ься, если по привычке она назовет его Колей.
   Вспомнив о том, как  Миша  однажды  пробрал  ее  за  это,  Лена  невольно
взглянула на люстру. В тот раз она собиралась ее вытирать, но помешал приход
Каратыгина.
   Так и есть. Люстра до сих пор перемазана краской.
   Не долго думая, Лена передвинула стол, поставила на него стул и, захватив
тряпку, проворно забралась наверх. Колпак люстры большой, и для того,  чтобы
вытереть внутри, нужно  его  снять.  Сумеет  ли  она  это  сделать?  А  если
забраться еще выше? Лена отвела колпак в сторону,  поднялась  на  цыпочки  и
заглянула внутрь... Что такое?  Немного  выше  центральной  лампочки  висела
привязанная ниткой  к  патрону  маленькая  коробочка.  Откуда  она  взялась?
Правда, в тот раз она не заглядывала в люстру, и, может быть, коробочка была
здесь раньше и привязал ее хозяин квартиры для  груза  или  для  чего-нибудь
другого?
   "Да, но почему она чистая? - задумалась Лена. -  Если  краской  забрызган
колпак лампочки, то почему на коробочке нет  следов  ремонта  и  даже  пыли?
Коробочку повесил Мальцев", - решила Лена и немедленно соскочила на пол.
   Набрать номер хорошо известного ей телефона было делом нескольких секунд.
   - Алло! Это кто говорит? Дядя Ваня?.. Извините, Иван  Васильевич.  Теперь
вы уже не дядя Ваня... Да, это бывшая Аля... Согласна. Дядя Ваня,  я  сейчас
хотела вытереть люстру, - знаете, которая в гостиной висит, с большим  таким
колпаком?.. Ну как зачем? Если она грязная, надо же ее кому-то  вытирать.  И
вот когда я заглянула туда... Ну,  залезла  сначала  на  стол,  а  потом  на
стул... Нет, Коля... то есть Миша, еще не пришел. Я сама. В этой люстре,  то
есть  не  в  самой  люстре,  а  сверху,  оказалась  коробочка.   Да,   да...
Четырехугольная коробочка. Кажется, из железа... Нет, я ее не  трогала.  Она
привязана черной ниткой к лампочке, к этому самому...  к  патрону.  Наверно,
спрятана, чтобы не нашли. А коробочку спрятал Григорий Петрович... Почему  я
так думаю? Потому, что она чистая. Ни одной капельки краски нет...
   Через  полчаса  Иван  Васильевич  с  Бураковым,  отряхиваясь,  звонили  в
квартиру Завьялова. На улице густо сыпал снег, и, пока  они  шли  по  двору,
плечи их покрылись толстым слоем чистых, пушистых снежинок.
   Лена распахнула дверь, взглянула на пришедших, и  на  лице  ее  появилось
озабоченное выражение. Не напрасно ли она потревожила занятых  людей?  Может
быть, коробочка никакой ценности не имеет и подвешена как груз,
   -  Здравствуйте,  Леночка.  Как  вы  себя  чувствуете?  -  спросил   Иван
Васильевич, дружески протягивая руку.
   - Хорошо.
   - Ну, что ж... Мы тоже чувствуем себя неплохо. Слышали сводку?
   - Да.
   - Я думаю, что скоро в  Ленинграде  будет  салют...  Ну,  что  у  вас  за
находка?
   - Коробочка... Идемте, пожалуйста. Стол в гостиной по-прежнему стоял  под
люстрой, а на нем стул.
   - Я сам, - сказал Иван Васильевич, увидев, что Бураков порывается залезть
на стол.
   - А вы, Леночка, не видели, как Мальцев прятал эту коробочку?  -  спросил
подполковник, переставляя стул.
   - Нет.
   - И никаких подозрительных звуков не доносилось  из  гостиной,  когда  он
находился здесь, а вы в кухне или у себя в комнате?
   - Нет.
   - Значит, это только ваше предположение... Иван Васильевич залез на стол,
отодвинул колпак и увидел коробочку. Не трогая, ее внимательно осмотрел.
   - Оцинкованное железо, - заметил Бураков.
   - Да, - подтвердил подполковник и отвязал коробочку. - Запаяна.
   Лена с тревогой следила за всеми движениями  Ивана  Васильевича.  Вот  он
взвесил коробочку на руке, несколько раз повернул и при этом наклонил голову
набок, прислушиваясь, не пересыпается ли что-нибудь внутри.
   - Н-да! А вы действительно очень наблюдательная, Леночка. Я  согласен,  -
коробочку эту оставил Мальцев. Спрятал на всякий случай.
