много  огнестрельного  оружия,   а
доставать его они могли бы  только  у  американцев,  и  американцы  за
грошовые старые ружья скупили бы все меха  здешнего  края.  Третья  их
цель - самая подлая, истребить индейцев. Там, у  себя,  в  Соединенных
Штатах, они индейцев  уже  почти  истребили  и  продолжают  истреблять
остатки. Здесь они хотели бы истребить индейцев нашими руками...
   - Ну что ж, -  сказал  Лисянский,  помолчав,  -  выходит,  что  они
добьются всех трех своих целей. Наша война с индейцами неизбежна.
   - Вы так думаете? - спросил Баранов.
   - А вы разве думаете не так? - удивился Лисянский.
   - Нет, не так, - сказал Баранов твердо. - Война не неизбежна, и  мы
должны сделать все, чтобы избежать ее.
   - Что же сделать? Уйти и оставить им Архангельскую крепость?
   - Ну нет! Если мы уйдем, они подумают, что мы  слабы.  А  если  они
подумают, что мы слабы, война будет  действительно  неизбежна.  Прежде
всего мы  должны  доказать  ситкинским  индейцам,  что  мы  сильны,  и
доказать так, чтобы в этом никаких сомнений не  оставалось.  Затем  мы
должны доказать им, что все племена побережья  стоят  за  нас.  Ну,  в
этом-то уже и сейчас сомневаться невозможно. Кого только  нет  в  моем
войске! И ведь все пришли добровольно. Не думайте,  что  я  и  вправду
полагаюсь на их помощь в бою. Они отважны и действительно хорошо к нам
относятся,  но  они  незнакомы  ни  с  какой  дисциплиной,  и  все  их
бесчисленные тайоны беспрестанно ссорятся между собой. Нет,  в  бою  я
полагаюсь  на  своих  русских  промышленников  и  на  ваших  матросов,
капитан-лейтенант. А их я привел сюда, чтобы главный ситкинский  тайон
Котлеан увидел, что в борьбе против нас он одинок, что племена  Аляски
и островов не сочувствуют ему и не  поддержат  его.  И  самое  важное,
чтобы это  увидели  его  покровители  американцы,  которые,  поверьте,
внимательно следят за всем, что здесь происходит.
   - Ну, это я знаю! - сказал  Лисянский,  вспомнив  корабль  О'Кейна,
который он встретил сначала в гавани Святого Павла, а потом  здесь,  в
Ситкинском заливе.
   - После того как будет доказано, что мы сильны, мы им докажем,  что
мы хотим мира, - продолжал Баранов. - Мы докажем,  что  месть  нам  не
нужна, и это будет самая  главная  наша  победа.  Сила  Котлеана,  его
влияние внутри своего племени основаны на  общем  страхе  перед  нашей
местью. Все племя его верит,  что  мы  собираемся  не  щадить  никого,
истребить их всех до единого или, по крайней мере, изгнать из страны и
присвоить все их угодья. Они давно уже поняли, что  сделали  глупость,
напав  на  нашу  крепость,  но  собираются  сражаться   до   последней
возможности, так как думают, что у них нет  никакого  другого  выхода.
Они давно уже поняли, что американцы надули их и не окажут им  никакой
настоящей помощи, и все-таки  они  держатся  американцев,  потому  что
считают, что им не на что больше надеяться. И, когда мы, доказав  свою
силу, докажем, что не собираемся истреблять их, ни тайон  Котлеан,  ни
американцы не смогут заставить их продолжать войну.
   Баранов замолк, внимательно посмотрел Лисянскому в лицо и спросил:
   - Вы согласны со мной?
   Лисянский с уважением смотрел на Баранова.  Этот  бывший  приказчик
купца  Шелехова,  человек  с  северным  крестьянским   говорком,   был
прирожденным государственным деятелем, какого не сыщешь  в  Петербурге
при дворе императора Александра.
   - Согласен совершенно, - ответил Лисянский.
   - Ну, за дело! - сказал Баранов.


                             Война и мир

   За дело пора было приниматься уже  хотя  бы  потому,  что  ситкинцы
первыми начали боевые действия.  Они  подстерегали  в  лесу  индейцев,
сопровождавших Баранова, и, если тех было немного,  нападали  на  них.
