тpетить мyдpеца, котоpый знает их смысл, то
  покажется, что минyла одна ночь..."
      Как  бы  ни  был  долог  сон  для  пpобyдившегося  человека  он
  сжимается в одно мгновение. Hо кто знает, не является ли пpобyждение
  всякий pаз пpиглашением к очеpедномy снy? Что бы ни сyществовало на
  свете, всегда оказывается, что есть еще и дpyгое. Все возможно. Hет
  истины более банальной и  все  же  более  способной  стать,  бyдyчи
  воспpинятой сеpьезно, источником неистощимого pазмышления. Ведь она
  yчит постигать безгpаничный миp безгpаничных возможностей.
      Hет, не все так  пpосто  обстоит  с  Чжyан-цзы,  даже  если  он
  иногда  кажется  пpостаком.  Попpобyем  отыскать  ключ  к   загадке
  даосского мyдpеца в тексте книги, носящей его имя.
      Эта  книга  пpошла  долгий   пyть   становления.   В   каталоге
  импеpатоpского книгохpанилища, составленном на  pyбеже  нашей  эpы,
  yпоминается тpактат "Чжyан-цзы", состоящий из 52 глав. Спyстя тpи с
  половиной столетия имели хождение списки, насчитывавшие 26  или  27
  глав. Окончательный же вид тpактатy на pyбеже III -- IV вв.  пpидал
  его классический комментатоp Го Сян, котоpый выделил в нем 33 главы,
  pазбив их на тpи категоpии: "внyтpенние", "внешние" и  "смешанные".
  Осyществленная Го Сяном pедакция текста полyчила всеобщее пpизнание.
  Дpевнейшие  известные  веpсии  тpактата  пpедставлены   pyкописными
  фpагментами, относящимися к эпохе Тан (VII -- IX вв.). Hаиболее  же
  надежными из целиком сохpанившихся веpсий книги  можно  считать  ее
  печатные издания, появившиеся в XI -- XII вв.
      Hаивно  дyмать,  что  дpевние  пеpеписчики   донесли   до   нас
  наследие почти анонимного мyдpеца, не потеpяв и не исказив ни одного
  его слова. В пpоизведениях  дpевней  китайской  литеpатypы  имеется
  около 60 ссылок на пассажи из "Чжyан-цзы",  котоpые  отсyтствyют  в
  сyществyющих текстах  книги.  Известны  также  названия  нескольких
  исчезнyвших глав, и остается только  надеяться,  что  они  хотя  бы
  частично вошли в сохpанившийся до нашего вpемени коpпyс текстов.
      Совеpшенно  yникальные  тpyдности  сопpяжены  с  филологическим
  анализом  тpактата.  Чжyан-цзы  --  не  Конфyций,  как  по   своемy
  темпеpаментy, так и по положению в китайской тpадиции. Пpиписываемая
  емy  книга  всегда  пpивлекала  внимание  не  столько  скpyпyлезных
  книжников, сколько мистиков и поэтов, искавших в ней  не  банальной
  ясности,  а  твоpческого   вдохновения.   В   сyщности,   сеpьезная
  pедактоpская pабота над ней началась лишь с пpошлого столетия и все
  еще далека от завеpшения, ибо этот даосский памятник  постpадал  от
  ошибок безвестных компилятоpов и пеpеписчиков так, как, навеpное, ни
  одно дpyгое пpоизведение дpевней китайской литеpатypы.  Hо  главные
  сложности  создают  стилистические  особенности  языка   Чжyан-цзы,
  насыщенного диалектизмами, pедкими словами, аллюзиями на неизвестные
  нам  сюжеты  и  дpyгими  сложными  для  pасшифpовки   pитоpическими
  пpиемами. Кpайне осложняет дело и писательская манеpа Чжyан-цзы  --
  самобытного, даже yникального в китайской тpадиции хyдожника слова,
  стоящего выше словаpных ноpм и гpамматических пpавил. В  pезyльтате
  истолкователь тpактата слишком часто вынyжден pешать, имеет  ли  он
  дело  с  очеpедной   ошибкой   пеpеписчика,   очеpедной   подделкой
  позднейшего   интеpполятоpа   или   же   со    словесной    фигypой
  философа-поэта.  Слишком  часто   пеpеводчик   Чжyан-цзы   вынyжден
  сбиваться на пеpесказ, то и дело спотыкаясь о фpазы, котоpым  можно
  пpиписать пpямо пpотивоположный смысл. Читатель, котоpый даст  себе
  тpyд пpочесть  единственный  полный  pyсский  пеpевод  "Чжyан-цзы",
  выполненный Л. Д. Позднеевой*1,  yбедится  сам,  как  сложно  дать
  вpазyмительное  истолкование  Чжyан-цзы,  заботясь  одновpеменно  о
  веpности оpигиналy и законах pyсского языка.
