- А все-таки  дорога
только одна у тебя: признаться самому.
   Пашка заплакал.
   - Боюсь, дяденька, один идти... Сердце застывает...
   - Ну, вот что сделаем. Так и быть, схожу  с  тобой  к  вашему  директору.
Согласен?
   - Согласен, - сказал Пашка и горько вздохнул, - Только они меня все равно
в милицию отправят.
   - Да, может, и отправят... Заслужил...
   - Дяденька, вы скажите ему, что я больше  никогда,  ни  за  что  не  буду
красть. Пускай меня на  части  режут...  Я  же  не  хотел...  Я  думал,  что
отыграюсь... Стакан Стаканычу я помаленьку отдам  все  сполна...  -  говорил
Пашка, и крупные слезы текли, промывая две светлые дорожки на грязных щеках.
- Я больше никогда, дяденька...
   - Умыться тебе надо, - сказал сурово механик - Какой адрес училища?
   Он записал адрес и фамилию директора, который жил при училище.
   - Завтра пойдем... Миша, отведи его в  кубрик.  Пускай  умоется  и  спать
ложится, а сам зайди ко мне... Тюфяк на койке есть?
   - Есть. Идем, Пашка.
   Они прошли в кубрик. Здесь Миша дал Пашке мыло, полотенце, показал  койку
и, проводив его к умывальнику, отправился к Николаю Васильевичу. Тот был уже
в шинели.
   - Миша, ты его знаешь больше меня, - сказал механик, когда мальчик  вошел
в каюту. - Как ты думаешь, - поручиться за него можно? Не врет он?
   - Нет. Его Брюнет втянул и нарочно обыгрывал.
   - Я тоже так думаю. Кажется, парень  не  испорченный,  -  сказал  Николай
Васильевич.
   Он знал, что Миша выполнял какие-то поручения майора, но не  расспрашивал
о подробностях, уверенный,  что  Иван  Васильевич  пристально  наблюдает  за
Мишей.
   - Меня смущает мясо. Ведь кладовщик  отвечает  за  него,  и  это  большая
ценность сейчас.
   - А знаете что, Николай Васильевич! У  меня  лососки  много.  Можно  пять
килограмм отдать. Рыба тоже как мясо считается.
   - Если тебе не жалко, то это выход,
   - А чего жалеть? Надо же человека выручить.
   - Хорошо придумал. Я так и скажу директору.
   - А вы возьмите рыбу сейчас.
   - Хорошо Принеси рыбу, но чтобы Пашка об этом не знал. Запомни!
   Миша прошел в кубрик. Пашка  еще  не  вернулся.  Отрезать  большой  кусок
лососки и завернуть его в газету было делом нескольких минут.
   Николай Васильевич прикинул на руке вес рыбы.
   - Пожалуй, много... Ну, что останется - принесу обратно.
   - Ладно. Я остальное завтра в детсад снесу, - сказал Миша.
   Возвращаясь в кубрик, Миша застал Пашку в коридоре.
   Перед ним стоял Сысоев и грозно спрашивал;
   - Ты откуда такой явился?
   - Я Пашка.
   - Это мне наплевать, что ты Пашка. А зачем ты на судне шляешься?
   - Я умывался, дяденька, - испуганно оправдывался мальчик.
   - Какой я тебе дяденька! Племянников у меня  здесь  не  водится.  Ты  мне
скажи, зачем ты сюда забрался?
   - Я заблудился.
   - Оставь его, Сысоев, - вмещался Миша, видя, что Пашка всерьез струсил. -
Николай Васильевич ему разрешил переночевать.
   - Ага! Ну то-то! Смотри у  меня!  -  погрозил  Сысоев  пальцем.  -  Я  не
посмотрю, что ты Пашка, а раз, два - и готово! Ол райт! Понял?
   - Понял, - покорно согласился Пашка.
   - Иди, ложись спать!.. Да  ты,  может,  есть  хочешь?  -  Пашка  виновато
опустил голову. - Ну, иди за мной! - строго скомандовал Сысоев.
