а, майор тихо спросил:
   - Тот?
   - Он самый, - так же тихо ответил мальчик. Суп свой Миша съел в два  раза
быстрее Ивана Васильевича. Оглянувшись на спящего, он, к  своему  удивлению,
увидел широко открытые глаза, пристально уставившиеся на него.
   Мише стало не по себе, и он отвел глаза в сторону.
   - Дядя Ваня... а тот смотрит, - прошептал он.
   - Пускай смотрит. Пьяный, наверно.
   Вернулась буфетчица, забрала ножницы и баночку о горчицей, служившей  для
приклеивания талонов, и снова ушла.
   В  это  время  человек,  притворявшийся  спящим,  "проснулся",  зевнул  и
нетвердой походкой направился к столу, за которым сидел майор с мальчиком.
   Это был новый сюрприз, от которого Миша чуть  не  свалился  со  стула.  В
пьяном он узнал человека, который принес утром  в  Старую  Деревню  пакет  с
картошкой и показывал ребятам немецкие часы.
   - Я извиняюсь, товарищ... - заплетающимся языком обратился он к майору. -
Сколько сейчас времени?
   - Без четверти, - сказал майор, посмотрев на часы.
   - Извиняюсь... Я, понимаете ли, уснул тут...
   - Пить надо меньше, - сухо бросил Иван Васильевич.
   - Я понимаю... извиняюсь. Работа такая... Я, понимаете ли, тут  в  районе
шофером работаю... я завтра... ну,  в  общем,  немного  выпил  по  случаю...
Извиняюсь...
   С этими словами шофер подошел к столу, ухватился рукой за  спинку  стула,
на котором сидел Иван Васильевич, покачнулся и ловким движением передал  ему
какую-то бумажку. Миши он, видимо, не стеснялся, потому что  после  передачи
письма щелкнул его по носу.
   - Извиняюсь, это что, ваш сынок будет?
   - Племянник, - сухо ответил майор.
   - Очень приятно. Симпатичный у вас племянник...  Извиняюсь.  Надо  спать.
Утром мне за хлебом ехать.
   Шофер зевнул и медленно поплелся обратно. Сев на старое место,  он  долго
возился, что-то бормотал, но наконец успокоился и как будто опять заснул.
   Мише еще утром понравился этот коренастый, крепкий человек, а  сейчас  он
просто был в восторге от него. Ни один артист, по его мнению, не  сыграл  бы
так правдиво роль пьяницы.
   Пшенную кашу с крошечными  кусочками  мяса  принес  сам  Семен  Петрович.
Поставив ее перед обедающими, он облокотился о стойку буфета и  обратился  к
майору:
   - Вы из МПВО, товарищ?
   - Да.
   - С дежурства?
   - Да.
   - Нового ничего не слышно? Сталинград еще держится?
   - Кажется, да. Вам здесь, в райсовете, больше известно.
   - Ничего нам тут не известно. Бьют немцы из Пушкина в нас - это  вот  нам
известно. Скоро ли это все кончится?
   - Скоро ли, не знаю, а кончится обязательно.
   - Затягивается война. Наши не сдадутся.
   - Да. Привычки такой нет, чтобы сдаваться,  -  сказал  майор,  поднимаясь
из-за стола. - Простите,  я  тороплюсь.  Поговорим  в  другой  раз.  Сколько
платить?
   Рассчитавшись, они вышли на улицу и  сели  в  машину.  Всю  дорогу  майор
молчал и курил. Мише хотелось задать ему несколько вопросов,  но  он  крепко
запомнил замечание Николая Васильевича, что никогда ко взрослым  не  следует
обращаться с праздно-любопытными вопросами и не заговаривать  первому,  пока
не спросят.
   По пути Мишу завезли на судно.
   - Иди спать, Миша. Завтра я заеду к Николаю  Васильевичу  и  увидимся,  -
сказал на прощанье майор.