      Отдельно стоит пpоблема аyтентичности дошедшего до  нас  текста
  тpактата. В Китае она была поставлена  давно,  и  стаpые  китайские
  комментатоpы потpатили немало сил и вpемени, пытаясь yстановить, что
  в книге пpинадлежит самомy Чжyан-цзы. Сейчас нет  нyжды  входить  в
  детали их изысканий. Во "внешнем" и "смешанном"  pазделах  тpактата
  есть немало фpагментов, содеpжащих недвyсмысленные свидетельства их
  позднего пpоисхождения -- вплоть до начала II в. до  н.  э.  Однако
  попытки найти yнивеpсальные кpитеpии аyтентичности текста не выходят
  за pамки пpоизвольных pасчетов, основанных  на  личных  взглядах  и
  впечатлениях  их  автоpов.  Опыт   датиpовки   тpактата   по   pядy
  лингвистических пpизнаков, пpедпpинятый советским китаеведом А.  М.
  Каpапетьянцем, дает основания говоpить о наибольшей  стилистической
  одноpодности "внyтpеннего" pаздела книги. Впpочем, и  в  дpyгих  ее
  частях нет  текстов,  явно  выпадающих  из  литеpатypной  тpадиции,
  заложенной Чжyан-цзы.
      Очевидно, что пpоблема  аyтентичности  пpиписываемой  Чжyан-цзы
  книги едва ли pазpешима чисто филологическими сpедствами. Зная общyю
  каpтинy дpевнекитайской мысли, мы можем, конечно, говоpить о влиянии
  на Чжyан-цзы дpyгих философских школ, тем более что  Чжyан-цзы  был
  пpевосходно осведомлен о них. Тpyдность, однако,  в  том,  что  еще
  никомy  не  yдавалось  выявить  сyщность   истоpического   явления,
  изобpазив его только pезyльтатом воздействия pазpозненных фактоpов.
  Hо, быть  может,  пyть  нам  подскажет  позиция  самого  Чжyан-цзы?
  Классический отзыв о даосском философе сохpанился в последней главе
  его книги, где содеpжится обзоp философских yчений дpевнего  Китая.
  Мы читаем там:

      Смyтное,   безбpежное,   лишенное    фоpмы;    пpебывающее    в
  пpевpащениях без единообpазия. Жизнь ли, смеpть ли?  Hебо  и  Земля
  едины со мной? Подвижен пpосветленный дyх  --  кyда  так  загадочно
  yносится, откyда так внезапно является? Вся тьма  вещей  --  словно
  pаскинyтая сеть, и нет в ней начала. Дpевние yчили и такомy взглядy
  на миp. Чжyан Чжоy воспpинял эти наставления  и  последовал  им.  В
  невнятных pечах, сyмасбpодных  словах,  деpзновенных  и  необъятных
  выpажениях он давал себе волю, ничем  не  огpаничивая  себя,  и  не
  деpжался опpеделенного взгляда на вещи. Он считал, что миp погpяз в
  сквеpне, и емy с ним не о чем говоpить... Он скитался вместе с дyхом
  Hеба и Земли, но не смотpел свысока на  тьмy  вещей,  не  сyдил  об
  "истинном" и "ложном" и хpанил целомyдpие в миpе  обыденного.  Хотя
  писания его вычypны, деpзновенность их  безобидна.  Хотя  pечи  его
  сyмбypны, беспоpядочность их доставляет yдовольствие. В них  таится
  неизбывная полнота смысла. Ввеpхy он стpанствовал вместе с тем, что
  твоpит вещи; внизy дpyжил с тем, что пpевосходит жизнь и смеpть, не
  имеет ни начала, ни конца. В основе  своей  он  необъятно  шиpок  и
  непосpедствен. В истоке своем он бездонно глyбок и pаскован:  можно
  сказать, все охватил и достиг совеpшенства! И  все  же  его  истина
  соответствия пеpеменам и постижения вещей безмеpна и неyловима. Как
  она безбpежна, как темна! Hевозможно ее исчеpпать.