   Миша выяснил,  что  Пашка,  возвращаясь  назад,  заблудился.  В  машинном
отделении его заметил работающий там Сысоев и пошел следом.  Заплутавшись  в
расположении дверей, Пашка сунулся было в кубрик машиниста, но,  поняв,  что
заблудился, испуганно попятился обратно в  коридор,  где  и  был  остановлен
Сысоевым.
   Неожиданный поворот судьбы сильно волновал Пашку. И теперь, когда  Сысоев
накормил его и уложил  в  своем  кубрике,  он  долго  ворочался  на  тюфяке,
вздыхал, кряхтел, пока наконец не заснул...
   Миша ушел к себе и  тоже  долго  не  мог  заснуть,  поджидая  возвращения
Николая Васильевича. В глазах все еще стояло  прощание  с  Леной,  и  сердце
мальчика ныло. Неужели он не увидит больше этой славной девочки? Раньше Миша
относился к девчонкам  сдержанно,  не  доверял  им.  Его  раздражала  пустая
болтовня о платьях,  ленточках.  Сердило  постоянное  шептанье  на  ухо,  по
секрету, и беспричинный, как ему казалось, смех Лена была какая-то другая...
Тяжелые дни блокады сделали ее не по летам серьезной, вдумчивой, отзывчивой.
Она и техникой интересовалась, и даже швейную машинку умела разбирать...
   Миша, не раздеваясь, прилег и незаметно уснул, а когда очнулся,  над  ним
стоял Николай Васильевич.
   - Миша, я все уладил. Директор у них педагог умный... Вот  здесь  остатки
рыбы. Завтра утром придется мне проводить Пашку в училище, а то, пожалуй,  в
последний момент от испуга убежит. Его условно простят, и он  должен  учебой
доказать, что исправился.
   Николай Васильевич подсел к Мише  и  некоторое  время  задумчиво  молчал.
Потом медленно сказал:
   - Так вот, Миша, часто и начинается.  Хороший  мальчишка,  доверчивый.  А
запутался в паутине у  мерзавца  -  и  пропал.  Выпивки,  карты...  Начал  с
маленького, а пришел к воровству...
   - И кончил бы тюрьмой, - добавил Миша.
   - По-разному бывает. Тюрьма не всякого исправит. Тюрьма - место  тяжелое.
Слабого еще больше поломает.
   Ласковый и серьезный тон разговора Николая Васильевича с  Мишей,  как  со
взрослым, взволновал мальчика. Действительно, такие истории, как  с  Пашкой,
обычно  начинаются  с  пустяков.  От  озорства.   Потом   -   хулиганство...
воровство... И сломалась жизнь.
   - Будь, Миша, всегда внимательным  и  строгим  к  себе  и  к  таким,  как
Пашка... Брюнеты знают, кого можно использовать...
   - Таких, как Брюнет, мало, - убежденно сказал Миша.
   - Таких верно мало, - подтвердил Николай Васильевич. -  А  слабых  душой,
как Пашка, встретишь не раз.
   - Трудно жить, Николай Васильевич, - сказал Миша, вспомнив фразу Сысоева.
- Вот и запутываются.
   - Нет, Миша! - твердо сказал Николай Васильевич. - Как раз в трудностях и
вырастает настоящий человек! Главное в человеке - твердость и  честность.  И
труд! Труд, Миша, самая великая сила, которая делает  человека  человеком...
Лодыри никогда не бывают настоящими людьми... А паразиты - всегда подонки.
   Серьезная, задушевная беседа продолжалась за  полночь.  И  когда  Николай
Васильевич ушел, Миша еще долго не мог заснуть, вдумываясь в простые и умные
слова старшего механика.

   20. У ГОРСКОГО
   Миша встретил Буракова на верхней палубе. Они ушли  на  нос  судна.  Миша
рассказал о поручении Брюнета.