   6. РАЗГОВОР В ТЕМНОТЕ
   Поднимаясь по трапу, Миша услышал окрик:
   - Эй! Кто там? Ты, что ли, адмирал?
   - Я.
   - Шикарно, браток,  живешь.  На  машине  прикатил.  Миша  промолчал.  Его
раздражал этот шутливо-покровительственный  тон,  но  как  отучить  от  него
машиниста, он не знал. Самое лучшее - отмалчиваться.
   - Ты что-то и разговаривать не хочешь?
   - Если ты меня все время дураком выставляешь, то говорить нам  нечего,  -
буркнул Миша, направляясь к себе.
   -  Погоди,  Миша.  Куда  торопишься?  -   дружелюбно   сказал   машинист,
загораживая дорогу. - Давай поговорим  по-хорошему.  Когда  я  тебя  дураком
выставлял?
   - Всегда. Зачем ты меня адмиралом зовешь?
   - Да ведь я по-дружески... Погоди. Ребята за день натрудились - и  спать,
я на вахте один. Посидим.
   Сысоев сел на бухту каната, вытащил из кармана коробку с табаком и  начал
крутить из  газетной  бумаги  цигарку.  Миша  хотел  уйти,  но  почувствовал
какую-то новую нотку в голосе машиниста и остался.
   - Сложная, брат, штука  жизнь...  -  глухо,  со  вздохом  сказал  Сысоев,
пристраивая фитиль к кремню и ловко высекая огонь. - Похоже, что я  один  на
всем свете остался... Видел сегодня земляка.  Говорит,  деревню  нашу  немцы
сожгли,  а  стариков  моих  на  тот  свет  отправили...  Печальная   картина
получается.
   Сысоев помахал затлевшим фитилем, прикурил толстую цигарку и закашлялся.
   - Тьфу! Черт! Першит в горле.
   Где-то в ближайшем доме заиграл  патефон.  Миша  вспомнил,  как  он  тоже
потерял родителей, и ему стало жаль этого одинокого человека.
   - А деревня у нас была хорошая, - продолжал  Сысоев,  освещая  свое  лицо
огнем цигарки. - На высоком месте, а внизу речка. Фруктовых садов  много,  и
больше всего вишни... Весной,  когда  цветут,  очень  замечательно.  Выйдешь
вечером на улицу, так, понимаешь, такой аромат нежный... А днем пчелы гудят.
И вот, когда все это было, так не ценил. А в  плаванье  ушел,  да  попал  за
границу, тогда и заскучал. И сейчас... Стоит перед  глазами  вся  деревня  в
цвету... А в речке у нас раков много. Ты ловил когда-нибудь раков?
   - Нет.
   - А я много их ловил, когда вроде тебя  шпингалетом  был.  Ночью  ловили.
Соберемся компанией, круглых сеток наделаем, на середину лягушку  ободранную
привяжем и на палках спустим с берега.  А  потом  костер  разведем  и  сидим
кругом, сказки страшные рассказываем. Про домовых, про русалок да про леших.
Дураки были, - верили, боялись.
   - Ну, а раки? - спросил Миша.
   - Чего раки? Раки свое дело делают. Залезут в сетку лягушку сосать, ну  и
вытащим их на берег - ив ведро с крапивой.
   - Зачем с крапивой?
   - А в крапиве они живучими бывают. Лучше, чем в воде.
   Завыли сирены на военных кораблях, их подхватили гудки заводов, а затем и
городское радио объявило тревогу.

   - Никак налет! - сказал Сысоев, поднимаясь с бухты. - Давно не было.  Так
ты, Миша, на меня не сердись. Я ведь это так...
   Они поднялись к рубке и стали наблюдать. Во всех концах города  вспыхнули
столбы прожекторов, пошарили по небу и исчезли. Где-то очень далеко  в  небе
замелькали желтые разрывы зениток. Когда донеслись их хлопки,  Миша  обратил
внимание на то, что патефон по-прежнему играет какой-то вальс.