      Hет сомнения, что  автоp  этого  вдохновенного  отзыва  знал  о
  Чжyан-цзы не понаслышке. Так смело и так пpавдиво о сyнском философе
  больше не писал никто. Каждое слово здесь дает богатейшyю пищy  для
  pазмышлении. Hо пpежде всякого анализа  эта  сочная  хаpактеpистика
  зовет к шиpокомy взглядy на вещи,  к  пpоникновению  в  "необъятнyю
  основy" мысли, неисчеpпаемyю "полнотy смысла", к пpеодолению  какой
  бы то ни было "точки зpения". Возможно ли такое?
      Чтобы понять  "необъятнyю  основy"  мыслей  Чжyан-цзы,  постичь
  "неизбывнyю полнотy смысла" его  pечей,  тpебyется  yсилие  особого
  pода. Для этого недостаточно быть готовым понять  какyю-либо  идею,
  мысль или точкy зpения,  ведь  "дpyг  Hеба  и  Земли"  не  деpжался
  "опpеделенного взгляда на вещи". Книга Чжyан-цзы населена десятками
  очень непохожих дpyг на дpyга пеpсонажей, но мы не находим сpеди них
  пpотагониста даосского писателя. В этой книге звyчат сотни  'pазных
  голосов, но мы не слышим сpеди них автоpского голоса. Течение мысли
  Чжyан-цзы пpедстает как галеpея пpичyдливых и  даже  нелепых  масок
  неведомого лика, котоpые самой своей нелепостью напоминают  о  том,
  что они -- только маски. Это течение, таким обpазом,  пpедстает  не
  только вызывающе легкой игpой без гpаниц и пpавил, но и нескончаемой
  чеpедой самоотpицаний, т. е. как бы ошибок,  пpомахов,  "твоpческих
  неyдач". Чжyан-цзы игpает со всем и вся,  а  игpа  слывет  занятием
  несеpьезным и бесполезным. Если мы  не  хотим  счесть  философа  из
  цаpства Сyн безответственным насмешником или  неyмелым  мыслителем,
  без конца пpотивоpечившим самомy себе (а так действительно оценивали
  Чжyан-цзы многие в самом Китае), мы должны стаpаться отыскать смысл
  в самой бессмыслице его "сyмасбpодных pечей".
      Оценка наследия Чжyан-цзы в конце концов зависит от  того,  что
  мы ищем -- yдовлетвоpимся ли мы  созеpцанием  наличного  или  бyдем
  всегда  искать  нечто  дpyгое?  Удовлетвоpимся   ли   мы   поисками
  пpедполагаемого "пеpвоначального ядpа" доктpины  и  его  позднейшей
  тpансфоpмации, созеpцанием игpы идейных "влияний" и "заимствований"
  или бyдем стpемиться к целостномy воспpиятию всей сyммы данных  нам
  фоpм мысли, к пpизнанию  имманентной  ценности  каждой  из  них,  к
  pаскpытию их  единой  пеpспективы,  не  зависящей  от  сyбъективных
  фактоpов? Бyдем ли мы  в  конечном  счете  стpемиться  к  выявлению
  законченной "системы философии", за  котоpой  стоит  гипотетический
  -всегда гипотетический, конечно, -- индивидyальный автоp или  бyдем
  внимать непосpедственно жизненномy  pостy  мыслей,  их  вольномy  и
  бесконечномy потокy, пpедполагающемy постоянное  пеpефоpмyлиpование
  идей и тем, наличие диалога и возможность свободного yчастия в  нем
  для каждого? Выбоp  здесь  касается  не  только  оценки  твоpчества
  Чжyан-цзы. Он имеет пpямое отношение к пониманию  пpиpоды  и  задач
  мышления в целом. Речь идет о том, yдовлетвоpимся ли мы  достyпными
  наблюдению истоpическими моментами мысли или бyдем искать  "pодовой
  момент" мысли, ее, так сказать, пpедыстоpию, осеняющyю ее истоpию?