   - Так  мы  и  думали.  Покажи  противогаз.  Разведчик  осветил  фонариком
противогаз, достал его из сумки и, убедившись, что нижнее отверстие  закрыто
картонным кружком, засунул противогаз обратно в сумку.
   - Все в порядке, Миша.  Значит,  ты  хорошо  действовал,  если  они  тебе
доверяют. Теперь начинается самое главное. Нужно быть особенно осторожным  и
внимательным. Сходишь завтра к Горскому...
   - Это к тому Горскому? - спросил мальчик.
   - Да, да, к тому. Он тебе даст поручение. Соглашайся.  Ты  встретишься  с
Нюсей в десять около  Витебского  вокзала  у  трамвайной  остановки?  А  там
недалеко и он живет. Ну, а мы с тобой увидимся...
   Расспросив некоторые подробности, Бураков пожал  мальчику  руку,  пожелал
спокойной ночи и ушел.
   Взволнованный поручением, Миша даже забыл сказать о письме отца. Спать не
хотелось. На столике стояла чернильница. Она навела на  мысль  написать  еще
одно письмо. "Если то  не  дойдет,  это  получит".  Он  поднялся  к  Николаю
Васильевичу и постучался.
   - Можно! Ага, Миша! Ну, как дела?
   Николай Васильевич старательно смывал с рук следы жирной  смазки.  Вид  у
него был усталый, но чувствовалось, что он был чем-то очень доволен.
   - Все в порядке, Николай Васильевич.
   - Молодец! На "Волхове" работали хорошо. Когда выполнишь поручение брата,
засажу тебя за учебу.
   - Есть. А я письмо от отца получил, Николай Васильевич.
   - Неужели? Очень рад за тебя. Поздравляю. Где он?
   - Он сейчас на фронт собирается. Ранен был, - гордо сказал Миша,  -  Я  к
вам попросить бумаги листочек и конверт. У меня дома есть, только я забыл.
   - Пожалуйста, дружок. Чего другого нет, а этого добра у меня запас.
   - Спасибо.
   При свете коптилки, поджав под себя йоги, сидел Миша в своем кубрике  над
письмом, временами отрываясь и прислушиваясь к далекой стрельбе.
   "Здравствуй, папа!
   Я получил твое письмо и так обрадовался, что и сказать не  могу.  Написал
ответ, а если он потеряется, то это письмо второе. Я писал, что мы  с  Люсей
живы и здоровы, а мама умерла от бомбы..."
   Дальше Миша почти точно переписал содержание первого письма, но  в  конце
не утерпел и приписал:
   "Пишу я тебе из своей каюты на большом  судне,  где  я  обязательно  буду
плавать механиком. А в порту стреляют наши зенитки по немецким самолетам. Не
думай, папа, что я ничего не делаю  для  войны.  Сколько  могу,  я  помогаю.
Осенью 1941  года  мы  ловили  с  ребятами  немецких  ракетчиков,  а  теперь
диверсантов. Не думай, что враги есть только на фронте. Эти  гады  пролезают
везде, а есть такие, что немцам продались и вредят нам. Не сомневайся, папа,
всех предателей переловим. Голод  у  нас  кончился.  Теперь  ты  за  нас  не
беспокойся. Остаюсь твой сын Михаил Алексеев".
   Мальчик перечитал письмо, сложил и запечатал в конверт. Написав адрес, он
спрятал письмо в боковой  карман  пальто,  чтобы  завтра  утром  опустить  в
почтовый ящик.

   * * *
   Как и предсказал барометр, ночью начал моросить мелкий дождик. Утро  было
пасмурное.
   Точно к десяти часам Миша приехал к Витебскому вокзалу  и  издали  увидел
Нюсю. "Намалевана картина... Не чернилом, не пером, - из лоханки помелом..."
- с неприязнью вспомнил он детскую песенку.
   - Здравствуйте, Миша, - сказала Нюся и неожиданно взяла его под  руку.  -
Идемте скорей, а то этот дождик моросит так противно...