   - Ко всему человек может привыкнуть, - задумчиво  сказал  машинист,  тоже
прислушиваясь к музыке. - Воздушная тревога, а им хоть бы что...
   - Привыкли. Сколько этих тревог было - не сосчитать.
   - Куда ты ездил сегодня? - спросил Сысоев.
   - Ездил по делу. У сестренки был, дома был...
   - Сестра старше тебя?
   - Младше. Пять лет.
   - Ну-у!.. Маленькая. Привел бы когда-нибудь. Я люблю маленьких ребят.
   - Приведу, если отпустят. Она на лодке хотела покататься.
   - Обстрелов она не боится?
   - Нет.
   - Молодец. Хотя, положим, ребята ничего не боятся.  Они  же  не  понимают
опасности. Им все нипочем.
   Сысоев замолчал, вглядываясь в темноту. Недалеко от них,  на  набережной,
мелькнул огонек папиросы. Это курил дежурный милиционер, пряча огонь в рукав
шинели. Миша думал о Сысоеве. В этом  человеке  неожиданно  открылись  новые
стороны. Если раньше Мише  хотелось  унизить  Сысоева  какой-нибудь  шуткой,
сделать ему больно, то  сейчас  он  почувствовал  в  нем  человека,  который
переживает, думает, болеет душой за других.
   Скоро тревога кончилась, и Миша спустился к себе в  каюту.  Раздеваясь  и
укладываясь спать, он вспомнил пьяного шофера, встреченного им  в  столовой.
Как попал шофер из Старой Деревни в столовую Московского  райсовета,  он  не
успел понять... Он уснул, едва положив голову на подушку.
   На другой день Мишу вызвал к себе старший механик.
   - Миша! - сказал он, когда юнга вошел в каюту. - Брат сейчас очень  занят
и просил тебе передать, что ты и твои приятели ему пока не нужны.  Мы  скоро
начнем котлы чистить. Это дело для тебя важней. Если тебе нужно предупредить
друзей, сходи. Передай от меня привет.
   Поблагодарив за разрешение, мальчик сошел на берег и направился к  своему
дому.
   Погода в этот день стояла на редкость ясная и тихая. Миша давно  заметил,
что немцы в такую погоду стреляют особенно яростно. Так оно было и  сегодня.
С утра, вот уже четвертый раз, над городом бушевал  жестокий  артиллерийский
налет врага. На этот раз снаряды рвались где-то в районе порта.  Снова,  как
всегда, в ответ заговорили пушки  защитников  Ленинграда,  подавляя  батареи
противника. Воздух дрожал от этой канонады.
   Вася и Степа уже давно с нетерпением поджидали  своего  вожака  и  сильно
огорчились, когда узнали, что задание ими выполнено и нового не предвидится.
   Миша подробно рассказал, как он следил за  серым  пальто  до  Московского
района, как  таинственно  исчез  человек  в  недостроенном  доме.  Обо  всем
остальном он умолчал, но от этого рассказ только выиграл.
   Затаив дыхание, волнуясь больше, чем рассказчик, слушали его ребята.
   - Знаешь, Миша... Надо этот дом обследовать, - сказал Степа после долгого
молчания. - Наверно, там что-нибудь есть.
   - А что там есть?
   - Какой-нибудь подземный ход.
   Предположение Степы было нелепо, но ребята спорить не стали. Мише до  сих
пор было неясно, как мог уйти от него мужчина в  сером  пальто,  и  хотелось
выяснить этот вопрос, а Вася, хотя  и  был  несогласен  с  предположением  о
подземном ходе, промолчал потому, что так думать было интересней.
   - Давайте поедем, - согласился Миша.
   - Сейчас?
   - Нет, сейчас я занят. Завтра после обеда,  если  в  порт  не  поедем,  я
отпрошусь у старшего механика на берег, а вы приходите на судно к часу  дня.
Понятно? Батарейки не выдохлись?
   - Нет.
   - Останемся там до вечера, посмотрим с  крыши  на  фронт.  Оттуда  хорошо
видно.