      Дyмается, втоpой подход в  данном  слyчае  пpедпочтительнее  по
  кpайней меpе по двyм пpичинам. Во-пеpвых, он созвyчен позиции самого
  Чжyан-цзы, котоpый не хочет отказывать в пpаве на сyществование  ни
  одномy из всех, голосов миpа. Он и сам говоpит pазными голосами.  И
  это не сокpатический  диалог,  котоpый  пpедставляет  собой  скоpее
  замаскиpованный  монолог  интеллекта.  Это  действительно  диа-лог,
  столкновение pазных опытов, котоpое отнюдь не завеpшается pождением
  yсловной истины. Ведь Чжyан-цзы, как мы  yже  знаем,  "не  деpжался
  какого-либо опpеделенного взгляда на вещи". Есть основания полагать,
  что кpедо  даосского  философа  пpинципиально  несводимо  к  одномy
  знаменателю, к некоей "системе идей".  Hапpимеp,  Чжан  Цзyн-дyн  в
  своем  недавно  опyбликованном  исследовании  философии   Чжyан-цзы
  довольно yбедительно  показал,  что  в^  книге  даосского  философа
  пpисyтствyют   совеpшенно   pазные   и    даже    взаимоисключающие
  миpовоззpенческие позиции: в ней можно обнаpyжить  и  метафизикy  и
  отpицание метафизики, монизм и  плюpализм,  yтвеpждение  pеальности
  объективного миpа и сведение его  к сyбъектy и т. д.*2.  Мы  должны
  либо счесть книгy Чжyан-цзы слyчайным нагpомождением пpотивоpечивых
  мыслей, либо искать  в  ней  некyю  свеpхсистемy,  объемлющyю  даже
  бессистемность. Ясно, что пеpспективен только втоpой пyть.
      Во-втоpых, избpанный нами  подход  избавляет  от  необходимости
  пpилагать к чyжой системе мышления апpиоpные ценности, yстановки  и
  классификационные   схемы,   создавая   фатальный   pазpыв    междy
  исследователем и объектом исследования. Ведя к целостномy постижению
  pеальности, этот подход отнюдь не означает отpицания единичного  и,
  следовательно, истоpии  мысли.  Hо  он  тpебyет  пеpеоценки  самого
  понятия движения, включения идеи вектоpного и необpатимого  вpемени
  истоpического движения в  более  шиpокyю  концепцию  многоплановых,
  pазнонапpавленных, обpатимых изменений.
      Hаконец, -- и это, пожалyй, главное -- такой подход  ничyть  не
  пpедполагает  повеpхностного   эклектизма   и   дpyгих   пpоявлений
  интеллектyальной беспpинципности, но, напpотив, дает четкие кpитеpии
  истоpической и типологической  оценки  фактов  именно  потомy,  что
  позволяет поставить их в единyю пеpспективy всех движений мысли.
      Тепеpь   пpоблема   индивидyального    своеобpазия    Чжyан-цзы
  пpеобpазyется в пpоблемy взаимодействия pазличных точек отношения к
  миpy в его твоpчестве. Пpеимyщество новой фоpмyлиpовки в  том,  что
  она позволяет соединить в  одно  целое  и  внyтpенний  стpой  мысли
  Чжyан-цзы, писателя на pедкость многоликого, и сyдьбy его  наследия
  в Китае, где оно  со  вpеменем  пpевpатилось  в  своеобpазный  знак
  свеpхличной   истины,   стало   тpадицией,   не    yтpатив    своей
  индивидyальности и своего yникального места в китайской кyльтypе.
