовал лейтенант д'Экюр, другой - лейтенант Бутэн.
   Вместе с Бутэном поохал и географ Бернизе, чтобы составить карту, с
помощью которой легче будет войти в бухту.
   Бутэн по возрасту был старше д'Экюра, но  д'Экюр  числился  старшим
лейтенантом, а Бутэн младшим. Произошло это  оттого,  что  д'Экюр  был
дворянином, имел связи при дворе,  окончил  аристократическую  морскую
школу, а Бутэн дослужился  до  лейтенанта  с  самых  малых  должностей
благодаря своим личным достоинствам.
   Загремели уключины, и обе лодки быстро понеслись к  узкому  проходу
между белыми гребнями бурунов.
   Через час д'Экюр и Бутэн вернулись на палубу.
   - Более удобного прохода не бывает, - доложил  капитану  д'Экюр.  -
Войти в бухту проще и безопаснее, чем в Брестский порт.
   - Вы забываете течение, господин д'Экюр, -  перебил  его  Бутэн.  -
Течение будет относить корабли назад, в  море.  А  ветер  падает.  При
слабом ветре нелегко сладить с течением.
   - Оставьте, - сказал д'Экюр. - Течение почти  незаметно.  Смешно  о
нем говорить.
   Бутэн покачал головой, но не стал спорить.
   Решено было немедленно идти в бухту. Дали знать капитану де Ланглю,
и оба корабля гуськом вошли в проход между  мелями.  Проход  был  ясно
виден. В нем была темная, глубокая вода. А по бокам клокотала  зеленая
пена, из воды торчали каменные глыбы. Мелкие места были так  отчетливо
оделены от глубоких, что, казалось, даже ребенок  мог  провести  здесь
корабль.
   Нужно было торопиться, потому что через час начнет  темнеть.  Вслед
за "Компасом", в нескольких саженях от него, шла  "Астролябия".  Ветер
падал с минуты на минуту, паруса, еще недавно туго надутые, поникли.
   - Если ветра не будет, - сказал Лаперуз, - мы на всю ночь застрянем
в этом проклятом горле.
   Но скоро его стало тревожить другое. Он вызвал д'Экюра.
   - Неужели вы не знали, лейтенант, - сказал он ему, - что корабли не
в состоянии идти против такого могучего течения при слабом ветре?  Нас
относит, мы почти не движемся вперед. Если ветер исчезнет совсем,  нас
либо вынесет назад, в открытое море, либо разобьет о подводные  камни.
Неужели вы не заметили течения?
   Д'Экюр смутился.
   - Право, капитан, я не понимаю, что произошло.  Когда  я  находился
здесь, течения почти не было. Лейтенант Бутэн  говорил  мне  что-то  о
течении, но оно было так слабо...
   Лаперуз задумался.
   - Сейчас время отлива, - сказал он. - Вода из бухты уходит в  море.
А так как путь ей преграждает мель, она вся устремилась нам  навстречу
через этот проход. Вы были здесь два часа назад.  Тогда  отлив  только
начинался, и течение было слабое. Теперь оно будет все усиливаться.
   Фрегаты  вошли  в  самое  узкое  место  прохода.  Паруса  судорожно
захлопали в последний раз и поникли - ветер исчез. "Компас" на секунду
застыл на мосте и стал медленно пятиться кормой. Мало-помалу  движение
становилось все быстрее. С исчезновением  ветра  перестал  действовать
руль. Лаперуз опасался, что "Компас" налетит на  "Астролябию".  Но,  к
счастью, "Астролябию"  тоже  понесло  назад.  Едва  оба  корабля  были
вынесены из прохода в открытое море, как снова подул ветер.
   Но о новой попытке войти в бухту нечего  было  и  думать  -  начало
быстро темнеть, а в темноте не отличишь глубоких вод от мелких.
   Всю ночь провели корабли под парусами в открытом море.  Прошло  уже
десять суток с тех  пор,  как  путешественники  впервые  увидели  этот
берег. Десять суток видели они лужайки, где  можно  отдохнуть,  ручьи,
где можно набрать свежей воды, хорошие места для охоты, и все это было
для них недосягаемо! За эти десять суток экипаж обоих кораблей выбился
из сил. Вблизи берега  управление  кораблем  гораздо  труднее,  чем  в
открытом море, потому что нельзя идти прямо, все  время  нужно  менять
курс.  А  частая  перемена   курса   заставляла   матросов   постоянно
передвигать паруса. В течение десяти суток люди не успевали выспаться,
не успевали поесть. Вонючую питьевую воду опять выдавали по порциям.
   И на следующее утро, едва рассвело, Лаперуз снова попытался войти в
бухту.
   Утром начался прилив. У входа в бухту на этот раз их ждет  попутное
течение. И Лаперуз снова направил свои корабли к узкому коридору между
бурунами.
   Теперь не течение мешало ему, а ветер. Ветер дул с  берега.  Против
ветра управлять кораблем  очень  трудно,  и  фрегаты  долго  не  могли
попасть в узкое горло прохода.
   Наконец они  вошли  -  впереди  "Компас",  позади  "Астролябия".  И
течение подхватило их.
   Сначала они двигались медленно, потому что ветер толкал их  обратно
в море. Лаперуз приказал опустить паруса, и корабли потащило в  бухту.
Проход становился уже, течение сильнее. Они уже неслись, как вихрь, но
извилистой темной дорожке. В нескольких метрах от них со  дна  торчали
камни, возле которых  клокотали  пенистые  водовороты.  Об  управлении
судами нечего было и  думать.  "Компас"  летел  вперед,  вертясь,  как
волчок. "Астролябию" тащило боком.