Они обстреливали из-за кустов  байдары,  проходившие  мимо  берега,  и
убивали сидевших в них кадьякцев. Ежедневно то там, то  сям  возникало
по нескольку стычек. Сами по себе  эти  стычки  большого  значения  не
имели.  Это  была  со  стороны  ситкинцев  только  проба  сил,  только
подготовка. Они, несомненно, готовились к большому нападению.
   - Ну нет, - сказал Баранов Лисянскому, - мы их нападения  ждать  не
будем. Мы нападем первыми!
   От захваченных в лесу пленных было известно,  что  армия  ситкинцев
состоит из восьмисот мужчин, подчиненных разным  тайонам.  Большинство
воинов вооружено ружьями, остальные - луками и копьями. Есть у  них  и
несколько пушек. В сущности, по числу людей и по количеству вооружения
силы обеих сторон были почти равными.
   Обдумывая план предстоящего нападения, Баранов и  Лисянский  прежде
всего должны были решить, где нападать, в каком именно месте атаковать
врага.  Казалось,   естественнее   всего   было   попытаться   вернуть
Архангельскую крепость. Но по донесениям разведчиков получалось, что в
этом  нет  никакого   смысла.   Архангельской   крепости   больше   не
существовало,  осталось  только  место,  где  она  прежде  находилась.
Деревянные стены ее были сожжены, земляные насыпи срыты.  Ситкинцев  в
ней не было,  и  они  безусловно  вовсе  не  собирались  ее  защищать.
Следовательно, захват ее обгорелых развалин не принес бы ровно никаких
выгод.
   Врага нужно было разбить там, где были  сосредоточены  его  главные
силы. А главные силы ситкинцев безусловно находились в большом, хорошо
укрепленном селении за мысом. Правда, разведчики доносили, что  дальше
по побережью ситкинцы недавно построили  новую  крепость.  Но  Баранов
считал, что свое селение  они  будут  защищать  гораздо  упорнее,  чем
крепость, и потому решено было нанести удар по селению.
   28 сентября флот Баранова снялся с  места  и  двинулся  в  путь  по
заливу.   Среди   сотен   байдар   и   лодок    возвышались    корабли
Российско-Американской компании "Александр",  "Екатерина"  и  "Ермак".
Баранов шел на "Ермаке". "Нева", двигавшаяся вместе  со  всем  флотом,
казалась исполином среди карликов. Как назло, ветра почти не  было,  и
движение совершалось крайне медленно. Временами ветер пропадал совсем,
и тогда гребные боты брали корабли на буксир и  тащили  их  за  собой.
Весь день ушел на то, чтобы пересечь залив и обогнуть  мыс.  Только  к
десяти часам вечера, когда  уж  совсем  стемнело,  корабли  и  байдары
остановились против берега, где расположено было селение.
   Высаживаться на берег было уже поздно. Ночь  провели  на  воде.  До
рассвета из селения доносилось странное тягучее завывание. Это  шаманы
колдовством призывали духов на помощь своему племени.
   Наконец встало солнце и озарило сосновые леса, снежные вершины  гор
и обнесенное деревянным палисадом селение на холме у воды.  Лисянского
удивила тишина этого утра. В селении все было неподвижно. Да что  они,
спят там или умерли?
   - Они ушли, - донесли кадьякцы,  подходившие  к  самому  берегу  на
своих легких байдарках. - Там никого нет.
   Лисянский не сразу поверил этому  известию.  Он  послал  лейтенанта
Арбузова посмотреть. Арбузов прошел на боте  вдоль  берега  от  одного
конца селения до другого. В селении никого не осталось.
   Баранов приехал к Лисянскому посоветоваться. События развивались не
совсем так, как они рассчитывали, - неприятель на этот  раз  уклонился
от боя.
   - Ну что ж, займем селение, - предложил Баранов.
   И Лисянский с ним согласился.
   Опасаясь засады, он приказал  сделать  несколько  залпов  из  пушек
"Невы" по зарослям кустарника, окружавшим селение. Пушки грянули, но в
зарослях никто  не  обнаружился.  Байдары,  пироги,  боты  пристали  к
берегу, и в селение вступила вся разноплеменная рать.
   Бревенчатые  хижины  индейцев,  или,  как  их   называли   русские,
бараборы, лепились по склону холма. Баранов поднялся на вершину  холма
и водрузил там флаг на высоком шесте. На берег перевезли шесть пушек и
установили их так, чтобы они могли служить защитой и со стороны леса и
со стороны моря. Баранов решил,  что  именно  здесь  будет  находиться
новая русская крепость,  которую  он  построит  взамен  сожженной.  Он
придумал  ей  и  название  -  Новоархангельская.  В  честь   основания
Новоархангельской крепости ровно  в  полдень  был  дан  залп  из  всех
орудий.