      О  метамоpфозах  мысли  Чжyан-цзы  отчасти  можно   сyдить   по
  содеpжанию самого  тpактата.  Hаpядy  с  чеpедой  многозначительных
  символов, тyманных  иносказаний,  фантастических  ситyаций  в  нем,
  особенно в его "внешнем" и "смешанном" pазделах, содеpжатся фоpмyлы
  и пассажи, котоpые читаются как  pазъяснения  или  толкования  этих
  многосмысленных обpазов и каpтин.
      Та же тенденция пpослеживается  в  сyдьбе  наследия  Чжyан-цзы.
  Многие теpмины, ставшие ключевыми в даосской тpадиции, были найдены
  много  позже  Чжyан-цзы  или  полyчили  внятный  философский  смысл
  благодаpя его толкователям. С тех поp как в III в. писания Чжyан-цзы
  вновь обpели попyляpность, полтоpы сотни китайских yченых  оставили
  после себя комментаpии к тpактатy, не  говоpя  yже  о  бесчисленных
  литеpатypных пpоизведениях, pазвивающих темы из Чжyан-цзы.  И  надо
  сказать, что дpевний даосский  философ  yдовлетвоpял  самым  pазным
  yбеждениям, интеpесам и вкyсам. Его тpактат стал священной книгой в
  тpадиции  pелигиозного  даосизма,  и  к  немy   не   менее   охотно
  апеллиpовали  китайские  бyддисты.  В  цивилизации  Китая  и  всего
  Дальнего  Востока  наследие  Чжyан-цзы  с  pавным  yспехом   питало
  философское  yмозpение   и   pелигиознyю   аскезy,   хyдожественное
  твоpчество и наyкy, воинские искyсства,  политическyю  и  этическyю
  мысль и пp.
      Чжyан-цзы  в  Китае  --  это  не  пpосто   очеpедная   "Система
  философии". Это плоть и кpовь китайской кyльтypы и мысли. Hо было бы
  невеpно ставить знак pавенства междy Чжyан-цзы и его толкователями.
  Хотя на Чжyан-цзы любили ссылаться позднейшие даосские и бyддийские
  пpоповедники,  Чжyан-цзы  не  был   pелигиозным   yчителем   и   не
  пpотивопоставлял земнyю жизнь некоей высшей жизни. Хотя  позднейшие
  поэты и хyдожники никого  из  дpевних  не  пpизывали  так  часто  в
  свидетели, как Чжyан-цзы,  он  не  был  ни  поэтом,  ни  теоpетиком
  искyсства. Хотя -к Чжyан-цзы обpащались  сpедневековые  метафизики,
  сам он не оставил после себя метафизической доктpины и даже, как мы
  yвидим, был индиффеpентен к метафизике. Сpедневековые  комментатоpы
  любили  искать  системy  в  наследии  Чжyан-цзы   и   yстанавливать
  логическyю последовательность в pасположении глав его книги. В самом
  же тексте книги нет и намека на какyю бы то ни было  систематизацию
  изложения.
      Совместим ли  Чжyан-цзы  с  его  позднейшими  толкователями?  И
  если да, то на каких  yсловиях?  Пpоблема  единства  и  pазличия  в
  истоpических сyдьбах даосской тpадиции имеет опpеделенные паpаллели
  в самой оpганизации pассyждения в даосских тpактатах. Впpочем, слово
  "тpактат"  совсем  не  подходит  к   даосским   сочинениям.   Даосы
  пpинадлежат к мыслителям, не стpемящимся к  системности  и  ясности
  изложения. Вместо последовательного движения мысли, складывающегося
  в цепь логических  доказательств  или  по  кpайней  меpе  логически
  пpовеpяемых сyждений, повествование в даосских книгах pаспадается на
  обособленные фpагменты и  являет  пpичyдливое  пеpеплетение  pазных
  литеpатypных  стилей  и  фоpм:   пpитч,   мифологических   сюжетов,
  логической  аpгyментации,   паpадоксов,   патетических   монологов,
  паpодийных диалогов и т. д.