   7. ЛЮСИНО СЧАСТЬЕ
   Кошка в детском саду  произвела  переполох.  Даже  повариха  и  судомойка
прибежали в канцелярию посмотреть и  погладить  редкое  в  дни  блокады  для
Ленинграда  животное.  Не  зная,  чем  отблагодарить  мальчика  за  подарок,
заведующая неожиданно предложила;
   - Миша, ты как-то просил отпустить сестру к тебе на корабль. Если хочешь,
возьми сейчас.
   - Пускай собирается, - охотно согласился мальчик.
   Пошли за девочкой. Дети уже слышали о кошке, ждали  ее,  и  поэтому  Люся
категорически отказалась  идти  к  брату  на  судно.  Пришлось  уговаривать,
соблазнять катаньем на лодке. Через десять минут брат  с  сестрой  вышли  на
улицу.
   По-прежнему было тепло и солнечно. Широкие мостовые  сияли.  Дворники,  в
большинстве своем из домашних хозяек, навели необычайную чистоту  на  улицах
города.
   Пока шли к трамвайной остановке, Люся с гордостью  успела  сообщить,  что
сегодня получила горбушку.
   В детском саду при раздаче хлеба из-за горбушек всегда возникали споры, и
воспитательница решила давать их за лучшее поведение.
   Затем девочка рассказала, что они разучивают песню, вышивают  кисеты  для
раненых героев, защитников Ленинграда, и на праздниках собираются  к  ним  в
госпиталь.
   В трамвае Миша обратил внимание на  то,  что  девочка  сильно  выросла  и
пальто не закрывает  даже  колен.  Это  испортило  ему  настроение.  Ему  не
приходилось раньше задумываться над такими  вопросами.  Казалось,  что  еда,
питье, одежда появлялись сами собой. Были случаи, когда он возвращался домой
с разорванными штанами или отодранной подметкой и мать говорила, что к вещам
надо  относиться  бережно,  что  даром  они  не  даются,  но  эти  замечания
проскакивали мимо ушей. Миша знал, что отец даст денег и он будет щеголять в
новых ботинках. Он вспомнил  случай,  когда  нарочно  порвал  надоевшую  ему
рубаху, чтобы купили новую.
   А сейчас Миша смотрел на плохо заштопанные  сестренкины  чулки  и  думал:
"Пускай у меня будут рваные носки, но у Люси чулки должны быть  целые".  Ему
хотелось, чтобы  у  единственной  сестренки  было  все  лучшее  и  красивое.
Как-никак  Миша  Алексеев,   а   не   кто-нибудь   другой   песет   за   это
ответственность... И разве он не способен заработать?..
   - Вот, Люся, мое судно. Смотри,  какой  пароход.  Я  тут  механиком  буду
работать, - сказал мальчик, когда они пришли на место.
   Они поднялись на палубу, спустились вниз, зашли в каюту.
   Здесь  Люся  попала  в  компанию  взрослых  людей.  Недавно  была  выдача
"крокета" - твердых, покрытых шоколадом круглых конфет.  Команда  не  успела
еще их съесть, и скоро рот и карманы девочки наполнились этими конфетами.
   Особенно суетился и умилялся Сысоев.
   - Как тебя зовут?
   - Люся.
   - Скажи, пожалуйста! Люсей зовут! Ты к нам в гости пришла?
   - Да.
   - Ну, что ты с ней станешь делать! Какая умная! Все знает. А сколько тебе
лет?
   - Пять.
   - Уже пять... Совсем большая. Погоди, я тебе еще конфетку дам.
   Он вытаскивал из-под койки сундучок, крышка которого была оклеена  внутри
различными картинками, и доставал конфету.
   - Держи. Так, значит, как тебя зовут?
   - Люся.
   - А сколько тебе лет?
   - Пять.
   - Пять лет... Это надо же!.. Какая толковая! Значит, ты в гости к морякам
пришла?