   В  бараборах  обнаружили  несколько  стариков  и  старух,   которых
ситкинцы, уходя, не пожелали взять с собой. Старики прятались  и  были
уверены, что их немедленно  предадут  смерти.  Лисянский  приказал  их
успокоить, обласкать  и  накормить.  Поев,  они  повеселели  и  охотно
отвечали на вопросы, которые Лисянский и Баранов задавали им с помощью
переводчиков.
   По их словам, ситкинцы ночью долго спорили,  защищать  ли  им  свое
селение  или  не  защищать.  Более  воинственные   тайоны   советовали
защищать, а более миролюбивые считали, что селение  нужно  оставить  и
уйти в недавно построенную крепость, в  которой  обороняться  удобнее,
чем в селении.
   - Если бы тайон Котлеан был здесь, - сказал  один  из  стариков,  -
взяли бы верх те, которые считали, что нужно защищать селение, но  так
как тайона Котлеана не было, победило мнение тех,  которые  предлагали
уйти в крепость.
   - А где же тайон Котлеан? - спросил Баранов.
   - Уехал.
   - Давно?
   - Дней пять назад.
   - Куда же он поехал?
   - Он отправился на пироге в бухту, где  стоит  сейчас  американский
корабль. До этой бухты два дня пути.  Он  повез  американцам  бобровые
шкуры, чтобы получить от них побольше пороха.
   Справедливость всего, что сказал старик,  подтвердилась  в  тот  же
день. Из-за лесистого островка посреди залива вынырнула длинная пирога
с десятью гребцами. На корме ее  сидел  тайон,  голова  которого  была
пышно  украшена  орлиными  перьями.  Пирога,  видимо,  направлялась  к
селению. Но, выскочив из-за острова, сидевшие в ней  внезапно  увидели
стоявший перед селением флот. Пирога круто повернула и на всех  веслах
понеслась обратно за островок.
   Но было уже поздно. И  пирогу  и  сидевшего  в  ней  тайона  успели
заметить на берегу.
   - Котлеан! Там тайон Котлеан!  -  закричали  индейцы,  входившие  в
войско Баранова.
   За пирогой погнался многовесельный бот под  начальством  лейтенанта
Арбузова. Желая обогнать  своих  преследователей,  сидевшие  в  пироге
несколько раз выстрелили по боту из ружей, но промахнулись.  Тогда  по
приказанию Лисянского заговорили орудия  "Невы".  Лисянский  вовсе  не
рассчитывал на попадание, он только хотел ядрами своих пушек задержать
пирогу, заставить ее изменить курс. Но  неожиданно  одно  ядро  попало
прямо в пирогу.
   Раздался оглушительный взрыв, от которого вздрогнул весь воздух над
заливом. Все заволокло черным дымом.
   В пироге был порох, порох взорвался, и взрыв уничтожил пирогу.
   Когда дым рассеялся, бот Арбузова на месте взрыва подобрал шестерых
раненых и оглушенных индейцев. Котлеана между ними не было.
   Взрыв, вероятно, не задел тайона Котлеана, сидевшего  на  корме,  в
самом конце. Оказавшись в воде, он поплыл, несмотря на то что  вода  в
эти последние дни сентября была уже  очень  холодна.  Плавал  он,  как
рыба, и матросы с бота Арбузова заметили его только  тогда,  когда  он
был уже возле  лесистого  берега.  Они  послали  ему  вслед  несколько
выстрелов, но он вылез  на  берег,  скрылся  за  соснами  и,  конечно,
благополучно добрался до крепости, за стенами  которой  пряталось  все
его племя.
   Баранов очень огорчился, что не удалось захватить Котлеана.
   - Если бы Котлеан попался в  наши  руки,  -  говорил  он,  -  война
кончилась бы сразу и без всякого кровопролития.
   1 октября  флот  Баранова  и  "Нева"  медленно  двинулись  к  новой
крепости ситкинцев, стоявшей на том же берегу залива в полутора  милях
от селения.