   Миша смутился и в первые минуты не знал, что говорить. Первый раз в жизни
ему пришлось идти под руку с девушкой. Он исподлобья поглядывал на встречных
пешеходов, опасаясь  увидеть  насмешливую  улыбку,  но  почему-то  никто  не
обращал на него внимания. "Увидел бы меня Сысоев с ней... Вот смеху-то  было
бы! С одного бока противогаз, с другого - это чучело..."
   - Если бы вы следили за собой, Миша, одевались бы красивей, как Жора,  по
вас бы многие девочки вздыхали...  Вам  надо  обязательно  в  парикмахерскую
сходить...
   С  последним  замечанием  Миша  согласился.  Он  давно  не   стригся,   а
парикмахерских открылось уже много.
   Нюся продолжала болтать какие-то глупости,  забавляясь  смущением  своего
кавалера. Случайно  она  заметила  торчавший  из  кармана  его  пальто  край
конверта. "Письмо... наверно, от девочки", - решила она, так как  ни  о  чем
другом думать не могла. Как опытная воровка, она свободной  рукой  незаметно
вытащила письмо а спрятала его за борт своего пальто.
   Вскоре они свернули в переулок и остановились у подъезда большого дома.
   - Здесь. Я провожу вас до квартиры, - сказала Нюся.
   Они поднялись во второй этаж. Нюся  постучала  в  дверь,  как  показалось
Мише, условным стуком. За дверью послышался мужской голос.
   - Кто там?
   - Виктор Георгиевич, это я - Нюся. Дверь открылась.
   - Ну, проходите!
   Преодолевая волнение, Миша старался запомнить голос этого тайного  врага,
этого  человека  с  прямым  носом  и  сжатыми  губами,  черты  которого  так
внимательно изучал по фотографии.
   -  Входите,  входите  проворнее!  Миша  с  Нюсей  вошли.   Дверь   тяжело
захлопнулась, щелкнув замком.
   - Виктор Георгиевич, это Миша Алексеев, Жора просил проводить его к вам.
   Горский пристально посмотрел на юношу и холодно сказал:
   - Знаю.
   Миша спокойно снял противогаз и протянул Горскому.
   - Зачем? Оставь у себя.
   - Я вам больше не нужна, Виктор Георгиевич?
   - Нет.
   - Тогда я пойду... До свиданья.
   Нюся  ушла,  и  Миша  облегченно   вздохнул.   "Наконец-то   отвязалась".
Присутствие этой вертлявой, нахальной девчонки связывало его. "Какая-то  она
противная, навязчивая..."
   - Проходи в комнату... Садись! - сказал Горский.  Он  остановился  против
мальчика, засунул руки в карманы и,  покачиваясь  на  длинных  ногах,  начал
говорить, раздельно каждое слово, словно вбивал в голову гвозди.
   - Запомни раз навсегда. Малейшее неповиновение - смерть. Проболтаешься  -
смерть. Измена - страшная смерть всем родным. Помни - нас много. Мы - везде.
От нас не скроешься. - Стало немного жутко от этого  предисловия.  -  Точное
выполнение приказа - награда, - продолжал Горский -  Послушание  -  награда.
Скоро кончится война, и награда двойная. Запомнил?
   - Запомнил.
   Горский снова прошелся по комнате, затем приступил к  объяснению.  Задача
оказалась очень простой.  Нужно  было  поехать  на  Молококомбинат,  вызвать
одного человека и передать ему противогаз. С этим человеком условиться,  как
его легче и быстрее найти,  чтобы  в  нужный  момент  передать  часы.  После
передачи часов предстояло спрятаться от  обстрела  где-нибудь  поблизости  и
ждать. Спустя некоторое время  должен  был  произойти  взрыв.  После  взрыва
следовало надеть противогаз и дать сигнал химической тревоги. С сегодняшнего
дня ежедневно, по вечерам,  приходить  на  квартиру  Кукушкиных.  Дальнейшие
приказания даст Брюнет.
