о,
который теперь был только множеством  черных  хлопьев  пепла,  был  когда-то
угонщиком автомобилей. Как бы подготавливая  себя  к  написанию  "Скоростных
машин". Пол  изучал  технику  угона  автомобилей  со  старым  полицейским  в
отставке по имени Том Твифорд. Том  показывал  ему,  как  напрямую  замкнуть
зажигание и без ключа завести  машину,  как  с  помощью  тонкого  и  гибкого
металлического прутика, который угонщики  называют  Тощий  Джим,  взламывать
замки на дверцах и отрубать сигнализацию.
     Или, - сказал ему Том  однажды  весенним  деньком  в  Нью-Йорке  два  с
половиной года назад, - допустим, ты  вовсе  не  хочешь  красть  машину.  Но
машину ты взял и у тебя с  бензинчиком  туговато.  Ты  берешь  шланг,  чтобы
подзаправить автомобиль, взятый в свободное  пользование,  и  обнаруживаешь,
что бак заперт. Проблема? Никакой проблемы нет, если ты знаешь что  делаешь,
потому что замки на баках устроены не сложнее детских игрушек. Все, что тебе
действительно понадобится - это шпилька.
     Пять бесконечных минут у него  ушло  на  то,  чтобы  подогнать  кресло;
именно так он хотел, левое колесо почти касалось двери.
     Замочная  скважина  была  весьма   старомодна,   она   напомнила   Полу
иллюстрации Джона Тэнниэла к "Алисе в Стране Чудес",  вырезана  на  середине
тусклой металлической пластинки.
     Он немного сполз по креслу - всего один  раз  сдавленно  застонав  -  и
посмотрел в скважину. Он мог видеть маленький коридорчик, который вел  прямо
в прихожую, темнокрасную половицу, старомодный дива", обитый похожей тканью,
старый абажур с кисточками. Слева, в середине коридорчика, была дверь. Пульс
его учащенно забился. Это, несомненно, была нижняя ванная. Он часто  слышал,
как она набирала воду здесь, в тот раз, когда он с таким  удовольствием  пил
воду из полового ведра, она тоже набирала ее  здесь...  И  разве  не  отсюда
выходила она каждый раз, когда давала ему лекарство?
     Он был совершенно уверен. Она выходила отсюда.
     Он схватил шпильку. Она выскользнула из пальцев и покатилась по  доске,
неумолимо приближаясь к краю.
     - Нет! - хрипло закричал он и накрыл ее ладонью как раз в  тот  момент,
когда она собиралась упасть. Он зажал ее в кулаке и поседел еще сильнее.
     Хотя он не был уверен, но ему показалось, что на этот раз он отключился
на более длительное время,  чем  в  первый  раз.  Боль  -  если  не  считать
мучительной агонии в левом колене - казалось, начала понемногу  утихать.  На
этот раз он пошевелил для гибкости пальцами,  прежде  чем  взять  шпильку  с
доски.
     "Теперь, - подумал он, разгибая и держа ее в правой руке, - не дрожать!
Постарайся удержать эту мысль в голове. Ты не должен дрожать!"
     Он подался вперед всем телом и потихоньку  всунул  шпильку  в  замочную
скважину,  слушая,  как  ведущий  в  его  главе   (очень   живо)   описывает
происходящее.
     Пот бежал по  его  лицу  словно  нефть.  Он  прислушивался...  нет,  он
чувствовал звуки в скважине.
     "Рычаг в дешевых замках - это обыкновенный конек,  изогнутый  полоз,  -
говорил ему Том Твифорд, для наглядности выгибая кисть  руки  и  поворачивая
ее. - Ты хочешь  перевернуть  кресло  качалку?  Нет  ничего  легче,  правда?
Хватаешься за полозья и вытряхиваешь мамулю... То же самое  ты  проделываешь
вот с таким замком. Тянешь за собачку вверх и  быстренько  открываешь,  пока
рычажок не защелкнулся обратно".
     Он дважды цеплял собачку, но  оба  раза  шпилька  соскакивала  и  рычаг
защелкивался,  прежде  чем  Пол  успевал  открыть  дверь.   Шпилька   начала
сгибаться. Пол подумал, что
     через две три попытки она сломается.
     "Прошу тебя, боже, - сказал он, вставляя шпильку снова.  -  Пожалуйста,
ну что тебе стоит. Прошу, только сжалься надо мной".