   - Да.
   Миша снисходительно слушал этот разговор и, когда машинист вручил девочке
очередную конфету и снова начал спрашивать, как ее зовут, сказал сестре:
   - Люсенька, не слушай ты его. Пойдем лучше на лодке кататься.
   Путешествие из каюты до лодки девочка совершила на руках  у  Сысоева.  Он
вытер скамейку, или, как она называется по-морскому, "банку", разостлал свою
спецовку и усадил на нее девочку. Потом он оттолкнул лодку от берега и махал
рукой, пока Люсе не надоело ему отвечать.
   Миша греб  вверх  по  течению,  к  Литейному  мосту.  Люся  с  удивлением
поглядывала по сторонам, испытывая новое и, видимо, приятное ощущение.
   Выехав на середину Невы, Миша пустил лодку по течению, слегка придерживая
ее ленивыми  взмахами  весел.  Лодка  ему  понравилась.  Небольшая,  легкая,
послушная.
   Вдруг что-то ударило в воду, и вслед за этим метрах в двадцати за  кормой
поднялся большой столб воды. Миша  не  растерялся  и  резко  поставил  лодку
поперек приближающейся волны.
   - Держись, Люся, - сказал он спокойно. - Сейчас качаться  будем.  Держись
за скамейку. Волна идет.
   Девочка послушно взялась руками за спецовку, на которой сидела, но, когда
лодку качнуло, она  инстинктивно  уцепилась  за  скамейку.  Думая,  что  при
катанье на лодке так полагается, она не испугалась.
   Второй  снаряд  упал  значительно  выше  по  течению,   следующие   стали
оглушительно  рваться  на  берегу.  Люся  видела,  что  брат  спокоен,  и  с
любопытством смотрела на разрывы, слегка вздрагивая от грохота.
   - Молодец ты у меня, Люсенька, не боишься... С берега донеслись отчаянные
крики. Миша повернул голову и увидел на борту судна  Сысоева,  показывающего
руками, что надо быстрее возвращаться. Но теперь опасность миновала, и  Мише
стало весело. Он приветливо помахал рукой машинисту и снова начал  грести  к
мосту. Справа за бортом на  воде  показался  небольшой  продолговатый  белый
предмет.  Сначала  Миша  не  сообразил,  что  это  такое,  но,  когда  лодка
приблизилась, он радостно крикнул:
   - Люся! Смотри, рыбка глушеная... Сейчас мы ее поймаем
   Загребая левым веслом, мальчик  повернул  лодку  и  проворно  схватил  за
голову плывущую кверху брюхом рыбу. Это оказалась небольшая плотва.
   - Вот какая рыба! - сказал Миша, бросив ее на дно лодки.  -  Смотри  еще,
Люся... Смотри кругом.
   Миша поднялся на ноги и, не обращая внимания на крики Сысоева  и  разрывы
снарядов на берегу, стал оглядываться по сторонам: не всплывет  ли  еще  где
рыба. Скоро он опять увидел белый длинный предмет, так же ловко  подъехал  и
вытащил вторую плотву, значительно крупней. Затем попался небольшой судачок,
за ним еще две плотвы. На уху рыбы хватало, но Миша не  мог  успокоиться.  В
нем проснулся азарт охотника.
   - Миша, смотри, - сказала Люся.
   Мальчик оглянулся и оцепенел. Недалеко от лодки всплыла громадная рыбина.
Издав какой-то воинственный крик, смысл которого он и  сам  не  понял,  Миша
схватился за весла и начал грести.
   - Люсенька, ты сиди... Крепко  сиди...  Мы  ее  поймаем,  -  говорил  он,
приближаясь к рыбе. - Держись, сестренка! Слышишь... Вот она какая... Как же
ее в лодку-то втащить? Силы не  хватит...  Она  скользкая...  Только  бы  не
ожила... Держись, Люсенька...