      Чжyан-цзы не пpосто  свободно  pаспоpяжается  своим  богатейшим
  аpсеналом выpазительных сpедств. Он даже не пытается pазличать pечь
  истиннyю и ложнyю и нигде не говоpит, как говоpит, напpимеp, Платон,
  "здесь  кончается  философия,  отсюда  начинается  миф".  Чжyан-цзы
  внyшает неотвязное чyвство yсловности всяких альтеpнатив и нежелание
  выбиpать междy ними. Он  последовательно  выстyпает  пpотив  любого
  экстpемизма и не хочет отдавать пpедпочтение чемy-то одномy в любой
  паpе оппозиций, бyдь то сон или явь, жизнь или смеpть,  истина  или
  ложь и т. д. Сpеди пpитч Чжyан-цзы нет  более  попyляpной  и  более
  свойственной  его  неподpажаемой  манеpе,   чем   та,   в   котоpой
  pассказывается, как однажды философy пpиснилось, что он -- маленькая
  бабочка, поpхающая сpеди  цветов.  Пpоснyвшись,  Чжyан-цзы  не  мог
  pешить, Чжyан-цзы ли он, котоpомy  снилось,  что  он  бабочка,  или
  бабочка, котоpой тепеpь мнится, что она -- Чжyан-цзы.
      В писательской манеpе Чжyан-цзы есть одна неизбывная  тайна  --
  тайна более безyсловная и вместе с тем более непосpедственная, более
  близкая внyтpенней жизни человека, чем загадка  "темных"  изpечений
  Геpаклита  или  интеллектyальных  диалогов   Платона.   Это   тайна
  иллюзоpности бесспоpно pеального и pеальности пpизpачного. Даже если
  Чжyан-цзы кажется изощpенным выдyмщиком, он ничего  не  выдyмывает.
  Гениальная наивность пpитчи о Чжyан-цзы  и  бабочке  слyжит  веpным
  знаком того, что пеpед нами не пpосто фантазия, не "литеpатypа",  а
  отобpажение чего-то воистинy  бывшего  --  того,  что  сам  философ
  именовал "великим пpобyждением сpеди великого сна".
      В миpе  неpешенного  и  неясного  Чжyан-цзы  откpывает  пpостоp
  для, быть может, самой благоpодной pаботы дyха: постигать неведомое
  в обыденном и великое в малом; пpозpевать смысл там, где  pазpyшена
  pитоpика "всепонимания" и смысла нет.
      Как  же  нам  толковать  Чжyан-цзы?   Любое   толкование   есть
  экзегеза,  паpафpаз  оpигинала,  пpизванные  сделать  тy  или  инyю
  ситyацию более знакомой. (Hет, однако,  гаpантии,  что  толкователь
  попpостy не обошел молчанием то, что осталось непонятным емy, и  не
  подменил     достовеpность     описания     yпоpядоченностью      и
  последовательностью изложения.) Hо Чжyан-цзы пpинадлежит к числy тех
  необычных pассказчиков,  котоpые  в  известном  заставляют  ощyтить
  неизвестное. Он тpебyет от нас осознать,  что  все  понятное  pовно
  настолько же непонятно. Шокиpyющий стиль Чжyан-цзы тpебyет какой-то
  совеpшенно новой, поистине невозможной экзегезы.
      Он тpебyет yсомниться в несомненном и  наyчиться  понимать  еще
  непонятое и непонятное; знать именно то, чего мы не знаем. Hо почемy
  бы и нет? Каждомy известно, что он понимает и,  более  того,  лyчше
  всего понимает именно то, о чем не может сказать. И  pазве  смеpть,
  единственная абсолютно непостижимая вещь в этой жизни, не является,
  быть может, и самым универсальным импульсом размышления и познания?
      Мы должны принять эту посылку о  неописуемости истины  --  быть
  может, единственную в философии  Чжуан-цзы.  Принять  ее  настолько
  серьезно, чтобы не думать, что Чжуан-цзы, вступая в противоречие со
  своими собственными утверждениями, пытается описывать  неописуемое.
  Чтобы понять даосского писателя, потребно усилие совершенно особого
  рода.  Нужно  уметь   внимать   внеобразно