     ("Ну что, ребята, Шелдон сегодня держался геройски,  но  это,  кажется,
будет последней попыткой. Толпа замерла в ожидании")
     Он закрыл глаза, голос комментатора затих, когда он жадно прислушивался
к царапанью шпильки в скважине. Вот! Здесь чувствуется препятствие! Собачка!
Он мог видеть ее  в  замке,  похожую  на  изогнутый  полоз  кресла  качалки,
прижимающую язычок замка, удерживающую запор на  месте  и  удерживающую  его
самого в этом аду.
     "Это устроено не сложнее детской игрушки. Пол, но сохраняй спокойствие,
только будь спокоен".
     - Да уж! Думаешь, легко сохранять спокойствие при такой жуткой боли.
     Он ухватился левой рукой за дверную ручку,  а  правой  стал  потихоньку
давить на шпильку. Так... еще чуть-чуть... еще немного.
     В своем воображении он  видел,  как  полоз  качалки  начинает  медленно
двигаться в  маленькой  пыльной  нише;  видел,  как  язычок  замка  медленно
втягивается. Слава богу, что ему не надо, чтобы он втянулся до  конца...  он
не собирается вытряхивать мамулю  из  кресла,  как  говаривал  Том  Твифорд.
Достаточно только язычку выйти из углубления в дверном косяке и толчок и...
     Шпилька начала гнуться и заскользила. Он почувствовал это и в  отчаянии
дернул так сильно, как только мог, повернул ручку и толкнул дверь.  Раздался
щелчок и шпилька сломалась пополам. Та часть, которая была в замке, упала на
пол и он уже решил, что попытка провалилась, прежде чем  увидел,  что  дверь
медленно открывается и язычок торчит из нее как стальной палец.
     - Господи, - прошептал он, - благодарю тебя. Господи!
     "Давайте  посмотрим  замедленную  съемку",  -  заорал,  нет,   завизжал
ликующий Уориер Вольф, в то время как тысячи людей на  стадионе,  не  говоря
уже о миллионах телезрителей, разразились громовыми криками.
     - Не сейчас, Уорнер, не сейчас, - проворчал он  и  начал  изнурительную
борьбу, чтобы протиснуть кресло в дверной проем.
     В один неприятный - нет,  не  только  неприятный  -  ужасный,  страшный
момент ему показалось, что кресло не проходит в дверь. Оно было всего на два
дюйма шире, но это были два лишних дюйма.
     "Она внесла  его  сложенным,  вот  почему  ты  сначала  принял  его  за
тележку", - мрачно сообщил ему внутренний голос.
     В конце концов ему удалось сжаться  и  с  большим  трудом  протиснуться
сквозь дверной проем. Наклонившись вперед, он ухватился за  дверные  косяки.
Оси колес пронзительно завизжали, царапая дерево, но он все же проскочил.
     После этого он еще больше поседел.
     Ее голос заставил его очнуться. Он открыл глаза и с ужасом увидел,  что
она направила на него дуло пистолета. Глаза ее  бешено  сверкали.  На  зубах
блестела слюна. -Если тебе  так  хочется  свободы.  Пол,  я  буду  счастлива
предоставить ее тебе. Она взвела оба курка.
     Он вздрогнул, ожидая выстрела. Но его не было - он понял, что  это  был
сон.
     Нет, не сон -предупреждение.
     Она могла вернуться в любое время. В любой момент.
     Свет, просачивающийся через полуоткрытую  дверь  в  ванную,  изменился,
стал ярче. Он выглядел,  как  дневной.  Он  хотел,  чтобы  часы  своим  боем
сообщили ему, насколько он был прав, но часы упрямо молчали.
     В прошлый раз она бросила меня на  пятьдесят  часов.  Так  она  сделала
тогда. А сейчас она может пропадать восемьдесят часов. Разве ты  не  знаешь,
что метеослужба может посылать по почте предупреждение о  грозящем  урагане,
но когда дело доходит до точного  определения  места  нахождения  урагана  и
даты, они ничего не знают, черт их подери.
     - Совершенно верно, - сказал он и  покатил  кресло  в  ванную  комнату.
Заглянув в нее, он обнаружил простую комнату, выложенную белым шестиугольным
кафелем. Ванна с ржавыми  вентилями  ниже  водопроводных  кранов  стояла  на
ножках в виде лап.  Рядом  размещался  шкаф  для  белья.  Напротив  ванны  -
раковина. Над ней аптечка. Ведро для мытья полов стояло в  ванне  -  он  мог
видеть его пластиковую крышку.
     Холл  был  достаточно  широким,  чтобы  Пол  мог  развернуть  кресло  и
направить его в дверь, но теперь его руки тряслись от усталости.