   - А часы? - спросил Миша
   - Часы у Брюнета. Когда будет получен приказ, он их поставит  и  передаст
тебе. Твоя задача - быстро доставить их на место.
   - А как он их поставит? - спросил Миша.
   - Это не твое дело. Можешь идти.
   Запомнив фамилию и адрес указанного  ему  человека,  Миша  отправился  на
Молококомбинат.
   На трамвайной остановке стояло несколько пассажиров.
   - Эй, мальчик! Иди-ка сюда, - позвал с тротуара  Мишу  какой-то  инвалид,
сидевший на мешке. - Помоги, дорогой, мешочек поднять, - сказал он.
   Миша подошел, нагнулся к лежавшему  на  земле  мешку,  и  в  этот  момент
инвалид сказал вполголоса:
   -  Миша  Алексеев!  Иди  пешком  по  Международному  проспекту  до   кино
"Олимпия". Там остановись. Это было неожиданно, но Миша не растерялся.
   - Есть, - сказал он, помогая взвалить легкий мешок на спину инвалида.
   - Спасибо, дорогой, - громко  поблагодарил  тог  и  заковылял  в  сторону
Витебского вокзала.
   Миша взглянул в переулок, откуда только что вышел, и увидел дом,  подъезд
и окна квартиры Горскою. Все в порядке... Значит, Мишу  охраняли.  Это  было
приятно. Все угрозы предателя показались смешными.
   К кино "Олимпия" мальчик приближался с любопытством. Какая  неожиданность
его там ждет? Но, оказывается, неожиданность бывает только тогда,  когда  ее
не ждешь.
   В подъезде кино, прислонившись к колонне, стоял Бураков. Он  подмигнул  и
вошел внутрь. Миша шел следом, пока они не поднялись в будку киномеханика.
   Здесь было  тепло  и  светло.  Играла  музыка.  Приятно  трещал  аппарат,
пропуская  ленту.  Около  киноаппарата  сидела  девушка  в  синем  халате  с
засученными рукавами  и  смотрела  в  окошечко.  Она  мельком  взглянула  на
пришедших и вновь прижалась носом к стеклу окна.
   - Это моя двоюродная сестренка, - пояснил  Бураков.  -  Ну,  рассказывай,
Миша. Нас никто не услышит. Миша подробно сообщил о поручении Горского.
   - Пока все идет хорошо, - сказал  Бураков.  -  Иди  на  Молококомбинат  и
выполняй поручение. Под вечер я зайду на судно.
   - В какое время?
   - Часам к шести.

   21. СОБЫТИЯ НАРАСТАЮТ
   Нюся вышла из квартиры Горского, спустилась этажом  ниже  и  на  площадке
лестницы вытащила письмо. Каково же было ее разочарование, когда она  прочла
адрес: "Полевая почта". С досады она хотела разорвать и тут же бросить  его,
но  раздумала.  Любопытства  ради  она  все-таки  прочитала  письмо.  И   ей
показалось, что завитые в парикмахерской кудри  зашевелились  на  голове  от
того, что она  узнала.  В  первый  момент  захотелось  куда-нибудь  убежать,
спрятаться так, чтобы ее не нашли  даже  друзья-приятели.  Следующей  мыслью
было немедленно отыскать Брюнета, рассказать ему все. Это  он  завлек  ее  в
свои сети, пускай сам и выручает.
   Тюрьма! У нее были уже два привода в милицию, на нее косо смотрели жильцы
дома, но тюрьмы она еще не знала.
   Подлая девчонка ждала немцев. Брюнет обещал ей, что она оденется в  шелка
и  французское  трико,  будет  питаться  одним   шоколадом,   ведрами   пить
шампанское, и вообще должна начаться какая-то сказочная жизнь... И  вдруг  -
тюрьма... Брюнета она встретила в условленном месте.  Он  ждал  у  подъезда.
Запыхавшись от быстрой ходьбы, она схватила  его  под  руку  и  увлекла  под
ворота.
   - Жорочка... скорей... Жорочка, мы пропали!