   "Ситкинская   крепость,   -   пишет   Лисянский,   -   представляла
неправильный треугольник, большая сторона которого простиралась  вдоль
моря на 35 сажен. Стена состояла из толстых бревен наподобие палисада,
внизу были положены мачтовые деревья внутри в два,  а  снаружи  в  три
ряда, между которыми стояли толстые  бревна  длиной  около  10  футов,
наклоненные на внешнюю сторону. Вверху они связывались другими  такими
же толстыми  бревнами,  а  внизу  поддерживались  подпорками.  К  морю
выходили одни ворота и две амбразуры, а к лесу - двое ворот".
   Тридцать пять сажен - всего только шестьдесят пять  метров.  Такова
была самая длинная стена крепости. Из этого видно, как  невелика  была
вся крепость и как тесно было восьми сотням воинов, укрывшимся  в  ней
вместе с женами и детьми.
   Приближавшийся флот крепость встретила отчаянной пальбой из  пушек.
Пушек было всего две, и пушкари оказались такими неискусными, что  все
ядра падали в воду, не принося никакого вреда.
   Ни Баранову, ни Лисянскому не нужна была эта крепость ситкинцев,  и
они были бы рады, если бы дело повернулось как-нибудь  так,  чтобы  ее
можно было не брать. Но они понимали, что,  если  крепость  не  взять,
война будет продолжаться до бесконечности.  Решено  было  начать,  как
водится, с осады, а там попытаться вступить с противником в переговоры
и, доказав  ему  безнадежность  его  положения,   добиться   мира   на
справедливых и обоюдно выгодных условиях.
   Лейтенант Арбузов с небольшим отрядом матросов "Невы" высадился  на
берег и засел против левых ворот крепости. В его распоряжении было две
пушки. Кроме того, в помощь ему было  придано  сотни  две  индейцев  и
кадьякцев под начальством своих тайонов. У правых ворот крепости засел
сам Баранов, командуя отрядом русских промышленников. У него было  три
пушки и еще больше индейцев и кадьякцев. Так как при всем  том  в  его
отряде не было ни одного настоящего военного человека,  Лисянский  дал
ему в помощники лейтенанта Повалишина.  Третьи  ворота,  выходившие  в
сторону моря, сторожил флот.  Ситкинцы  оказались  запертыми  в  своей
крепости.
   Осада встревожила ситкинцев  необычайно.  В  первый  же  вечер  они
произвели вылазку - с яростью и отвагой отчаяния. Размахивая копьями и
топорами, они ринулись разом из двух ворот - и в сторону Арбузова и  в
сторону Баранова. Вылазка эта была поддержана бешеным  ружейным  огнем
со стен крепости. М тем не менее она легко была бы отражена,  если  бы
индейцы, союзники русских, не побежали.
   Оказалось, что при всей своей воинственности они не умеют сражаться
стойко.
   Видя, что индейцы бегут, кадьякцы побежали тоже.  Русские  остались
одни. Весь удар они приняли на себя. Они не  могли  отступить,  потому
что не в силах были без помощи  индейцев  тащить  свои  пушки.  И  они
мужественно стояли до конца возле своих пушек, чтобы не бросить  их  и
не отдать врагу.
   Это упорство русских матросов и промышленников решило все дело.
   Ситкинцы,  несмотря  на  свое  громадное  численное  превосходство,
наткнувшись на упорное сопротивление, отхлынули как раз в  ту  минуту,
когда еще одно усилие могло, казалось,  принести  им  победу.  Арбузов
послал им несколько ядер вдогонку. К этому времени союзные  индейцы  и
кадьякцы успели опомниться. Выскочив из леса, они устремились в атаку.
Ситкинцы едва успели вбежать в крепость и запереть за собой ворота.
   Эта вылазка оказалась последним сражением всей воины. Обе стороны в
этом сражении понесли тяжелые потери. Два матроса с "Невы" были убиты,
третий вскоре скончался от ран. Почти все  участвовавшие  в  бою  были
ранены, в том числе Повалишин и Баранов.
   Раненный в руку, Бараков потерял  много  крови  и  вынужден  был  в
течение нескольких дней лежать на койке у себя в каюте на "Ермаке",  и
Лисянскому пришлось одному продолжать начатое Барановым дело и принять
на себя командование всей его многочисленной армией.
   Потери ситкинцев убитыми и ранеными были еще больше. Перед воротами
долго валялись трупы их раскрашенных воинов с перьями на  головах.  Но
главная их беда заключалась в том,  что  во  время  этой  вылазки  они
истратили весь свой запас пороха. Тот порох, который  Котлеан  вез  от
американцев, погиб, и это сделало их положение безнадежным. У них было
восемьсот ружей и две пушки, но стрелять они больше не могли.