     В детстве он был слабым ребенком и поэтому во взрослом возрасте  всегда
благоразумно старался заботиться о своем здоровье.  Но  теперь  его  мускулы
были
     мускулами инвалида и он снова  чувствовал  себя  слабым  ребенком,  как
будто все это время провел, держась за мамочкин  подол,  качаясь  у  нее  на
коленях и мечтая о создании Наутилуса.
     Этот дверной проем был по крайней мере шире - не  намного  конечно,  но
все же было вполне достаточно места, чтобы проскочить через  него.  Внезапно
он налетел на перемычку двери и после удара колеса кресла на  упругих  шинах
мягко покатились по кафельному полу. Он почувствовал запах чего-то  кислого,
что он автоматически ассоциировал с больницами - лизол, может быть. Здесь не
было туалета, он уже  подозревал,  что  звуки  внезапно  хлынувшей  жидкости
доносились только сверху, и теперь вспомнив об этом он понял,  что  один  из
этих потоков всегда следовал за его использованием подкладного судна.  Здесь
была только ванна, таз и шкаф для белья с открытой дверью.
     Он мельком взглянул на аккуратные стопки голубых полотенец и  простыней
- они ему были знакомы по обтираниям губкой, которые она ему  устраивала;  и
затем обратил внимание на аптечку, висящую над умывальником.
     Она была вне досягаемости.
     Как бы он ни старался дотянуться, оставалось еще добрых  девять  дюймов
от кончиков пальцев до аптечки. Он  видел  это  и  тем  не  менее  продолжал
тянуться, не желая поверить, что Судьба или Бог или Кто-то  еще  могут  быть
такими жестокими по отношению к нему. Он напоминал игрока  в  дальней  части
поля, безнадежно пытающегося достать посланный в его сторону мяч.
     Пол издал обиженный, недоуменный звук, опустил руки и  затем  откинулся
пыхтя назад. Серое облако снижалось. Он заставил его силой воли отступить  и
осмотрелся вокруг, ища что-нибудь, чем можно было бы открыть дверцу аптечки,
и увидел в углу швабру на длинной голубой палке.
     "Ты собираешься воспользоваться ею? Не так ли? Да, я полагаю ты мог бы.
Взломай  дверцу  аптечки  и  вытряхни  ее  содержимое  в  таз.  Но  пузырьки
разобьются и, даже если там нет пузырьков,  каждый  имеет  в  своей  аптечке
что-то, что вы не сможете положить  обратно.  Итак,  когда  она  вернется  и
увидит разгром, что тогда?"
     - Я скажу, что это сделала Мизери, - прохрипел он. - Я  скажу  ей,  что
она уронила все, пытаясь найти тонизирующее, которое бы оживило ее.
     Затем он разразился рыданиями... но даже сквозь слезы его глаза  шарили
по комнате, ища что-нибудь, идею, шанс, благоприятные обстоятельства...
     Он снова заглянул в шкафчик для белья и у него  неожиданно  перехватило
дыхание. Его глаза широко раскрылись. Он  обвел  беглым  взглядом  полки  со
стопками сложенных простыней и  наволочек,  банных  простыней  и  полотенец.
Теперь он смотрел на  пол,  где  стояли  квадратные  картонные  коробки.  На
некоторых было написано АПДЖОН.
     На других - ЛИЛЛИ. А на третьих - ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ.
     Он резко повернул кресло  каталку,  ударился,  но  не  обратил  на  это
внимание.
     Не дай бог, чтобы там были ее запасы шампуня или тампонов, или портреты
ее старой дорогой мамочки или...
     Он нащупал одну из  коробок,  вытащил  ее  и  открыл  крышку.  Никакого
шампуня, никаких образцов АВОН. Ничего  подобного.  Там  была  беспорядочная
смесь лекарств на картонках; большинство из них  в  маленьких  коробочках  с
пометкой "Образцы". На дне рассыпалось несколько пилюль и капсул  различного
цвета. Некоторые были ему  знакомы,  как  например,  Мотрим  и  Лопрессор  -
лекарства от гипертонии, которые принимал в последние годы жизни  его  отец.
Другие он никогда не встречал.
     - Новрил, - пробормотал он, дико шаря по коробке, в то время как по его
лицу струился пот, а в ногах билась и пульсировала боль. - Новрил, где  этот
проклятый Новрил?
     Но Новрила не было. Он захлопнул крышку коробки и затолкнул ее  обратно
в шкаф, стараясь поставить ее на то же самое место" где она была. Чтобы  все
было как прежде, место должно было выглядеть как свалка наркотиков.