   - Не психуй! В чем дело?
   Вместо ответа она протянула ему письмо.
   - Читай...
   Брюнет с недоумением взял письмо. Пока он  читал,  Нюся  с  беспокойством
поглядывала  по  сторонам.  Когда  атаман  дошел  до  Мишиной  приписки,  он
заскрипел зубами. Глаза его налились  кровью.  "Все.  Конец!"  Не  глядя  на
сообщницу, он прошел во двор, сел на выброшенное из квартиры разбитое  трюмо
и опустил голову
   - Что делать, Жорочка?... Надо бежать. Там все знают, - бормотала Нюся.
   - Помолчи! - резко сказал атаман.
   Он достал блокнот, карандаш и написал несколько строк.
   - Слушай, Нюська. Если мы опоздаем, веревка приготовлена.
   - Ой! Что ты болтаешь?
   - Слушай, дура! Вот эту записку как можно скорей отнеси Семену Петровичу.
Он в столовой. Домой больше не ходи. На квартиру  к  Кренделю  тоже.  Там  в
любой момент могут накрыть... Поняла?
   - Куда же идти?
   - Вечером придешь в Старую Деревню... Знаешь дом, где с тобой были... Его
разломали... Поблизости в блиндаже спрячешься. Потом я  скажу,  что  делать.
Ну, иди. Торопись!
   Нюся ушла. Брюнет, сжимая кулаки, некоторое время еще сидел па  подставке
трюмо, "Как отомстить? Как уничтожить Мишку, чтобы все  знали...  Всадить  в
сердце финку с запиской? Вероятно, он  еще  не  подозревает,  что  раскрыт".
Брюнет вытащил из кармана часы и посмотрел время. Начало  двенадцатого.  При
взгляде на часы у него возник план мести. Домой идти опасно, но  ради  такой
мести стоит рискнуть.
   За каждым углом мерещилась засада. В каждом встречном пешеходе  он  видел
врага и ждал, что тот вытащит пистолет...
   Вот и дом. Брюнет долго не решался войти в  подъезд.  "Чего  я  боюсь?  -
успокаивал он себя. - Никто же не знает, где я живу".
   Наконец он решился и вошел в дом, а затем и в  квартиру.  "Опасности  еще
нет... Мы опередили...  Советская  разведка  разоблачена,  -  думал  Брюнет,
подбадривая  себя.  -  Нужно  оставить  их   в   дураках.   Они   продолжают
сопротивляться на фронте... Но еще немного усилий, и конец!"
   Брюнет снял с  вешалки  противогаз,  вынул  коробку  и  сорвал  картонный
кружок, закрывавший нижнее отверстие. Из письменного  стола  достал  часы  с
золотым ободком и задумался. "К Мишке пошлю Кренделя,  -  они  дружат.  Если
назначить ему приход в семь часов  вечера,  то  взрыв  должен  произойти  за
полчаса... нет... за сорок пять минут". Брюнет усмехнулся,  представив,  как
разорвется мина. "Интересно, что будет в этот момент думать Мишка и  что  от
него  останется..."  Он  злорадно  начал  заводить  часы.  Послушав   работу
механизма, перевел ободок на шесть часов пятнадцать минут. Теперь оставалось
вложить часы в  приготовленное  углубление...  Атаман  медлил.  Ему  впервые
приходилось заряжать эту адскую машину, -  практиковались  они  на  учебных.
Стало  немного  не  по  себе.  "А  вдруг  сорвется  раньше  времени?"  Чтобы
успокоиться, он тряхнул несколько раз часами, потом начал  крутить  головку.
Когда стрелки подошли к шести часам пятнадцати  минутам,  ободок  щелкнул  и
вернулся на старое место. Часы  работали  безукоризненно.  Сверив  по  своим
часам, он поставил верное время, снова перевел ободок на шесть пятнадцать  и
наконец вложил часы в углубление противогаза.

   * * *
   Миша, выполнив поручение Горского, возвращался  на  судно