   В этот момент Миша не помнил себя. Никогда ему не приходилось иметь  дела
с такой рыбой.  Лососка,  пуда  на  полтора  весом,  оглушенная,  но  живая,
шевелила хвостом и плавниками. Жабры ее открывались и закрывались.  Если  бы
Миша схватил ее за хвост или плавники, она бы очнулась  от  прикосновения  и
ушла в глубину. Однако Миша догадался  засунуть  руку  под  жабры  и  крепко
ухватил рыбину. Теперь нужно  было  втащить  ее  в  лодку.  Рванись  лососка
секундой раньше, Миша вылетел бы в воду и наверняка перевернул бы лодку.  На
Люсино счастье, лососка рванулась вперед в тот момент, когда,  напрягая  все
силы, мальчик повернул ее головой к себе и потянул. Всплеск... Лодка  сильно
накренилась, зачерпнув воды, и вместе с этой водой лососка вскочила в лодку.
Миша упал, сильно ударился об уключину, но сейчас же перевернулся  и  грудью
придавил свою добычу.  Девочка  едва  удержалась  на  скамейке  и  испуганно
смотрела на барахтающегося брата... С минуту Миша лежал без  движения.  Рыба
не  билась.  Он  поднял  голову  и,  взглянув  на  сестренку,   торжествующе
захохотал.
   - Наша!.. Попалась!..
   Воду выкачивать было некогда, да и нечем. Не замечая того,  что  он  весь
мокрый, Миша засунул голову лососки под свою скамейку, сел за весла и  начал
грести.
   - Вот так рыба у нас, Люсенька, - дрожащими от  волнения  губами  говорил
мальчик, налегая на  весла.  -  Какая  красивая!  Смотри,  пятнышки  на  ней
разноцветные...
   Вдруг лососка взмахнула  хвостом  и  подпрыгнула,  ударившись  головой  о
скамейку. Миша бросил весла и сел верхом на рыбину. Она его подбросила  раза
два и успокоилась.
   Удар хвоста пришелся по Люсе, и она заплакала, не то от боли,  не  то  от
испуга.
   Миша растерялся, не зная, что делать. Он боялся,  что  рыба  выскочит  из
лодки. Самым простым выходом  было  вынуть  уключину  и  ударами  по  голове
оглушить лососку, но мальчик этого не сообразил и сидел верхом на рыбе, пока
та не затихла. Затем он снова взялся за весла.
   - Не плачь, Люся. Сейчас мы приедем. Берег уже близок.
   Берег медленно приближался.  Лососка  еще  раз  попыталась  выскочить  из
лодки, и снова мальчик сел на нее верхом, а Люся расплакалась еще пуще.
   - Я не хочу больше кататься...
   - Сейчас, Люся... Не реви. Сейчас приедем.
   Наконец они пристали к  берегу.  Девочка  с  радостью  пошла  на  руки  к
Сысоеву, который сейчас же утащил ее в каюту.
   Мокрый и перемазанный с головы до ног, Миша с гордостью посмотрел кругом.
Народу  на  набережной  собралось  много.  Посыпались  всевозможные  советы,
предложения, просьбы продать рыбу. Только теперь Миша узнал, что  он  поймал
лососку и что ее надо оглушить. Он это немедленно сделал вынутой  уключиной.
Привязав лодку к канату, мальчик с трудом взвалил  лососку  на  плечо  и  не
торопясь понес ее к себе на судно.
   Досадно было, что этого триумфа не  видел  Николай  Васильевич,  который,
забрав всех, кроме Сысоева, уже уехал на какую-то аварию.
   Оставив добычу у себя в каюте, Миша вернулся назад. Раздумывая  над  тем,
что делать с лосоской, он вычерпал из лодки воду, положил  на  место  весла,
собрал мелких рыбешек и пошел искать сестру. Она сидела в машинном отделении
босая, в одном платье и пила чай из большой  эмалированной  кружки.  Все  ее
вещи были развешаны около топившейся печурки. Сысоев, с  застывшей  на  лице
улыбкой, сидел нап