     Сильно перегнувшись влево, он ухватил вторую коробку, открыл ее и  едва
смог поверить тому, что там увидел.
     - Дарвон. Дарвоцет. Дарвон Сомпаунд. Морфоз и Морфоз Комплекс.  Либрум.
И Новрил.  Множество  и  множество  коробочек.  Любимых  коробочек.  Дорогих
коробочек... О, любимые, дорогие, благословенные коробочки! Он схватил  одну
открытую и увидел капсулы в маленьких  блистерах,  которые  она  давала  ему
каждые шесть часов.
     Надпись на коробке предупреждала: "Не отпускать без рецепта врача".
     - О  господи,  доктор  здесь!  -  всхлипнул  Пол.  Он  зубами  надорвал
целлофановую упаковку и сжевал три капсулы, едва  ощущая  их  горький  вкус.
Затем он остановился, задумчиво посмотрел на оставшиеся пять, упакованные  в
многослойные целлофановые листы, и с жадностью схватил четвертую.
     Он быстро посмотрел вокруг, опустил подбородок на грудь, глаза хитрые и
испуганные. Хотя он знал, что  для  того,  чтобы  почувствовать  облегчение,
прошло слишком мало времени, он почувствовал его -наличие  пилюль  оказалось
даже более важным, чем их  прием.  Ощущение  было  такое,  как  если  бы  он
находился под влиянием
     луны или приливов, или как будто  он  достиг  ее.  Это  была  громадная
мысль, трепетная и все же пугающая, с оттенками вины и богохульства.
     Если она вернется сейчас...
     - Хорошо, ладно. Я получил сообщение.
     Он заглянул в коробки, стараясь определить, сколько упаковок он мог  бы
утащить, чтобы она не заметила, что маленький мышонок по  имени  Пол  Шелдон
побывал в ее кладовке.
     Он пронзительно хихикнул при этой мысли и вспомнил,  что  лекарство  не
сразу действует на его ноги. Он  попросту  привык  к  нему,  если  объяснять
доступным языком.
     Действуй, идиот. У тебя нет времени наслаждаться бездействием.
     Он схватил пять упаковок -  всего  тридцать  капсул.  Он  вынужден  был
удерживать себя от того, чтобы не  взять  больше.  Он  перемешал  оставшиеся
пузырьки и упаковки, надеясь, что в результате  здесь  все  будет  выглядеть
более или менее также беспорядочно, как  было,  когда  он  впервые  заглянул
сюда. Он закрыл крышку и закинул коробку обратно в шкаф.
     Послышалось приближение машины.
     Он  выпрямился,  глаза  расширились.  Руки  упали  на  ручки  кресла  и
вцепились в них с панической силой. Если  это  Энни,  то  он  пропал,  всему
конец. Он никогда не сможет добраться до  своей  спальни  вовремя  на  своем
норовистом, слишком большом  рысаке.  Может  быть  ему  удастся  прибить  ее
шваброй или еще чем-нибудь, прежде чем она свернет ему шею, как цыпленку.
     Он  сидел  в  кресле  каталке  с  упаковками  Новрила  на  коленях,  со
сломанными и твердо торчащими перед ним ногами и прислушивался,  проедет  ли
машина мимо или завернет.
     Звук бесконечно усиливался, а затем начал утихать.
     О'кей. Тебе нужно еще графическое предупреждение, Полдетка?
     В самом деле он не желал этого. Он бросил последний взгляд на  коробки.
Они смотрелись примерно так же, как когда он увидел их  впервые  -  хотя  он
глядел на них сквозь болевой туман и не мог быть  полностью  уверен.  Но  он
знал, что упаковки лекарств могли лежать  совсем  не  произвольно,  как  ему
сначала показалось. У нее была повышенная  чувствительность  неврастеника  и
она могла точно помнить местонахождение каждой коробки.  Она  могла  бросить
случайный взгляд сюда и сразу же понять каким-то необъяснимым способом,  что
произошло. Это предположение вызвало не чувство страха, а скорее покорность,
смирение - ему нужно было лекарство и ему как-то удалось сбежать из  комнаты
и заполучить его. Бели за этим последует наказание, он его примет по крайней
мере с пониманием, т. к. ничего другого он не мог делать,  кроме  того,  что
сделал. Из всего того, что она сделала  ему,  это  смирение  было,  конечно,
симптомом самого худшего: она превратила его  в  сломленное  болью  животное
совсем без морального права выбора.