   И вдруг перед ними из воды вырос утес, преградив им дорогу.  Моряки
закричали от ужаса. Остановиться было невозможно. Утес едва  подымался
над поверхностью моря, и волны  свободно  переплескивались  через  его
вершину. Не мудрено, что д'Экюр и Бутэн, побывавшие на шлюпках  только
в самом начале прохода, не могли заметить такой низкий утес.
   Гибель казалась неизбежной. Но возле самого утеса  течение  сделало
крутой поворот. Повинуясь  течению,  "Компас"  обогнул  роковой  утес,
поцарапав о его шершавую  спину  обшивку  левого  борта.  Как  молния,
пролетел он по серебряной  гладкой  поверхности  просторной  бухты  и,
круто завернув, остановился невдалеке от лесистого берега.
   "Астролябия" проделала тот же самый маневр, в том  же  самом  месте
обогнула утес, потом, качаясь,  пританцовывая,  пронеслась  через  всю
бухту и остановилась рядом с "Компасом".
   В первую минуту никто не мог опомниться от  счастья.  У  многих  на
глазах были слезы.  Но  правде  сказать,  все  они  считали  себя  уже
погибшими во время головокружительного  полета  по  извилистой,  узкой
дорожке между подводными глыбами.
   Лаперуз приказал опустить якоря.


                               В бухте

   Из-за вершин исполинских сосен то там, то  здесь  вырывались  клубы
дыма. Берег был населен.
   Жителей пришлось дожидаться недолго. Легкие длинные лодки понеслись
к кораблям.  Бухта  наполнилась  гулом   голосов.   Индейцы   кричали,
размахивали руками, пели.  Французов  они  нисколько  не  боялись.  Не
спрашивая разрешения, они со всех сторон лезли на корабль, и скоро  на
палубе "Компаса" их  набралось  человек  восемьдесят.  Многие  из  них
явились с женами.
   Женщины очень заботились о своей наружности. У каждой  нижняя  губа
была проколота насквозь, и в отверстии торчала  деревянная  ложка.  От
этого украшения рты их были выпячены вперед вершка на два.  Лица  свои
они мазали известью, глиной и салом.
   Мужчины тоже были изрядные франты. Всюду, где только можно - в уши,
в нос, - они вставляли птичьи перья. Без жалости  протыкали  они  себе
кожу, чтобы всунуть в отверстие перо.
   И мужчины и женщины были одеты в тюленьи шкуры.
   Индейцы явились вовсе не из пустого любопытства.  Их  нисколько  не
интересовали ни белые, ни корабли. Они приехали торговать. Оружия  они
не привезли с собой никакого, и намерения у них безусловно были  самые
мирные.  Но  кражу  они,  как  и  жители  острова  Пасхи,  не  считали
враждебным поступком. С самым миролюбивым видом вытаскивали они гвозди
из палубных досок и, приветливо улыбаясь, залезали в карманы матросов.
   - Что  с  ними  делать?  -  восклицал  Лаперуз,  разглядывая  своих
непрошеных гостей, спокойно расположившихся на палубе.
   Лаперуз чувствовал себя как в западне. В эту бухту не только трудно
проникнуть - выйти из нее, пожалуй, будет еще труднее. А  леса  вокруг
бухты полны  индейцев,  которые,  если  им  не  угодишь,  могут,  чего
доброго, завладеть фрегатами.
   И  Лаперуз  решил  завязать  с  индейцами   дружественные   деловые
отношения. Он объяснил им, что приехал в их страну для торговли.
   Индейцам это очень понравилось. Они  навезли  на  корабль множество
тюленьих и медвежьих шкур, груды свежей рыбы. В уплату  они  требовали
только  железа.  Нет,  им  не  нужны  ни  бусы,  ни  цветные   тряпки,
приводившие в такой восторг жителей острова Пасхи. Они  люди  деловые,
практические, практичнее даже гавайцев,  им  подавай  гвозди,  топоры,
ножи,  железные  обручи.  Сами  добывать  железо  они  не  умели.  Они
изготовляли свои орудия  из  камня  и  кости.  Тем  более  ценили  они
железные  предметы  -  за  десяток  гвоздей  охотно  отдавали  большую
котиковую шкуру.
   В воровстве они были не так разборчивы. Крали они  решительно  все,
что попадало под руку. Сорвет какой-нибудь ловкач  веревку  с  палубы,
прыгнет в воду и исчезнет. А  предложи  ему  такую  самую  веревку  за
маленькую рыбку  -  ни  за  что  не  продаст.  Они  разбили  стекла  в
капитанской каюте и растащили их по осколкам.
   Корабли  нуждались  в  небольшой  починке.  Особенно  поистрепались
паруса - в них зияли дыры, которые необходимо было зашить.  Произвести
эту работу на корабле очень трудно, а свозить паруса на берег  Лаперуз
не решался: индейцы там все растащат.
   К счастью, посреди бухты  находился  маленький  лесистый  островок.
Возле него было настолько глубоко, что  корабли  могли  подойти  почти
вплотную.  На  этот-то  островок,  находившийся  под   защитой   обоих
фрегатов, Лаперуз свез свои паруса.
   На островке был прохладный ключ с  прекрасной  свежей  водой.  Этой
водой наполнили опустевшие за время плавания бочки. В какие-нибудь три
дня моряки воздвигли около ключа обсерваторию,  кузницу  и  мастерскую
для починки парусов.
   Обсерваторией назывался простой дощатый сарай с отверстием в  крыше
для телескопа. Астроном Дажеле перенес в сарай телескоп и проводил там
все ночи.
   Впрочем,  одну  ночь  он  все  же  провел  на  корабле.  Небо  было
пасмурное,  облачное.  Он  решил,  что   оставаться   в   обсерватории
бессмысленно,  и  уехал  на  "Компас".  Все  сооружения  француз