   Им  оставалось  только  одно  -  начать  переговоры.  И  переговоры
начались.
   Тянулись они целых семь дней и продолжались почти непрерывно днем и
ночью. Никогда еще в  жизни  Лисянского  не  было  такой  утомительной
недели.  Начались  переговоры  с  помощью  одной  кадьякской  женщины,
которую ситкинцы захватили  в  плен,  а  потом  отпустили,  чтобы  она
рассказала  Лисянскому  об  их  намерении  заключить  мир.   Потом   к
Лисянскому на "Неву" стали приезжать тайоны из крепости,  по  два,  по
три человека. Лисянский принимал их самым  ласковым  образом,  угощал,
одаривал топорами и бусами, они проводили на "Неве"  по  многу  часов,
возвращались в крепость, взамен них другие тайоны приезжали на "Неву",
а дело почти не двигалось с места.
   Лисянский ставил только одно условие - покинуть крепость. Он  давал
ситкинцам клятвенное обещание больше их не преследовать и разрешить им
жить, где они пожелают. Приезжавшие тайоны один за другим  соглашались
на это условие. И все-таки дело почему-то не двигалось вперед.
   Причин этому было много. Во-первых, в крепости не было  ни  единого
мнения, ни единой власти. Одни тайоны хотели немедленного мира, другие
старались  оттянуть  мир  насколько  возможно.  Послы  племени  давали
обещания, но племя от этих обещаний отказывалось. Партия непримиримых,
группировавшаяся вокруг тайона Котлеана, редела с каждым днем,  однако
все еще оказывала сильное влияние на настроение в крепости.
   Во-вторых, и это самое главное, осажденные  видели  в  предложениях
Лисянского только обман, только коварство. Они не верили, что  русские
не собираются их истребить, - они ведь сами истребили гарнизон русской
крепости! И убедить их в своем миролюбии Лисянский был не в силах. Они
не сомневались, что он уговаривает их выйти  из  крепости  только  для
того, чтобы удобнее было напасть на них и убить с женами и детьми.
   Надо сказать,  что  Лисянский,  обещая  ситкинцам,  что,  выйдя  из
крепости, они будут в полной безопасности,  иногда  сам  сомневался  в
возможности выполнить свое обещание.  Дело  в  том,  что  пришедшие  с
Барановым индейцы тоже были убеждены,  что  Лисянский  лукавит,  и  не
сомневались, что ситкинцы будут отданы им на уничтожение. Они ликовали
заранее, потому что ненавидели тайона  Котлеана, много раз пытавшегося
поработить  все  побережье,  и  радовались,  что   племя   его   будет
истреблено. Неподалеку от крепости они  нашли  тайник  -  нечто  вроде
огромного погреба, - в котором ситкинцы  хранили  вяленую  рыбу.  Рыбы
этой было так много, что ею нагрузили сто пятьдесят байдар.  Ситкинцы,
увидев со стен своей крепости, что запасы их обнаружены и расхищаются,
подняли полный отчаяния вой.  Напрасно  Лисянский  уговаривал  союзных
тайонов вернуть в тайник хотя бы  часть  рыбы  -  индейцы  и  кадьякцы
считали эту рыбу своей законной добычей и сразу же поделили  ее  между
собой. И Лисянского все больше тревожила мысль,  что  удержать  их  от
нападения на осажденных, после того как те выйдут из  крепости,  будет
трудно.
   А время шло, и  осажденным  все  яснее  становилось,  что  покинуть
крепость им придется. В крепости уже нечего было есть. 6 октября послы
племени, прибыв на "Неву", окончательно  приняли  условия  Лисянского.
Договорились так: ночью все племя в один голос трижды  прокричит:  "У!
У! У!" - в подтверждение того, что условия Лисянского  приняты  всеми.
Затем они раскроют ворота, выходящие к морю,  сядут  в  свои  лодки  и
покинут крепость.
   Лисянский особенно настаивал на  том,  чтобы  осажденные  вышли  из
крепости через ворота, обращенные к морю. Это дало бы ему  возможность
защитить их с помощью пушек "Невы", если бы на них попытались напасть.
   Ночью на "Неве" действительно услышали трижды прогремевший рев:
   - У! У! У!
   Условия  были  приняты  всеми.  Команда  "Невы"  ответила  на   это
троекратным "ура", настолько громким, что  его  безусловно  слышал