     Он  медленно  направил  каталку  через  ванную,  оглядываясь  назад   и
убеждаясь, что не сбился с пути. Раньше такое путешествие заставило  бы  его
кричать от боли, но сейчас боль исчезала, как бы сглаживалась.
     Он въехал в холл и остановился, т. к. ужасная  мысль  внезапно  осенила
его: а что,  если  пол  в  комнате  был  немного  влажным  или  даже  слегка
запачкался...
     Он пристально уставился прямо перед собой. Через минуту мысль,  что  он
мог оставить следы на чистом белом кафельном полу, была так  навязчива,  что
он действительно увидел их. Он встряхнул головой и посмотрел снова.  Никаких
следов. Но дверь  была  открыта  больше,  чем  раньше.  Он  покатил  вперед,
развернул кресло немного вправо, чтобы можно  было  перегнуться  и  ухватить
ручку двери; и слегка прикрыл ее. Пригляделся, затем еще немного подтянул ее
к косяку. Вот так. Теперь все в порядке.
     Он потянулся к колесам, намереваясь развернуть кресло и  направить  его
обратно в свою комнату, когда неожиданно  понял,  что  находился  поблизости
гостиной, а в гостиной у большинства людей телефон и...
     Внезапная мысль, как вспышка молнии над туманным лугом, озарила его.
     Алло,  Сайдуиндер.  Полицейский  участок.  Дежурный   офицер   Хамбагги
слушает...
     Послушайте меня, офицер Хамбагги. Послушайте  очень  внимательно  и  не
перебивайте, потому что я не знаю, как долго смогу говорить. Я - Пол Шелдон.
Я звоню вам из дома Энни Уилкз. Я нахожусь у нее в заточении по меньшей мере
две недели, а может быть и месяц. Я...
     Энни Уилкз!
     Немедленно приезжайте. Пошлите  машину  скорой  помощи.  И  ради  бога,
приезжайте сюда раньше, чем она вернется.
     - Раньше, чем она вернется. О, да. Замечательно.
     Что заставляет тебя думать, что у нее  есть  телефон?  Кто,  когда-либо
слышал, как она говорила по телефону? Кто-нибудь звонил ей? Ее добрые друзья
Ройдманы?
     То, что ей не с кем болтать по телефону целый день,  не  означает,  что
она не способна понять, что бывают несчастные случаи;  она  может  упасть  и
сломать руку или ногу, сарай может загореться...
     Сколько раз ты слышал, чтобы звонил этот телефон?
     Но в наше время это необходимость? Телефон должен  звонить  по  меньшей
мере раз в день, в противном случае его отбирают? Кроме того, большую  часть
времени я был без сознания.
     Ты упускаешь свое счастье. Ты упускаешь свое счастье и ты знаешь это.
     -  Да,  он  знал  это;  но  мысль  о  телефоне,  воображаемое  ощущение
прохладного черного пластика  под  пальцами,  щелчок  вращаемого  диска  или
непрерывный гудок после  набора  0  -  перед  этим  соблазном  очень  трудно
устоять.
     Он манипулировал на  своем  кресле  до  тех  пор,  пока  не  изловчился
поставить его точно напротив гостиной, и затем въехал в нее.
     Воздух в комнате был затхлый, пахло плесенью. Хотя шторы на полукруглых
окнах, из которых открывался прекрасный вид на  горы,  были  опущены  только
наполовину, комната казалась слишком темной. Преобладал  темнокрасный  цвет,
как будто кто-то пролил здесь большое количество венозной крови.
     Над камином  висела  затушеванная  фотография  женщины  отталкивающего,
неприятного вида с крошечными  глазками,  глубоко  посаженными  на  мясистом
лице. Розовые с синеватым отливом губы поджаты.  Фотография,  вставленная  в
позолоченную рамку стиля рококо, была размером с портрет  президента,  какой
обычно висит в вестибюле почтамта в  крупном  городе.  Полу  не  нужно  было
удостоверение личности, чтобы узнать в нем мать Энни.
     Он покатил дальше в комнату.  Левое  колесо  каталки  задело  маленький
столик, на котором стояли безделушки. Они зазвенели, ударяясь друг о  друга,
и одна из них - керамический пингвин на керамическом куске льда -  упала  на
бок.
     Не задумываясь, он бросился и подхватил ее. Жест был почти нечаянный...
и затем последовала реакция. Он крепко сжал пингвина в кулаке, пытаясь унять
дрожь.
     - Ты подхватил его без труда, хотя