   - А что там? В коробочке? - с горящими от  любопытства  глазами  спросила
Лена.
   - Вот этого я пока сказать вам не могу, - ответил Иван Васильевич, слезая
со стола. - Да, не могу. Потому, что и сам не знаю. Но это интересно. Я  вам
позвоню... Хотя буде г слишком поздно. Сделаем так. Товарищ  Бураков  завтра
заедет и скажет,  что  там  лежит.  Но  помните,  Леночка,  что  это  тайна.
Государственный секрет. Пока не закончится следствие...  вернее,  пока  идет
война, никому ничего говорить нельзя.
   - И даже Коле... то есть Мише, не говорить?
   - И даже Мише не нужно говорить. Впрочем, Мише можно  сказать.  Он  умеет
хранить тайны.

   * * *
   Коробочку вскрыли  со  всеми  предосторожностями.  Внутри  лежали  хорошо
упакованные небольшие пробирки с мутной жидкостью.
   - Опять что-то новое, - проворчал подполковник, разглядывая  пробирки  на
свет, - Какая-то химия. Придется дать в лабораторию.
   Через полчаса Ивану Васильевичу сообщили по внутреннему телефону,  что  в
пробирках оказались бактерии.
   От неожиданности подполковник даже встал. Встали и  Бураков,  Трифонов  и
Маслюков, сидевшие в этот момент в кабинете начальника.
   И пока Иван Васильевич хмуро  слушал  сообщение  лаборатории,  в  комнате
стояла напряженная тишина.
   - Так вот что они хотели сотворить!.. Это уж от отчаяния!  -  сказал  он,
повесив трубку. -  Знаете,  что  мы  предотвратили,  товарищи?  Эпидемию!  В
пробирках была культура какой-то болезни... бациллы.  Совершенно  ясно,  что
они хотели вызвать эпидемию в городе и тем самым сорвать  наше  наступление.
Теперь понятно, зачем Савельев поступил на водопроводную  станцию,  понятно,
почему  фон  Штаркман  вошел  в  квартиру,  несмотря  на  то  что  был   уже
предупрежден о ловушке. Ему нужна была коробочка.  Н-да!  Теперь  стало  все
ясно!
   Некоторое время он барабанил пальцем по столу.
   - А что сказать Гавриловой? - неожиданно спросил Бураков,
   - Что? - не понял вопроса Иван Васильевич.
   - Вы обещали через меня сообщить Лене Гавриловой о содержимом коробочки.
   - Да, да... Скажите ей, что в коробочке были... Что бы там могло быть?
   - Лекарство, - подсказал Трифонов. - Пенициллин.
   - Нет. Это малоинтересно... - возразил Иван Васильевич. - Скажите ей, что
там   были   капсюли   для   гранат.    Каких-нибудь    особенных    гранат.
Самовзрывающихся, что ли...

   36. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
   Прошел месяц. Сергей Дмитриевич вернулся из  Москвы,  но  не  переехал  в
отремонтированную квартиру, а продолжал жить и работать на заводе.
   Лена вернулась в мастерскую и совмещала работу с учением.
   Миша перебрался на  судно,  но  иногда  оставался  ночевать  в  общежитии
учебного комбината.
   Утром пятнадцатого января тысяча девятьсот сорок четвертого года курсанты
Балттехфлота шумно пришли в свою столовую. Среди них был и Миша Алексеев.
   В самый разгар завтрака вдруг раздался страшный грохот. Стекла со  звоном
вылетели из всех окон столовой. Растерявшиеся и испуганные ребята повскакали
с мест. Некоторые от страха полезли под  столы,  скамейки,  кто-то  бросился
бежать, кто-то окаменел и не двигался.
   Новый взрыв потряс воздух.
   - Наши-и! - закричал что было сил Миша и побежал к выходу. - Наши бьют!
   За Мишей устремились и остальные.
   На середине Невы стоял крейсер "Киров". Стволы его орудий были направлены
в сторону Пулкова. Залп за залпом он посылал фашистам смертоносные  снаряды.
Это - за Ленинград!
   Но стрелял не только "Киров". Все батареи Ленинградского фронта  били  по
врагу. Воздух гудел, содрогался от множества залпов.
   И как  не  похож  был  этот  грохот  на  грохот  разрывавшихся  три  года
фашистских бомб и снарядов! Радость,  гордость,  ликование  в  душе  каждого
ленинградца вызывал этот грохот.
   Бейте их, сыны Ленинграда! Бейте без пощады! Гоните вон с родной земли!
   Началось долгожданное наступление. И через несколько дней был опубликован
приказ о полном разгроме врага под Ленинградом, о снятии трехлетней блокады.